Аура

Некоторое время Эдмунд смотрел на стремительно темнеющее небо, которое россыпью покрывали звезды. Не так много, как хотелось бы, как вдали от городской суеты и множества электрических огней, где можно не спать ночами, изучая звездное полотно, и каждую ночь открывая для себя что-то совершенно новое. Но все же особо яркие звезды в ясную прохладную ночь было отчетливо видно. Отчего-то Шклярский не хотел заходить в помещение, даже несмотря на крепчающий холод, хоть и не любил мерзнуть, предпочитая тепло и уют. Он не знал, сколько времени стоит здесь. Понимал лишь, что достаточно долго для того, чтобы часть выдыхаемого воздуха начала превращаться в чуть заметный пар от холода. Но вскоре тихо скрипнула балконная дверь. Шклярский обернулся на внезапного гостя. Тот замер в дверях, не решаясь сделать еще шаг. — Ты что-то хотел? — спокойно спросил Маэстро, слегка заметно приподняв брови. — Нет… просто хотел узнать, все ли у тебя в порядке, — казалось, Корчемный был чем-то смущен. Опять. — Спасибо, конечно, но, Марат, я взрослый, и даже слишком, человек. Со мной ничего не случится на балконе. Басист потупил взгляд и переминался с ноги на ногу. «Отчего же ты такое чувствительное создание…» — подумал про себя Эдмунд. Ненадолго повисло молчание. — Иди сюда. Все… хорошо, — Шклярский не был мастером утешений, да и поводов для утешения, на самом деле, не было, но все же он посчитал нужным сказать это, голословно заверить немного неуклюжее и постоянно смущенное блондинистое создание в том, что ничего не случилось такого, что должно было его расстроить. Марат в два шага оказался около партнера и тут же обратил внимание, что тот стоит в одной рубашке и явно замерз. Корчемный молча снял свою куртку и так же молча протянул ее Маэстро. Тот оценивающе посмотрел на блондина. — На тебе одна водолазка. — А на тебе одна рубашка. Эдмунд хотел было поспорить, но по взгляду партнера понял, что не стоит, поэтому принял куртку и накинул на свои плечи, благодарно улыбнувшись. — Почему ты здесь так долго? — поинтересовался басист. — Думал, — коротко ответил Шклярский. — О чем? — совершенно автоматический вопрос. «О тебе. О нас», — промелькнула мысль в голове музыканта, но она не была озвучена. Он никогда не любил произносить такие простые фразы, которые на самом деле говорили лишь о малом, даже если того требовала ситуация. Даже если это было правдой. — Взвешивал некоторые события моей жизни. Анализировал свое мировоззрение. Рассуждал над положением некоторых людей в моем мире. — И к какому выводу пришел? Эдмунд перевел взгляд на Марата. Нельзя не признать, что ему нравилась его непосредственность. Говоря максимально честно, Шклярский не любил это качество у других людей. Но он — не другие люди. У других людей нет такого очарования, их волосы не так мягко треплет прохладный ветер, в их взгляде нет такого безграничного тепла. Музыкант невольно улыбнулся своим мыслям. — К такому, что природа и судьба привнесли в мою жизнь нечто удивительное и прекрасное, — честно ответил Эдмунд, с улыбкой наблюдая за тем, как легко развеваются на ветру светлые волосы басиста. Марат тепло улыбнулся и сжал ладонь партнера своей. — А если бы не природа. Мы все равно сошлись бы? Шклярский мог сказать, что это сложный вопрос, начать рассуждать о множестве разных вариаций развития событий при тех или иных обстоятельствах, но понимая, что этому нежному существу нужно не это, озвучил то, во что сам верил, во что хотел верить: — Да. Я бы все равно к тебе привязался, а затем все равно до одури полюбил. Полагаю, что бы не происходило, как бы жизнь не повернулась, итог один. Губы басиста вновь растянулись в улыбке счастливого человека. — Тебе не холодно? Может быть зайдем? Эдмунд согласно кивнул, и мужчины вернулись в помещение, захлопнув за собой балконную дверь. Комната пустовала. — Где Сережа и Леня? Ушли уже? — задал скорее риторический вопрос Шклярский. Марат лишь утвердительно кивнул и опустился в кресло. Маэстро снял с себя его куртку, положил на диван и вышел в коридор за своей. Вернувшись в комнату, он обнаружил, что блондин все так же сидит в кресле, и, кажется, читает заголовки лежащей на журнальном столике газеты. — Ты домой собираешься, Марат? — М… нет, Эд. Я тут посижу, может потренируюсь. Мне сейчас вообще басуху из рук выпускать нельзя. Шклярский покачал головой. Он прекрасно знал, что дело скорее не в этом, а в том, что Корчемный иногда не хотел возвращаться к себе в квартиру. Говорил, что ему там неуютно. Что там пусто и всегда холодно. Лидер культовой группы надел свою куртку, затем поднял с дивана куртку бас-гитариста и протянул ее ему, на что получил удивленный взгляд и немой вопрос. — Я еду на дачу. Ты можешь поехать со мной. Семья дома… и не надо отказываться, хотя бы поспишь нормально. С твоим ростом ты даже не помещаешься на этом диване, — быстро добавил Эдмунд только заметив, что басист собирается возразить.

***

Шли они молча. Не потому, что нечего сказать, просто не было смысла искусственно создавать разговор, когда молчание оказывалось достаточно комфортным. Тишину нарушал негромкий свист поднявшегося ветра, шелест листьев, которые легко срывались с веток деревьев и с тихим шорохом опускались на асфальтированную дорожку, лай собаки вдалеке. Иногда мимо проезжали редкие машины. На самом подходе к даче Шклярских оба мужчины замедлились, вглядываясь в дом, в окнах первого этажа которого был зажжен свет. — Разве семья не дома? — удивленно спросил Марат. — Должна быть дома. Возможно, кто-то забыл свет потушить… Эдмунд зашел во двор и направился к двери. Корчемный не отставал от него. Дверь открылась раньше, чем они успели подняться на крыльцо. Стоящий на пороге юноша немного неловко улыбнулся. — Привет, пап. Здравствуй… Марат, — пытаясь скрыть легкое удивление поздоровался с пришедшими молодой человек. — Привет, Стас. Почему ты не дома? Опять с мамой повздорил? — Нет, нет, — младший Шклярский отрицательно помотал головой, — мама у теть Наташи, а меня Алина «попросила» сюда. Добровольно-принудительно. Маэстро не сдержал легкий смешок, после чего пожал плечами и зашел в помещение, жестом позвав немного сконфуженного Марата за собой. Станислав закрыл за всеми дверь. — Ну… если буду нужен — я наверху, — только и успел сказать юноша, как и след его простыл, про его недавнее присутствие напоминал только звук быстрых шагов по лестнице. Все еще слегка смущенный басист смотрел ему вслед, чуть склонив голову на бок. В отличие от многих ситуаций, когда смущение было неуместным, сейчас оно было вполне оправданным и даже логичным. — Иди в гостиную, Марат. Я чай сделаю, — Эдмунд сделал два шага в сторону кухни, но остановился, о чем-то задумавшись, — или… покрепче что-нибудь? — Если можно, — после небольшой паузы ответил Корчемный, наконец отведя взгляд от лестницы. — Естественно можно. Даже если бы я хотел, я бы не смог запретить. Я ведь тебе партнер, а не отец, — беззлобно усмехнувшись ответил Шклярский, заходя на кухню. — Да, но я здесь гость, — практически зеркально отразив усмешку подытожил блондин и направился в гостиную. В комнате было темно. Марат щёлкнул выключатель и сел на кресло около не запаленного камина. Со второго этажа раздавались звуки гитары, тихо, но все равно слышно. Мелодия незатейливая, пару раз прервавшаяся и начатая сначала, но, как отметил для себя басист, который невольно заслушался, весьма приятная. Через пару-тройку минут в гостиную зашел Шклярский, держа поднос с двумя низкими стаканами, бутылкой виски и тарелкой, в которую были нарезаны найденные в холодильнике фрукты. — А говорят, что природа отдыхает на детях гениев… — задумчиво протянул Корчемный, когда Маэстро поставил поднос на тумбу. Эдмунд лишь слегка улыбнулся, наливая виски в стаканы, не сказав на это ни слова. В этот момент одна из лампочек в люстре замигала, обращая на себя внимания мужчин. — Демоны, не иначе… — вкрадчиво прошептал бас-гитарист. — Или лампочка перегорает. Будто подтверждая слова Шклярского, лампочка моргнула в последний раз, щелкнула и погасла насовсем. — Эх, ты! — воскликнул Марат, — с демонами было бы интереснее. Господи, как скучно мы живем! В нас пропал дух авантюризма!.. Эдмунд невольно рассмеялся, протягивая партнеру стакан. — Надеюсь, в окно ты не полезешь. Маэстро выключил люстру, толку от которой было мало, так как перегорела уже не первая лампочка, и включил вместо нее два настенных светильника по бокам от камина. Свет от них был неяркий, но достаточный, чтобы освещать часть комнаты. Музыкант взял свой стакан и сел во второе кресло. Какое-то время мужчины молчали, иногда делая по глотку виски, а гитарная мелодия все не стихала. Первым молчание нарушил Шклярский. — Тебя смущает присутствие Стаса? — Не очень. Но слегка… да, — честно признался Марат, — но с этим ничего не сделать. — Не переживай. Он не болтливый, и точно знает, что говорить можно, а что не стоит. — Да, я понимаю. Просто меня бы, будь я на его месте, смутило бы то, что папка явился поздним вечером на дачу и привел друга. — О, он лишь немного удивился. К тому же, Стас знает, что мы не совсем друзья, — спокойно сказал Эдмунд, делая небольшой глоток виски. — Погоди, то есть как это, — басист в удивлении помедлил, — знает? Ты с ним разговаривал об этом? — Если ты спрашиваешь про долгий разговор отца и сына о том, как устроен мир и некоторые люди — нет, этого не было. Но как-то раз он задал соответствующий вопрос и получил на него честный ответ. При всем желании, я бы не смог этого утаить от него. Он ведь как я, так же видит, и он достаточно взрослый, чтобы адекватно оценивать ситуацию и все взвешивать. — Не знал, что он тоже видит ауры. Ну, да ладно, ты прав, он парень рассудительный, особенно для своего возраста, — чуть кивнув сказал Корчемный и осушил стакан. Тем временем гитара смолкла. Эдмунд тоже допил виски и поставил стакан на поднос. — Не знаю, как тебя, а меня в сон клонит. Предлагаю ложиться спать. — Предложение принято, — Марат улыбнулся уголками губ и отставил свой стакан. — Где ты хочешь спать? — В гостевой, пожалуй. Будучи честным, Марат не отказался бы от того, чтобы спать в одной комнате с партнером, но Стас парень хоть и не болтливый, смущать его как-то не хотелось. Шклярский кивнул, оба мужчины встали с кресел и направились на второй этаж, где разошлись по комнатами: хозяин дома — в свою, а басист — в гостевую, что была через стенку. Надо признать, блондин тоже был достаточно уставшим, хоть день и не был трудным. Впрочем, сонливость после полуночи — нормальное явление для любого человека. Не пытаясь противиться своему организму, Корчемный подтянул тяжелое одеяло на себя и собрался засыпать, но его планы нарушил стук в прикрытую, но не закрытую до конца дверь. — Марат, не спишь? Можно зайти? — негромко спросил Станислав и, получив утвердительный ответ, хоть и удивленным тоном, тихо зашел в комнату, — я тут поговорить захотел…