Зазеркалье

Сегодня был тяжелый день. Ночная смена, после которой так и не удалось нормально отоспаться, бурный скандал соседей за тонкими стенами и настроение, еще с предыдущего вечера упавшее ниже плинтуса. Глаза закрывались, но сон так и не приходил. Слева от разложенного дивана на стуле стоял раскрытый включенный ноутбук, от которого тянулась пара наушников до самой подушки. Музыки не было слышно, только тихое гудение напоминало о том, что время все же движется. Да, с неохотой, медленно, но верно завершало еще один день в веренице таких же серых и никчемных дней. Вечный Вконтакте, открытый практически целыми сутками напролет, очередной удаленный диалог, сообщения которого он так и не прочел, и мысль, посещавшая его все чаще и чаще, — удалить свой аккаунт на время, отдохнуть от навязчивых бездушных предложений «потрахаться» или «подрочить в скайпе». Потянувшись за сигаретами, и уже чиркнув зажигалкой, он остановился, так и не прикурив. «Не надо» — пронеслось в голове. Встал, натянул джинсы и футболку, подцепил домашние сланцы в коридоре и вышел на улицу. Морозный воздух тут же сковал все его тело и хлестко ударил по лицу. Если это, конечно, можно было назвать лицом. Четырехдневная щетина уже заметно доставляла дискомфорт, но лишний раз смотреть на себя не хотелось. Покрасневшие глаза и темные круги под ними от постоянного недосыпания не делали его лучше. Отправив окурок в помятую подъездную урну, он не стал заходить обратно домой, в тепло. Поежился, повел плечами, сложил руки на груди, но так и остался стоять. Смотрел вперед, туда, где над горизонтом возвышались темные трубы и прочие «шедевры» из бетона и металла, созданные заботливыми руками современной индустрии. Вот она, моя реальность, — хмуро подытожил он свои наблюдения. — Умрешь, и не заметишь, что уже давно мертв. Все так же будильник, дорога, работа, вкалываешь, чтобы жить. А сам даже не знаешь, так ли это? Мысли были прерваны кем-то выходящим из его подъезда и хлопнувшего железной дверью. — Закаляешься? — с усмешкой спросила Тамара Павловна бодрым голосом, соседка по площадке. — Нет, покурил вот, — он достал ключи и снова открыл дверь, — сейчас зайду. Тамара была хорошей женщиной. Иногда стучалась к нему, пирожки предлагала. Говорит, сын обещал приехать с семьей, но не смогли, дороги замело. Предлагала настойчиво, аргументируя тем, что пропадет еда. Он не отказывался, благодарил сердечно, а потом ее коту полуслепому на рынке килограмм мойвы покупал. Тамара охала и все приговаривала: как же такой жених, да и без невесты все?! Но ирония даже не в том, что не невесты нужны были ему. А в том, что на такого жениха никто и не позарится. Он вспомнил, как на него смотрела Тамара Павловна, когда впервые увидела его в подъезде. Он только переехал, и все свои небольшие пожитки — пара больших сумок, да три коробки — на крыльцо из багажника такси выгружал. Хозяйка квартиры, в которой он снимал только одну комнату, сказала, что задерживается на работе. Деваться некуда, стоял ждал. Ключей у него не было, а на улице буйствовал мороз. Колкий, цепкий, пробирался через его легкую, совершенно не по погоде, куртку, опоясывал над приспущенными джинсами и хлестал по щекам. Глаза слезились, а руки уже начинали засыхать от холода. Так бы и застыл, и грош цена была бы такому памятнику, но тут пыхтя в пуховую шаль, из подъезда выбежала женщина. Никого и ничего не замечая вокруг, она устремилась куда-то через двор, перебралась через забор и некоторое время махала на кого-то руками. Возвращалась она уже с большим черным котом на руках, причитая и цыкая языком, женщина учила окоченевшее животное уму-разуму и все никак не могла успокоиться. На этой же волне и таким же поучающим и чуть упрекающим тоном она и обратилась к нему: — А вы бы, молодой человек, не стояли на проходе, а то из-за ваших сумок даже дверь толком не открыть! — Извините, — пробормотал он, уже отодвигая сумки в сторону, — вот, проходите. — А вы к кому? — кажется, она уже смягчилась и решила проявить участие в общественной жизни дома, в котором жила. — Переезжаете что ль? — Да, я жду хозяйку квартиры, она задерживается. — А, так ты к Алексеевой? — Да, — кивнул он. — Так чего ж ты здесь мерзнешь?! Ну-ка, давай, тащи свои манатки в подъезд, там подождешь. Она открыла дверь и стала ее придерживать, пока он быстренько заносил все свои немногочисленные вещи. — Спасибо вам, — поблагодарил он, пропуская ее вперед и тихонько, чтобы не хлопнула, прикрывая дверь, — а то я и вправду уже начал замерзать. — Да я уж вижу, — засмеялась она, поднимаясь по лестнице на первый этаж, который был единственным местом, освещенным тусклой лампочкой под самым потолком. Когда женщина развернулась, чтобы сказать что-то еще, и посмотрела на него, ставшего прямо напротив света, ее мысли оборвались. Кажется, она даже забыла, о чем начала говорить. Ну, вот, — невольно подумал он, — сейчас опять начнется. Но, вопреки всем его ожиданиям, то, чего он очень не любил — расспросов — не произошло. Тактичность взяла верх над любопытством, и женщина протянула руку. — Я — Тамара Павловна, буду вашей соседкой. Вот моя квартира, — она указала рукой вправо, — третья. — Очень приятно, — улыбнулся он и тоже представился. Тамара познакомила его с Васенькой, сказала, что это самый умный кот в мире, потому что он никогда не убежит дальше обозначенного дерева, и что он очень любит сырую мойву. В ответ парень улыбнулся и сказал, что очень любит котов, и что не прочь бы завести, да жилье пока не то… Позже, когда он заселился, и даже успел получить свою первую зарплату, он гулял по городу и совершенно случайно наткнулся на рыбный киоск. Поинтересовавшись наличием мойвы и получив утвердительный кивок замерзшей на ледяном ветру продавщицы, он взял килограмм и направился в сторону своего нового дома. В подъезде он наконец-то снял шарф с лица, которым был укутан по самые глаза, и позвонил в ее дверь. Открыли не сразу, и он уже почти собрался уходить, когда послышались шаги и щелчок открывающегося замка. — Здрасьте, — тихо сказал он. — Тамар Павловна, это вот, Васеньке гостинец. — Да ты что! — вскинула она руки. — Ну, зачем ты? Да не надо было! — Возьмите, пожалуйста. Я же в благодарность. Женщина посмотрела на него внимательным пристальным взглядом и молча кивнула. Люди привыкали к нему. Конечно, сначала рассматривали, расспрашивали. Он отвечал односложно, давно заученными фразами, четко давая понять, что ближе заданной дистанции приближаться не стоит. Но потом, спустя некоторое время, они уже не замечали этого. Он быстро обучался, со всеми находил общий язык, и всегда с юмором подходил к любой ситуации. У него появились хорошие знакомые, которые иногда приглашали его на домашние посиделки, вместе выпить по пивку, посмотреть Олимпийские игры, но не более того. В ночные клубы, сауны и на базы отдыха его никто не звал. Ни к чему было портить общую картину. И он понимал. Смотрел на себя в зеркало, иногда плакал, но понимал. Ведь больше ничего другого не остается. Ведь если не будет хотя бы этого понимания, то можно сразу в петлю. Но… жить можно. Можно не смотреть на себя так часто, а зимой кутаться шарфом до глаз. Можно отшучиваться без конца. Или просто не замечать взглядов других. Наверное, даже можно привыкнуть к этому. И жить.