ID работы: 5136376

Нежеланное сбывшееся (рабочее название)

Гет
PG-13
В процессе
323
автор
_Джо_ бета
Размер:
планируется Макси, написано 218 страниц, 17 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
323 Нравится 124 Отзывы 124 В сборник Скачать

Часть 15.

Настройки текста
Прости меня бабушка. Ты перестала мне сниться, и вот же как пять месяцев я не вижу твоего лица и улыбки. Я чувствую глубокую вину, мне кажется словно я предала тебя. Но с этим одолевает страх. Будто как ты перестала мне сниться, с тобой что-то случилось по ту сторону реальности. Во снах я хожу в пустоте, лесах, дворцах, пытаюсь найти тебя, но ничего не получается. Слезы душат, но я сдерживаю соленые капли из-за общения данного себе самой. Я начинаю набираться сил и слезам нет места в моей жизни на данный момент. Наверное это глупо — заводить дневник. Я когда-то мечтала вести толстую книгу со своими мыслями, желаниями, излагать все свои эмоции на бумаге. Эта книга бы крепилась железным миниатюрным замком, а ключик от замка висел бы у меня на шее вместо цепочки. Я бы таскала его везде-везде, и когда подросла, то обязательно прятала бы этот дневник под своим матрасом, как это делают множество девочек в американских фильмах. Но сейчас я веду дневник не как в сериале. Я веду дневник от страха забыть прошлое. Тебя, маму, брата, проведенное время в школе и техникуме. Я боюсь стать полноправной частью этого волшебного-опасного мира и потерять свою сущность. А для меня сущность — это память. Я помню твое лицо: каждую черточку, каждую папиллому на веках, каждую старческую складочку. Дай мне карандаш и я, наверное, смогла бы тебя нарисовать, хотя раньше таким не помышляла. Я выплескиваю свои сумбурные мысли на эти желтые, толстые и грубые листы, и кажется что ноша на плечах становится легче, легкие покидает тяжелый воздух вины и горечи, а надежда в будущее светлеет и мне не кажется таким глупым идти искать волшебных существ, что могут отправить мою тушку обратно домой. Слышишь бабушка? Я надеюсь и верю. Я так скучаю. Все эти незнакомые лица словно маленькие царапинки в моей голове, памяти. Люди здесь есть и добрые, и злые. Кому-то хочется довериться, кого-то хочется опасаться и желательно с ним не видеться больше никогда. Здесь все отличаются друг от друга. Внешностью, характерами, прямо как мы. Но этот мир так похож на ожившую сказку «Алладин» или «Тысяча и одна ночь», «Али-Баба и сорок разбойников». Словно города, люди сошли со страниц сказок и создали свою вселенную, перемешавшись ролями. Такие яркие, уверенные в себе люди, нежели я — словно белая ворона. Как котенок в новом доме, обхаживающий свои владения. Хотя мне до «владений» далеко. Я ищу обратную дорогу домой. Это будет долгий и трудный путь, что мне предстоит пройти в осуществлении своих целей, но я не посмею сдаться. Я еще обниму тебя, бабушка. Поссорюсь с мамой и дам пендаля идиоту-братцу. Схожу на пары, сдам зачеты и закрою на «хорошо» сессию. Обязательно порадую тебя хорошими новостями и мы купим недорогой тортик, устроим чаепитие и посмотрим какую-нибудь ванильную мелодраму русского кинематографа. Мама как всегда будет возмущаться нашей идиллии, пойдет, якобы, нам назло, проводить время со своим вторым ребенком. Сколько же у меня было попыток вести дневники? Мама покупала как-то специальную небольшую книжечку, куда я мелкая писала свои корявые мысли корявым почерком. И ты нашла его, без труда посмотрела в мои оскорбления. Адресованные тебе. За которые мне стыдно по сей день. Я тогда не знала, что маме по большему счету на меня плевать, не понимала, что друзья у нее порой бывают на первом месте, и что по настоящему любила меня именно ты. Ты плакала, читая оскорбления, а мама всыпала ремня. Хорошего такого, проревела я своей комнате около вечера, пока красная и опухшая от нытья не пошла просить прощения у тебя. Ты простила, ты всегда так делаешь. Но знаешь бабушка. Мне стыдно. Я часто начала это вспоминать, скучая по тебе. Все свои косяки и глупые всклоки, как порой кричала на тебя. Просила прощения, и мы вместе плакали. Мне за все стыдно, и даже в моменты где были виноваты мы обе, или ты, я плачу, мне стыдно и на поводу этих эмоций я хочу зарыться глубоко головой в песок. Я обещаю себе последние пять лет, что выучусь начну работать и уеду куда-нибудь далеко, забрав тебя с собой. Хочу чтобы ты хоть раз съездила на море или отдохнула в санатории. Вдали от меня, матери, обнаглевшего внука и всех проблем. Чтобы окунулась в это беззаботное время, наделала фотографий на память и вспоминала эти счастливые моменты с улыбкой на лице. И все-же попыток вести личную тетрадь было много. Настолько много, что ты, после уезда матери, часто ругала за испорченные тетради. А они после кидались в топку или мусорку — мой интерес к вспыхнувшему желания быстро пропадал. Сейчас, записывая эти первые строчки, я надеюсь, что не заброшу эту писанину. И что эти моменты отпечатаются в моей памяти, как эти слова на бумаге. Бумага под пальцами чуть ли не хрустит, не смотря на толщину папируса. По краям и в серединах строк видны жирные кляксы темно-серых чернил, а пляшущие буквы по краям становятся неровными из-за крупного плетения бумаги. Кажется она сделана из сахарного тростника, но я не уверена. И все-же глупо наверное заводить дневник такого формата. С толстой бумагой, точнее ее подобием, хранить ее в небольшой дорожной сумке туго скрутив. Писала я на своем родном языке, не осмеливаясь писать буквами этого мира, опасаясь просто напросто запутаться и забыть все то, что я старательно выводила. Блондин одобрил покупку дорого материала, хоть и не самого качества, аргументируя свое позволение моим состоянием: душевным и физическим. Будучи находясь в нестабильности, переживая стрессы и депрессии мне нужно было куда-то девать свою эмоциональную нагрузку. Решение пришло быстро и до банальности простого исполнения. Завести личный дневник, куда бы я писала все, о чем переживала, радовалась. Рынки города были снабжены нужным материалом, но цены кусались и пришлось выкинуть на стойку половину моего скудного состояния — того что я заработала и того, что я получила с продажи последней золотой цацки. Тетка, державшая ломбард, с горящими от восторга глазами рассматривала золотые стринги и прикладывала к своей немаленькой филейной части, состоящей из нескольких жировых складок. Вещица явно была ей мала, но женщину не смущали ни ее габариты, ни размер интимных трусиков — она быстро вытащила из-под лавки мешочек золотых и вручила мне, причмокивая яркими красными губами, последовательно теребя густые завитые локоны. Партевия оказалась бедной страной. Беднее Рема, более чем процветающая Синдрия. Везде ходили бывалые воины в доспехах — ухоженные, чистые, накормленные досыта, когда обычные горожане голодали привалившись к стенам старых обветшалых домов, протягивая исхудалые руки к пасмурному небу, словно видели незримое солнце и тянулись к нему, как цветки. Но цветки эти были иссохшими, тусклыми и болезненными. Юнан пошел вверх по городу, искать приличную гостиницу. Не раз его сочувствующий взгляд падал на беспризорных детей, умирающих стариков и чуть озлобленный на зазнавшихся солдат, что смели порой издеваться над бедняками. Сцепив зубы и опустив взгляд в грязный камень под ногами я сидела на бортике неработающего фонтана, уйдя на приличное расстояние от пригородного порта. Корабль Рема уплыл еще на рассвете, высадив нас и набрав припасы, исчез. В этот момент я поняла, что нужно учится всему: чтению, письму, урокам выживания, экономике стран. Нельзя быть уверенным в чем-то. Нужно уметь решать за себя и выбираться из чрезвычайных ситуаций. Бывают случаи, когда происходит эффект бабочки, и такой у меня может настать в любой момент. Может что-то случится с Юнаном, мною, этим миром. В конце концов по земле этих людей ходит неизвестная аномалия. Когда белые паруса исчезли в лучах восходящего солнца, мне показалось, что началась моя новая жизнь. Словно я сбросила шкуру, как змея, и начала новый путь. Страна отдавала все воинам, армии. Последние крошки хлеба и капли чистой воды. Юнан рассказывал о войнах, о сложной экономической системе, что страны налегают на военную мощь, порой забывая о простых граждан. Я вспоминала Синдбада и его систему правления: Упади его страна в экономическую и долговую яму, последний кусок хлеба он отдал бы голодающим детям. Папирус быстро был скручен и закреплен недлинной веточкой. Выдыхаю и осматриваюсь: туда-сюда снуют жители портового города, мелкие беспризорники воруют черствый хлеб с обветшалых повозок местных «торговцев». Зелень иссохла, меж камней блестят лужи коричневой грязи. — Пойдем, Алекс. Нам нечего тут делать, — рука Юнана аккуратно подхватывает меня под локоть и мое сопротивляющееся тело ведут по безлюдным улочкам. Окна низеньких домишек, словно черные дыры из которых веет холодом, одиночеством, пустотой и смертью. — Тебе их не жалко? — печально интересуюсь, провожая взглядом тоненькую фигурку девчушки, что медленно проплыла рядом с нами. Такая серая и непримечательная, словно давно испустила дух и только ее пустая оболочка снует меж таких же серых улиц. Голубые глаза наполняются печалью и скорбью, но скорбь не отдает жалостью. Скорее в ней чувствуется эта твердая уверенность, что ничего не изменится и исправить весь этот хаос вряд-ли получится. — В каждом городе или стране всегда есть те, кто будет страдать всю свою жизнь. Они словно пушечное мясо, словно низшее звено в цепи питание, которым суждено быть съеденным, рано или поздно. Их невозможно спасти, такова участь слабых и бессильных, — рука на локте сжимается, — С этим ничего не поделаешь. Мы шли долго, несколько часов. На пути начали встречаться более богатые дома, с высокими крышами и стенами, окруженные заборами и цветущими садами. Люди ходили с улыбками на губах, а руки не тянулись в надежде получить подачку. Но не заметить еле осязаемый страх перед воинами было невозможно. Люди перед каждым солдатом склоняли головы, кто-то прикладывал руку к сердцу. Солдаты только надменно хмыкали или ухмылялись. Мы же с Юнаном старались не выделяться из толпы. Но с ярко зеленым костюмом и необычной внешностью мага — сделать это было невозможно. В итоге прикупив в ателье плащ, стоящий в два раза дороже той толстой бумаги, купленной в порту, мы направились дальше, стремясь к знакомому Юнана. Как мне объяснил блондин, тот человек является его хорошим знакомым и не раз они путешествовали вместе. То был информатор и если и искать один из знаменитых лабиринтов, так поиски стоит начать с него. К вечеру мы остановились у высоких деревянных ворот с таким же деревянным и высоким забором. У верхушки ограждения виднелась каменная крыша двухэтажного дома, и верхушки карликовых деревьев, наверняка декоративных. Город пропах омерзительным запахом травли простых горожан. Бедных, не имеющих ни денег, ни власти, ни свободы. Каменные улочки походили на удушающий лабиринт, где не было видна конца и выхода, оставалось только умирать среди заполненных торговцами улиц, мечтая о корке хлеба. Рядом с дорогими и роскошными домами снуют туда-сюда торговцы, кто-то стоит под сделанными навесами, с надеждой в жадных глазках заглядываяя в зашторенные окна богатых господ. Морщусь от противных лиц жирных скупердяев, что с омерзением смотрят на бедных горожан, на их пустые лица. Юнан качает головой, прекрасно понимая то, о чем я думаю. Мне омерзителен этот город с множеством снобов и их презрением к беднякам. Словно те не люди, а говно под ногами. Мимо проходят три высокие девы, с водопадами темных волос, облаченные в тонкие шелка. Статные с задранными к небу носиками, они прикрывают лица шарфиками, источая флюиды кокетства. Деланно не обращают внимания на зазывающих их торговцев и бросают сияющие взгляды на Юнана, распознавая в том мужчину. Что удивительно, с его женственными чертами лица и длинной блондинистой шевелюрой. Не мудрено, что его так быстро заметили, блондинов в городе я не встречала.

***

— Давно ты не посещал Партевию, Юнан. Рада тебя видеть, — взгляд янтарных, по краям блекло серых глаз, направлен не на волшебника., а на меня. Словно выворачивая душу наизнанку, словно впереди сидящая старушка может сканировать мои мысли ментально. Несмотря на возраст, человек напротив меня источал чистейшую в себе уверенность и величие, держа спину непозволительно прямо, гордо рассправив плечи. И даже странная конструкция в ногах не портила образ богатой и горделивой леди. В костлявых руках она держала круглую пиалу с горячим чаем, мелкими глотками, как истинная королевская особа, она пила жидкость, совершенно не отводя взгляда. — Я тоже рад вас видеть, госпожа Лиам, — вежливо склонил голову волшебник, сняв шляпу с широкими полами. Отложив ту в сторону, Юнан с легким беспокойством посмотрел на бездвижимые ноги хозяйки поместья. Наверное, в их последнюю встречу, старушка могла передвигать ногами. — Не представишь свою гостью? — янтарь в ее глазах давно потерял яркость и резкость, у краев он посерел пуская нити к зрачку. Но цепкость еще была присуща старушке, отчего я все это время словно находилась на крючке этой Лиам, чувствуя дискомфорт и зуд за ушами. Не выдержав, сжала на мгновение подлокотники и используя как опору, встала, глубоко поклонившись женщине, показывая уважение и благодарность за теплый прием. — Меня зовут Александра, госпожа Лиам! Рада познакомиться! — и выпрямилась, уставившись в глаза женщины. Мне она не нравилась. Она — богатая старушка в расположении имеющая четырехэтажный особняк с тремя садами и немаленьким фонтаном внутри двора. Смотрю на меха, играющие роль ковров, резную мебель, шторы и тюли, сшитые из дорогого материала, расписанные жемчугом и бисером. На статуи из благородных металлов и слуг.Рабов, закованных в кандалы на ногах, и ошейниками на тонких шеях. Без смысла жизни и блеска во взгляде они снуют по дому бесцветными тенями, безэмоциональными фигурами. Кажется, что даже солнечные лучи не трогают их кожи. Богатая, не испытывающая недостаток в деньгах, она вызывала мысль, что имеет нелегальный заработок и все ее убранство — это приобретение вещей через чужие страдания. Она без презрения или жалости смотрит на личных рабов, словно всю жизнь провела с ними. Может она была когда-то рабовладелицей? Или, может, нелегально поставляла кому-то магические артефакты, больно много слышу о таких вещах среди стражи и моряков. Хотя не мне заглядывать в чужой кошель. Слишком правильная и воспитанная, она вызывала во мне инородное отторжение: речью, манерами. Хотя не мне судить ее, старую женщину. Было множество картин написанных масляными красками, девушки с одним и тем же лицом и глазами цвета янтаря. Черные волосы подобно шелку струились по узким плечам, пучки на голове были закреплены всевозможными заколками с впаяными в них драгоценными камнями. Работы были профессиональными, что даже казалось, будто, изображение в позолоченных рамках было сотворено фотоаппаратом, но если присмотреться, тонкие трещины иссохшей краски показывали тонкую ручную работу именно художника. Тонкий длинный нос с небольшими крыльями ноздрей, плавный изгиб губ покрашенных в красную помаду и глаза. С пышными ресницами-веерами, тонкими стрелочками в уголках. Художник даже изобразил мелкие блестки на веках, что делало картину в разы прекрасней. Легкое платье из прозрачного шелка в несколько слоев скрывали аккуратную грудь, а накидочка скрывала округлые плечи, открывая вид только на ключицы. Шея была украшена толстой золотой цепью, будто выделяя эту необыкновенную девушку из портрета. Эта цепочка была ошейником. И печальный взгляд янтарных глаз… Смотрю на богато уставленный яствами стол: различные пироженные и булки, фрукты и повидла, нугу и леденцы. Опять же, как она может так шикарно жить с такой убогой экономикой страны? Юнан рассказывал, что после многочисленных неудачных битв, страна впала в сильный кризис. Началась жесточайшая инфляция на рынке, безработица, что привело к потере этих самых рынков. Жители попросту не могли приобрести товар из-за отсутствия денег и торговцам ничего не оставалось сделать, кроме как покинуть город или же перебраться ближе к обеспеченным домам. Но не только с простых горожан собирали налоги, богачи тоже должны были отдавать часть казны. Некоторые господа отдавали или продавали рабов, дополнительные виллы и особняки, скот, храня при себе минимум богатств. Или прятали от назойливых взглядов стражников. Но эта женщина. По ней не скажешь, что она прячет что-то. — Вам не нравятся мои угощения? — заметив мой взгляд обращенный на столик, старушка медленно тянется к колокольчику, внимательно изучая мои эмоции, — я прикажу пересервировать стол. Юнан тоже заметил мое немного зависшее состояние, за которое я и получила несильный тычок в бок. — Нет-нет! Что вы! Я просто немного растеряна и не знаю к чему притронуться. Здесь все так выглядит вкусно! — поспешно вру, склонив голову. Мне казалось важным проявить все свое воспитание перед женщиной, на каком-то интуитивном уровне. Мне не нравилось мое поведение. Если человек мне не нравился, я не пыталась ему угодить. Наоборот! Я всем своим видом и поведением отталкивала человека, чтобы он вообще не подходил ко мне и не контактировал. Порой поведение выходило за рамки благоразумного, за что я, собственно, не извинялась. А сейчас, при всем мое отторжении к этому человеку, сцепив зубы, я выдавливаю свои манерные замашки! — Лиам, мне бы хотелось узнать о последнем появлении лабиринта Буеро, — ставит чашку на кофейный столик Юнан, спокойно ловя злобно брошенный взгляд старушки в свою сторону. Он спешит перевести тему, и ему это удается. Лиам плотно сжала губы, до их побледнения, кожа на скулах стянулась, отчего побелела и я смогла отчетливо разглядеть ниточки синих и красных капилляров. — Думаю, моя гостья устала после дороги, — колокольчик издает легкий перезвон и минуты не проходит, как за моей спиной материализуется долговязый и длинноволосый молодой человек, кивком показывая присутствие. От неожиданности вздрагиваю и глупо начинаю смотреть на безэмоционального раба. Он медленно идет к коридору, где видна лестница на второй этаж, беззвучно встает у резных перил и терпеливо ждет. Лиам благосклонно кивает, дает разрешение уйти, и также молча я поднимаюсь, немного растерянно смотря на притихшего Юнана. Тот не обращает на меня внимание, буравит теплым взглядом старушку и я понимаю, что в данный момент состоится разговор по душам и мне тут не место. Коридор светлый, за счет множество горящих факелов, просторный. Но рядом с рабом я не ощущаю света, он словно черная тень следует за мной, беззвучной фигурой. Рабов в особняке Лиам больше десятка, если не двух. Все одеты одинаково, у мужчин просторный белые шаровары и плетенные сланцы цвета песков Хелиохапта. Девушки облачены в легкие платья, вручную связанные из длинной белой ткани, но ходят те босиком. Может потому что ни одна девушка, которую я встретила, не вышла на улицу, нежели мужи. Они мертвы внутри, глаза их подобны мутным стеклышкам, а лица серые, без красок. Я вспоминаю свои кандалы и ошейник, вспоминаю то отчужденное состояние, когда я лежала на полу в трюме корабля, среди потных и вонючих тел. Таких же, как была и я. Помню мертвецкую тишину и удушающий запах беспомощности и подсознательного страха быть купленной. В тот момент я осознавала, глубоко в сознании, что меня купят. Какой-нибудь жирдяй, извращенец, садист и так далее. А я ничего не смогу сделать, только если убить хозяина или сбежать. Помню сумбурные мысли выброситься в море. Помню как составляла планы побегов, если не проснусь, ведь это мой сон и я могу делать в нем все, что я хочу. Только сон слишком затянулся. Скосив взгляд смотрю на тень отсвечивающую в стене и не могу сдержаться. Резко поворачиваюсь корпусом назад, заставляя провожатого остановиться. Смотрю на плечи, руки и ноги, не вижу тонких полосочек шрамов, какие имею сама. Глотку рвет жаром и страхом. — Ты знаешь Верон и Данте? Ты когда-нибудь слышал эти имена? — он раб. Он должен был когда-то находится на невольничьем рынке. Верон и Данте после кораблекрушения сразу попали в этот город, закованные кандалы. Может есть шанс что-то о них узнать? Он молчит долго, смотрит себе под ноги, блики факелов оставляют неровные всполохи на лице, которых почти незаметно из-за темно-болотных волос, достигающих ему до талии. Только цепочка между ног, соединяющая кандалы, сверкает под светом. Выжидательно смотрю, всем своим видом требуя ответа. — Я служу госпоже уже двенадцать лет. Сухой голос, совершенно без тона, был мне ответом. Короткая фраза, слова, что гасят мою надежду. Наивная. — А остальные слуги? Кто здесь служит менее полугода? — язык еле ворочается, с замиранием сердца я жду ответ, надеясь на положительный ответ. — Госпожа пять лет не приводила в дом рабов. Комната была просторной, с тахтой-кроватью, прикроватным столиком посередине, парой стульев и комодом. Небольшое зеркало висело у двери, в котором я увидела свое лицо. Кожа покрылась краснотой в некоторых местах, шелушилась. Глаза потеряли блеск и кажется зеленый закрасил карие блики, из-за чего глаза казались еще темнее. — Ресницы поредели, — шепчу, проводя пальцем по коротким волоскам. Из-за долгого плавания в море капилляры в белках вздулись, а у краешек глаз на коже я заметила сеточку морщинок. Маленькие, еле заметные, но морщинки. О внешнем виде мало приятного я могу себе сказать. Не помешали бы масла и крема, хотя бы годик другой отдохнуть в спокойной обстановке и, наконец, начать нормально питаться. Фрукты, конечно, хорошо, но я хотела банальных шашлыков. Мяса. Раздался стук в дверь и я поспешила открыть ее, но никого не обнаружила. Только свою дорожную сумку, которую я по забывчивости оставила еще в гостиной. — Дневник, одежда, бинты, чернила и перо… — перебираю сумку, как в складках одежды вижу знакомый блеск. Гребень из Хелиохапта. Я все же его прикарманила. Обреченно закатив глаза, схватила дорогую вещицу и уже замахнулась выкинуть ее в окно, но внутренний жабеныш душит это желание на корню. Совесть утихает под множеством аргументов оставить себе вещицу и без колебаний прячу расчесочку обратно в сумку. В конце-концов ее можно продать и получить неплохие деньги. О боже! Я стала клептоманкой и меня совсем не мучает совесть! Куда я качусь? — Вас желает видеть госпожа, — шелестит сзади женский голос и вскрикнув от неожиданности смотрю на такую же, как и все рабы, безэмоциональную служанку. Она ведет меня во внутренний двор, довольно-таки просторный. В самом центре сада стоит каменная беседка из колон и навесной тканью в виде крыши. В ней сидит старушка и Юнан, напряженно буравя друг друга взглядами. — Госпожа Александра, — представляет меня служанка и оба смотрят на меня. Во взгляде Юнана я вижу сожаление, а во взгляде старухи — торжество…

***

— Ты просишь невозможное, Юнан, — роняет Лиам, складывая морщинистые руки на колени, — ты прекрасно знаешь, что Лабиринты по вашим частям, Маги. Вы можете указать к ним путь, вы их призываете и помогаете избранным королям — покорить. Юнан спокойно принимает хлесткие замечания, простые факты, которые сам знает не первую жизнь. — Некоторые Лабиринты имеют силу, которая может быть не подвластна даже сильнейшим и искуснейшим. Джины имеющие силы пространства и времени отличаются могуществом, хотя зачастую их недооценивают из-за защитной магии, которой обладают. Но они одни из сильнейших и опаснейших. Умело скрывая способности, они сами скрываться за слоями своей магии, — Маги давно не узнавал о состоянии лабиринтов джинов, которых хотел разыскать. Буёро пропал еще множество лет назад, скрылся в каком-либо из миров, а Базин странствует, передвигается и застать ее не так просто как кажется. — Ты забыл о лабиринтах много лет назад, продолжая охранять Священный Разлом. Стал отшельником. Когда ты последний раз ступал ногой в Лабиринте? — ее тон словно обвиняет в чем-то Маги, но Юнан только тепло улыбается и продолжает просить информацию об интересующем его джине. — Его нужно охранять всегда, много кто хочет через него пройти. И погибают, словно мухи. А я не люблю напрасных смертей и живу на дне чтобы помогать избранным. Так ты мне поможешь? — Мои архивы давно поредели, а сообщники-информаторы канули в лету, с последней миссии. Я мало чем могу помочь, — прицокивает языком Лиам, но резко замолкает, расширившимися глазами смотря на давнего знакомого, — только не говори, что ты хочешь отправить ее покорять лабиринт. Ты не выбираешь избранников, а она слабая, глупая, не имеет манер и совершенно потерянная. Словно в изоляции всю жизнь жила, — колкость слетают с ее старого языка, как дротики в мишень. Но Юнану плевать. Он прожил больше этой смертной, все его реинкарнации, он знает на что идет и понимает. Ему нужна только информация, которой он не владеет. Он Маги, он должен защищать снова созданный Соломоном мир, и должен помочь Алекс вернуться домой. — Лиам, прошу Вас помочь мне. За оплатой не убудет. — Зачем она тебе? — Вам это незачем знать. — Зачем. Она. Тебе? Глупая и бесхребетная? — чеканит каждое слово, раздираемая любопытством и гордостью. Она должна знать все. Она Информатор. Она один из больших архивов. И пусть недавно она произнесла слова, ущемляющие ее гордость, но это одна из уловок по вытягиванию новых знаний. А они правят миром. Они важнее денег, богатств и даже силы. — За информацию ты всегда брала деньги, прошу придерживаться этой схемы и сейчас! — настаивает Маги, понимая чего хочет старуха. Хочет быть в курсе всех новостей, но этому не бывать. — Отправляйтесь в Сасан. Может там что-то и найдете. Как только решишь закончить поиски в городе, отправляй ее ко мне, на половину года. Без нее отправляйся в другую точку, если ничего не найдешь. Юнану ничего не остается делать, кроме как согласиться на условия главного Информатора Партевии. Он не сомневается в данном слове, соглашается и просит позвать Алекс, уже представляя какой разнос она устроит. С недавних пор страх в ее глазах угас, не полностью, но пламя стало меньше. Появилась непокорность и желание биться, грызть чужую плоть, добиваться своего. Просто так она здесь не останется, Юнан это знает и уже продумывает диалог, который сможет вразумить девчонку. Лиам была из знатного рода. Древняя кровь еще в детстве пробудила в ней гордость крепче чем скалы и упрямство с хитростью коварней гадюки. Она добилась власти и места под королевским солнцем своими силами, осталась вдовой в семнадцать лет, так и не родив наследников и не выйдя замуж вновь. Она смогла провести своего отца и мать, дождавшись смерти, оставшись богатой вдовой. И ей было плевать на своих родителей, которые отдали ее, тринадцатилетнюю, замуж за толстого господина, одного из помощников казначея при дворе. Юнан знал Лиам с детства, знал историю ее жизни и только из-за ее успехов и достижений обращался на «вы». Горделивая, хитрая, она решила начать свое дело, понимая, что при нынешней экономике она быстро раздаст за налоги все свое нажитое смертями богатство. Муж был мертв не по естественным причинам, яд Весокосной кобры, одной из опаснейших, был ей союзником в хитром плане убийства нареченного мужа. Толстая свинья любила поесть раз восемь в день и пить вино бочками. Половина состояния хряка уходило на его пропитание и алкоголь. В конце концов, в месть родителям и мужу, она отравила практически весь дом: Те кто боялся тирании мужа, не смели трогать провиант господина — остались живы. А те у кого руки загребущими были… Помойная яма была их наказанием, а мужу костер с ярким пламенем. Она много читала, много слушала и многое подмечала. Цепкий нрав хватал все, и к двадцати семи Лиам смогла установить свою информационную сеть в городе, где ее шпионы работали даже в дворцовых архивах. К сорока годам она стала одним из известнейших, в бандитском мире, информатором. Кто к ней только не обращался за помощью… В том числе и он, Юнан. — В чем причина твоих действий? — Я стара и мои цепи давно заржавели, — грузно вздыхает старая женщина, опуская плечи Лиам всегда старалась выглядеть презентабельно перед всеми, кто был гостем в ее доме. Даже рабам она отдавала приказы с непоколебимой уверенностью в глазах, позе и тоне голоса. Сейчас уже осанка потеряла свою каменность и силу, и спина Лиам согнулась под силой возраста, — Больше нет хватки, многие перестали бояться меня, считая старой каргой с большим количеством золота и побрякушек. Забыли, кто я такая. Найдя преемницу, хоть и временную, выдрессировав ее, я вновь верну фигуру на доску для игр и в конце концов верну былое величие. Я покажу, что моя воля не угасла, как и сила. Она упрямая, — задумчиво жует ссохшиеся губы. Не успел Юнан и слово вставить, как перед лицом опять замаячила чашка с чаем, и он продолжил слушать давнюю знакомую, — Мне нужны знания, я должна быть в курсе всех событий. Ты не спроста интересуешься Буеро, ты хочешь войти в Лабиринт. А что так не возвышает информатора, как знания о чем-то сильном и могущественном, особенно, если это касается создателя этого всемогущего? Мне нужно напомнить о себе и своем господстве — блеклый, почти посеревший янтарь вспыхивает нечеловеческим огнем, и рот тянется в беззубом оскале. Но Лиам выглядит уверенной, сгорбленной старостью, в своих словах и доводах, — Если ты разыскиваешь место, где был воздвигнут тот Лабиринт, то скорее всего, ты хочешь его призвать. И, я уверена, эта девчонка пойдет его покорять. А ты поможешь ей получить и освоить эту силу, недаром ты тратишь на нее время и силы. Я хочу чтобы все знали, чья она воспитанница, так я восстану из пепла. — Ты играешь с огнем, — качает белобрысой головой, слыша торопливые шаги своей подопечной, — Не думай, что так легко ее перевоспитаешь. Она выдержала натиск Синдбада, Шахерезады и продолжает вести борьбу со своими страхами. Не так легко подавить своей гордыней и принципами закаленный дух. Он уходит, со спокойной душою. Она ничего не узнает, и все ее предположения относительно Лабиринта и их путешествия неправильны. Алекс никогда не покорит силу джина, потому что она разрушит сам источник энергии. Даже Маги способны обманывать, если это им нужно. — Как по мне, это не принесет пользы. По крайней мере, от меня, — тихо бубню под нос, поглядывая на задумчивого Юнана. Сквозняк холодил ноги, от чего я часто то разжимала пальцы на ногах, то сжимала. Даже штаны из плотной ткани не согревали от подземных неудобств. Пахло сыростью, мхом и болотом. Я как могла подавляла рвотный рефлекс, стараясь вчитываться в более менее знакомые слова и буквы, пытаясь пером нацарапать перевод. Выискивала заветное имя «Буеро», которое попалось только один раз и то в первых трех строчках, что были написаны в начале свитка. Лиам, как и обещал Юнан, смогла помочь, потревожив заветные ниточки на которые и отозвались ее работники: шпионы, разбойники и, даже, местные буржуи, часто захаживающие в главный дворец. Нам продали за магию Юнана различные карты подземелий, что вели к скрытым ходам во дворец, куда мы могли попасть. Старые, забытые десятилетия назад архивы, хранили в себе множество информации защищенные магией и печатями, чтобы свитки и фолианты не прогнили от сырости и времени. Была проблема только в том, что попасть в заветные помещения было практически невозможно. Магия защищала не только свитки, но и места хранения. Юнан долго трудится над каждой печатью, взламывая барьеры, которых я не вижу. Он описывает свои действия, говорит о сиянии и музыке, что издает древняя энергия, но мне было особо не интересно, потому что я не видела то, о чем говорит Маги. А все что я не могу видеть — меня не интересует. Архивов было много, как и возможности найти то, что нам нужно. Блондин упоминал не раз, что я могла бы помочь открыть заветные замки в считанные секунды, сказывалась моя способность поглощать магию, но был риск уничтожения не только печатей на дверях архивов, но и на древних свитках. А если магия спадет, то и вся сохранность документов развеится в воздухе, превратив те в рваные кусочки травы, из которых была сплетена бумага. Юнан не разрешал мне трогать что-либо в архиве, даже запретил дышать в сторону свитков, бережно охраняя их. Чтобы я ничего не натворила он сам раскрывал передо мной текст, клал листок и перо с чернилами, чтобы я была занята работой и хоть чем-то помогала ему. Когда Юнан переводил и разбирал около пяти свитков длинной в два метра, я маялась над одним, не проработав и четверти текста. Юнан не хотел меня брать в опасные вылазки, уверяя, что если нас поймает стража, нам не сносить головы. Но я думала о Верон и других участниках цирковой группы. Я надеялась и думала, что все будет просто, что если я просто пожелаю их найти, то в первом попавшемся городке они выйдут мне навстречу. Глупо, конечно, но я наивно на это надеялась. Мне пришлось побывать не на одном невольничьем рынке и повидать не одного раба и рабовладельца. Встречались разные господа: высокие и статные, обычные жадные свинюшки с прозорливым взглядом, боровы обвешанные золотом и серебром. Были и те, кто выделялся своей харизмой и утонченностью, с вызывающей внешностью и силой в характере. К ним чаще и сбегались горожане в надежде купить живую игрушку по приемлемым ценам. В городе было официально запрещено рабство, но это не мешало пронырливым и безжалостным господам устраивать неофициальные торги, куда стекалась и остальная «знать», другие торговцы. Рабы стояли на подиуме, раздетые до гола, немытые и отдающие смрадом долгого пути. С выпирающими ребрами и ключицами, казалось, что тазовые кости вот-вот прорвут кожу, и наружу выглянет белый скелет. И как всегда пустые взгляды отчаявшихся и униженные тех, кто хочет бороться. Но абсолютно все были сломлены, уже понимали, что им уготовано. Верон и Данте не было, как и других членов цирка. Ни одного знакомого лица. Надежда увядала точно цветок. Недели поиска не увенчались успехом не только в плане поиска моих друзей, но и в плане поиска заветного лабиринта. Последний раз о Буеро упоминалось лет триста назад, когда его призвал одно из прошлых Юнана. Не простояв на призванном месте и недели, Лабиринт пропал в спиралевидной воронке, оставив после себя кратер размеров с коровье стадо в сто голов. Мне была неизвестно сколько это метров в математическом языке, но по взгляду Юнана на найденные сведения, поняла, что след джин оставил немаленький. За те недолгие сутки, что Лабиринт существовал, в нем погибло больше сотни человек, бесследно исчезнув. Вскользь упоминался жестокий и пылкий нрав магического существа. — Это один из сильнейших джинов. Пусть он обладает не атакующей магией, но даже оборона может принести сильнейший вред. — Если он прячется в других мирах, как мы его найдем? — Я тот, кто его призвал. Он не смеет не откликаться на мой зов. Лиам начала обучать меня местному языку. С моим небольшим, даже маленьким, багажом знаний, созданию которого поспособствовал Юнан, я не казалось уж такой глупой и бестолковой. Женщина была удивлена моими познаниями в математике, сложных алгебраических уравнениях. Этот мир не встретил своих гениев, простых людей без магии, которые открыли бы им мир расчета и вычисления. Местные примеры не заходили дальше моей школьной программы математики за восьмые классы, проскальзывали примеры за девятые, но не более. Ни синусов, ни косинусов. Геометрия применялась только в магических примерах, при изображении печатей и других рисунков. Да и то, градусы вычисляли только на первых уроках или же практике, память у магов была построена иначе, и вскоре, волшебники рисовали схемы по интуиции или набитой руке. В школе я сдала экзамен по математике на три, и то, запоров хоть один пример, я бы получила твердую тройку. Но даже мой уровень знаний математики в этом мире полномасштабный для знати и удивителен для королевских особ. Но в плане гуманитарии все было сложно, ничтожно плачевно, ну или просто, жалко. Именно это дало Лиам лишнюю причину вновь посмотреть на меня своим презрительным взглядом и усмехнуться. Архив за архивом, книга за книгой, крупица знаний за крупицей. Замечаю, что реже стала вспоминать о доме, не смотря на красочность воспоминаний. Это заставляло задумать и пропускать в голове абсурдные мысли, что вдруг ничего не получится? И я останусь в этом мире до самой смерти? Конечно я ругала себя, порой сжимала кожу на теле до появления фиолетовых синяков. Боль приносила отрезвление, таким способом сбрасывая наваждение, чувствовала прилив энергии продолжать борьбу. Только с каждой неделей прилив был чуточку, но меньше.

***

— Как это отправиться к Лиам?! — Я широко раскрытыми глазами смотрю на виноватого Юнана. Тот пытался меня утихомирить: хватал за руки, плечи, встряхивал, что-то мне убежденно высказывал, на что я не обращала внимание, — Мы только начали путешествие! Ты это понимаешь? И половины года не прошло, мы посетили пару библиотек и ты хочешь мне сказать, что наши пути расходятся? Может уже правду скажешь, что тебе просто с этим возиться надоело! — громко шиплю, порой переходя на хрип. — После Сасана, я хочу отправиться опять в Рем. Шахерезада нашла что-то о Лабиринте Буеро. Если это не поможет, то придется отправиться в Магноштад, а тебе туда категорически нельзя. Уже пошли по миру слухи о девочке восприимчивой к любой магии, попади ты в руки волшебникам, от твоего тела останется скелет… — А как же Верон и Данте? Вдруг с ними что-то случится? — паника и истерика заполняла разум, а разочарование в Маги цветком взросло глубоко внутри, — Почему к Лиам? Почему я не могу остаться в Реме? В конце концов, там, мне кажется, я буду в большей безопасности. Поселюсь в том же районе, в котором жила, опять устроюсь в таверну… — Нет! — категорично отрезает Маги, — Шахерезада при любом удобном случае попытается тебя арестовать. Он меня бросает, все эти обещания были пустой тратой времени? А если с моими друзьями что-то случится? На целых пол года или год, остаться у странной старухи с завышенной самооценкой? На «перевоспитание», как она говорит? — Алекс, я тебя не брошу, я дал слово! — с расстановкой произносит Юнан, успокаивающе поглаживая по голове. С глаз посыпались первые слезы досады и страха, — я чувствую твоих друзей, в конце концов я Маги, тот, кто может видеть каждого если хочет. С твоими друзьями все в порядке, но как только что-то случится, то я сразу заберу тебя или сам отправлюсь их спасать. Я не стала разводить дальше истерику, молча развернулась и отправилась во внутренний дворик, что недавно опустел. Эта тетка как мне не понравилась, так я и старалась ее везде избегать, предпочитая засиживаться в укромных местах: гостиная, сад, собственная комната. В город я не выходила, опасаясь стражи и многочисленных воров в переулках. Лиам не покидала своего поместья, засиживаясь в библиотеке или своей комнате, где, как я поняла, у нее находился личный кабинет. Через тонкие стенки я слышала четкое бурчание старухи, что жаловалась на слишком зажравшуюся власть и слишком жадных солдат. Те требовали больше и больше налогов. Меня привели в порядок рабыни, начали ухаживать за волосом и ногтями, кожей и питанием. За пару дней я избавилась от поломанных и обрызганных ногтей, прыщей на теле и лице, обветренных губ и бледности на впалых щеках. Ребра перестали решеточкой выпирать через кожу. За мной ухаживали. Юнан мне рассказал о планах Лиам, но не был уверен в своей правоте. Единственное из-за чего он хотел меня оставить в богатом доме, так это из-за возможности быстро обучить меня чтению и письму. Я могла получить знания и способности, которые бы мне помогли. Могла обучиться обычаям и умению теряться в толпе, не выделяясь, и тогда никто бы не заподозрил во мне иномиряна. Но обычный страх, просто опасения сковывали душу и разум, пуская во мне сигналы, что я не должна тут оставаться. Желание и решение Юнана было логичным и правильным, но упрямый страх рубил на корню всю логику и расчетливость, из-за чего я не могу сейчас определиться. Мы остановились в небольшой таверне. Оставив Партевию, с перепроверенными архивами три месяца назад, пешком мы направились в Сасан. Я слышала об это стране от Писти, которая рассказывала об генералах в одну из спокойных ночей, когда Синдбад дал мне выходной от работы. Я не постеснялась прийти к девушке, попросив провести со мной вечер. Кажется его звали так знакомо. Имя было похоже на название одного из городов в моем мире, существовавшего сотни лет назад. Спартос, как Спарта. Она рассказывала, что королевство похоже на высокую и громоздкую башню, впаянную в горы. Проходя средь холмов, я стала замечать вдалеке горы. Те возвышались огромными скалами, приятно синего цвета. В лучах солнца, они приобретали фиолетовый оттенок и я сравнивала видимую картину с рисунком художника. Королевство скрывалась в глубине, дорога к которому была полна опасностей: Камнепады, селевые потоки, реки. И не знай ты скрытых путей, по которым можно избежать всего этого, без способностей, опыта и сил, ты можешь сгинуть среди скал. Юнан уже неделю отговаривает меня идти с ним в королевство, но я упрямо стою на своем. Не будь меня, Юнан мог с легкостью добраться до города по воздуху, используя магию. Но была проблема в моем лице: Я не могла, как и он использовать магию, а с моими дефектами, попробуй Юнан посадить меня на свой посох, то я уничтожила бы его, просто вытянув всю магию. И мы шли пешком, стирая подошву сандалий об вытоптанные караванами тропинки и дороги. Деревни попадались на пути редко, и то, поселения не блистали ни количеством провианта, ни населением. Люди среди неплодородных почв занимались охотой на козлов, что были больше похожи на гибридов лам и оленей. Но их называли козлами. Мелких грызунов близ деревень не водилось, зато большие сурки, смахивающие на собак с мордой хомяков, пользовались популярностью, за счет густого меха и питательного жира, который использовался везде: в защите от холодов, в смазывании различных устройств и варке лекарств. Он помогал бедным жителям выкармливать детей, если у матери не было молока. Я не хотела возвращаться назад, к Лиам, в ее богатое поместье. Когда Юнан сообщил, что все архивы были проверены и документы перечитаны я обрадовалась и расстроилась. Обрадовалась, что скоро покину холодный дом, но расстроилась, что не смогла узнать о Верон и Данте. И уже близ гор, когда мы должны были через неделю, а то и меньше, прийти в Сасан, Юнан обрадовал новостью. Мы искали то, чего найти было невозможно. Упоминания о Лабиринте. Месте, где оно было образовано. Юнан не помнил то место, а найти его надо было. Только в кратере возможно было вновь призвать Лабиринт и, скорее всего, только там Буеро бы и показался. Маги что-то недоговаривал, но я доверяла блондину. Если он чего-то не говорит, то с этим справиться мог только он, либо это было мелочью, о которой и волноваться не стоит. — Если и в Сасане ничего не найдем, то с первым караваном ты отправишься обратно в Партевию. Город ты достаточно знаешь, чтобы найти Лиам. — Только попробуй меня бросить. Город и вправду был выстроен в скале. Впервые увидев его вдалеке, я вспомнила фильм «Властелин Колец», где в одной из частей показывали Гондор. Только перед главными воротами располагались не равнины, а извилистая дорога, уходящая средь гор. И сам главный дворец, казалось было выстроен из самой скалы. Ноги нещадно болели, последние две недели мы старались скорее добраться до Сасана, чтобы уже остановиться и закончить этот путь. Юнану предстояло посетить еще страны и материки, но до Магноштада он отправиться один. Что-то упоминалось об Коу, но Юнан не лез в дебри. - — Здесь у тебя тоже есть информатор? — около главных ворот нас втречает охрана, практически полностью облаченная в металлические латы. Были видны только глаза, да рот. — Тут придется искать все самому. Нас тщательно обыскивают, проверяют на наличие оружия или артефактов. Задерживают внимание на посохе Юнана, самом Маги, но пропускают в город. Город был каменным, а люди похожи на крестьян из моего мира, времен средневековья. Все казалось таким сказочным, таким необычным. Как и в остальных странах. Девушки одевались в закрытые одежды, предпочитая укрывать шеи и запястья. — Как в средневековье, — прошептала, надевая платье с горлом. — Думаю стоит найти дом. Таверна обойдется в три раза дороже. С Юнаном было невозможно не согласится. Дома здесь были похожи на те, что показывают в учебниках, изображая Англию восемнадцатого или девятнадцатого века. В моем мире, конечно, и по сей день существуют плотные городские застройки. Но видеть это в Сасане, наивно полагая, что мир не так продвинут как наш, было необычно. Встречались и отдельные усадьбы, простые каменные домишки необеспеченных семей. Но мы остановились в «квартире», в одной из застроек, отдав на два месяца вперед около четырнадцати золотых монет. Сасан процветал, и с экономикой проблем не было. Горожане, даже необеспеченные, могли позволить купить себе хлеб, молоко и мед. Разобрав свои скудные пожитки, мы решили направится на рынок. — Говорят эта девчонка необычная, — Юнан прислушивается, делает вид, что выбирает овощи, но внимательно следит за компанией торговцев, что стояла неподалеку, — она как-то связана с королем Синдбадом из Синдории. О ней даже знают в империи Коу… — А я слышал, что Синдбад-Мореход просил помощи у короля Дариуса в поиске этой девчонки. Может она преступница? — Дуралеи! — шипит старик, наматывая на палец прядь седой бороды, — Уже известно, что ее разыскивают правители стран, входящие в Альянс! И привести ее нужно живой! — Наверняка преступница! — Но что она натворила? Я давлюсь слюной, не веря, что этот Бабник Семи Морей объявил меня в розыск! Да до чего же это абсурдно! Неужели он разнюхал о краденом золоте? Или причина в другом? Юнан видит мою паническую атаку, быстро покупает необходимое и мы спешим в снятые комнаты. — Никто тебя не знает в лицо! Да и по миру ходит немало девушек твоей внешности! — успокаивает Юнан, пока я хожу из угла в угол. — Они сказали, что я преступница! — еще больше разъярилась. Но не на болтливых торговцев, а на Синдбада. Хотя то, что я совершила кражу, как раз и делает из меня преступницу. — Мало ли какие это слухи? — Да плевать! Я не хочу в Синдрию, к Синдбаду. Он меня, может, на замок запрет в подземелье каком? Оставшийся день я не выхожу и дома.

***

Никогда бы не подумала, что чужое решение принесет столько пользы. Строчки и буквы мне не казались бессмысленными каракулями и очередной завиток складывался в мыслях переведенным звуком. Перо скрипит по плотной и аккуратно сплетенному пергаменту, я пишу те же завитки, которые написаны прямо передо мной в книге. Я читаю и не запинаюсь, тихо проговариваю слова. Рядом стоящий шкаф заполнен книгами, чистым пергаментом, различными счетами и колбами с чернилами. К стене прибита картина с алфавитом, лично мной написанной и созданной, буквы и звуки переведены для меня, чтобы удобнее было учиться. Сколько раз было переписано, сколько раз было разорвано бумаги, но спустя семь с половиной недель, беспрерывного труда и нервотрепки, я завершила работу, с гордостью поместив ту в деревянную резную рамку. Я, относительно, гордая. Я привыкла прислушиваться к себе, смиряться только со своими решениями. Считая, что имею достаточно знаний в жизни, в различных ситуациях, считая себя просто умной, я не привыкла мириться с чужими решениями. Я ведь жила с неадекватной мамой, которая не видела во мне дочь. Так подругу, но не собственного ребенка. Ее любовь была направленна на свое второе чадо, и вся ласка была отдана ему. Мне казалось это несправедливостью, что я не получала любви мамы, считала, что после того дерьма много чего знаю. И решение Юнана мне показалось абсурдным и неправильным. — Вот тебе еще книги. На этот раз я решила тебе дать о заклинаниях и магии. Здесь основы, введение, знать — не помешает, — Лиам, как и всегда, появляется бесшумно, сидя в своем кресле, с обездвиженными ногами. Все такая же высокомерная и эгоистичная, с поистине королевскими замашками… — Я надеюсь ты все это прочитаешь и перепишешь конспекты за неделю. В конце концов, я потратила на тебя не мало времени и сил, — я медленно кладу перо на специальную подставку, проверяя не запачкала ли пергамент, — я хочу видеть, как окупаются мои труды. — Я не понимаю только одного, Лиам, — вижу чуть заинтересованный взгляд и продолжаю, — Вы говорили, что я носитель большого объёма знаний. Вы говорили, что хотите разгадать меня как загадку, что хотите меня вскрыть, подобно сундуку. Вы говорили это и не раз, — продолжаю на лице держать милую улыбку, как меня учили, — Но в итоге ничего не произошло… — За пол года ты слишком быстро повзрослела, — костлявые пальцы медленно мнут подол темно-зеленого платья, но старуха довольна моей речью и поведением, — Да и смотрю Сасан тебя неплохо изменил. Ей доставляет удовольствие видеть во мне плоды своих трудов, как я изменилась и как демонстрирую успехи. Она привила мне манерность, красноречие, которым я не была обделена. Научила уверенно держать перо в руках и без страха смотреть в текст на страницах книг и свитков. Помогла преодолеть свою мягкотелость и жалость к тем, кто этого не достоин. Лиам думает, что я ее частичное живое воплощение, она как-то бормотала, что я такая же послушная, какой она была в далеком детстве. Что она сможет сделать из меня — ее. Я считала полезным времяпровождение в доме Лиам, в конце концов, я приобрела то, что вряд ли смогла бы получить с Юнаном. Только одно плаванье у нас занимало в среднем два месяца. Запись №32. Год и семь месяцев, как я живу вдали от дома. В другом мире. Два года. Два чертовых года я вижу тебя во сне. Маму, брата и тебя, бабушка. Мне снится дом и родные стены, диван в собственной комнате, твой старый ковер. Такой родной и привычный. Мои воспоминания о вас свежи, я не смею забывать ни одной черточки твоего лица, твоего голоса и цвета глаз. Теплоты рук и любви. Я стремлюсь к воплощении своей цели. Читаю и учу, но время идет слишком быстро. Мне кажется, что время как песок. Невыносимо быстро сыплется сквозь пальцы... Родной язык не покидает памяти, каждую запятую и точку я ставлю с особым вниманием, припоминая правила русского языка. — Я хочу прогуляться по городу, — тихо сообщаю, поднимаясь из-за стола. Не стесняясь, подхожу к шкафу, выбирая одно из немногочисленных платьев. Оно голубое, сшитое из плотной ткани, но не на столько, чтобы пропотеть. С закрытой грудью, животом, до колен, но с тонкими лямками. Кажется, оно порвется, дерни его чуть-чуть. Сползет с плеч, ляжет куском ткани у ног. Но за тонкой прошивкой видны металлические маленькие платины на которые крепятся украшения, что сейчас так модны. Девушки любят украшать верх тела драгоценностями и портные ухищряются над заказами, стараясь из нанимателей выбить больше денег. — Я позову сопровождение. — Не нужно. Я перестала бояться стражи, теперь, как предположительная наследница Лиам, ее воспитанница, меня узнавали другие господа и госпожи, иногда кивая при встрече. Я ничего не добилась своими силами, просто неизвестно откуда взявшаяся девчонка, дальняя родственница, не достойная царского внимания местных буржуев. Спускаюсь вниз, к рынку для богачей, где находится не только торговая точка, но и множество ресторанов, пабов и лавок с драгоценностями. Цены завышены до предела, и только независимые семьи могут позволить себе полноценный отдых в этих улицах, как Лиам. Как только слух о приезжей родственнице местной Паучихи, как ее называли множество людей города, разнеслись по улицам, меня атаковали расспросами. Всех интересовала скрытная жизнь Лиам, состояние ее здоровья и ход дел.Все недоумевали, почему она не обеднела и продолжает припеваючи жить. Все, кто расспрашивал о наставнице, словно моими глазами хотели заглянуть в ее кошелек. Первое время было противно, но Лиам, с ухмылкой на дряхлом лице, заверила, что я к этому привыкну. А ей прельщали все эти сплетни и слухи. Домыслы, предположения. Она упивалась своей известностью и властью над завистью горожан, особенно заносчивых снобов, коим сама и являлась. — Поверь. Мне это доставляет незримое удовольствие… Спускаюсь ниже и иду вперед. Видна высокая стена и ворота, за которыми находится люди, живущие в грязи и смраде. Порт по прежнему полнился попрошайками, мелкими ворами, торопящимися торговцами и матросами. Множество судов были пришвартованы и один был мне очень знаком. Синдрийский. Паника захватывает с головой, стремительно разворачиваюсь и бегу обратно в поместье. Дома, помойки, все это мелькает смазанной картинкой, а я надеюсь, что бегу на сверх-звуковой скорости, молясь своим богам, чтобы не встретить стражу или знакомых лиц. Ведь корабль из Синдрии был не торговым. А военным. Еще несколько поворотов, пробежать две улицы, подняться по лестнице и я буду на месте. Смогу укрыться. Я бегу, не разбирая дороги, люди шарахаются, но мне плевать. Пульс от страха стучит в ушах, а легкие сжимаются от длительно бега. Они горят и я хрипло выдыхаю воздух, спотыкаюсь на ровном месте. Поворот влево, прямо пару метров и направо. Первая лестница. Бегу среди аллеи, где растут виноградные лозы. Здесь расположен квартал Красных Фонарей или просто борделей. Я врезаюсь в крепкую мужскую грудь, шарахаюсь в сторону смотря на знакомые Синдрийские доспехи. Стража. Три крепких мужских тела и три незнакомых лица. — Извините, девушка. Вы не видели здесь этого человека? — мне суют пергамент под осоловелый взгляд и только я смотрю на знакомое нарисованное лицо, как, кажется слышу, что в голове словно лопается струна. Мужчины смотрят с озадаченностью, не понимая реакции, открывают рот в вопросе, но не дождавшись следующих слов, сломя голову бегу в злополучный квартал, где яркими красками пестрят название публичных домов. Слышу женский переливчатый смех, звон украшений, томные ахи и вздохи. Мужчины разной внешности, из разных стран не видят меня, не обращают внимания. Их вниманием овладели опытные искусительницы, облаченные в прозрачные шелка и обвешанные игриво блестящими украшениями. Все они тянутся за шелком волос, пухлыми губами, стараясь урвать сладкие поцелуи. Заторможенность дает о себе знать: я стою среди открытого двора очередного борделя. Одного из престижнейших, о котором знаю не по наслышке. Позолоченные арки ничем не завешаны, и сквозь них просачивается огромное количество света. В доме происходит копошение, разодетые девушки носятся туда сюда, поправляя прически и макияж, округлости в грудях и стараются выдавить максимально милый смех. — Ты кто такая? Новая работница? — надо мной возвышается амбал под два метра ростом. — Я не… шлю… я так… — мямлю, припоминая, что мне говорила Лиам о подобных местах. Я здесь не должна находится ни при каких обстоятельствах. Я стала известна на районе за счет ее воспитания, за счет статуса ее преемницы, и приди я сюда, что я и сделала, то опорочила и очернила Лиам. Тогда мне не сносить головы. — Я новая служанка. Уборщица! — пищу и чувствую железную хватку на плече. На меня смотрят подозрительно, но амбалу ничего не остается делать, кроме как провести к черному входу. Меня ведут в какую-то комнату, где находится множество шкафов и полок с одеждами. — Переодевайся и иди в главный зал. Там тебе дадут работу. Амбал уходит, так и не узнав, что от его взгляда я чуть кирпичей не наложила. Главный зал и был помещением, откуда исходило огромное количество света. — Нужно убираться отсюда! — процедила, забежав под главную лестницу. Укромное место было заставлено цветами и благовониями, отсюда можно добежать до арок, ведущих на улицу, где я была недавно, и оттуда сбежать в город. Только бы амбал не поймал. План казался идеальным, пока я продумывала его под лестницей, наблюдая за сворой титькастых девиц. — Что встала, служанка? Работы нет? — около меня стояла добротная деваха в той же форме, что и я: короткий топик, шаровары с тонким золотым пояском. Только на голове у нее был завязан тюрбан украшенный золотой бляхой посередине, когда у меня был просто тюрбан. Скорее всего она тут за что-то отвечает. — Вот вино, отнеси во-о-о-н тому гостю, — указывает рукой на ту свору визжащих и смеющихся девиц. — Алекс, принеси еще вина, — мурлычет Синдбад, проводя широкими ладонями по оголенным бедрам одной из наложниц, — и винограда. Прогоняю воспоминания, послушно беря кувшин. Мне нужно только отнести это чертово вино мужику и свалить. В поместье. Без шума. -… один, вы так очаровательны! — пищит какая-то деваха, заливаясь смехом. — А можно я буду вашей королевой? — А я? Боже мой, да сохрани меня Господь! Пару метров. Поставь вино на столик и сваливай. Поставь и сваливай. Пос… — Вы все мои королевы, сладкие! — этот голос. Бархатный, с хрипотцой, пропитанный силой и убаюкивающими нотками. Располагающий к себе. Сердце пропускает удар, и в этот момент я вижу картину со стороны. Вот я подхожу с подносом в руках около девиц, мое лицо ничего не выражает от страха. Нога запинается об ровный пол, взмахнув руками я лечу вниз, а кувшин, раскрываясь, разливает вино в воздухе. Красные капли моментально покидают пространство орошая проституток. Те верещат, а на мою упавшую тушку с шоком смотрит Великий Покоритель Лабиринтов. С его раскрытого рта падает виноградинка. — Алекс? — Король Син… Бад… Хрен мне, а не побег из курятника.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.