Нежеланное сбывшееся (рабочее название)

Я сжимаю зубы, до скрипа и выдыхаю через раз, но часто и мелкими заходами. От страха не осталось и следа, только жгучее раздражение точно пылающая путина засели в разуме, взрываясь фейерверками. Небольшими фейерверками, как петарды для новогодней ночи что-бы немного повеселиться. Но смотря в уверенное лицо этой девчонки-на-самом-деле-старухи-за-двести я рычу сквозь стиснутые зубы, слыша в голове набатом бьющие колокола злости и ярости. Гнев кипит в венах, дымит, прожигает плоть, окрашивает лицо шею и руки в красный, точно спелый помидор. А я дышу раскаленные кислород, выдыхая ядовитый пар своего гнева и раздражения. Юнан смотрит насторожено-удивленно. За все время он видел меня размазней и истеричкой, и ни разу злой, и в гневе. Хочет подойти, тянет свою теплую руку в успокаивающем жесте, но дергается прочь, видя мое тело бьющее дрожью. Злость уже не взрывается безобидными, для взрослых, петардами. Внутри взрываются огромные фейерверки, пылают огнем: разноцветным, опасным, оседая на языке гневными и желчными словами. В голове ураган мыслей и все они разрушительны. Голубые глаза, взирающие на меня сверху вниз только добавляют новых волн злобы, еще более ярких и обширных. Впервые я хочу что-то разрушить. От гнева, обиды, ярости. Собрать все силы в сжатых кулаках и разрушать этот мир, пока тот не рассыпается в осколки, опадет еле видимой пыльцой на моей коже, словно коря за мою несдержанность. Глаза наполненные красной яростью — пылают, я вижу свое отражение мельком в огромном зеркале, стоящем поодаль от пьедестала царицы этой страны. И мне нравится мое отражение: взъерошенные, точно вставшая шерсть у кошки в гневе, волосы. Пылающие зеленые глаза, уже не кажущиеся такими болотно-омерзительными. Брови нахмурены, так сильно, что побледневшее, с сжатыми губами в полосочку, лицо искажается и я похожу на не обратившего до конца зверя со складками на лбу, меж бровей и чуть выше крыльев ноздрей. — Не смей смотреть так на меня! — твердо произносит девчонка сжимая в миниатюрных ладошках древко золотого посоха. Оно угрожающе блестит в полутьме, без лучей солнца, словно предупреждает - не дай бог я наврежу Шахерезаде. Но я разжимаю тонкие губы и скалюсь, показывая клыки, имеющиеся у меня с детства, миниатюрные, к зрелым годам обещавшие стереться, и, с расстановкой, произношу, наверняка, смертельные для меня слова. Абсолютно самоубийственные. — Не смейте решать мою Судьбу! — голос совсем бесцветный, спокойный, словно я не человек, а кукла. Вот только мое состояние говорит об обратном. Кончики пальцев покалывает огнем, не от страха, от гнева и еле сдерживаемой ярости. Девица напрягается сильнее и голубые глаза расширяются, даже вижу, как зрачок сужается, а округлые щеки бледнеют, затвердевая. Ее цепной красноволосый пес щетинится, тянется рукой к эфесу меча, пальцами обхватывая стальную рукоять. Ее раб готов в любой момент напасть, только шевельнется ее один палец, и он бросится на меня, угрозу миру, и растерзает не оставив и живого клочка. — Хуже себе сделаете. Я не угрожаю, а предупреждаю! — продолжаю. Юнан качает головой на мое поведение, но я не обращаю должного внимания, продолжая сверлить злобным взглядом девчонку, — если бы я хотела разрушить твою паршивую страну, сделала бы месяц назад, как появилась здесь. Но ни один камень еще не был разрушен по моей вине. Что-же сейчас меня могло с подвигнуть — разрушить твои владения? Шахерезада злится, направляет на меня посох, и поток энергии проходит мимо меня, совершенно никак не раня. Я ничего не чувствую: ни холода, ни страха, ни обжигающей боли. Ее поток силы сверкает, переплетается с тонкими молниями, шипит и клокочет. Юнан дергается, не зная что предпринять. Не знал ты, Юнан, что Шахерезада пожелает запереть меня в подземной камере. Не знал, что испугается моей природы, которую ты объяснил, да предпримет какие-то меры. — Отведите ее в подземную тюрьму, — спокойно произносит девчонка, пока я шокировано смотрю то на первого то на второго маги. — Как прикажете, госпожа, — встает на одно колено, кажется, Му. Твердые мускулы перекатываются под его кожей, а золотые доспехи блестят. Мужчина смотрит жестко, практически без эмоций, а лицо словно застывшая бездушная маска. Я слышу, как в груди сердце громко отдалось одним единственным биением и замерло, как и я. — Если ты подойдешь ближе, я воспользуюсь своими силами… — Юнан не может поверить моим словам и широко распахнутыми глазами смотрит на меня. Я же сама не могу поверить в то, что сказала, и тихо выдыхая, понимаю. Я блефую. Я не способна высасывать рух и магию, как когда-то говорил Юнан. Могу, но не контролирую. Может она испаряется при любом контакте со мной, или же организм ее поглащает если мне угрожает опасность. Мысли клубком шевелятся в голове и я уже ничего не знаю. Зал огромен. Колоны уходят высоко вверх подпирая идеально золотой купол крыши, пространство вокруг так-же невозможно охватить взглядом. Темнота оккупировала зал, и только ярко полыхающие факелы у подножия трона освещают маленькую фигуру царицы и ее верно сидящего пса, Му Алексия. Девчонка красива и по кукольному нежна. Хрупкое тело облаченное в длинное, до полов, платье, открывающие точенные ключицы, округлые плечи. Длинные и очень густые волосы устилают пол, а листки винограда украшают блондинистую голову как и небольшие кисти с крупными ягодами. Она ребенок, телом и лицом. Вот только взгляд — спокойный, в меру тяжелый, наполненный мудростью выдает в ней взрослого, видавшего жизнь, человека. Мои колени чуть подгибаются, сама я растерянна и напугана. Представления темницы отдаются пугающими картинами в мыслях, а перспектива находиться там не привлекает. Этот страх невозможно описать. Сидеть в вонючей, плесневелой камере, созерцать стены покрытые мхом и грибком. Кидать взгляды сквозь прутья решетки и понимать, что ты просидишь в темнице долгое время. Ограниченная, без нормального питания, без прав, без возможности посмотреть на небо: бескрайнее и голубое, с плывущими пуховыми облаками. Но разве я такое заслужила? Разве нарушала закон? Причинила кому-либо вред? Что? Что я такого совершила, чтобы гнить в камере, каждый день питаясь безвкусной едой? - Да как вы смеете? — гневно шепчу, от своих мыслей распаляя внутренний огонь, о котором давно позабыла, — Да кто вы такая, чтобы меня лишать свободы? — Она твоя повелительница и царица! — рявкает ее верный пес, и пурпурные глаза пустеют, теряют человечность. Словно зверь, готовый защитить хозяйку. Хотя, он и так ее защищает. — Да ты что? — впиваюсь широко распахнутыми глазами в мужественное лицо и понимаю, что тормоза отказали. Словно нажали на спусковой крючок и тебя несет-несет-несет. Нет рамок, ограничений. Есть только твои эмоции и желание отвоевать свое место под солнцем. - Я не родилась в вашей поганой стране, не жила по ее обычая всю свою жизнь. Так какого черта я должна признать её своей цприцей? — глаза мужчины темнеют. Мои слова ранят его сильнее, нежели сам объект обсуждения. Шахерезада хмурит брови, сжимает свой посох, но смотрит презрительно и высокомерно, пытаясь показать свою власть. Словно она лично пытается доказать свое могущество. А мне было плевать, и весь страх перед жителями этой страны улетучился в одно мгновение. — Ты! — рычит мужчина вытаскивая из ножен меч, направляя острие в мою сторону. Хоть он и стоял далековато, но на подсознательном уровне я чувствовала, если он захочет ранить меня, ему бы и километр или же сразу несколько не помешал. Рванул бы вперед и отсек голову. Махом. — Будь добр, закрой рот, — прошу, и сама удивляюсь грубости. Хотя… Плевать. Я не дам себя засадить ни за что в тюрьму, только из-за их страха. Я не давала поводов для опасения. — На каких основаниях вы меня хотите упечь за решетку? — на этих словах вспоминаю мать, которая до безобразия любит качать свои права. И не важно на ком: человеке выше по статусу или ниже. Боюсь, все-же я унаследовала повадки матери. Я конечно и раньше это понимала, но старалась скрыть это. Матери это принесло множество проблем. Жить как она я не хотела. Но сейчас, чтобы отстоять свое место в этом мире и продолжать дышать свежим воздухом — это необходимо. — Я убила кого-то? Ограбила? А может дебоширила? Или революцию устроила? Ну не знаю… Магию там использовала? Хотя по последним наблюдениям я колдовать не умела и не собираюсь учится. Ну так объясните, с какого черта, вы собираетесь заключить меня в тюрьму? — смотрю на напряженное лицо местной негласной царицы. Одного взгляда девчонки хватает, чтобы Му успокоился, но напряженно вложил меч обратно в ножны. — Ты опасна, — твердо произносит Шахерезада, стоя на своем. — Пока никто мне не угрожает, — ногти впиваются в ребро ладони. Чувствую кожей обломанные ноготки, но стараюсь не обращать внимания. Нужно успокоиться и может быть я все-же выйду из дворца в неизвестную даль с блондинистым волшебником. — Вы сами напридумывали себе мою опасность вам. Если бы я хотела разрушить мир или что-то подобное, то сделала это еще год назад, когда попала сюда, — Шахерезада озадачена. Ее никто не предупреждал, что я в мире уже добрый год живу. Не полный, округленный, год. — Да-да. Я здесь живу уже практически год, и как видите, никого не убила, не ранила, не об… — на этом моменте прикусила язык, — ну да, обманывала, но кто этого не делает? По крайне мере я обманывала, чтобы дойти до этого дворца и попросить вас помощи, чтобы вы помогли мне вернуться домой. Думаете, мне хочется жить в вашем варварском мире? — никто, кроме Юнана, не понимает почему я называю страну варварской и я поясняю. — Мой мир не такой как ваш. Там нет рабов, люди живут в мире друг с другом, бывают исключения, но каждый второй не стремится убивать всех подряд. У нас то же бывают войны, но последний шестьдесят лет эти события обтекают стороной мирных горожан и мы не привыкли к такому насилию, не в счет другие страны. Знаете, как я перепугалась, когда очнулась на каком-то корабле, с кандалами на ногах? И когда меня избивали пираты, которых в нашем мире не существует добрые сотни лет? — Неужели ваш мир такой спокойный? — Шахерезада все-же садится за свой трон. Словно по невидимой команде Му Алексий уходит в тень, прислоняется плечом к стене пьедестала и начинает смотреть. Цепко, внимательно, но теперь ощущения, словно он в любой момент может снести мне голову — нет. — Наш мир даже жестче вашего. У нас происходят кровопролитные войны, но в них принимают участия специально обученные солдаты, как и в вашем. И никто не смеет тягать на войну мирных жителей. Простых рабочих мужиков, женщин. А мирные горожане не имеют право на убийства. Существуют законы, которые мы должны соблюдать. Если нарушим его, нас садят в тюрьму. Даже за грабежи и простое избиение нас могут заключить под стражу, а после посадить в тюрьму. Собственно так и делают. Есть свои воры и насильники, которые нарушают закон, но их стараются ловить и делают это. Из ста процента горожан только двадцать являются нарушителями закона. — Мне трудно поверить в это. Я рассказываю свою историю вновь, Шахерезада слушает, кидает взгляды на мило улыбающегося Юнана, сопоставляет его и мои слова, проверяет правдивость. Про попадание в этот мир, свои эмоции, сравниваю с жизнью в России и пару раз заговорила о своем городе. Многие слова непонятны, Му Алексий на меня рычал, что я все выдумала, что я темная волшебница, а не иноземный гость в их мире. Его бесят мои улыбки, я вижу это по сжатым челюстям и абсолютно животному взгляду наполненным презрением и желания упрятать меня в темницу. Легкие горят, мои губы не смыкаются, но я выдавливаю слова и продолжаю-продолжаю-продолжаю. Кажется, в глазах темнеет, лицо горит, и живот болит. Ноги затекли и не церемонясь я сажусь на пол, не обращаю внимания на озадаченные и недовольные взгляды, развожу руками. Чувствую себя в безопасности, когда подходит Юнан, поднимает меня и тянет флягу с водой. Жадно глотаю прохладную жидкость. Шахерезада часто спрашивала о наших битвах, войне, переворотов. Я, честно, терпеть не могла в школе историю. Не всю конечно, но когда пошла «История России» я ее возненавидела всеми фибрами души. И не из-за богатой истории, множества дат, а из-за противной учительницы, которая восхваляла свой предмет как нечто божественное, важное. Что даже умудрялась оскорблять нас, будущих уборщиков и посудомоек, ее предмет должен знать даже последний гастарбайтер на районе, коими мы будем в ближайшем будущем. Я пыталась учить историю, пыталась писать доклады, но мои знания не были слишком обширны и я рассказала не так много, как хотела. Великая Отечественная война 1812 года. Начало Кавказской войны 1817 года. Февральская и Октябрьская революция 1917 года. Гражданская война 1922–1923 года. Великая Отечественная война, которой я уделила больше всех внимания. Ибо знаний у меня, именно по ней, было хоть отбавляй. В детстве прабабушка рассказывала мне о своем тяжелом времени, как мама вытаскивала на себе пятерых детей. Баба Варя работала в шестилетнем возрасте на заводе с мамой, складывала многочисленные патроны в коробки и тряпки. Как они ели с одного большого таза безвкусную, сваренную на воде, овсянку и порой пили прокисшее молоко. Как спали по четыре часа в сутки, в укромном уголке на мешках с мусором, кучкой, пытаясь согреться и захватить так нужные им минуты сна. Последние пару лет замечала необычную тягу к военным, старым, фильмам. Они мне нравились, я впитывала знания и впечатления. Да даже когда историчка-грымза Надежда Валерьевна вела урок, включив один из мало-известных фильмов о войне, который должен был идти у нас два урока, я сидела и смотрела, не доставая телефон с рюкзака, как делали девяносто процентов одноклассников, и как ни странно единственную, за четыре года, контрольную по истории я написала на «пять» своими силами. Надежда Валерьевна впервые за четыре года похвалила меня. Смотрела документальные фильмы, передачи с бабулей на пару. Шахерезада была многому удивлена: краткому описанию оружия, техники, но особенно нашим методам ведения войны. Как-то прабабушка мне рассказывала, что ее отец смог вернуться домой, в конце сорок второго города. Воевал он в небольшой деревеньке, близ Сталинграда, получил контузию и взорвавшейся гранатой ему оторвало руку. Не помню конечно, как зовут моего деда, но по словам бабы Вари, он видел, как фашисты сжигали дома наполненные детьми и стариками. Как насиловали молодых девушек, держали в сараях словно свиней, а когда проходило пару дней, травили газом. Молодых мужчин расстреливали на месте или использовали как рабов, порой ссылали на каторгу в фашистские лагеря. И порой смотря документальные фильмы о Отечественной войне, я видела то, что когда-то рассказывала мне бабушка о жизни своего отца. Царица была удивленна и даже ошеломлена. Войны их мира отличались. Не было таких жестких способов убийств, как травля в закрытых помещениях. Воинов убивали на месте, людей забирали в рабство или капитулировали. Хотя мне ли судить, где война лучше или хуже? Бывала ли я на полях сражения, принимала участие в этих мясорубках? — И ты говоришь, что наш мир варварский? — приподнимает бровь блондинка. — Эта война показала нашей, и еще множеству стран, что люди порой ведут себя хуже животных. И на этом народ моего мира воздвигнул то, что имеет сейчас. Больше нет того, что было в той войне. Я не участвовала в сражениях, я родилась в мирное время, как и моя мама, как бабушка. Войну застала моя прабабушка и её семья. Целых три поколения прожили в мире и согласии, без сражений, работая и заводя семьи. Наверное мы до конца вечера, уже ближе к ночи, закончили разговаривать. Шахерезада меня сторонилась, опасаясь, что я высосу рух и разрушу тело. В подробности этой оговорки я не стала лезть, хотя она явно видела мое недоумение при словах «тело может высохнуть». Сказала Шахерезада это вскользь, задумчиво уставившись на небольшой садик расположенный рядом с ее залой, где стоял пьедестал с троном. Она многому не верила, приходилось объяснять на пальцах некоторые вещи или события, сопровождающий Му Алексий интересовался про боевые искусства. Он не понимал почему мужчины перестали использовать мечи и свою физическую силу. — В нашем мире нет магии, — когда девочка повернула в мою сторону голову, окидывая недоверчивым взглядом, усмехнулась. Об это я не упоминала. — В нашем мире нет магии. Есть что-то похожее: экстрасенсы, лекари — они заговором снимают боли или лечат от болезней. Хотя я в это мало верю. Телекинез — это когда человек силой мысли двигает предмет. Но не больше. — А у вас верят в бога? На этом вопросе я рассмеялась, вспоминая всех божеств, что были мне известны. Шахерезада решила, что отправиться в свое путешествие с Юнаном мы может через три дня. И пока царица с другими волшебниками хотели понаблюдать за мной, узнать природу и убедиться, что я не несу угрозы городу и миру. На мне проверяли действие магических атак, заклинаний, пытались лечить мелкие синяки, которые я умудрилась набить в домике. До сих пор жалко те золотые монеты, что я заплатила за арендную плату. И недели не прошло, как я покинула дом и возвратится обратно мне не разрешили. Хотя, бог с этими монетами. Му Алексий лично потряс мешочком набитым золотом перед моим носом с обещанием отдать мне его, если я поучаствую в их экспериментах. Жаба взяла надо мной верх, и без колебаний согласившись, я начала ждать дня когда же меня заберут из покоев. Если кто-нибудь когда-нибудь увидит доспехи джина, то никогда не забудет. Это такая красивая и мощная штука, в ходе которой может поменяться строение тела, цвет кожи, глаз, волос, языка, а на лбу вылезет странный третий глаз без век, если человек решит на себе ее опробовать. Му Алексий свой доспехи джина показал во всей боевой готовности: странные звероподобные железные лапы вместо ног, более развитая мускулатура в груди и предплечьях, отросшие, до пят, волосы снежного оттенка топорщились в разные стороны, а на лбу располагался странный, словно костяной каркас в виде крыльев, сооружение, в основании которого был расположен голубой глаз с черной точкой — зрачком. Мне стоило удивляться измененному цвету глаз? Или молниям, бегающих по всему телу воина? Я уж промолчу про странный меч, размером с рост воина, в виде трезубца, чье древко напоминало железный крест. И когда эта искрящаяся махина, в мгновение ока оказалась около меня, что я даже среагировать не успела, то замерла на месте, перестав искрить и сбросив скорость. Му меня не калечил, только кружил вокруг моей замершей тушки со временем сбавляя скорость и на пятом часу таких гонок я видела не пустое пространство перед собой, а размытое пятно воина. Как оказалось каждое касание было чревато потерей магой. В небольших количествах, но в любой момент могло произойти что-то «такое», от чего я могла бы моментально высасывать эту их магическую энергию. И в течении двух дней, заседая в катакомбах замка, с Му Алексием, Шахерезадой и Юнаном, мы следили за изменениями в обладателе сосуда Джина. Точнее в его доспехах. Му не только терял скорость, но и латы на теле, в ногах, разрушались. Скрипели, шли трещинами, осыпались, поначалу — мелкой крошкой, после — опадая кусками. Глаз на лбу тускнел и тогда Юнан твердо решил что-то самому себе, так как на заявление Шахерезады оставить меня в Реме, категорически отказался. Юнан твердо решил вернуть меня в мой мир, хотя и прежние обещания не были шуткой. Порывшись, на пару с Шахерезадой, в библиотеке, ее личной, они определили, что в мир я попала не по случайности. Меня кто-то призвал, с надеждой заполучить меня как постоянного медиума, который бы качал рух из всего живого. По несчастливой случайности под руку попалась я. Юнан объяснил все тем, что в моем мире со мной могло что-то случится из-за чего защита сознания и души были ослаблены. Меня меж-пространственная воронка схватила случайно. Что первое под руку попалось, то и засосало, выудив душу с сознанием из тела. Тело перенестись не могло, какой бы силой мой призывник не обладал, а материальное тело сквозь миры пронести он не мог. *** Юнан, как только увидел необычную рух, поверить не мог своим глазам. Будучи прожив на земле не одну сотню лет, считая предыдущие жизни и впитав память прошлых реинкарнаций, маги не встречал на своем пути иномирянок. Это было что-то грандиозное и даже в меру опасное, с родни прихода темного медиума, Отца, в мир, когда еще существовал Альма-Торан. Она была опасной в том смысле, что могла высасывать рух и магой, как это делал смертоносный медиум в далеком прошлом. Именно эта ассоциация возникла в его голове, когда видоизмененная, но искрящаяся золотым, пусть и тусклым, сиянием птица села на его палец. Связаться с воплощением души, как это он мог делать с любым человеком или существом, Юнан не смог. Двери в сознание девушки были закрыты, а рух щебетали только себе понятные песни и после трех дней попыток он перестал пытаться заговорить с жизненной энергией Алекс. При прямом контакте с птицами рух и самой Алекс, Юнан чувствовал слабое, еле заметное, истощение магой. Словно иноземка была огромной ямой, которая наполняла себя самостоятельно водой, в их же случае, энергией. Придя на поклон к Шахерезаде, Юнан испугался поведению старой знакомой и собрату по несчастью. Родится Маги — та еще морока, учитывая нюансы. Начиная от защиты своего избранного, заканчивая защитой всего мира. Маги Рема перепугалась природы гостьи и не смогла придумать лучшего, как запереть "бездонную яму" в темнице, блокирующей все волшебство. Юнан видел это место и, увидев перепуганный взгляд подопечной, хотел было рвануть вперед, да не пробежал и пару метров, как застыл на месте, увидев искривленной в гримасе злости лицо Алекс. Словно перед ним была не та истеричная, напуганная их миром, девчонка. Он впервые видел ее такой… Яростная, наполненная гневом и обидой, с горящими злостью глазами и не взирающая на господство оппонента, она смотрела на царицу как на врага, и Маги показалось, что девушка будет готова рвануть вперед и вцепиться в Шахерезаду. Ее не пугала ни сила, давящая со всех сторон, ни фаналис — существо, одно из сильнейших в мире, да еще и обладатель сосуда. Фаналисы не могут пользоваться ни магой, ни сосудами, но Му Алексий был исключением, сумевшим подчинить одного из сильнейшего джина скорости — Барбатоса. Джин был под стать хозяину, а может быть и наоборот. Оба излучали благородство и каждый был готов охотится до потери пульса, пока не выловит добычу, как верные воины подчиняющиеся своему хозяину*. Юнан знал Барбатоса, сам призвал лабиринт, и даже вместе с Шахерезадой видел, как джин склонил голову перед молодым фаналисом. Они оба были до боли верными, благородными и готовы были уничтожать врагов. Тех, кто готов был навредить непосредственно ему или дорогому сердцу человеку. Они уничтожали недоброжелателей и не оставляли их в покое, пока не были уверены в их смерти. Прямо как настоящие охотники. И даже сверкающая сталь направленная прямо в ее глаза не испугала девчонку. Она смотрела и кривила губы в злой усмешке, выдавливая свою ярость ядовитыми словами и обидой во взгляде. Он понимал Алекс. Понимал ее отношение к окружающим. Понимал разочарование и скорее всего она ожидала отклика на свою искренность. Она рассчитывала, что маги поможет ей, войдет в положение. А в итоге услышала приговор. Ведь королю Синдрии она не верила. Не смотря на доброту Синдбада, девушка смогла увидеть расчетливый блеск в карих глазах, невидимую манипуляцию короля, вынуждающую ее прийти во дворец и выпихнуть из себя частичную правду своего рождения. Алекс пусть и была трусливой и слабой, имела находчивый ум и смотрела на любую ситуацию с нескольких сторон. Просчитывала ходы, искала решения всем случаям, что могли неожиданно возникнуть в ее пребывании в их мире. И она видела темную сторону короля, расчетливую и хитрую, точно у кукловода, что привык играться в свои излюбленные куклы ставя только известные ему спектакли. Настолько идеальные, что в мастерстве манипулятора не было сомнений. Алекс, пока рассказывала свою трагичную историю, по ходу рассказа догадалась обо всем, в чем начал сомневаться Юнан: в вынужденном переселении во дворец под тяжестью обнаглевших лиц собратьев по несчастью. В том что неспроста король не требует оплаты за свою доброту. За неплохой такой домик, больше похожий на особнячок. За неслучайные встречи, слишком частые, с Ямурайхой и Писти. Алекс не стала вдаваться в истерику, только улыбнулась и сказала «спасибо», что король позволил познакомится с такими чудесной волшебницей и девушкой, больше смахивающей на ребенка. Это удивило Юнана и мужчина признался, что рад такой реакции. Но после нервно сидел в другом конце комнаты, боясь, что небогатая, но глиняная, от того тяжелая, посуда случайно попадет в него. Ругалась девушка долго и со вкусом, матеря Синдбада на все лады. Умудрилась она оскорбить не только его подлую хитрость, но и натуру пьяницы, и бабника, сумев все вплести в одну песнь. И эта злость не была похожей на ту, что он видел в зале. Эта была даже не злость, так, детское негодование и обида. Маги был встревожен блефом Алекс. Она танцевала на лезвии ножа, настолько тонком и остром, что каждое ее слово он представлял как плевок разъедающей сталь кислоты. И каждый порция яда сопровождалась разрущающейся сталью, с которой могла она в любой момент упасть. Рыча в лицо Шахерезады прямые угрозы, не испугавшись продемонстрированной силы и заткнув рот одному из сильнейших людей в мире, она практически приписала себе смертный приговор. Шахерезада уже была готова приказать убить девчонку, как Алекс упомянула свою жизнь в своём родном мире. Спокойную, без войн и смертей. И Шахерезада стала слушать, и Саша смогла убедить их в своей не опасности. Но если бы она сказала не то, что хотела услышать Маги, скорее всего, ей либо отрубили бы голову, либо посадили на пожизненно в темницу, лишенную света и чистого воздуха. А потом начались эксперименты. Пытались использовать заклинания, артефакты, даже подключили обладателя сосуда джина, но каждая магическая вещь теряла свою силу, только успевала прикоснуться к коже девушки. Му Алексий терял магой, его доспехи рушились, а сила Барбатоса утихала. И без того кратковременный контроль над джином становился нестабильным, и Му уставал на нескольких минутах. Так продолжалось два дня, пока Шахерезада не запретила своему подопечному участвовать в этом балагане. Царица предложила оставить девчонку в Реме, чтобы лучше узнать природу, но Юнан понимал, если Алекс в ближайшие пять-шесть лет не отправить домой, ее бездонная яма, поглащающая любую магию, будет тянуть магой из всего живого, поглощая с магической энергией и жизненную. Юнан не изучавший более детально Алекс, не представлял что ее природа еще может выкинуть помимо "бездонного хаоса". В секретной библиотеке Шахерезады он выяснил, что Алекс в их мир попала не случайно. Ее призвали. С какой целью — не понятно. По прочтению древних фолиантов только к такому выводу он и смог прийти. Нужен был большой объем магии и недюжинная выносливость, чтобы суметь призвать окно в потусторонний, невиданный их глазу мир. А чтобы перенести разум и душу чуждого миру человека нужен немалый опыт. Считай, огромный. Мало кто мог до такого додуматься, а провернуть тем более. Шахерезаде этого делать не нужно, она этого и не совершала. Волшебники Магноштада тоже не стали такого совершать. Уничтожать мир им не за что, ненависть и презрение они испытывают только к гоям. Аль-Сармен был головной болью практически всех стран. Единственные кто более менее не страдал от их рук была империя Коу. Как никак маленький Маги империи состоял в их организации поддерживая недюжинной магической силой. Об этом знал как Юнан, так и Шахерезада. Кажется, Синдбад тоже в курсе, что падший работает на одну из опаснейших организаций. Только им хватило бы ума создавать меж-пространственный проход в чуждые миры и пытаться призвать что-либо опасное, во имя «Великой Миссии». Пытаясь разрушить этот мир, как когда-то была уничтожения утопия, Альма-Торан, они решились на глупейший шаг в жизни. Кроме них, некому было больше пытаться призвать инородный элемент из другого мира. Фолианты рассказывали о перемещениях в мирах, способах, коих было единицы, что опасно создавать пространственные воронки. Сашу хотели призвать и телом, и духом, но сил на опасное и трудное заклинание, скорее всего, не хватило. Удалось перенести ее сознание и душу, инородную, не похожую на их. Сотканную из другой жизненной энергии. Душа Алекс вселилась в первое попавшееся тело, которое, может быть, испустило дух в ту минуту, когда призыв был совершен. Глупое стечение обстоятельств спасло его подопечную. Она не попала в руки сумасшедшим волшебникам и не стала их оружием. Да даже если ее призвали и не Аль-Сармен, в любом случае, девочке повезло. Она была явно призвана не ради забавы. И скорее всего, те кто использовал столь мощную и опасную магию, понимали всю опасность их затеи. Как для них, так и для всего живого. Использовать смертельные заклинания вновь было опасно и до абсурдности глупо. Единственным решением, что приходило Юнану на ум, было объединение трех главных джинов пространства. Данталион - джин пространственно временной магии. Как стало известно Юнану, этим джином уже овладели, никто иной как Комэй Рен, кандидатура в короли со стороны павшего Маги. Данталион славилась порталами, что могла открыть в пространстве и можно было ими пользоваться. Если открыл портал, например, в Артемиуре, а другой в Синдрии, то пройди через небольшое пространственное окно и ты будешь на месте. Джин Базин*. Имеет силу пространственно иллюзорных окон и учения. Будучи способной открывать порталы в пустоту, невидимый глазу простого человека, она спрятала свой лабиринт шесть лет назад в кромешной тьме. Юнан призывал лабиринт для одного смельчака, который там и сгинул со своими наемниками, а после с улыбкой на губах смотрел за исчезающим градом камней, коим и представляли себя подземелья Базины. Она была возмущена столь спонтанным дерганьем в новый созданный мир Соломоном, и скрылась в своей личной тени, не желая подчиняться. Кажется он насчитал это подземелье сорок шестым. Буёро**. Джин пространственно параллельных миров и памяти. Один из древнейших и старейших. Он мог открывать несколько порталов в миры, связанные с его, основным. Он мог создавать горизонтально пространственные оси, врываясь в параллельные одному, привязанному, своему миру. Он помнит каждую жизнь, каждую минуту и с библиотекой его знаний не сравнится ни одна царская во всем мире. Вот только была одна большая проблема. Лабиринт Буёро, в свете его способностей и силы, мог находится в любом из множества параллельных миров. И если его не призвать абсолютной магией, то они в следующих десятках жизнях не найдут шального джина. Юнан даже не знал какой это по счету Лабиринт. Настолько он был древним и одним из первых. Но все, кто хотел пройти смертоносные подземелья, не успели дойти до главного входа. На третий день существования он уже скрылся в искаженном пространстве. Если бы они смогли собрать трех джинов воедино и призвать их истинную магию… — Ты, я не сомневаюсь, смог бы отыскать Базин. Она бы откликнулась, призови ты ее вновь, — заметила Шахерезада, присаживаясь в кресло. В руках она несла три свитка и была намерена их прочитать, — но это глупая идея. Как я помню, Буёро невзлюбил людей, как Соломон создал этот мир, на место сгинувшего Альма-Торан. И если он откликнется на зов и воздвигнет Лабиринт в этом мире, то не факт, что он согласится помогать. Этот джин признает только силу и ум, и если этого ему не показать, он не склонит голову. — Я понимаю, — вздыхает блондин, вспоминая вспыльчивого джина параллельных миров, — Но и Александре нужно вернуться домой. Она здесь лишняя. Словно лишняя деталь. Ошибка. Само ее присутствие здесь уже недоразумение. — И тебе просто жаль девчонку. — Она не виновата в том, что попала сюда! Я уверен, ее насильно переместили в наш мир, — Юнан понимал к чему клонит Шахерезада. Древнейшая Маги не считала, что Алекс не принесет неприятностей, была свято уверена, что девочка вскоре сможет научиться пользоваться своими дефектами и будет приносить вред всему живому, вплоть до уничтожения мира. Или же ее завербуют, поймают и подчинят такие организации, как Аль-Сармен. Шехерезада была таким-же хранителем мира, как и остальные Маги, но Рем, воздвигнутый ею город, личное ее детище, волновал больше всего на свете волшебницу. И она волновалась за каждую постройку в ее стране и была готова, порой, сравнять страны и материки с землей, но ее город будет жить. И Алекс она считала прямой угрозу своему «ребенку». Она желала обезопасить свои владения. Желала запереть то, чего опасалась. И даже такой великой волшебнице, как Шахерезада, был дан страх, первобытный, основанный на инстинктах. Пергамент в руках скрипел, шершавой поверхностью лаская кожу подушечек пальцев. Язык, древнейший в мире, Альма-Торан, расплывался перед глазами, буквы плясали, оседая в мыслях несвязанной цепочкой перевода. Дефект девушки поражал. Любое соприкосновение с магическим предметом сопровождалось разрушением артефакта. Какой бы силой он не был накачан. Тому было подтверждение нынешнее состояние Му Алексия. Тот не мог вновь одеть доспехи, резерв магой, и без того небольшой, стал практическим пустым. Еле какие крохи магой могли поддержать его доспехи на протяжении пары минут, и в конце концов волшебные доспехи спадал на нет, разрушаясь мерцающей пыльцой в воздухе. — Думаю нам стоит уже собирать вещи. Мы выдвигаемся в Партевию. Там мы начнем путь по возвращению тебя домой, — Юнан мягко улыбается, со смешинкой в глазах смотрит на удивленную девушку, и ему кажется, что Саша сейчас расплачется, но уже от счастья. Глаза горят неверием, вперемешку с восторгом, и губы растягиваются в ломанной улыбке. От нее пышет ее рух, и глаз цепляет закругленные крылышки, с мерцающей крошкой на концах. Ее энергия… Она такая чужая. Непривычная и отстранено теплая. Словно пламя, всепоглощающее, обжигающее. Оно не может согревать, не может источать яркое сияние. Только небольшое мерцание во тьме, и то, его увидит не каждый. Либо маги, либо джин, либо высокородный, умудренный опытом, волшебник. Кто-либо слабее просто не увидит тот свет, что может источать девушка. Даже не увидит ее потока птиц рух.

***

Уже на корабле, в забронированной каюте торгового корабля Рема, Александра просит поискать, хотя бы взять след, ее плененных друзей. При словах о Верон и Данте, птицы колеблются, пускают больше пыльцы, сообщают внутреннюю боль Саши. Алекс не льет слезы, не источает ауру стресса и депрессии, не сжимает зубы от душевной боли. Она садится у борта корабля и смотрит на палубу немигающим взглядом, задерживая взгляд на штурвале. Губы шепчут знакомое имя «Эовен» и после двух дней плаванья Юнан просит вновь раскрыть душу, но в ответ слышит обыденное «Все нормально». «Все нормально» — не означает, что Алекс находится в стабильном состоянии и порой Юнан вспоминает о том синеволосом пирате с горячим темпераментом, малиновой, не розовой, рух и сумбуром на душе. — Ты помешан на ней, — качает головой маги. Пират усмехается, теребит повязку на голове, сам осознает в какое дерьмо вляпался. В мыслях стоит образ глупой и перепуганной девчонки. Трусливой, но смышленой и доброй, как ни посмотри со сторон. — Думаешь я этого не понимаю? — вода у пристани раскраснелась от падающих закатных лучей солнца. Они такие-же насыщенно яркие, как и рух, кружащие вокруг Эовена. Птицы мечутся в стороны, сияют ярче, окрашиваются на концах малиновым цветом. Первый признак его личного безумия. И даже он, Маги, практически ничем не может помочь. И опыта прошлых жизней не хватит разобраться в потемках его души. Мальчишка, оказывается, приплыл обратно в Рем через неделю после ссоры с Алекс. И следил за ней до тех пор, пока девушка не была укрыта в сводах замка. Его опьянение человеком перерастет в безумие. И Юнан подозревал, что пират погубит не только себя, но и Алекс. Шехерезада до последнего не хотела отпускать их из города, после предлагала несколько воинов из отряда фаналисов, но Маги понимал, что негласная царица Рема пытается навязать слежку и хвост. Блондин не собирался путешествовать со столь нервозными и дикими существами, опасаясь ненужных стычек. И вежливо отказавшись от «охранников», прочих заколдованных амулетов и печатей, направился на пристань. Не смотря на свою власть, Шахерезаду он не принимал как более сильную волшебницу, нежели он сам. И не смотря на миролюбивый характер, даже блондин начинал нервничать, а после злиться на женщину в теле ребенка. Своей уверенностью, что Алекс является мировым злом, она вела себя до боли примитивно! И желанием заточить ее в темнице до конца своих дней — злила и приводила в недоумение. — Порой мне кажется, что этот мир — просто бред моего воспаленного разума. Что я лежу у себя в комнате, в уютной кровати, сплю и вижу до боли странный и нереальный сон, — свет горящей свечи падает на задумчивое лицо девушки, скрывая вторую половину в тени. Глаза смотрят прямо на танцующий огонек, и миниатюрное пламя, блестящая точка танцует на каре-зеленой радужке. Губы тонкие, обветренные и потрескавшиеся, совсем не как у остальных девушек, что следят за своей внешностью. Волосы не струятся нежным шелком по плечам, а кожа не выглядит бархатной и нежной. Но в девушке есть что-то свое, внеземное. Может быть это незнакомые ему слова, не выдуманные, имеющие смысл, вид и форму. — Кажется, что бабушка сейчас зайдет в комнату, разбудит и направит в душ, с утра пораньше. Я встану, надену длинную домашнюю майку, обую тапочки и пойду в ванну, а после в кухню, где бабуля уже приготовила бы завтрак. До обеда я валяла бы дурака, а после пошла бы за покупками, нужными бабушке. По телефону в течении дня поговорила с мамой, даже, может быть, и разругалась, сказав что-нибудь гадкое о ней и брате. — шепчут узкие губы и Юнан старается представить эту картину в голове. — На улице как всегда шумно, ездят туда сюда машины, так похожие на большой поток людей. Все куда-то спешат, все копошатся, ходят в магазины и на рынки. Этот поток большой и не прекращающийся, словно длинная и глубокая река. Во дворе я остановилась около подвала нашей девятиэтажки и начала бы возиться с котятами, что там живут. Знаешь в чем прелесть такой жизни? — и потемневшие глаза смотрят в ярко-голубые, — в том, что дома я в безопасности. И смерть не ждет меня за каждым углом. — Спи, — мягко кидает Маги, поглаживая спутанные каштановые волосы. Девушка тихо бормочет о светлых днях под нос, но послушно прикрывает глаза, погружаясь в неспокойный сон. Дыхание выровняется, но лицо не спокойно: Алекс то хмурится, то сжимает губы, то мотает головой в стороны. Юнан решает промолчать о недавней встрече с Эовеном. — Боюсь, нас ждет длинный и тяжелый путь. * — Губернатор Буер. Как и многие другие демоны, Буер имеет более, чем одну форму. Наиболее известной его формой является кентавр — существо с головой и корпусом человека и телом коня. Также встречается его описание как существа с головой льва на 5 ногах козла. Про его человеческий облик ничего не известно. Буер много знает про целительные свойства трав. Также он может влиять на человеческую психику. ** — Герцог Базин. Он часто предстает перед магами, как высокий человек со змеиным хвостом на бледном коне. Но настоящая его форма — это богиня Нефтида, жена Сета. Она, как и её муж, неразрывно связана с мраком и смертью. Но в отличие от Ситри, Базин скорее желает открыть человечеству древние тайны, нежели все разрушить. В частности, она раскрывает секреты использования трав и камней в магическом искусстве. Ещё она может научить колдуна создавать астральные проекции и перемещать их в разные уголки земли. (Тут я описала джина в женском роде, хотя фиг поймешь — он или она?)