Кирин. Глава 4
29 января 2017 г. в 23:17
К вечеру все устаканилось. Я жила у себя на чердаке третьего дома вместе с Темари. К слову, нумерация домов устоялась справа налево, в порядке их появления на горизонте. На чердаке разместился диван, ковер, невысокий комод и маленькие окошки под покатыми потолками. В углу было воронье гнездо с птенцами, появившимися еще года три назад. Окошко одно всегда открыто, но для человека оно было слишком маленьким, поэтому птиц никто не тревожил, и они могли спокойно здесь жить. Чем их привлекало такое нетипичное место – непонятно, но выращивалось здесь уже не первое поколение птиц. Например, над открытым окном снаружи дома у нас обитали ласточки, а на сосне, лапы которой фактически обнимали дом, жило совиное семейство. Природа, мать ее.
Птички – звучит романтично, но не даром они клубились тут. Мышек, крысок, мошек и прочего вокруг тоже было навалом.
Мало кого это отпугнуло. Наш дом предоставили под жилье девушкам и Учихам. Последним только потому, что Цунаде хотела держать их под контролем. Много кто был против, но тут уж влезла я. Суть заключалась в том, что все особи женского пола кроме меня, Темари и Конан поселились в большой комнате под нами – с матрацами места хватало всем. Рядом с комнатой был только холл с деревянной лестницей типа "рельсы-рельсы, шпалы-шпалы", как я ее называла, которая, собственно, вела на чердак. И я твердо сказала, что из всех, кто может жить в одном доме с женским полом существуют только Учихи. Мне все они чудились латентными геями из-за несильного стремления возрождать собственный клан, но об этом решила умолчать. Как и о той мысли, что я была бы не против вместо Темари поселить их на чердаке у себя.
За последнее количество косых взглядов в мой адрес увеличилось бы раз в десять.
Главным аргументом стало то, что в округе могут бродить воры, а заборы, как они могли удостовериться, тут не ахти, потому женскому полу нужна была защита. Мысленно я поржала – защита Сакуре или Тсунаде от воров. Ага. Я лично вызову скорую этим недоумкам.
В общем, если сводить все сантименты к нулю – все устаканилось.
Вечером все сидели по комнатам, приводя себя в порядок. Такой роскоши как туалет или душ тут не было. Вместо душа полузарытый в землю бак с водой и речка, вместо туалета – типичная деревенская будка за огородом. Так что перебивались, чем могли. Завтра днем мы планировали спуститься к речке.
Я завязала волосы на макушке резинкой, подобрав их петлей и сократив длину раза в три. Планшет все чаще гас в спящем режиме от моей задумчивости. Оживился он лишь когда самовольно вспыхнул, выдавая на экране первые слова сообщения. Я протерла глаза и осмотрелась в комнате. За окном уже темнело, а в окошке была видна неяркая звезда. В углу копошились птенцы. Внизу были слышны голоса и в одну из щелей в полу, у стены, одиноко пробивался лучик света. На чердаке электричества не было.
Не было и Темари, ушедшей то ли вниз, то ли к братьям. Я осталась наедине с "Мэлло прислал Вам сообщение: привет. как д..."
Я вздохнула и начала переписку, зайдя в соцсеть, значок которой отметился в правом нижнем углу яркой единичкой.
Мэлло: привет. как дела в деревне? Кушина сказала, что ты от нас свалила.
Огнева: агась. к родственникам усвистала. буду без пляжа :С
Мэлло: а мы без тебя. еще не знаешь что хуже.
Огнева: азаза какие нежности. это к куши так флиртуй иди меллс
Мэлло: не по учиховски так, саске-тян.
Мэлло: что у тебя случилось?
Огнева: все ок.
Мэлло: не все.
Огнева: с дороги устала, молоком напоили, с желудком прощаюсь.
Огнева: вроде все
Мэлло: и ты не убедила, что не пьешь молоко?
Огнева: я не убедила что мне плохо именно после него.
Мэлло: вот уж точно не по учихски. дорога дальняя, видимо
Огнева: вроде того. для меня уж точно. моя зона комфорта рухнула.
Мэлло: бедняга Кирин...
Мэлло: могу позвонить?
Мэлло: разговор один есть
Мэлло: давно есть
Мэлло: но сказать додумался только сейчас.
Огнева: моя очередь
Огнева: с тобой все ок?
Трель звонка – какая-то навязчивая мелодия телефона в сумке и вибрация – заставила отложить планш и по скрипучим доскам пола быстро добежать до источника шума. Я не жаждала привлекать внимание, хотя вибрацию с потолка сложно было не расслышать.
Увидев на экране "Мэллс" я еще раз оглядела комнату. Что-то не очень хорошее чувство засело в районе солнечного сплетения. Желудок предательски сжался, чуть потягивая, будто в отместку за ложь о боли.
Мелодия утихла и экран потух. Взамен вспыхнул на кровати планшет.
"Мэлло прислал Вам сообщение: ответь".
И вновь звонок.
Плюхнувшись на кровать, я вновь ощутила спазм в желудке. Сдвинув слайд зеленого телефончика, я прислонила телефон к уху.
– М? – после такого предупреждения я не видела смысла в "алло" или чем-то еще. Просто заполнить молчание.
– Алло, да. Мать, ты там совсем с желудком прощаешься? Он наружу лезет? – за веселой шуткой я пыталась найти что-то еще. Что-то более глубокое. Не ради этого знакомый звонил, ох, не ради этого.
– Ага, вгрызается как может. Хреновое чувство. Ты как? – я взглядом стала изучать потолок и пальцы на вытянутой перед собой руке.
– Средней паршивости, Киирочка, средней. Лучше бы ты не уезжала, – голос все еще отражал улыбку, но уже какую-то выдавленную. Будто и не улыбку. Да и "Киирочкой" он меня в последний раз называл, когда... твою ж мать.
Кииро меня много кто звал в разговорах, как индивидуализированный вариант от Кирин. После этого пункта шел только переход на Марфу. Тогда был финиш. Что-то глобальное и серьезное в таком случае надвигалось.
– Марфа, ты тут?
Мое сердце пропустило удар, я судорожно вздохнула, одновременно с этим уже натянув на лицо едкую усмешку. Я знала что он скажет. И хуже того, я уже знала, что отвечу я.
– Куда мне деться? – ответила я вопросом на вопрос.
С той стороны послышался легкий кашель – Мэлло прочистил горло. Ему явно было тяжело говорить.
По крыше застучал дождь. Я встала и, подойдя к окошку, просунула руку. Тяжелые капли быстро распоясавшегося ливня били по пальцам. Я откинула люк на полу и стала спускаться, чтобы выйти на улицу.
– У тебя там что, дождь? У нас вроде тоже тучи заходят, но дождя пока нет. Может, начнется скоро.
Я спокойно прошла мимо Учих, что-то читающих – на даче валялась парочка японских книжек после моего "обучения". Итачи смотрел в окно, подперев подбородок рукой, упирающейся в подоконник. Он кинул на меня быстрый взгляд, когда понял, что я иду не в комнату к остальным, но прежде, чем кто-то мне что-то сказал, я рванула на себя дверь и, столкнувшись с Темари, вылетела на улицу как была: шорты, футболка и босые ноги, перепрыгнув через перила крыльца, а не спустившись по порожкам. В ступни впились мелкие камешки, а сама я чуть не поскользнулась на мокрой дорожке, но такая боль сейчас ни капли не отрезвляла.
– Учиха, я иду за братом, – услышала я несколько злой и раздраженный голос позади себя. Песчанница явно не о том подумала. Супер, что еще сказать, но как-то не до этих разборок было. – Кирин! Черт! – окрик относился уже ко мне, но, стоит заметить, за мной она не пошла. За Гаарой? Скорее.
Я побежала по плиточной дорожке через огород. Территории было достаточно – метров пятьдесят пути.
На том конце провода были стихи. Меллс всегда читал их, чтобы заполнить тишину. Когда я, уже мокрая до нитки, тяжело дыша, стояла у границы с соседним участком, стих закончился.
– Ты бежала. Я слышал. Куда? – друг заговорил первым. Он точно слышал шум дождя и гром капель, бивших по телефону и по мне. Я сама решила сыграть драму. Выбежала под дождь, потому что знала, что сейчас будет больно настолько, что я смогу зареветь. – Тебя назвали Кирин в деревне? – истолковав мое молчание, как нежелание отвечать на вопрос, Мелло задал новый. Я мысленно чертыхнулась.
– Подруга. Тоже видит во мне сходства, – фыркнула я, отплевываясь от воды. В небе сверкнула молния, на мгновение делая мир вокруг светлым, как днем.
– Все видят, а ты отрицаешь. Упрямая Маша, – нежность. Черт... – Маш, я что хотел сказать. Знаю, не телефонный разговор, но послушай просто, сама знаешь, что так легче.
Мелл остановился перевести дыхание.
В реальности его звали Стас Коршунов. У него были светлые волосы и яркая улыбка. Он любил шоколад и ему было девятнадцать лет.
– Марфа, я хотел сказать, что я тебя...
– НЕТ! – я сама не ожидала, что я это крикну. Громко и с чувством так во время разразившегося грома. Уж точно не по-учиховски. Ладонью я захлопнула рот.
– Люблю я тебя, Учиха, люблю, – все же закончил со смешком Мелло.
И именно этого я ждала. И именно этого боялась.
Мелло был хорошим парнем, другом, но он, так же как и все, знал о моей фобии близких отношений. Или попросту говоря о том, что провстречаться с кем-то более пары дней для меня было сверх меры.
На мое счастье телефон пиликнул – кто-то звонил по второй линии. Ничего не говоря, я перевела звонок.
– Ну, как вы там? Устроились?
По голосу я определила звонящего. Маман, ну, конечно.
– Да, все ок, спасиб. Ты у меня лучшая, – улыбнулась в трубку я, привычно переводя эмоции. Это работало всегда – изобразишь чувство на лице и голос не дрогнет.
– Вот и хорошо. У вас там как погода?
– Ливень и...
– И ты под ним, я так и поняла. Простынешь и друзей своих ухаживать за собой заставишь? – голос родительницы тонко намекал, что при случае я отправлюсь домой подальше от сомнительных личностей.
– Ма, Тсунаде, если что, подлечит, не боись, – я присела меж кустов малины и ежевики, возле которых и стояла чуть раньше. Они были высажены рядами, а потому пройти между ними было не столь затруднительно. Со стороны дома увидеть меня в такую погоду было проблематично.
– Та женщина... Марфуш, кто они на самом деле?
– Мадам Огнева, не переживайте, все точно в порядке. Они и правда из другого мира. Ты же видела Саске и Учих, – я вздохнула. Сама-то для себя я давно усвоила на кого я похожа и в какой степени.
– Это того мальчика, который как твоя копия? А рядом с ним...
– Его брат и... брат, – лучшего определения Мадаре я не придумала. - Ну, не брат, предок колена за три или около того, – все же уточнила я.
– Ладно, все, не лезу. Знаю я какая сантабарбара в твоих мультиках, – тут же отмахнулась маман. – Я завтра приеду, торт привезу?
Я зависла. Торт?
– А... По какому поводу?
С той стороны послышался смешок.
– Ты со своими пришельцами про день рождения забыла, Марфуш? Я на работу ехать буду – к речке хотя бы дойдите, чтоб я наверх не заезжала. Вдоль пролеска проеду, там гравий был, думаю, не размоет. Если что – до магазина дойдешь, ладно?
Я кивнула, тут же подкрепив словами. Быстро попрощавшись и пообещав, что сейчас же пойду в дом, я отключилась и стряхнула воду с телефона так же, как и улыбку. Воду с себя стряхивать было бесполезно – вымокла я насквозь. Засунув телефон в задний карман шорт, я с трудом стянула резинку с волос и повесила ее на руку. Подняв голову и встретившись взглядом с Саске, чуть вздрогнула. Его намокшие волосы сосульками падали на лицо и больше походили на стремное каре, а не на его привычное вздернутое нечто. Он не очень одобрительно сверкнул глазами и отвернулся, собираясь уходить.
– Мне в любви лучший друг признался, – сама не поняла зачем выпалила. Показалось важным отчего-то. Воспринимать Учиху как брата показалось естественным.
Саске молчал, но остановился.
– Я не пользуюсь твоей внешностью, Саске и вполне была бы счастлива и без нее. Я не ты. Да, знаю все твои техники, так же, как знаю техники остальных. Я много чего знаю, но не только о тебе. Потому что мне был интересен ваш мир и, черт возьми, я хотела там оказаться. Во многие моменты, чтобы их не случалось. Я не испытывала того, что перенес ты, только догадываться могу, как это было тяжело. Но только потому что у окружающих не было этих чувств, ты не можешь считать их ниже себя, Саске. У каждого своя жизнь. Для меня признание в любви означает то, что я больше не смогу смотреть человеку в глаза, потому что я знаю, что это не любовь. В этом мире ее не осталось, – я взяла передышку – под дождем такие монологи были губительны для горла.
То, что я говорила, казалось нормальным. Как в продолжение спора в автобусе. Мне не хотелось, чтобы Учихи считали меня просто избалованной девицей из такого чудесного, спокойного мира. Да и в глазах остальных шиноби выглядеть дурой тоже желания не было. Сейчас я, вероятно, пыталась оправдаться в глазах одного из своих кумиров.
Как еще назвать человека, свадьбу с которым ты мысленно проигрывала в голове раз за разом, увлеченная этим рисованным миром? Саске был не одним счастливым женихом, но он тоже им был.
– В нашем мире нет места такой, как ты, – слова будто выплюнутые в лицо. Больше Учиха не собирался задерживаться. Во мне же внезапно загорелся интерес.
– Во сколько ты родился, Учиха? – я медленно вспомнила время своего рождения и затаила дыхание. Когда я уже и думать перестала об ответе – я его получила.
– Девять двадцать семь, утром. Больше я на глупые вопросы не отвечаю. Иди в дом – девчонка из Суны решила, что Итачи что-то не то тебе сказал, – тсыкнул он. – Не доставляй неприятностей моему брату.
Оставшись одна, я хмыкнула. Девять тридцать семь – время, в которое родилась я.
Мелло за тот вечер пытался позвонить еще раза три, писал в социальные сети, но я проигнорировала все. Получив втык от Тсунаде и Сакуры за прогулку под холодным дождем, я была переодета в сухую одежду и уложена спать. В отсутствие же Темари я успела еще и поиграть в планшет.
Спала я с блондинкой на одной кровати и, по факту вышло, в обнимку. Сабаку явно приняла меня за большого плюшевого Шикамару, не иначе. Спала я нормально, но ночью вскочила, вспомнив про не поставленный на зарядку планш. Завтра его хватило бы на пару часов, не больше.
Взяв электронику и провод, я открыла люк и полезла вниз, ибо на чердаке розеток не было. В комнату я решила не лезть, ибо еще один нагоняй от Сенджу меня не привлекал, а вот в холле единственная розетка припоминалась.
Учихи спали на матрацах и раскладушке, занимая наряду с кухонными конторками и инструментами почти все пространство. Розетка обнаружилась у головы спящего на раскладушке Итачи. От лестницы по скрипящему полу путь был в полтора шага, и я с ним даже справилась, хотя не удивлюсь, если при этом перебудила всех шиноби. Оставив яблоко свое на подоконнике, я проверила надежность розетки и, как только собралась уходить, была поймана за руку. На меня смотрело два черных глаза. Судорожно выдохнув, я потянулась вперед, когда Итачи садился, и чуть кивнула, когда он отпустил мою руку и взглядом указал на входную дверь.
В этот раз обувшись и накинув поверх водолазки и протертых в нескольких местах джинс ветровку, я вышла на улицу вслед за гением клана. Дождя уже не было, только с веток сосны иногда падали тяжелые капли. Окно в комнате нашего дома было открыто.
Учиха кивнул за угол дома, и я, чуть подумав, пошла следом. Закрыв за собой калитку, мы пошли по накатанной автомобилями колее, где между плотными следами шин росла невысокая, по голень, трава.
– Я знаю, в грации и тишине не ко мне обращаться надо. Простите, что разбудила, Итачи-сан, – я решила нарушить молчание, когда мы отошли метров на десять от калитки. Неловким оно не было, я спокойно переносила подобную тишину.
В воздухе пахло озоном после грозы. Сверчки после такого ливня решили не давать о себе знать и попрятались, пережидая непогоду. На небе светила луна и мигали звезды, которые в городе было сложно рассмотреть.
– Я не спал, Кирин-тян, – тут же решил меня успокоить Учиха. – От твоих шагов проснулся только Мадара, остальные слишком вымотаны войной.
Я чуть дернулась от этого слова. Никогда ранее оно не вызывало во мне какого-то подобного трепета, как сейчас.
– Когда вы вернетесь... Все продолжится?
– Ты знаешь, что там было? – Учиха продолжал медленно, прогулочным шагом идти вперед, не оглядываясь на меня. Мы уже поравнялись с первым домом, и я поняла, что меня пригласили на прогулку.
– Я знаю многое, Итачи-сан. Знаю кто пришел на смену Мадаре-сама и во что это вылилось, – я припомнила самые последние главы манги. Ин-янь, Кагуя, Рикудо, Черный Зецу.
– Ты знаешь о клане?
Допрос продолжился. Было очевидно, о каком конкретно клане меня спрашивают.
– Знаю, – кивнула я. Не видела смысла скрывать очевидное. – От его основания одним из сыновей Рикудо и далее, до войны, естественно, включая уничтожение клана, – я попыталась скрыть ставшее громким дыхание. Итачи ведь не безразлично то, что он натворил, а я не имею право бередить раны.
Еще несколько метров тишины.
– Ты спрашивала у Саске о времени его рождения, – это был факт, а не вопрос. Саске ли рассказал, услышал ли, кто знает. Но он об этом не спрашивал у меня. Зато явно хотел узнать причину.
– Я родилась на десять минут позже, – не знаю кого это удивило больше. Когда я произнесла это вслух – смысл дошел отчетливее.
Я остановилась.
– Я – копия Саске. Мы родились в один день. Разница в рождении – десять минут и год ровно. Разница в рождении – один мир. Это совпадение.
– Маловероятно, учитывая, что мы тут, – Итачи явно не просто так отмалчивался. Взглянув на него, я снова пошла, поравнявшись с ним.
– Вы хотите сказать...
– Если я прав, то ты Учиха. Просто попала в этот мир сразу после рождения.
И вот тут охуение мое достигло верхней планки существования. Мы дошли до перекрестка, и Итачи остановился, кинув на меня вопросительный взгляд.
– А... Там кукурузное поле, за ним лес и озеро. Внизу спуск к реке, – живо пояснила я и Учиха пошел в сторону поля. – Но... Это же невозможно, Итачи-сан.
– Микото ждала двойню, мальчик родился мертвым, – Учиха в кедах моего двоюродного брата ловко обходил самые грязные лужи. Я же скакала как горная коза, лишь бы не свалиться в них окончательно. Ливень был знатный.
Мозг судорожно обдумывал вывод диалога. Я сестра Учих. Такая же попаданка, как и они сами.
Не Огнева. Учиха.
Не Марфа.
– Кииро.
– Что?
– Микото нравилось имя Кииро. Она чувствовала вас. Когда вторым родился мертвый мальчик...
– Не продолжайте, – я сглотнула. – Это можно как-то проверить?
Естественно, о генетической экспертизе этого мира я речи не вела. Деньги, да и время не бесконечны. После такого открытия, сделанного за пару дней всего лишь, я как-то стала переживать за сохранность своих гостей.
Теперь мне как-то сложно представить себя, подозревающую о своей учиховатости по словам самого Учихи, живущую тут, в этом мире. Это как сказать ребенку, что он из семьи миллионеров, дать ему пообщаться с ними, найти общий язык и затем вернуть обратно в нищету.
– В тебе есть чакра, но Хьюга сказала, что у людей этого мира ее нет. У тебя перебито несколько тенкецу, из-за чего шаринган у тебя не пробудился бы даже в случае сильного шока, – речь пошла о шарингане. И в то же время обо мне. Я поглубже вдохнула и тайком ущипнула себя за руку. Не сон.
Это не сон.
Со мной действительно говорил Учиха Итачи о том, что я должна была родиться в мире шиноби, но что-то пошло не так. Что-то, что поменяло меня и мертвого ребенка Огневых местами через миры.
– А проверить? Чтоб наверняка, – я могла быстро принять на веру что угодно, особенно когда мысленно уже большую часть жизни считала себя представительницей клана, которым восхищалась.
Учиха в ответ на мой вопрос замолчал до тех пор, пока мы не прошли несколько дачных рядов и не дошли до кукурузного поля. Июль месяц, высокие и плотные посевы с початками были выше самого Учихи, а площадь поля такой, что зайдя в этот лес можно долго блуждать меж толстых стеблей.
Не долго думая, Итачи повел меня меж кукурузы.
– Если я спрошу что это значит – ответа не получу? – метров через десять нашего путешествия снова поинтересовалась я, стараясь держать голос как можно более беззаботным. Спросить это иначе, как-то в духе "что все это значит?" или "куда Вы меня ведете?", означало бы признать панику и обеспокоенность.
Думай как Учиха, Марфуш, – будешь вести себя как Учиха.
– Можно проверить родство по крови, но для этого нужна Тсунаде. Другой вариант – пробудить в тебе шаринган, – голос у Учихи был таким мелодичным, что слушать его хотелось не переставая. Меня клонило в сон от этого голоса. – Так же Хьюги могут посмотреть родственность по чакре, но для этого тебе надо привести ее в движение.
– Шаринган, – я уцепилась за мысль сонным умом. – Как его пробудить, если Вы сами сказали про перебитые тенкецу? – я зазевалась и врезалась в спину остановившемуся Итачи, ойкнув.
Не торопясь, Учиха повернулся ко мне лицом. Я нервно заозиралась, дороги отсюда было не увидеть, как и это место с дороги. Без свидетелей.
– Шаринган видит поток чакры не так хорошо как бьякуган, но все же этого хватит. Стой смирно, – в секунду оказавшись возле меня, Итачи положил кончики пальцев мне на виски, сверкнув алыми глазами.
Острое покалывание я почувствовала последним, перед тем как сомкнула веки. Смотреть на ключицы парня, видимые из-под ворота футболки меня порядком смущало. Эта часть тела для меня являлась тем атрибутом сексуальности, который молодой человек должен прятать под одеждой, а не показывать всем желающим. А тут на тебе – чуть шагни вперед и коснись губами.
И плевать, что это – Учиха Итачи – твой предполагаемый старший брат.
С двух сторон головы что-то кольнуло, заставив сморщиться и тсыкнуть, дернув головой.
– Стой смирно, Кииро, – повторил Итачи, и я, немного шокированная тем, как он меня назвал, закрыла глаза, когда на них легла его ладонь. Стоя уже позади, он поддерживал меня за талию, прислонив голову к своей груди. Я перестала дышать носом из-за давления на переносицу и, сама того не замечая, шумно втягивала воздух через приоткрытый рот.
С глазами ситуация обстояла, видимо, хуже. Это было уже не покалывание. Это была уже боль, которую я сравнить могла только с одним случаем в жизни – когда и после пятого укола на меня не подействовала анестезия и стоматолог удаляла нерв почти наживую. Однако, тут не было ощущения глубоко входящей в десну иглы. Скорее было чувство, что глаза сейчас лопнут или сгорят, а лобная кость взорвется от того, что сейчас творится под ней.
Если бы Учиха не держал меня – я бы давно рухнула. Кричать я не собиралась, хотя подмывало. Знала, что легче не будет, да и в ночной тишине мало ли что и кто услышит. Я не хотела привлекать к этой сцене хотя бы минимум внимания, но, заводя в заросли кукурузы Итачи этим уже, видимо, озаботился. Ничего, лишняя страховка не помешает.
Постепенно боль начала утихать. По всему телу разносилось непривычное тепло, будто мне выдали новый комплект кровеносных сосудов. В чем-то это была правда. Уже приведя дыхание в норму, я поняла, что я все еще не стою сама.
Рука поперек моего живота. Рука поперек моего лица.
Дыхание у шеи и теплое прикосновение губ.
Сердце пустилось в галоп, глаза под ладонью открылись. Ресницы мялись под тяжестью чужой ладони.
Губы движутся выше, касаются мочки уха и цепляются за нее, в ход идут зубы. Рука на животе приходит в движение, сразу же забегая под футболку и направляясь к поясу джинс.
Я дергаюсь в попытке освободиться, но безуспешно. Ладонь грубее прижимает голову к груди. Я ничего не вижу, только чувствую. И чувствую, что понимаю, к чему все идет.
– Из Вас хреновый насильник, Итачи-сан, – голос не переходит с шепота. Я боюсь нарушить эту странную атмосферу. Я точно никогда не забуду эти поцелуи в шею. И движение шершавых пальцев по животу.
– Тебе не страшно? – после такого-то тона? Вот честно, запихни он меня в гендзюцу или даже просто усади куда повыше – было бы страшнее.
– Меня дважды пытались насиловать, Итачи-сан. И Ваши действия больше на совращение похожи, – медленно начала возвращаться сонливость. Поняв, что продолжения банкета не будет, я расслабилась.
– Дважды? – в голосе ничем не скрытое удивление. Еще бы. Не всякая жертва о таком спокойно говорит.
– Да. Один раз, когда мне было восемь или девять – группа ребят пыталась раздеть меня прямо во дворе. Чудом сбежала, поцарапав палец о забор, – я припомнила, как пиналась тогда, лежа на спине, и цеплялась руками за все, что попадалось под руки. Главным было встать. На крики о помощи никто не реагировал – все приняли это за детскую игру. Я вздохнула. – Второй раз был, когда я лежала в больнице лет в тринадцать. Там две кровати стояли впритык, и девчонка с соседней пальцами лезла туда, куда никто не просил, – вспомнилась и белокурая макушка той уродины. – Так что нет, Итачи-сан, у Вас странные методы проявления любви к семье, – протянула я.
Убить клан под угрозами правительства, заставить брата ненавидеть себя, самому не сильно радоваться собственной роли во всем этом. Теперь еще и попытаться изнасиловать предполагаемую сестру для появления шарингана. Странная романтика.
Примечания:
Форматировала и угорала с глупости, мною написанной. Данное написать можно было куда лучше, но опять пинаю на субъективизм ситуации, ибо ПОВ - пользуюсь этим на всю катушку. У Кирин слабая форма филофобии, проявляющаяся в нерациональной реакции на признания в любви и ее несостоятельности строить долгосрочные отношения.