К вечеру мы уже выбрались из леса слизней. Влажность там действительно была адова. Повсюду огромные деревья, больше похожие на невероятных размеров травы. Дышать невозможно из-за того, что густой и насыщенный туман так и норовит осесть на легких сразу водой. Если бы не наличие сухого пледа – пришлось бы буквально захлебываться воздухом, а если бы не Катсую – то и кормить огромных москитов.
Уносить ноги из этого места пришлось действительно быстро, на всех скоростях. Как только мы вышли за границы леса – оказались на поляне. Я оглянулась посмотреть на место откуда мы вышли и пораженно замерла. Все буйство красок тропического леса, которое выражалось как окрасом слизней и их еды, так и ярким окружением – деревьями и цветами – исчезло. За нашими спинами остался огороженный непроглядный лес, перегороженный лентами и печатями с дзютсу явно нехорошего содержания и злыми мордами.
– Это гендзютсу. Наверняка в округе это место считают проклятым. Так лес Шиккотсу остается до сих пор засекреченным местом, – деловито пояснила Ино, подходя ко мне. Она знала об этом месте побольше как лицо, имевшее со слизнями договор. Я перевела взгляд с леса на девушку и обратно.
– А написаны там…
– Ино-сан, Кииро, если мы не поторопимся, то до темноты нам придется устроиться прямо на поляне, – перебил брат, заставив меня нахмуриться. Он тут же отвернулся и пошел в сторону от леса, проигнорировав мою реакцию. Ино пожала плечами и пошла следом. Не собираясь отставать, я тоже отправилась в путь.
На ходу я завязала мокрый плед на себе. Благо он действительно был легкий и его реально было как-то пристроить в качестве одежды. Я сделала узлы под руками, на бедрах и над коленями, но конструкция эта, хоть и держалась, была не очень удобной и пока только доставляла дискомфорт. Выкинуть же его, когда ночью, вероятно, придется спать на улице, было опрометчиво. Ночи холодные везде, в этом я была убеждена.
Футболка и брюки на брате были мокрые насквозь, как и такая же одежда на Яманака. В Шиккотсурин действительно стояла тропическая жара с нереальной влажностью. Не удивительно, что нормальный человек или, по крайней мере, человек без должной подготовки туда не сунется. Я почесала бедро под линией трусов (вентиляция оставалась восхитительная) и догнала спутников.
Злорадствовать мне давало то, что если одежда у моих, кхм, товарищей была более менее приличная – те вещи, в которых они за мной гонялись по скандинавским странам – то обувь была просто первоклассная. Пафосный Учиха с распущенными волосами и в розовых сланцах и прекрасная куноичи с гнездом на голове из стрижки по плечи. Еще и в дырявых кроссовках, которые, мало что малы, так еще и одеты как шлепки.
Кстати о волосах. Ими пришлось пожертвовать и мне, и Яманака. Ухаживать за ними в наших условиях было невозможно и, подстригшись обоюдно выше плеч, мы подравнивали друг другу волосы несколько раз. Сейчас у нее, как я уже сказала, они были по плечи. Я свои – куда они так росли – опустить успела уже по лопатки. По сравнению с прежней шевелюрой это была скудная печаль.
Я прижала руки к животу, где на складке от второго узла лежала кошка. С поляны мы убрались быстро и теперь неслись по деревьям со скоростью бешеных веников. Стоило отметить, что тут они были покруче росших в той же Сибири, где отталкиваться приходилось от стволов и летать под углом. Ветки широкие, прочные. Экология, мать ее за ногу.
И кстати о ногах. Я, едрить Учиху через плечо, была босая и несмотря на то, что нестись по деревьям с точки зрения физической нагрузки мне было уже не тяжело (ибо теперь это было одно из немногих моих блестящих умений), ступни о кору на ветках стукались ощутимо. Через четыре часа этих скачек я уже забила на все ругательства в сторону территорий и расстояний, деревьев, а также свыклась с болью в ногах, которым, казалось, только кровоточить и осталось. Хотя, не удивлюсь, если уже. Итачи предлагал мне свои розовые сланцы, но, как выяснилось на практике, не все способны бегать в обуви из которой при обычной-то ходьбе ноги вылетают.
В руках у каждого была своя ноша. Ино обжималась с мешком продуктов. Брат держал в руках это треклятое гнездо с воронами. Оставить их, полагаю, было бы равно уже убийству воронят. Если бы ворона не вернулась в подурневшее жилье, то Огневы бы к чертям забили на гнездо, пока разгребали остатки дома.
Про сгоревшую в черном пламени Олесю я постаралась не вспоминать. Какого черта она вообще меня помнила? Подлянка от техники? Сильная воля?
В пункт моих дел в этом мире добавилась встреча с Орочимару. Отчего-то я не хотела сейчас бежать прямиком в Коноху и принимать на себя роль матери семейства. Теперь, когда мы явились сюда, приговор “нельзя уйти из клана” заговорил в голове иначе.
Любить нельзя рассчитывать. И думай, где поставить запятую.
Стать жертвой инцеста, на который, на деле, мне как-то плевать, или же пойти против системы и попытаться пожить в свое удовольствие в родном мире? Бег явно не шел мне на пользу как и осознание того, что Ино и Итачи теперь не единственные люди, к которым я могу податься и не быть признанной сумасшедшей. Одуряющее чувство, заставляющее думать чепуху.
Давай, попробуй убеги от Учих и останься в живых.
– А убегать не обязательно, – донеслось до меня тихим и писклявым голосом. Я дернулась и чуть не пролетела мимо ветки, хватаясь за нее одной рукой и, пролетая низом, выбралась наверх, к следующей ветке, чуть опередив своих спутников.
– Все в порядке? – кинул на меня взгляд брат. Могу ли я его называть аники или нии-сан?
К слову о языке. Судя по тому, что некоторые слова я понимала только напрягая память, фокус с языком тут не прокатывал. Скорее всего и Ино меня не поняла тогда, когда я спросила про то, что написано на печатях и ограждениях у леса Шиккотсу.
– Да, – кивнула я на русском и тут же, эксперимента ради, повторила на японском. Так я и думала. Счастье мое в шарингане, что устный японский я знала в разы лучше, чем устный английский. Писала, правда, никак, да и читать не умела. Но ведь пока не надо, а там, думаю, все те же глаза и спасут. Все же, память Учих не в пример лучше любой другой.
Брат мои мысли понял без слов и путь продолжили в тишине. Я снова плелась сзади. Ну, как плелась. На нашей скорости деревья пролетали мимо только так, но я все же отставала от брата и Ино метров на пятнадцать. Рассредоточение, мать его. Оптимальное расстояние, чтобы быстро догнать или затормозить.
Я уже забыла про писклявый голосок, когда он раздался вновь.
– Эй, Учиха, ты меня игнорировать вздумала? – я избежала удара с деревом, скользнув в сторону и опустила голову. Ни капли не страдающая от моей скорости Тайвань высунула свою морду через “воротник” и смотрела на меня своими честными зелено-ореховыми глазами. – Что уставилась, как на восьмое чудо света, ньян? – четко проговорила моя кошка, и я таки оступилась, полетев вниз.
Если бы не Итачи, среагировавший на мой вскрик и схвативший меня почти у земли за руку, лечить бы меня опять пришлось долго. Интересно, а тут моя выносливость повысилась или я, как и любой нормальный человек, упав с такой скорости и высоты, превратилась бы в лепешку?
Ино приземлилась рядом с нами, удивленно на меня глядя.
– Привал, – объявил брат, несмотря на то, что солнце только начало садиться и до момента темноты мы еще могли бы найти место привала получше или, вовсе, какую-нибудь деревушку.
– Я в норме, – тут же запротестовала я. Брат посмотрел на меня в духе “расскажи эти сказки кому-то другому”. – Тайвань начала говорить! – в оправдание вскрикнула я, вытряхивая из-за пазухи кошку. Та недовольно мявкнула, но, оглядевшись, завалилась на траву и принялась вылизываться. Ино тут же кинула мне пачку печенья и бутылку воды, а Итачи молча подобрал пару палок с земли, отходя с ними в сторону и поднимая еще. Пошел собирать хворост. Отлично.
Яманака присела рядом со мной и коснулась моего лба рукой. Я раздраженно дернулась, разобрав упаковку печений и всухомятку начав грызть одно. Когда пересушенное горло отказалось принимать сухую пищу, я открыла бутылку с водой и сделала пару больших глотков. Я, вроде, и понимала, что мы неизвестно, где, и водоема мы можем тут не найти (я уже наслышана, что, теоретически, пить тут можно из любой лужи), но ускорить путь, лишив нас воды, хотелось страсть как.
– Прости, Ки, – устало выдохнула блондинка, плюхнувшись на землю и зачесав пальцами волосы к затылку. – Наверное, нам стоило лучше спланировать перемещение, – простонала она в привычной манере. Не приглядываясь можно было увидеть ее счастье.
Я съела еще одну печеньку и запила ее водой, закручивая крышку.
– Ино, почему ты не призывала Катсую раньше?
– М? Я призывала Катсую-сан очень часто в первый год, когда ситуации выходили из под контроля. Она не раз тебя спасала, – удивленно произнесла девушка, а потом как-то расслабилась. Видимо, поняла, что я могла просто не помнить этих чудных мгновений общения со слизнем.
Тайвань наумывалась и полезла, мявкая, ко мне под руку. Я погладила ее, и она, виляя хвостом, полезла к вороньим яйцам. Сначала я не придала этому внимания и думала, что эта пройдоха захотела ими полакомиться под шумок, но нет. Кошка походила кругом и аккуратно влезла поверх гнезда, устраиваясь на яйцах. Я хмыкнула, отворачиваясь.
Тоже мне воронья наседка.
Я посмотрела на Яманака, которая разминала свои ноги. После такой заминки продолжать тему с Катсую не хотелось. До этого, насколько мне известно, сама Ино не получала огнестрела. Кто знает, может, испугалась. После такого-то файер-шоу. Я вспомнила про глазное кровотечение от Аматерасу и представила, на что сейчас похоже мое лицо после того, как в Шиккотсурин с меня сошло семь потов, помимо влаги извне. То еще зрелище, наверное. Я буквально чувствовала, насколько я вся липкая и грязная. Запах от нашей делегации стоял не лучше, но меня уже убедили в том, что на миссиях шиноби благоухают и похлеще. Я вспомнила, какое амбрэ стояло от Учих, когда мне пришлось валяться с ними в кровати в ту, первую ночь.
Тогда они были с войны, но я не уверена, что все это было прямо так несравненно. Разве что кровью и копотью от нас не шмонило за километры.
К тому моменту, как вернулся брат, я схомячила уже половину пачки печенья и выпила половину бутылки с водой. Ино поймала в лесу двух птиц, которым теперь уже свернули шеи. Я раскинула ноги в поперечном шпагате и, облокотилась локтями о землю, ощипывая одну птичку. Сидеть так я старалась при возможности, улучшая растяжку, хотя, благодаря тренировкам шиноби, которые с армиями того мира рядом не стояли, мне и провисной шпагат был по силам. Растяжка у меня была отменная еще после того года адовой физической подготовки перед тренировкой чакры. Когда под рукой бывший член АНБУ, он же гений клана и нукенин, а с ним ирьенин за компанию, то знай – поблажек не жди. Если бы эта парочка тренировала детей в академии такими же темпами – выпускали бы всех не по экзаменам, а просто выживших.
Как мне сказали, в моем возрасте уже никто за обучение бы и не взялся, если бы не ситуация с моей поганой сильной чакрой больших объемов, когда для выживания мне надо было сначала укрепить тело именно теми тренировками, для которых я была “стара”. А это и растяжки, и кардио-упражнения, и нагрузки на выносливость, на концентрацию и гармонию. И еще много разной фигни, благодаря которой сейчас я смогу вполне уложить среднего генин или чунин.
Говоря откровенно, помимо шарингана – в этом я крутая, что прям Саске может завидовать молча – сказываются объемы чакры, – и подготовки в тайдзютсу на уровне чунина – в спарринге с Ино полтора месяца назад я уже могла не падать лицом в различные поверхности – я не знаю ничего. Ну, техникам ранга Е я, естественно, обучена была. Ирьенин но дзютсу на уровне залечить коленку. До сих пор помню, как Ино заставила меня оживлять рыбу. Первые пять успели стухнуть, и брат назвал это тратой продуктов. Зато шестая шевельнула хвостом!
Гендзютсу мне было отрабатывать не на ком. Банальный Маген: Наракуми но дзютсу мне пришлось исполнить лишь однажды, когда Яманака этого не ожидала. И то она рассеяла его прежде, чем оно подействовало. С Итачи подобная фигня прокатить не могла вообще. Он же чертов гений. Как и Саске. Кажется, всем остаткам клана кроме меня досталась гениальность. Мне же запасы чакры. При нулевых знаниях, как оказалось.
Казалось бы, зная последовательность печатей я могла бы самостоятельно выучить техники. Как бы не так. Печатей мало. Нужна еще и правильная дозировка чакры, а новичкам вроде меня – еще и наставник, который смог бы объяснить, куда чакру девать, чтобы техника свершилась.
Об обнаружении у себя стихии я молчу. Итачи был уверен в наличии у меня кланового Катона, но до техник мы не дошли. Проверить наличие какой-либо еще стихии без специальной бумажки было нереально, не используя техник. Ино как-то сказала мне подумать над тем, на каких техниках я хочу специализироваться, если мы вернемся в их мир и я продолжу свое обучение делу шиноби. Душа моя лежала к стихийным техникам. Ибо для меня это просто напросто гребаная магия. Куда более магическая, чем тайдзютсу или фокусы с гендзютсу. В любом случае, даже если родство более ярко с одной стихией, то, теоретически, развить можно все. Ничего, я планирую нескоро с этого света свалить. Даже если и не перепадет мне концентрация на стихиях, то несколько техник я обязана выучить, иначе сама себя уважать же не буду.
Впрочем, сейчас я понятия не имею, на чем бы хотела специализироваться. И да – не на гендзютсу, как аники. Пусть это и клановая способность, но моя фантазия не настолько богата извращениями для врагов.
Надо будет подумать об этом на досуге.
***
Когда я проснулась, не чувствовала своих ног. В смысле совсем. Прозевавшись, вытерла тыльной стороной ладони слюнку ото рта и рукой смахнула прилипшую к лицу траву. Я так и уснула на шпагате, благо птицу из под меня достали. Видимо, успела порядком устать за все это время. С трудом сведя ноги вместе, я чуть не взвыла от боли. Лучше бы я эти конечности так и не чувствовала. Аукнулось мне не только релаксирование на шпагате, но и босые бега по деревьям. Ступни были подраными и синими. Хорошо, что не черными.
Сложив ноги по-турецки, я, зевая, принялась лечить свои синяки. Иначе бы просто не встала. Боль в паху стояла такая, что приличных мыслей у меня об этом не было. Ни единой.
Добившись того, что стоять было реально, а от прыжка на ноги не хотелось штабелями рожать всяких демонов, чтобы побить землю, я отведала мяса, что еще осталось на костре. Я все еще не любила большую часть мясных продуктов, и на этом походная жизнь не сказалась ни малейшим образом. Когда Ино и Итачи уплетали какого-нибудь кабанчика, я вполне могла бегать за какой-нибудь птичкой себе на ужин. Еще воровством иногда помышляла, за что получала. “Шиноби – не воры”, упрекали меня, давали щелбан, но это не мешало мне затариваться в гипермаркетах, если случалось зарулить в город и свистнуть у кого денег. В конце-концов, вещи-то у меня не с потолка взялись. Сначала еще были те деньги на карте, что в самом начале мне перечислила Огнева, но они быстро ушли в первый год, когда меня усердно лечили, кормили и гоняли. На больного человека денег уходит больше. Лекарства там, бинты, свежие продукты, которые переварит слабый организм. Пару раз деньги тратились даже на съем комнаты. А потом их не осталось.
Сейчас мы снова были без денег, с едой на сутки-двое, водой на сутки при экономии, и без одежды. Для меня, которая спала в трусах, с задранным до живота пледом и спортивным топом под ним этот вопрос особенно актуален.
Вспомнив про холод, я начала мерзнуть и, подобрав под себя ноги, натянула на них плед. Ино и Итачи спали. Я видела, как Ино вырубилась, как только я проснулась. Караул, так караул. Рассвета еще не планировалось, но спать мне уже не сильно хотелось. Скорее, от холода и боли в ногах. Я вздохнула, поднявшись. Подозвав к себе банальным “кис-кис” Тайвань, я, чуть подумав, развязала плед и кинула его на гнездо, в душе матерясь. Ну, я от холода не скопычусь – закалка после Сибири зимой та еще – а вот воронята без наседки и умереть могут.
Я дернулась от окружающей температуры и, создав двух клонов с помощью Буншин но дзютсу, подхватила Тай и пошла в кустики по нужде. Закончив свои темные дела, я пошла обратно к лагерю, похлопав себя по ляшке, чтобы привлечь за собой котейку.
– Одной уже сходить страшно, нья? – вновь этот писклявый голос. Я среагировала резко, по звукам выхватив кошку за шкиряк и подняв на уровень своего лица. Либо я совсем чокнулась, либо эта сучка улыбается.
– Ты! – громко воскликнула я и тут же заозиралась. Не хватало еще, чтобы Итачи или Ино подумали, что я тут реально с кошкой разговариваю. – Ты! – уже зашипела тихо я. – Ты говоришь! – сказала я настолько очевидный факт, что моська этой мохнатой скотины явно стала выражать “да ладно, а я и не знала!”.
– Говорю и ясно выражаю свои мысли, Кииро-ньян, – мурлыкнула кошка и передислоцировалась ко мне на плечо, вцепившись в него когтями. По моему телу прошелся неплохой такой импульс от боли и холода. Я выругалась сквозь зубы. – Не так надлежит разговаривать маленькой наследной Учиха-химэ, ня, – этот блохастый комок припечатал меня лапой по лбу, когда я повернула к ней лицо. На носу я почувствовала стекающие капли крови, а на лбу – отпечаток ее когтей.
– Я тебя сейчас… – я попыталась схватить эту серую шаверму, но не тут-то было. Кошка ловко прыгнула на дерево и вскарабкалась на нижнюю ветку, сидя на ней, свесив болтающийся хвост. Зазывающе так. Оглядевшись по сторонам, я в пару секунд добралась до этой ветки, использовав для пары прыжков соседнее дерево.
– Не торопись распускать руки, Кииро-нян, нья, – Тайвань сидела и умывалась лапой. Я пыталась въехать в ее кошачью версию японского. Боги, спасите Учиху за его шикарную речь и шаринган. Если бы не он – я бы пропала. – Я могу дать тебе передышку, чтобы ты привыкла к миру шиноби, ня! – восторженно мурчала кошка. Я продолжала плавать в своих мыслях, пока не получила снова, в этот раз уже по ноге и зубами. Стараясь не кричать, я тряхнула ногой с намерением впечатать кошку в ствол дерева, но та ловко спружинила о него лапами. Я офигело наблюдала за Тайванью.
– Ты, вообще, что? – прочистив горло, спросила я, пытаясь не сильно удивляться. Ну, да, конечно. Куда там. Не каждый день домашняя кошка становится акробатом. И еще реже начинает говорить.
– Тайвань, прием, Марфа, ня, – довольная собой, кот снова вылизывалась. – Я родилась в Сора-ку, а потом Некобаа пространственной техникой отправила меня в тот мир, чтобы приглядывать за тобой. Она чувствовала эту технику на Микото-ня, твоей матери, после рождения Саске и мертвого мальчика. Она чувствовала твою чакру, нян. Смогла ориентировать на нее дзютсу, ня, – судя по тому, как принялась потягиваться кошка, говорить было не ее любимым занятием. Она постоянно отвлекалась и переходила на урчание и мявканье.
Я аккуратно посмотрела вниз – не ищет ли меня кто? Пока нет. Спят. По крайней мере, Итачи мог проснуться, но заметить мой Буншин. Не маленький, поймет, что по кустам меня искать как минимум не прилично.
– Короче, ты всегда знала что я Учиха, – утвердительно сказала я, делая выводы для себя. Тай кивнула. – И всегда могла говорить, – продолжила я. Снова кивок. – Так какого…
– Кииро! – донесся с поляны окрик Ино. Еще бы. Ни разу еще брат не кричал. Всегда будил блондинку.
– Ты можешь сейчас пойти со мной и получить знаний, нян. А можешь добираться до Конохи с ними и быть Учиха-химэ, нья, – видимо, по делу теперь начала Тай. Еще бы, наверняка до этого она надо мной стебалась. Кошки, чего с нее взять. – Решай, Учиха-нян, – хмыкнула она, косясь вниз. В кустах почти под нами кто-то рыскал.
Время на уточнения куда, зачем и с какими последствиями у меня не было. Думается мне, найди нас брат или Яманака, кошка опять бы прикинулась кошкой. Обычным придурковатым клубком. Пришлось доверять, паршивке. Та громко мявкнула и хлопнула лапами по дереву. Под ней возник небольшой свиток, который она тут же раскатала и на который поставила лапу. Внизу явно спалили наше местоположение.
– Ну, нян! Ты же знаешь, что без заключения контракта переместишься отсюда, так давай, нян! – прикрикнула кошка.
Я на максимально возможной для меня скорости сложила нужные печати, наивно проговаривая их.
– И, Ину, Тора, Сару, Хитсуджи, – я закончила и, надкусив палец, приложила руку к свитку как раз в тот момент, когда на ветку взобралась удивленная Яманака.
***
Я, конечно, уже имела удовольствие перенестись в Шиккотсурин, но теперь я оказалась на карнизе какого-то высокоэтажного здания. Видимо, место действительно выбирается рандомно для всех этих перемещений не-контракторов. Почувствовав, что карниз подо мной проседает, я едва успела с него соскочить и схватиться за оконную раму с разбитым окном. В руку тут же впилось ломающееся под моим весом стекло. По запястью, к плечу заскользили капли крови. Я попыталась подтянуться, но поняла, что ссохшаяся рама моего веса долго также не вынесет. Я опустила взгляд вниз. Этажей семнадцать пролететь придется. Мрачные своды Сора-ку, мать его за ногу.
Уж лучше бы умирала рядом с Яманака и Учихой. Не таким бы хреновым товарищем хоть себя ощущала. Теперь внизу была пропасть из моих устоев. Информация, за которую я продала себя и Учиху с Яманака (я посчитала, что это именно так), того наверняка не стоила.
– Ня, Кииро-нян, – услышала я сбоку от себя и, еле шевелясь, повернула голову направо. Подул легкий ветерок и рама под моей рукой тоскливо и противно скрипнула, заставив стекла сильнее впиться мне в руки.
Усердно стараясь сдержать вскрик, я не удержалась и отпустила злосчастное окно. Рука вмиг загорелась новой волной боли от изменившегося давления, а мелкие осколки старого грязного стекла вошли под кожу, ломаясь над ней и оставляя неровные пеньки. Естественно, во время падения мне было не до нежностей и лечения руки, но стекло из сосудов убрать надо было. Тут я даже обрадовалась высотке. Умирать я уже передумала. Живо сконцентрировав медицинскую чакру в руке, я просто резко выпустила ее наружу, перед выхлестом добавив чистой. В итоге получила множественные ранения, обещающие мириады мелких шрамов при должном лечении, но стекла в моем теле больше не было.
Пункт следующий. Не стать лепешкой. Что делать я понятия не имела. Попыталась затормозить о стену, цепляясь чакрой. Слишком быстро.
– Сделай так же еще раз, нян, – промурчал голос рядом. Бегущая по стене Тайвань давала указания.
До земли оставалось пять метров. Выбора не было. Я сгруппировалась, активировала шаринган и выпустила эту адскую смесь чакры в сторону земли.
Кажется, был момент, когда мои кости вжались сами в себя, но когда я открыла глаза, то была жива и не чувствовала ничего особенного. Из того, что должна была бы чувствовать при падении с такой высоты. Головокружение, легкая тошнота и желание ухватить хоть крупицу воздуха. Как бывает при сотрясении и падении с высоты метра в два-три. Я попыталась встать, но оперлась на окровавленную руку, на которую меня чудом угораздило не упасть. Впрочем, вторая теперь тоже была счесана до крови от плеча и до запястья. Как и вся левая сторона тела, на которую я упала. Стоит отдать должное, чакра таки сыграла роль неплохой перины, которая смягчила в разы мое падение.
– Ня, Кииро-нян... Запомняу, что кошки всегда приземляются на лапы, а не падают на бок, нья, – услышала я над собой довольный голосок Тайвани, которую мне хотелось придушить.
