Лучшее для тебя.

Юри теряется под таким неистовым напором, который просто сбивает с ног. Юрию Плисецкому уже исполнилось восемнадцать. За эти годы он вырос почти на две головы, стал шире в плечах и сейчас вообще может с лёгкостью поднять хрупкого Юри на руки: уже пробовал. А Юри стесняется и мнётся всякий раз, стоит Юрию зажать его у стены или совершенно безнаказанно тискать во всех укромных уголках ледового комплекса, не боясь нарваться на удивлённый, осуждающий взгляд. Как всё поменялось в их жизнях. Сейчас можно. Юрий оказывается заинтересован. Юри свободен. Внешне уж точно, но вот внутренне… *** Виктор с Юри не виделись больше года и почти шесть месяцев не разговаривали. Их связь с треском разорвалась от скопившегося напряжения. Амбиции Виктора не позволили двигаться вперёд вместе, а Юри опрометчиво поставил во главу угла свои чувства, за что и поплатился. Тогда всё рухнуло. — Ты должен выступать! — Виктор наворачивал круги по уютной квартирке в Санкт-Петербурге, где они жили последний год. — Я хочу тренировать чемпиона. Почему нужно уходить именно сейчас? Просторная комната вдруг показалась Юри маленькой, стены сдавили пространство до крохотной душной коробки. Любимые мелочи, купленные в городах, где они побывали, нарочно попадались на глаза, брошенные тут и там вещи раздражали. Маккачин, чувствуя надвигающуюся грозу, просто сбежал на кухню. Юри остался совершенно один перед ураганом по имени Виктор Никифоров. — Но я устал. К тому же ты знаешь, что я давно хотел стать тренером. Мы можем взять пару. Работать вдвоём, — оправдывался Юри, который даже не успел раздеться, потому что недавно вернулся после очередной тренировки. Он хотел донести до Виктора, что раз они вместе, то справятся с любой проблемой. Напрасно. Виктор изначально был против. — Лёд для меня — всё, — выговаривал он, непроизвольно теребя обручальное кольцо, которое заменило старое — «наудачу». Оба кружили в замкнутом пространстве комнаты, расходясь по спирали в разные стороны. — Тебе ли не знать? — Но ты уже не катаешься. Мы можем попробовать что-то новое. Только вдвоём, — Юри снова старался погасить ссору, предложить варианты, но ничего не выходило. Виктор не слушал, не желал идти на уступки, закончив карьеру на пике славы ещё в прошлом году, сейчас он не позволял Юри сделать то же самое. Непонятное эгоистичное решение и ни слова о любви друг к другу, только ко льду. Опустошение и злость разъедали сердце словно яд. Не было сил бороться, строить заново то, что разваливалось на глазах. Тогда Юри не вытерпел — сдался. Молча оставил ключи на столике, собрал вещи и ушёл, а Виктор не стал останавливать. Они разошлись. Вот так запросто забыли два с лишним года. Очень счастливых года, наполненных общими победами и новыми чувствами. Первые отношения для Юри. Последние для Виктора. *** Сейчас Юри с удивлением осознаёт, как всё переменилось. Не факт, что к лучшему, но его жизнь больше не напоминает бесконечную череду кошмаров, что, конечно, радует. Он тренирует малышей в Канаде, куда его приглашает Леруа, внезапно поддержав после болезненного разрыва. То, что Джей-Джей не без помощи Плисецкого почти насильно вывозит его из Санкт-Петербурга, прикрывает перед журналистами, приглашает в свой дом и в первую же неделю выталкивает на лёд, повергает Юри в шок. Он ведь всё ещё переживает разрыв с Виктором. Он снова плачет. Он разваливается на куски, а Джей-Джей, лучезарно улыбаясь, с лёгкостью заражает своим счастьем окружающих и его самого. Юри сдаётся, оживает, находит силы и вкладывает в юные дарования крупицы своего таланта. Проходит время, боль немного притухает, когда в размеренную жизнь уже бывшего чемпиона врывается новый ураган по имени Юрий Плисецкий. Он не рассказывает, как отбился от Фельцмана и Барановской. Как перешёл в сборную Канады. Как умудрился договориться с четой Леруа и самим Джей-Джеем, но в категорической форме требует от Юри поставить ему произвольную программу к следующему Гран-при. — Я никогда не пробовал, — отнекивается тот. — Зачем ты просишь меня, ведь Леруа… — Они ставят мне короткую, — парирует Юрий, нервно постукивая пальцами по бортику катка. Пару минут назад он с грохотом ввалился прямо на тренировку, распугав малышей и теперь белозубо улыбаясь, старается очаровать Юри. Кажется, получается. — Ты сможешь, — повторяет он. — Мне нравится твой стиль. Как ты чувствуешь музыку. Дорожки просто крутяк. Плисецкий как обычно ничего толком не объясняет, но умудряется перестроить новую жизнь Юри под себя. Даже договориться с Джей-Джеем, который недавно бросил спорт и девушку из-за старой травмы и тоже подался в тренерство. — Соглашайся, Кацудон. Давай, — требует Юрий, встряхивая отросшей светлой гривой волос. Юри невольно засматривается. Плисецкий повзрослел, превратился в красивого молодого мужчину. Давно не мальчик, хотя принты с тиграми так и остались любимыми. У каждого свои слабости. Юри растерянно вздыхает. Видимо, судьба вновь играет с ним, связав с очередным взбалмошным русским. Правда, Юрий больше не называет его свиньёй по причине болезненной худобы: Юри никак не может набрать вес. Не кричит и не плюётся злыми словами. Скорее, наоборот. Юри начинает замечать знакомый интерес в долгих внимательных взглядах и осторожных касаниях. Так же когда-то делал Виктор. В прошлой жизни. Счастливой жизни. — Тяни ногу. Повернись. Не расслабляй плечи. Выше, — Юри уже не впервые командует на льду, следя глазами за прокатом Юрия. Его светлые волосы, собранные на затылке мягким узлом, растрепались и теперь красиво обрамляют острые скулы. Сильные руки взлетают вверх, рассекая воздух будто клинки. Самурайские мечи — отличная тема для произвольной программы, в сотый раз убеждается Юри. Слишком воинственным, мужественным стал Плисецкий. Слишком красивый хищник вырос из этого маленького задиристого котёнка. Настоящий тигр. — Ещё раз? — спрашивает тот, подъезжая к бортику и осторожно беря из рук Юри бутылку с водой. — Тебе не понравилась дорожка? — Сыровата, — соглашается Юри, понимая, что в данный момент просто тонет в этом глубоком зелёном омуте чужих глаз. Напряжение между ними достигает предела, и Юрий тянется к его лицу и осторожно заправляет отросшие волосы за ухо. Юри потряхивает. Невозможно противостоять этой энергетике. Да и не хочется. Он так устал бороться в одиночку. — Давай. Я буду смотреть, — поощрение в виде нарочного соприкосновения пальцами, когда Юрий передаёт бутылку обратно, производит сногсшибательный эффект. Плисецкий повторяет программу ещё раз, разрывая воздух несуществующими мечами с таким чувством, будто хочет оторваться ото льда. У него почти получается взлететь. Юри с восторгом кричит что-то на японском, а рядом аплодирует Леруа, прожигая своего недавнего соперника странным взглядом. Юри знает этот взгляд. Джей-Джей всегда питал слабость к Юрию, теперь она переросла в зависимость. Юри мучает совесть. Ещё некоторое время он изо всех сил старается не подавать виду, но постепенно ухаживания Юрия попадают в цель, растапливают заледенелое после болезненного разрыва сердце. И когда только успел натренироваться, маленький паршивец? Ведь ему всего восемнадцать. Виктор ухаживал совершенно не так. Виктор… Но Юрий — не Виктор и напоминает об этом каждый день. — Ты бы поел, Юри, — он перекладывает ему на тарелку самые лучшие куски. — Скоро ведь просвечивать будешь. — Я не хочу, — отнекивается Юри. — Он прав. Ты вываливаешься из всех вещей. Хотя, может старая одежда Юрочки тебе подойдёт? Хочешь поносить? — Джей-Джей сидит с ними за одним столом. Такой же привлекательный, улыбчивый, излучающий позитив. Они словно небольшая семья. Два бывших чемпиона, тренирующих третьего. Странное сочетание. Юри привык. Юри привык, что Джей-Джей постоянно насвистывает свои новые мелодии и продолжает ухаживать за Плисецким. Привык, что сам Юрий этого просто не замечает, только больше не огрызается, а взвешивает каждое слово, рассматривая Юри своими лучистыми зелёными глазами, в которых плещется море нежности. Юри передёргивает. Чёртов любовный треугольник. Один любит второго, второй третьего, а третий… Третий вообще никого не любит. — Прекрати называть меня «Юрочка», — даже сейчас Плисецкий не злится. Он изящным жестом кладёт столовые приборы рядом с тарелкой и откидывается на стуле, опасно балансируя на ножках. — Столько лет прошло, а ты всё такой же, Джей-Джей. Ничего нового придумать не можешь. — Для меня ты тоже навсегда останешься «Русской феей», — улыбается тот и рассматривает сидящего напротив молодого мужчину, который не только стал на голову его выше, но и взрослее. Или всегда был? Сильнее духом. Резче в движениях. Выше в прыжках. — Сходим куда-нибудь? — предлагает Леруа, заранее зная ответ. — Нет. У меня тренировки, — Юрий с тихим перезвоном ставит тарелки в раковину и, уходя, небрежно дотрагивается до волос Юри. — Я посплю немного. Разбуди через час. Джей-Джей кривится, засматриваясь на эту неправильную семейную идиллию. — Почему ты терпишь? — спрашивает он, когда за Плисецким закрывается дверь. — Он же тебе не нужен? — А тебе, значит, нужен? — теперь очередь Юри пристально вглядываться в лицо бывшего короля, замечая и новые маленькие морщинки вокруг глаз, и следы усталости, и опущенные плечи. Леруа страдает, но, как обычно, не показывает вида. Они так с ним похожи. — Давать ложную надежду, чтобы потом разбить сердце — это подло. — Я не буду разбивать ему сердце, — парирует Юри. Хотя в голове крутится, что Леруа в действительности прав, стоит быть осторожным в поступках и словах. — Юра уже большой мальчик. Сам разберётся, — Юри ещё старается оправдаться и понимает, что врёт сам себе. — Как знаешь, — неожиданно соглашается Джей-Джей, хотя взгляд темнеет, обещая скорую расправу, если что-то пойдёт не так. — Но в Москву вы поедете без меня. Думаешь, сможешь отбиться? Юри со вздохом закрывает глаза. Всего один этап до Гран-при, где им придётся много времени находиться вдвоём, а Юрий действительно стал очень настойчив. Объятия превратились в недвусмысленные ласки и это притом, что за Плисецким тянется огромный шлейф из разбитых женских сердец. Даже здесь, в Канаде, тот умудряется найти себе приключения. Девушки осаждают коттедж, донимают звонками, а Юрий тискает по углам краснеющего от такого неожиданного внимания Юри. Комедия положений. Джей-Джей поправляет воротничок рубашки, которую, вероятно, надел специально, чтобы произвести впечатление на конкретного человека и, уходя, хлопает по плечу. — Реши для себя, чего ты хочешь. Только не пожалей, — напутствует он на прощание, а Юри теряется в своих желаниях и хочет сбежать хоть куда-нибудь, только бы подальше отсюда. *** Москва встречает их сильным холодным ветром. Какое настроение, такая и погода. Сердце у Юри заходится от волнения. Он ёжится, кутаясь в тёплую куртку, и растерянно хлопает глазами, пока Юра ловит такси. Рекламными плакатами с изображениями спортсменов завешен весь терминал, ведь на этом этапе представлена новая восходящая звезда русского фигурного катания — Николай Свиридов — ученик Виктора. — Интересно, а с ним он тоже спит? — равнодушно спрашивает Юрий, разглядывая очередной плакат на котором изображён Николай: худой коротко стриженый мальчик с высоко поднятыми вверх руками. — Ничего примечательного, а уж катается, так совсем хреново. Знаешь, ты гораздо интереснее, — Юрий старается приободрить побледневшего Юри, но у того внезапно выскальзывает сумка из ослабевших пальцев, губы начинают трястись. Конечно, он видел и прокаты, и фотографии нового ученика Виктора. Просто не смог не посмотреть. Хорошие прыжки, только полное отсутствие каких-либо чувств. Заранее провальная программа. — Глупый, — горячие объятия Юрия прорывают плотину. Юри утыкается в его широкую грудь, подавляя подступившую к горлу панику. — Ты в сто раз лучше этого Свиридова. Виктор идиот, раз отпустил, — Плисецкий вытягивает руки, отодвигая от себя Юри, и заглядывает ему в глаза. — А я не отпущу. Слышишь? Никогда. Юри качает головой, плохо различая чужое лицо за запотевшими очками, позволяя трепать себя словно куклу. Он не ожидал, что будет настолько больно. Время, как оказалось, не лечит, и от присутствия человека, который обращается к тебе с такой искренней нежностью, становится в сто раз хуже. Такси, гостиница и ни одного знакомого лица, что очень хорошо сказывается на растерянном Юри. До соревнований ещё два дня, поэтому чета Леруа приезжает только завтра, а уже сегодня Юра тащит его на лёд. В гостинице им хватает времени лишь переодеться. Хорошо ещё, что номера разные. Юри бы просто не вытерпел. — Смотри, — требует Плисецкий, выкручивает очередной четверной прыжок и выезжает, красиво подняв ногу. — Я могу переставить его в конец. — Нет. Мы ведь договаривались. Никаких изменений, — парирует Юри, чувствуя себя неуютно в новых вещах, которые купили ему Плисецкий вместе с Леруа, оправдывая тем, что тренер не может ходить в обносках. Из-за эмоционального срыва произошел иммунный сбой и теперь Юри Кацуки напоминает подростка, а вещи по фигуре только подчеркивают излишнюю худобу. Волосы отросли, впавшие глаза, кажущиеся огромными на осунувшемся лице. Юрий говорит, что он прекрасен. Сам Юри считает себя уродом. В голове всё равно полный хаос. Какая разница, как выглядишь? — Ну-у-у, пожалуйста, — тянет Юрий, перегибаясь через бортик, и его узкая бордовая кофта выгодно подчёркивает сильные руки, а насыщенный аромат одеколона на разгорячённой после проката коже, вызывает странную реакцию. Юри задерживает дыхание, невольно облизывая губы. Плисецкий оказывается очень талантливым манипулятором. — Давай. Нам ведь нужно набрать баллы, — Юрий будто нарочно цепляется руками за его плечи, стараясь оказаться ближе. Юри непроизвольно отшатывается, и красивое лицо Плисецкого мгновенно меняется, губы кривятся в усмешке. — Не нравлюсь? Чем не хорош? Я же моложе. Выносливее. И я, в отличие от некоторых, готов для тебя на всё. Юри вздыхает, не зная, как объяснить. Вроде нравится и даже очень, но что-то давно позабытое, из прошлой жизни держит на расстоянии. Воспоминания, когда Юрий был похож на маленького шипастого зверька. Когда выигрывал медали. Когда соревновался с ними. Когда Виктор ещё был рядом. Хлопает дверь. Юри растерянно отодвигается и медленно поворачивает голову на шум. Только не это. Виктор Никифоров в своей знакомой красно-белой куртке легкими пружинистыми шагами идёт по проходу в их сторону. Сердце Юри пропускает удар. Почти не изменился. Чуть отросшие светлые волосы закрывают лоб, лучистый голубой взгляд пригвождает к месту, только вот привычной улыбки нет. Вместо неё гримаса боли. — Зачем припёрся? Мы никого не ждём, — не тратя время на приветствия, Юрий переходит в наступление. Он защищает своё и делиться не намерен. — Если тренироваться, то где твой мальчик? Потерял по дороге? Сам Юри дышит часто, с усилием сжимая руки в кулаки, и мечтает провалиться сквозь землю, а Виктор прожигает его внимательным холодным взглядом и, кажется, не обращает никакого внимания на взбешённого Плисецкого. — Мой мальчик, как ты выразился, Юрий, — он нарочно выделяет голосом слово «мальчик», акцентируя на двусмысленности, — как раз здесь, и я очень хочу с ним поговорить. У Юри подкашиваются коленки от ужаса.