Сухое, жаркое, казавшееся бесконечным лето плавно перетекло в такую же долгую и теплую осень, неожиданно оборвавшуюся промозглой зимой. С вечера до рана тихая погода вдруг сменилась сердитыми порывами ветра, который пригнал тяжелые лиловые тучи. Распухшие, с натугой волочащиеся по небу, набрякшие дождем. Воздух за ночь ощутимо похолодал, резкий ветер мотал верхушки сосен и кипарисов, с размаху бросал в ставни пригоршни ледяной воды. Потом утих, но ливень быстро сменился снегопадом, таким густым и обильным, какой бывает лишь в горах. В нескольких шагах не было видно ничего, кроме месива липких снежных хлопьев, и за пару часов земля покрылась толстой белой периной. Засыпало тропы, дворы и дома — кое-где почти по самые крыши. Теперь Ильяне стало понятно, почему местные жители клали на стрехи такие массивные брусья и почему крыши имели запасной выход наружу.
Неожиданной непогодой от селения отрезало стадо овец и коз, которые ночевали в кошаре на пастбище, в долине. Как только ненастье слегка утихомирилось и видимость позволила разобрать, где кончается небо и начинается земля, дед Радован взял лопату и вместе с другими мужчинами поселка отправился ратовать скотину. Долина лежала не очень далеко, но все тропы были заметены, где — по чресла, а где и по пояс. Глубокий снег сверху быстро прихватило ледяной коркой, внизу же слой пороши был обильно пропитан водой. Торить тропу было тяжело, люди работали на холодном ветру несколько часов, подменяя друг друга постоянно, мокрые от пота и талой воды.
Стадо удалось сохранить почти без потерь, но пару дней спустя старик слёг — впервые за свою долгую жизнь. Горячка заострила скулы, ломала суставы и набросила на лицо старого травника нездоровый румянец, сухой мучительный кашель, казалось, разрывал легкие. Ильяна и Зорица настаивали травы и коренья, отпаивали его отварами, горячим козьим молоком на меду; то растирали горячечное тело прохладной ветошью, то наоборот, укутывали и обкладывали грудь холстяными мешочками с нагретой морской солью. Через неделю хворь, казалось бы, отступила. На самом деле не ушла, спряталась где-то глубоко внутри стариковского тела. Жар спал, но притаившаяся болезнь выдавала себя слабостью, одышкой и периодическими приступами кашля.
На первый взгляд всё шло своим чередом. Зимними вечерами при свете лампадки Ильяна снова, листок за листком, зарисовывала лечебные травы, слушая дедовы рассказы. Память ему служила, да еще как! Помнил не только каждую былинку, но и еще и разные местные названия: как зовут ее греки, как фряги, как лужичане или хорваты. Сами названия были нередко дивными или забавными и могли очень разниться. Одну и ту же траву греки звали «гелихрисос» — что значит солнце золотое, лужичане и хорваты называли «дедова борода», а фряги окрестили ее ведьмиными волосами. Старый травник не просто помнил разные имена былин, но и мог объяснить, почему они так разнятся:
— В греках такова былинка обильно цветет золотыми цветами, подобными маленьким солнышкам, потому и гелихризос. А севернее, на хорватах или во фрягах, она цветет изредка и вельми слабо, потому травники опознают ее не по цвету, а по долгим серебристо-сивым плетям побегов. И те впрямь со скал свисают как длинные седые бороды. Или повевают на ветру, как перепутанные нечесанные власы старой ведьмы. А еще иногде произрастает иной его вид, прозванный бессмертником — за то, что срезанные цветы его не увядают и выглядят как живые еще и несколько лет после срезки.
Все эти названия писались под рисунком, чтоб впредь любому читателю было ясно, о каком растении речь. А то ведь могло статься, что человек, не имея образца, не найдет на торгу или в лекарне лечебную траву под незнакомым именем! В эту зиму уже не ведунья, уже сама Ильяна писала имена лечебных трав на своих рисунках. Не по памяти, конечно, а переписывая с листов гербария деда Радована. Но всё равно, сама! И получалось у ней не хуже чем у наставницы: буковки ровные, красивые, даже с кокетливыми завитушками на заглавных буквах.
На первый взгляд всё шло своим чередом. Но гораздо чаще, чем раньше, дед Радо делал передышки при рубке дров, всё реже выходил из дома надолго, всё чаще засыпал, оставив недоконченной мелкую домашнюю работу. Стал как будто чуть ниже ростом и, как заметила Ильяна, дедов зимний кожух стал ему слишком свободен, вольно висел на плечах. Походка утратила легкость и упругость, постепенно меняясь на старческую, неуверенную. Вставая, деду приходилось, как он сам говорил, сначала расходить ноги. Порой лоб его покрывался испариной, и мучительный кашель заставлял старика согнуться, сесть или схватиться за опору — чтоб наровнять дыхание. Особенно часто приступы объявлялись, когда он выходил из тепла дома на зимний промозглый холод, и тогда наставница с тревогой останавливала на нем взгляд. Перерывала дедовы рукописи снова и снова, пытаясь в свитках найти забытые рецепты лечебных снадобий на его затянувшуюся болезнь. Но старый травник лишь грустно махнул рукой:
— Эта болезнь называется старость, и она не лечится, Зорица.
Дед и вправду сильно сдал за пару зимних месяцев. Как будто именно коварная болезнь потихоньку впустила в его тело старость — как предатель впускает врага в недоступную крепость через потайную дверь. Ильянино сердце сжималось, когда она думала о том, что старость в самом деле никогда не излечивается и всегда заканчивается смертью. Как будто она уже мало потеряла родных людей в жизни, так сейчас еще и дедо собирается уйти навсегда?! Ильяна уже знала, что разные болезни вызываются разными причинами. Какие-то холодом, какие-то гнилой или отравленной едой, какие-то укусами разных тварей. Это все было понятно и можно было придумать, как с этими болезнями и их причинами бороться. Но как можно бороться с той причиной, которая вызывает старость — со временем? Если было бы можно повернуть время вспять… Или хотя бы остановить. Нет, лучше бы научиться возвращать время назад! Недостаточно остановить старение, хотелось бы вернуть деду Радовану былое здоровье и силы. И… если научиться возвращать время, можно было бы вернуть назад тот страшный летний день, и ее родным, маме, сестре и отцу тогда ничего бы не стало! Она бы предупредила!
Эта мысль притягивала и одновременно пугала ее. Ильяна никогда не слышала, чтобы кому-то удавалось управлять временем. То, что время может менять скорость своего течения, было ей совершенно ясно. Например, когда они играли с ребятами, оно текло очень быстро. А когда приходилось делать неприятную работу или кого-нибудь ждать — оно тянулось совсем медленно. Делало это людям назло, нарочно? Или люди сами, невдомек, замедляли его течение? Раз меняет быстроту, значит, может и остановиться? Или потечь обратно? Чем дольше она думала, тем более непонятным для нее было это «время». Что это вообще? Явление? Субстанция? Оно вроде бы есть, и его одновременно нет, его не увидеть, не пощупать, не почувствовать никак. В отличие, например,
от ветра. Или боли. Что же это такое? Долго набиралась отваги спросить у наставницы — ведь ясно, что наставница не умеет управлять временем, иначе бы дедо не старел! Наверное, только с укоризной покачает головой — ну как можно задавать такие глупые вопросы?
Но ведунья не рассердилась, не отмахнулась от вопроса девочки. Только удивилась. Надолго задумалась, а потом очень серьезно ответила:
— Я не знаю, дцерко. Управлять временем? Может быть, очень сильным магам такое и подвластно, но я ничего об этом не слыхала, разве только сказки. Легенды о вечной молодости или бессмертии — всего лишь легенды. Но, опять же подумать, слухи и легенды не возникают из пустоты. Как знать, может быть, кому-то когда-то удавалось ненадолго остановить время или даже повернуть назад… Но, если это и случалось, то, по-видимому, совершить такое очень непросто. Видишь же, что в этом мире все люди смертны, и даже сильным мира сего, самым мощным князьям и чернокнижникам не удается купить или как-то иначе добыть себе бессмертие.
Сказала и запнулась, задумалась, припоминая слухи о сарматском шамане — о том, что его считали вечным, о том, что якобы время было над ним не властно. Были ли это только слухи? В любом случае, опять остро кольнуло в мыслях о неслучайности происходящего. Какие странные вопросы задает этот ребенок?! Что такое время… Простая деревенская девчонка находит амулет великого шамана, за которым напрасно охотилось столько могущественных чародеев. Навсегда, казалось бы, потерянный и никому не дающийся в руки. Амулет, который, как поговаривалось, помогал останавливать время. Амулет, содержащий в себе круг или колесо, не имеющие ни начала, ни конца, символ бесконечности, он же символ времени! Две твари, грызущиеся в вечной схватке и пожирающие друг друга — это день и ночь. А центром, осью амулета является большой рубин, символизирующий солнце, которое сменяет ночь на день и потом снова гасит день и сменяет его ночью. Древние источники упоминали о красном луче, исходящем из ограненного камня. И ведь в руках этой девочки амулет ожил! Ведунья точно помнила, что ничего о луче (да и об амулете вообще) Ильяне не рассказывала. И если она говорила о лучике, вырвавшемся из самоцвета, значит, она его действительно видела, значит, ей он действительно указался. Не могла же сама такое на ровном месте придумать! Она, ведунья, потом не раз держала амулет в руках, поворачивая его и так и эдак в лучах солнца, но никакого луча не увидела. В ее руках таинственный артефакт не проснулся. А сейчас эта девчушка приходит к ней с вопросом — что такое время и нельзя ли им управлять. Совпадение?
***
Зима, наконец-то, преломилась. Морозы здесь не были столь сильными, какие стояли у них дома, на берегах Моквы. Но были еще более несносными из-за постоянно влажного воздуха. Как-то незаметно холод уступил. Частые снегопады сменились на снег с дождем, потом на дождь со снегом, а потом просто на дождь. Природа как будто старалась дать земле как можно больше влаги перед засушливым летом. И хотя солнце почти не показывалось, на южных склонах гор белизны практически не осталось. Приподняв слой мокрой палой листвы, на свет пробились крупные белые цветы морозника и фиолетовые свечки шафранов. Стылый воздух отмяк, и запахло весной. На север потянулись птицы, бесчисленные вереницы гусей летели днем и ночью, оглашая небо гортанными криками. Летели и ночью, в темноте, безошибочно ведомые своим таинственным инстинктом — несмотря на отсутствие звезд и затянутую мглой землю. Вот откуда они знают, куда им нужно лететь?
Наставница, как показалось Ильяне, с переломом зимы стала беспокойной, как будто постоянно думала о чем-то, снедаемая тревогой или заботами. Нет, не показалось! Заметил это и дед Радован. Одним покойным вечером тишину густых сумерек нарушил звонкий переклик птичьего клина. Опять гуси, тянущиеся на север. Рука наставницы дрогнула и перестала переписывать текст очередной, почти готовой книги. Ведунья замерла, то ли прислушиваясь, то ли задумалась. А может, как она умела, послала тонкий серебряный луч своего сознания в тело большой сильной птицы, летящей сейчас где-то высоко над ними. Чтобы взглянуть на землю с высоты птичьего полета, ощутить сопротивление ветра на крыльях и толчки горячей крови в сердце, заставляющие мощные крылья нести птицу вперед.
— Потянуло в дорогу, Зорица? — Старик прервал рассказ, очередную вечернюю притчу для Ильяны, и взглянул на приемную дочь мудрыми спокойными глазами. Эти его глаза — и ум, отражающийся в них, в отличие от тела, все еще оставались молодыми.
— Все ты видишь, отче, — Наставница вернулась в себя, как будто бы стряхнула наваждение. — Правду молвишь, потянуло. Знаю, что негоже разрываться всю жизнь между двумя домами и уж пора бы решить, к какому берегу прибиться. Только прежде чем остаться на одном из берегов, надобно закончить дела свои на том, другом.
— Так если надобно, езжай. Не бойся, столько времени у меня еще есть, — усмехнулся старый травник, заметив порыв ведуньи и умолчав ее. — Чтоб дождаться тебя обратно. И успеть закончить и мои дела тут. Езжай, не мешкай. Старуха с косой уже побралась по мою душу, но путь у ней не близкий. Езжай и ты. Пока еще время есть. Через год его у меня может и не остаться…
Прошло еще несколько дней. Серая облачная пелена стала рваться, в расползающиеся прорехи вниз глядела густая синева и ласковое весеннее солнце. На стены домов выползали первые мухи и ящерицы, еще осовелые и нерасторопные, грелись на теплых шероховатых камнях. Сквозь прошлогодние будылья продиралась молодая трава, шумные воробьи начали таскать под стрехи сухую солому и клочья линялого козьего меха, а в стайнях зазвучали высокими дребезжащими нотами голоса новорожденных ягнят.
И у людей кровь как будто бодрее побежала по жилам. Даже дед Радован, казалось, чуток помолодел и снова расправил плечи, словно теплые погожие дни (лепо поветрие, как он сам говорил) наконец-то прогнали дедову болезнь насовсем. Нарисованные и подписанные Ильяной страницы обрезал, подшил и переплел — новая книга была на свете. И ее тоже отнес в Градец, к знакомому торговцу ученым товаром. В этот раз ушли они вдвоем с Зорицей, а вернулись, ведя в поводу двух лошадей со сбруей и сумой припасов. В этот раз наставница решила идти сухим путем, напрямки. Идти на одной лошади двоим уж было несподручно, за полтора года ее подопечная изрядно вытянулась и потяжелела, уж ныне она не маленькая тощая девчонка, а рядна отроковица!
Осталось лишь дождаться попутчиков, ближайшего торгового каравана, идущего от Градца до Бела Града на Дунае. Дальше они поедут сами. Караван собирался в дорогу спустя несколько дней, а оставшееся время они с наставницей посвятили сборам в путь. Нужно было не только подготовить одежду, провизию и прочие потребные вещи, но и коней объездить. Чтоб попривыкли к своим новым хозяйкам и друг к другу. А Ильяна, к своему стыду, обнаружила, что порядком подзабыла, как оно, ездить коньмо. Ведь едва-едва научилась, а кратко по том коня они оставили и больше с тех пор ей ездить не приходилось. Вот и утратила навык! Пришлось учиться заново, и взнуздывать, и седлать, и ездить. Еще же во второй раз это пошло легче.
Умотавшись за день, девочка тем не менее не могла уснуть. Мысли и воспоминания гнали сон. Страшные, неприятные и… приятные тоже. И боялась увидеть родные места, и хотела их увидеть. Надеялась, что путь их будет пролегать через Киев град. Ставр, наверное, уже не мальчишка, а статный парень. Узнает ли? Сколько раз вспоминала его, сначала часто, потом реже, несмотря на то, что подаренный им оберег из ошлифованных камней носила на шее постоянно. А сейчас вынула из ворота рубашки крепкую пряденую нить, погладила бусины, осторожно прикоснулась губами к гладкому камешку, теплому от тепла ее тела. В темноте не видела, но знала: это тот, розоватый, полупрозрачный и как будто бы светящийся изнутри. Как будто бы живой. Как будто бы кусочек своей души пареньку удалось поместить в окатанную рекой гальку. Увидятся ли они снова?
***
Караван пришел тесно перед рассветом. В зябком синеватом сумраке они наскоро попрощались: караванщики ждать не станут. Ведущий остановился на хвилинку, с размаху засадил три удара посохом в дверь и пошел дальше. Зазеваешься — догоняй потом как знаешь. Ильяна крепко обнялась с дедом Радованом, погрузив лицо в жесткую овчину его кожуха.
— Ты обязательно нас дождись, дедо! Я буду учиться, много всего выучу и верну твое время назад, чтоб ты снова стал здоровым и не старым. Обещай, что дождешься!
— Дождусь, воистину дождусь, — старый травник улыбнулся под усы. Обещаю.
— Дождись, отец, — повторила и наставница, вывела коня за ворота и вскочила в седло.
Кони осторожно спускались по склону горы, выбирая в полутьме место, куда надежнее поставить копыто. Ильяна глядела на рассветное небо, на востоке уже залитое зарей. Звезды уже погасли, кроме одной, висящей над горизонтом на северо-востоке, в устрету их пути. Яркая, ослепительно белая капля росы на светлеющем небосклоне. Ильяна знала, что эту звезду зовут Зорицей. Как ее наставницу. Это добрый знак, думала она, это непременно добрый знак! Всё будет хорошо!
