Наше фирменное заклинание

      Рон вернулся домой на следующий день, к вечеру. Он все еще не разговаривал с Гермионой, продолжая дуться и всячески демонстрируя оскорбленные чувства: громыхал столовыми приборами, хлопал дверями, бросал на нее многозначительные, полные злой обиды взгляды. Он как будто специально нарывался на продолжение ссоры. Гарри смог бы их помирить, но Гермиона знала, что в ближайшее время им не удастся увидеться с другом. Свой день рождения в этом году он решил отмечать только со своей невестой, а в другое время они втроем вряд ли соберутся. Гермиона слишком устала, чтобы выяснять отношения, и не хотела снова выслушивать жалобы Рона. Так что она просто приняла душ и легла спать, а утром обнаружила своего жениха спящим на диване в гостиной и ушла еще до того, как Рон проснулся.       К счастью, войдя в Министерство, где кипела работа, она почувствовала себя лучше. Весь день был впереди, она выспалась, была полна сил, чтобы сделать множество важных дел, и у нее в голове уже формировался план. Но, поднявшись в свой теперешний кабинет, она поняла, что безумно скучает по старому месту.       В отделе регулирования и контроля за магическими существами ее всегда ждало множество сов с корреспонденцией, ей приходилось разбирать жалобы, читать благодарности, отвечать на просьбы. Она жила этой работой и чувствовала себя полезной.       Здесь же Гермиону встречали только Берт Холидей, по обыкновению, сидящий в небрежной позе, с ногами, закинутыми на стол, и неразобранные коробки пыльных пергаментов. Жару, которую устроила служба магического хозяйства, она уже почти перестала замечать. Теодор Нотт же не изменял себе, продолжая, как и всю прошлую неделю, являться на работу к обеду, что ужасно злило Гермиону, но, казалось, никто, кроме нее, этого не замечал, либо все делали вид, что это в порядке вещей. Временами она даже сомневалась, правильно ли поступила, подав прошение о переводе. Здесь она не видела результатов своего труда, пока лишь пытаясь изучать дела и собирая список предложений по улучшению работы сектора борьбы с неправомерным использованием магии. Но Гермиона была не из тех, кто сдается при первой неудаче. Каждый день она напоминала себе, зачем она здесь, убеждала себя, что по-прежнему идет к глобальной цели, пусть и маленькими шажками. Поэтому, глубоко вдохнув и засучив рукава, она снова и снова принималась побеждать рутину.       Еще хуже безалаберности Холидея была его непрекращающаяся болтовня. Как только Гермиона входила в кабинет, ей казалось, что где-то внутри Ламберта включается особый механизм, запускающий его речевой аппарат. Каждый день ей приходилось выслушивать бесконечные истории из его личной жизни. И дело было не только в том, что они были ужасно скучными, а порой и вовсе глупыми или даже мерзкими — они отвлекали от работы. А во второй половине дня с приходом Теодора Гермиона переходила на второй круг своего личного ада. Создавалось впечатление, что Нотт еще в самом начале заметил, что бесконечный поток сознания Холидея раздражает ее, и поэтому он специально провоцировал Берта, задавая ему самые разные вопросы. Так, когда Ламберт стал распространяться о том, как мучительно проходило у него обучение аппарации, и как у него однажды на практическом занятии пошла носом кровь, которая при перемещении осталась висеть в воздухе и затем шмякнулась на пол, обдав брызгами рядом стоящих девчонок, Нотт очень живо интересовался траекторией брызг, их скоростью, а также тем, где именно остались кровавые пятна на мантиях учениц. И очень долго смаковал подробности — почему-то его особенно занимало, что именно девочки сказали в тот момент.       Столько ругательств, начиная от коротких восклицаний типа «вашу ж банши!» и заканчивая многосложными, вроде «авгуровы перья мне в зад», «дрянной драконий дух» и «дементора вам под одеяло» Гермиона в жизни не слышала. Да еще Теодор выкрикивал их высоким девчачьим голоском. А учитывая, что ее рабочий стол находился прямо посередине между столами коллег, и они переговаривались через нее, повышая голос, чтобы заглушить шорох пергамента, Гермиона никак не могла отключиться от их беседы, как бы ни старалась.       Но сегодня Теодор превзошел себя. Ближе к вечеру, когда рабочий день Холидея и Нотта достиг апогея безделья, и Ламберт достаточно выдохся, описывая в красках, как, тренируя невербальное «Акцио» со своим однокурсником, он случайно призвал его штаны (Гермиона была готова поспорить, что это либо вранье, либо тем, кто остался без штанов, оказался именно Ламберт), Теодор не дал ему замолчать, открыв новую, и весьма своеобразную тему для обсуждения.       — Эй, Берт, — скучающим тоном поинтересовался Нотт, раскачиваясь на стуле и отклоняясь влево, чтобы из-за головы сидящей в центре кабинета девушки увидеть своего собеседника. — Что ты думаешь о теории Хамблдона Куинса (1)? — Нотт зевнул, но Гермиона готова была поклясться — за зевком он скрыл сдержанный смешок. Куинс был совершенно посредственным теоретиком, выдвинувшим спорную версию о том, что волшебники произошли с планеты Марс, а магглы — от грибов, но в свое время он вызвал множество споров в магическом обществе. И Теодор наверняка завел этот разговор в присутствии Гермионы, чтобы поддразнить ее. Но она не собиралась реагировать, как ни в чем не бывало продолжая делать заметки на пергаменте.       — Эмм… — Ламберт заметно занервничал и даже убрал со стола ноги и выпрямился, как будто его только что застали за каким-либо запрещенным занятием. — Я ничего о ней не думаю, — протяжно ответил он, а затем закашлялся, натужно выпучив глаза и пытаясь жестами что-то изобразить, наклонившись чуть дальше, за спину Гермионы. Но она все равно успела все отлично увидеть боковым зрением. Бедняга Холидей решил, что Нотт забылся, заговорив при ней о теории, уничижающей магглорожденных. Но как же он ошибался! Теодор сделал это намеренно.       — Так ты подумай, — тут же подхватил Нотт, оставляя без внимания намеки Ламберта, — очень интересно порой находить сходство между грибами и… потомками магглов. — Теодор сделал ударение на последнем слове и осклабился. Перо Гермионы отчаянно скрипело, так как она с силой давила на него, едва не продырявив острым кончиком пергамент.       — Вот, например, опята, — после недолгой паузы заговорил Нотт, поднявшись со своего стула и принимаясь, насколько позволяло узкое пространство кабинета, прохаживаться между столами, поигрывая волшебной палочкой, пропуская ее между своих длинных пальцев. Стук каблуков его туфель раздавался за спиной девушки, с каждым ударом подогревая ее злость. А Теодор тем временем продолжал: — У осенних опят коричневая шляпка, и на ней такие тонкие линии, совсем как волосы... А ты, Гермиона, ведь родилась осенью? — иронично пропел он. Это было последней каплей, и, прежде чем он успел сказать что-то еще, Гермиона вскочила со своего стула и подошла к нему вплотную, уперев свое магическое оружие в его шею.       — Ты!.. — прошипела она, глядя на пульсирующую вену на шее Теодора Нотта, рядом с которой его кожи касался кончик ее палочки, — ты просто самый ужасный, отвратительный, самый мерзкий человек на свете! — выдохнула она, гневно сверкая глазами. Мысленно она приготовилась к невебральному «Протего», но реакция Теодора ее удивила. Он не делал попыток проклясть ее, хотя палочка была у него в руке, вместо этого он спокойно стоял, глядя на нее сверху вниз, и на его лице играла легкая полуулыбка.       — Как много прилагательных в превосходной степени, и все обо мне, — наконец произнес он, не сводя с нее прямого взгляда. — Гермиона, ты что, пытаешься напасть на служителя Министерства Магии прямо под крышей обители правопорядка? — едко поинтересовался он, даже не делая попыток оттолкнуть ее или отодвинуться. — Может быть, в таком случае, тебе стоило оставаться в отделе регулирования и контроля за магическими существами? Лучше тебе было работать с животными, если твоих коммуникационных навыков не хватает для работы с людьми. А то так ты нам поубиваешь всех преступников еще до суда.       Он отошел к своему столу, потому что Гермиона опустила палочку и сделала шаг назад. Она была в растерянности. Нотт был прав — она перегнула палку. О чем она вообще думала? Почему не сдержалась, а позволила спровоцировать себя на опрометчивый поступок?       — Эээ... может, чайку? — Ламберт, о котором оба, казалось, забыли, подал голос. Он выглядел бледным и встревоженным.       — Угу, — равнодушно поддержал Нотт.       — Нет, спасибо, — ответила Гермиона. — Мне нужно сходить к… Долишу. Отнести отчет, — схватив первую попавшуюся стопку пергаментов, она выскочила за дверь, даже не взглянув на коллег, оставшихся в кабинете.       Разумеется, она не собиралась идти к Долишу. И, что бы там ни подумали оба сотрудника ее отдела, она не планировала писать заявление об увольнении или вроде того. Она не боялась трудностей и, переходя со старого и уютного места на новое, полное подводных камней, поприще, взвесила свое решение не единожды. Так с чего тогда отступать сейчас? Нет, ей просто нужно было остыть, подумать, проанализировать ситуацию. Поэтому Гермиона просто двинулась вперед по коридору с сосредоточенным видом, как будто шла по какому-то важному делу. Однако она двигалась на автомате, погрузившись в раздумья. Сейчас, за стенами их узенького рабочего пространства, все казалось гораздо проще и прозрачнее. Было же ясно с самого начала, что Теодор намеренно пытается вывести ее из себя, и делал он это не впервые. Но на этот раз она попалась. Нотт показал ей же самой, что ее хваленая выдержка — на самом деле вещь шаткая и ненадежная.       Успокоившись, Гермиона вернулась в кабинет. Она была полна решимости принести Теодору Нотту вежливые сдержанные извинения и забыть инцидент — но, к сожалению, застала комнату пустой. Рабочий день закончился всего минуту назад, а никого уже нет — это было неудивительно, учитывая стиль работы обоих коллег. Взяв сумку и плащ, Гермиона спустилась в холл, на ходу думая о том, что поговорит с Ноттом завтра. Но возле одного из каминов она увидела знакомую фигуру. Теодор только что попрощался с приземистым волшебником и собирался шагнуть в свободный камин.       — Нотт… эээ... Теодор! — окликнула его Гермиона. Он обернулся и, смерив ее быстрым взглядом, двинулся ей навстречу.       — Ты что-то забыла, Грейнджер? — удивленно поинтересовался Нотт, сунув руки в карманы.       — Нет, — Гермиона выпрямилась, гордо подняв подбородок. — Я хочу извиниться за сегодняшнюю вспышку гнева. Это было непрофессионально, — отчеканила она. Хотя сам Нотт вел себя, по ее мнению, еще более непрофессионально. Как мальчишка-пятикурсник. Но речь сейчас шла не о его поведении, поэтому девушка предпочла оставить это без комментариев.       — Да ничего, Гермиона, — на удивление спокойно ответил Теодор без тени сарказма или самодовольства. И добавил, пожав плечами: — Я и так знал, что ты неидеальна. Славно, что ты сама теперь в этом убедилась. Увидимся завтра на работе, — махнув на прощание рукой, он скрылся в камине. А Гермиона застыла на месте, глядя, как Теодор Нотт исчезает в зеленом пламени.