Наше фирменное заклинание

      Гермиона сидела на пляже, на бревнышке, лежащем на песке. Вытянув босые ноги перед собой, она вдыхала свежий морской бриз. Она всегда любила море, ей нравилось погружать ноги в песок и чувствовать, как он перетекает между пальцами. Песчинки сыпались одна за другой, как и утекающее время ее жизни. Когда она училась в Хогвартсе, все казалось ясным и понятным, и для всего на свете, как и для ее будущего, у нее был план. У нее были цели, к которым она стремилась: закончить школу, получив «превосходно» по всем предметам, найти интересную работу и принести пользу магическому миру, изменить жизнь магических существ в лучшую сторону. А дальше… выйти замуж и обрести семью. Свою семью: мужа и детей. До недавнего времени она была уверена, что двигается в правильном направлении. У нее была работа, раскрывающая ее потенциал, и любящий ее жених, с которым они рука об руку прошли через огонь и воду. Но пришло время, когда ей захотелось большего. Ее работа перестала приносить ей прежнее удовлетворение. И ее новые желания привели к тому, что она оказалась в этом маленьком кабинете в окружении пыльных пергаментов и двух ленивых сотрудников, ходящих на работу только для того, чтобы просиживать штаны и получать за это жалованье. Раньше ей казалось, что в Министерстве трудятся только лучшие, что эта структура работает как часы, где каждый винтик и каждая пружинка находятся на своем месте. Но на собственном опыте она убедилась, что это не так. И то же самое она поняла о своей личной жизни. Как бы она ни стремилась к идеалу, его просто нет.       До слуха Гермионы доносились голоса, музыка и звон посуды — в доме готовилось застолье. Вот уже третий год Билл и Флер отмечали годовщину своей свадьбы в своем коттедже, пригласив только самых близких. Гермионе нравилось находиться в кругу дружной семьи Уизли, наблюдать за шутливыми подтруниваниями братьев друг над другом, и за тем, как по-доброму, но строго покрикивала на них мать. Будучи единственным ребенком, Гермиона всегда мечтала о большой и дружной семье, и Уизли всегда были для нее примером. Она мечтала, что однажды станет частью их семьи. Но в последнее время ее отношения с Роном становились все сложнее, прежнее взаимопонимание таяло на глазах. От Рона все больше веяло каким-то недовольством, все чаще Гермионе приходилось слышать ворчание вместо привычной непринужденной болтовни. Что же происходило с ним, что происходило с ними обоими? Но Гермиона знала одно: ей все тяжелее общаться с ним, и прежней радости это не приносит...       Поднявшись, Гермиона направилась к дому. Она не хотела, чтобы ее ждали или, того хуже, пошли ее искать. Вообще-то она даже хотела помочь накрыть на стол, однако Молли заверила ее, что у нее все под контролем, в чем не приходилось сомневаться, и отправила девушку отдыхать. Но сидение без дела для Гермионы никогда не было отдыхом, ей всегда нужно было чем-то занять руки.       Сегодня выдалась отличная погода, поэтому стол накрыли в саду. В центре стоял пышный кремовый торт, а также любимые французские блюда Флер — буйабес и бланманже, а рядом с ними красовались тарелки с телячьими отбивными, беконом, жареной картошкой и пирогом с почками — любимым лакомством Рона. Гермиона не сомневалась, что он сам находится где-то неподалеку от пирога, прожигая его жадным взглядом. Но ошиблась. Осмотрев сад, она обнаружила своего жениха, сидящего на скамейке у дома с малышкой Виктуар на руках. Девочка, одетая в розовое платьице, тянула к дяде свои маленькие ручки. Три месяца назад ей исполнился год, и она недавно научилась ходить, так что не могла усидеть на месте — но никогда не пыталась сбежать, если оказывалась на коленях у Рона.       Удивительно, но он всегда знал, как увлечь ее, словно общение с детьми было еще одним его талантом, помимо блестящего умения играть в шахматы и в квиддич. Засмотревшись на эту картину, Гермиона не успела вовремя отвести взгляд, когда Рон, подняв голову, увидел ее, стоящую под сенью крючковатой лиственницы. И ей ничего не оставалось, как подойти. После их недавней ссоры прошла уже неделя, и отношения понемногу налаживались. Гермиона сознавала, что обида Рона не беспочвенна, и признавала свою вину в том, что уничтожила образцы конфет. Но она считала, что и он не должен был столь резко бросаться обвинениями и оставлять ее одну дома, а затем играть с ней в молчанку. Однако сейчас она понимала, что они оба истощены этой эмоциональной войной и искренне хотят все наладить.       — Люблю эту малышку, — с нескрываемой нежностью произнес Рон, взлохмачивая светлые вьющиеся волосы на головке Виктуар.       — Она тоже тебя любит, — с улыбкой ответила Гермиона, садясь на скамейку рядом.       — А еще я люблю тебя, — неожиданно добавил Рон, протянув свою ладонь и сжав руку Гермионы. — Как же я давно не говорил тебе этого...       Сердце Гермионы сжалось. Рон редко говорил о своих чувствах, он больше любил их проявлять. Ему нравилось делать ей маленькие приятные подарки, дарить цветы. Но Гермионе не меньше нравилось слышать искренние, теплые слова. Сама же она говорила ему это постоянно, и сейчас ей не составило труда повторить.       — А я тебя, — сказала она, думая, что это одна из тех истин, в которой она никогда не будет сомневаться. Она знала Рона как свои пять пальцев. Ей были известны его слабые и сильные стороны, его привычки. Например, он не любил вспоминать, как в день их знакомства Гермиона сообщила ему о том, что у него на носу грязь. И всерьез обиделся, когда она один раз подшутила над ним, отправив к зеркалу, чтобы отмыть совершенно чистый нос. А еще он очень гордился, когда ему говорили, что он из всех своих братьев больше похож на своего отца. Ему нравилось быть уникальным, но в то же время чувствовать, что он часть своей большой семьи и сын своих родителей. Он любил спать на животе, обняв подушку, и, когда по выходным Гермиона просыпалась раньше, она часто видела улыбку на его лице. Она всегда думала, что ему, должно быть, снятся только разноцветные и яркие сны. Он был оптимистом, всегда верил в лучшее и воодушевлял других. Да, никто не мог разуверить Гермиону в том, что Рон — человек, которого она будет любить всегда — родной и близкий. Без него она не представляла своей жизни.       — Хочешь, что-то покажу? — на лице Рона сияла улыбка, похожая на ту, что появлялась у него во сне. Не дожидаясь ее ответа, он сунул руку в карман и вынул ее, сжатую в кулак. Было заметно, что в ладони спрятано что-то темное, квадратной или прямоугольной формы. Гермиона подумала, что это похоже на коробочку, в которой наверняка лежит новое украшение, которое Рон купил ей, чтобы загладить вину. Но, отгибая палец за пальцем, она увидела в руке Рона делюминатор. Вопросительно посмотрев на него, Гермиона открыла рот, чтобы спросить, что он хочет этим сказать, но он опередил ее.       — Всегда ношу его с собой на случай, если ты вдруг позовешь меня, — тихо ответил он.       Когда они сели за стол, вся семья уже была в сборе. Малышка Виктуар сидела на коленях у счастливой бабушки Молли, а главные виновники торжества — в центре стола. Они смотрели друг на друга с такой теплотой, словно поженились только что, а вовсе не пять лет и два дня назад. Было время, когда никто не мог поверить, что двое таких непохожих друг на друга людей, как простой работник Гринготтса из скромной семьи и первая красавица Шармбатона, чья манерность и высокомерие могли оттолкнуть даже самых уверенных в себе женихов, могут полюбить друг друга, так, что свяжут свои жизни. Но теперь в этом уже давно никто не сомневался. Билл и Флер менялись на глазах, прирастая друг к другу, как половинки одного целого. Флер стала очаровательной и домашней, и демонстрировала, что цветастые кухонные фартуки идут ей не меньше, чем модные французские платья. А Билл оказался тонким ценителем прекрасного — порой он с упоением рассказывал гостям о новой картине какого-нибудь магического художника, появившейся в доме. Раньше Гермиона думала, что тихому семейному ужину Флер предпочла бы официально-торжественное празднество со множеством французских гостей, официантами, разносящими напитки, одетыми с иголочки дамами и кавалерами, танцующими менуэт. Но это было не так, она с удовольствием делилась с Молли рецептом домашних колбасок, а через секунду уже весело хохотала над анекдотом Чарли, и Гермиона понимала: им с Флер нравится одно и то же — безопасность и тепло семейного очага. Глядя на Билла и Флер, она представляла себя и Рона на их месте, и чувствовала, что это — то самое, что ей нужно для счастья.       — Гермиона, подай пожалушта кушок пирога ш почками, — с набитым ртом попросил Рон, и Гермиона потянулась к тарелке, мельком подумав, что некоторые вещи никогда не изменятся. Но, по крайней мере, стабильность была одной из тех вещей, которые Гермиона больше всего ценила в жизни.