Наше фирменное заклинание

      Гермиона чеканила шаг. Стук каблуков эхом разносился по узкому коридору Министерства. Ей нужно было увидеть Долиша. После их вчерашнего утреннего разговора, окончившегося на слегка повышенных тонах, они не виделись весь день.       Дойдя до заветного кабинета начальника, девушка дернула за круглую ручку, но дверь была заперта. Мельком взглянув на часы, она обнаружила, что до начала рабочего дня оставалось еще пять минут. Из-за своих вечных опасений куда-либо опоздать Гермиона давно приучила себя приходить раньше. Эту привычку даже можно было назвать маггловской. Маги считали, что транспорт магглов ненадежен (как и работа их предсказателей погоды). Он никогда не ходил точно по расписанию, не мог избежать аварий, а смысл стояния в пробках волшебникам вообще был не понятен. То ли дело колдовские виды транспорта. Летающим метлам и коврам ничто не мешало доставлять своих хозяев в пункт назначения вовремя, каминам — перемещать путешественников мгновенно, автобусам — легко сжиматься, чтобы пролезть в узкие места и без труда перепрыгивать любые препятствия.       Поэтому магам, в отличие от магглов, не нужно было рассчитывать примерное время поездки с учетом форс-мажорных ситуаций.       — Гермиона? — вышедший из-за угла Долиш чуть не врезался в подпирающую дверь его кабинета девушку. — Не ждал тебя так рано.       — Доброе утро. У вас найдется пара минут? — опустив отнимающие время любезности, ответила она.       — Разумеется, — отворив дверь палочкой, мужчина распахнул ее, жестом приглашая посетительницу войти, что она и не преминула сделать. В кабинете руководителя со вчерашнего утра ничего не изменилось. Как, впрочем, и с первого ее появления здесь. Все тот же камин с лениво пляшущими в нем языками пламени, широкий письменный стол, заваленный горами пергаментных свитков, узкий стеклянный шкаф с документами. И кресло Долиша, в которое он опустился, положив портфель перед собой. Гермиона села напротив.       — Во-первых, — начала она, — я хотела бы извиниться за свои вчерашние сказанные сгоряча слова.       Пожалуй, ей уже не впервые приходилось извиняться за минутную вспышку гнева. Если дело касалось несправедливости, она всегда вспыхивала, как феникс в день перерождения. А вчера, когда Долиш встретил ее, едва она вышла из камина в Министерстве, и объявил, что ей нужно присутствовать на закрытом судебном слушании Борна, она не могла не возмутиться. Дело было даже не во внезапном переносе слушания на две недели вперед. К сожалению, в Министерстве это было обычной практикой, поэтому Гермиона давно приучила себя быть ко всему готовой. А в том, что она считала, что эту работу следовало поручить ее напарнику. Она работала в подразделении правопорядка всего каких-то два месяца, тогда как Нотт трудился в нем уже не один год. Что же заставило Джона Долиша отправить на важное заседание зеленого новичка вместо опытного сотрудника? Уж не то ли обстоятельство, что Теодор Нотт был сыном Упивающегося? Эта дискриминация уже не могла не задевать ее. И вялые оправдания начальника, что у нее больше аналогичного опыта работы на слушаниях, не остудили ее пыла. Как может появиться такой же опыт у Теодора, если никто не дает ему никакой возможности его получить?       И, конечно, куда проще представить лицом отдела героиню войны с положительной репутацией, оставив в тени потомка человека, запятнавшего свой род служением Волдеморту. Ну и что, что этот сотрудник провел блестящую работу по поимке преступника — он ведь может дискредитировать свои показания только одним своим именем.       — Ну и, во-вторых, — продолжала Гермиона, — вот отчет о вчерашней работе, — она положила свиток пергамента на стол. — Я собиралась занести его вчера вечером, но слушание так затянулось, что мне пришлось провести там весь рабочий день.       — Спасибо, — печально ответил Долиш. — С отчетом я ознакомлюсь.       — В таком случае, я иду работать, — Гермиона хотела подняться, но руководитель жестом остановил ее.       — Я все понимаю, — сказал он уставшим голосом. — Но и ты должна понять, я нахожусь в нелегкой ситуации, — он развел руками.       Гермиона знала, что он прав. Бороться с общественным мнением очень нелегко. А особенно, когда на кон поставлена работа. Поэтому она кивнула, давая понять, что сделала выводы за эту ночь. Но и он, похоже, многое обдумал, поскольку добавил:       — Я прислушаюсь к твоим словам.       — О… — Гермиона просияла, не зная, что сказать. Это было действительно неожиданно. Она знала, что Долишу непросто было добиться приема Теодора в свое подразделение несколько лет назад, и что он действительно старался его защитить. Но не думала, что ее слова хоть как-то смогут заставить его что-то поменять.       — Впредь я буду больше доверять Теодору и пытаться заставить других изменить мнение. Это нелегко. Но мы больше не будем вынуждать его прятаться, — твердо ответил он.       — Это чудесно! — воскликнула девушка, поднимаясь со своего стула. — Я прямо сейчас пойду и расскажу ему об этом.       — Это вряд ли, — вздохнув, покачал головой Долиш. — Его нет в Министерстве. Он попросил пару выходных дней по семейным обстоятельствам.       — Как? — Гермиона расширила глаза от удивления. — Что-то случилось?       — Да. Этой ночью в Азкабане скончался его отец, — сообщил начальник.       — Ох, Мерлин! — услышанное не должно было шокировать девушку. Ведь она знала, что отец Теодора при смерти. Но все равно эта новость поразила ее. — Вы идете на похороны? — спросила она в надежде, что Долиш пригласит ее пойти вместе, чтобы поддержать коллегу. Ведь лично ее Нотт вряд ли позовет, а девушке хотелось предложить ему свою дружескую поддержку и участие.       — Похорон не будет, Гермиона. Бывших Упивающихся кремируют прямо в Азкабане, после чего их прах остается там навечно, — объяснил Долиш.       Это было действительно ужасно. Ужаснее грязных темных низких коридоров тюрьмы, ее отвратительной обстановки, витающего там гнилостного запаха и страшных стонов, от которых бросало в дрожь. Упивающихся не только приговаривают пожизненно, но даже после смерти им нет прощения и упокоения.       — Но родственникам разрешают присутствовать на кремации. И даже самим применить «Инсендио», если они этого желают, — зачем-то добавил он.       — Ясно, — кивнула Гермиона. — Я пойду, — попятившись к двери, она выскользнула в коридор, не дожидаясь разрешения.       Весь день Гермиона просидела над бумагами, перекладывая их с места на место, пытаясь сосредоточиться, но мыслями постоянно возвращаясь то к мрачным казематам Азкабана, то к Теодору Нотту. Она представляла его одиноко стоящим напротив металлического ящика для сжигания тел, в котором лежал его покойный отец. Она, как сейчас, помнила слова Нотта-старшего, сказанные дрожащим скрипучим голосом: «Позаботься о нем, девочка». И то, как она в ответ пообещала, что сделает это. Зачем она так сказала? Почему она даже не колебалась, прежде чем ответить? Она могла сочинить все, что угодно. Она могла отделаться фразой вроде «мы что-нибудь придумаем» или «я уверена, что с ним все будет хорошо». Но единственное, что она произнесла, это — «Да, я позабочусь».       — Я думаю, что он затаился, — слова Холидея вырвали ее из размышлений. Надо же, она напрочь забыла о его присутствии.       — Кто? — спросила девушка, поднимая взгляд на коллегу. Ламберт сидел за своим столом, грея руки о дымящуюся чашку.       — Преступник, конечно, — невозмутимо ответил младший научный сотрудник. — Сама посуди, его точка сбыта была прикрыта. Я бы на его месте опасался быть найденным и ушел бы в подполье. Нужно уметь мыслить, как преступник, Гермиона! — важно подчеркнул Берт.       — Так ты не думаешь, что Хоук Тригг действительно в этом замешан? — пожала плечами девушка. Холидей, хоть и отличался некоторой долей наивности и безответственности, все же не был глупцом. А сейчас, к тому же, озвучивал мысли, все это время вертевшиеся у нее самой в голове.       — Пфф… — театрально прыснул Ламберт, деловито закинув ноги на стол. — Пропавший без вести человек? Ты не считаешь, что Ллойду было просто удобно все на него свалить? Раз — и концов не найдешь, — он многозначительно поднял брови.       — А учитывая репутацию хозяина «Спини Серпент», я не удивлюсь, если он замешан и в исчезновении бедняги Тригга.       Гермиона вздохнула. Расследование было тем еще крепким орешком. Едва ей казалось, что они нащупали ниточку, потянув за которую, распутают этот клубок, как она обрывалась, и приходилось начинать все сначала. А кроме этого, на плечи каждого из них свалился целый ворох личных проблем, на которые приходилось отвлекаться, из-за чего не получалось окунуться в дело с головой.       — Спасибо, Берт, — поблагодарила Гермиона. Она вдруг подумала о том, что часто была неоправданно груба с Холидеем, а порой просто отмахивалась от него, как от назойливой муховертки. Он этого не заслужил. Он всегда пытался помочь, хоть и в своей неповторимой манере. А она даже ни разу за два месяца не спросила, как у него дела. И понятия не имеет, чем он живет, есть ли у него семья. Порой она слишком увлекалась работой, не замечая, что вокруг нее живые люди. Это был ее недостаток, с которым приходилось мириться всем окружающим. — Я ценю твое мнение. И вообще, ты молодец.       — Нет проблем, Гермиона, — пафосно ответил Ламберт, приосанившись. — Обращайся, если что, — томно добавил он. И это заставило ее вспомнить, почему она никогда не хвалила его раньше.       — Ну что, ты идешь? — поднявшись, юноша эффектно захлопнул ящик своего стола. — Домой, рабочий день окончен, — уточнил он, встретив удивленный взгляд девушки.       — Ах, да, — сообразила Гермиона. — Ты иди, я немного задержусь.       — Ну, до завтра, — отсалютовав на прощание, Холидей прикрыл за собой дверь, и в этот же момент секундная стрелка на часах шагнула вперед, отмеряя начало следующего часа. Сложив пергаменты в шкаф, Гермиона набросила на плечи плащ и неторопливо завязала пояс на талии. После чего она взглянула на себя в зеркало, висевшее на внутренней дверце шкафа. Все в кабинете было убрано, и она была одета, так что могла идти. Но не спешила. Она не хотела идти домой. Не хотела ужинать с Роном, слушая его беззаботную болтовню. Не хотела готовиться к свадьбе. Единственным, о ком она могла сейчас думать, был Теодор Нотт, в одиночестве оплакивающий своего покойного родителя. Она хотела увидеть его. Она была нужна ему. Или... он был нужен ей? Рассуждать на эту тему не было смысла. Взяв сумку, Гермиона перекинула ее через плечо, выходя в коридор и запечатывая дверь кабинета заклинанием. Она точно знала, куда собирается аппарировать.       После привычной дурманящей круговерти ноги Гермионы вновь почувствовали землю. Трава была сырой, недавно здесь прошел дождь. Чистый лесной воздух и запах хвои отрезвили ее. Зачем она пришла? Что собирается сказать Нотту? Они ведь даже не друзья, просто коллеги. А вдруг он подумает, что она дает ему зеленый свет на какие-то близкие отношения? После того, что между ними было в Азкабане, и после их поцелуя в поместье. В тот вечер она дала себе зарок, что больше никогда не переступит порог этого дома. Но теперь она здесь.       Девушка замерла на месте, глядя на одиноко стоящий, окутанный легким туманом особняк Ноттов, не решаясь сделать шаг вперед. Но что-то в нем изменилось, сегодня дом выглядел не как обычно. Присмотревшись, она поняла, что именно. Все дело было в окнах. Если раньше свет всегда горел лишь в маленьком окошке у входа и в одной из комнат наверху, то сегодня правое крыло особняка практически сияло тусклым свечением. А еще из слегка приоткрытых оконных рам слышалась музыка. Это было по меньшей мере странно. Конечно, стоило понимать, что каждый оплакивает потерю по-своему. Но хриплый голос певицы, исполнявшей какой-то блюз, никак не соответствовал представлениям девушки о скорби.       Что ж, раз уж она все равно здесь, то почему бы не выяснить, что там происходит? Она просто удостоверится, что с Теодором все в порядке, и уйдет. Гермиона решительно направилась к крыльцу. Смесь беспокойства и недоумения охватывала ее. С чего это Нотту понадобилось включать громкую музыку, даже не потрудившись наложить на дом заглушающее заклятье? Хотя, здесь на мили вокруг нет ни единой живой души, так что от кого заглушать? Но все равно, учитывая, что сегодня он присутствовал на кремации своего отца, что он может сейчас делать в такой обстановке? Может быть, у него нервный срыв, он пьян и крушит мебель? А что, если он решил покончить с собой? Кто знает, способен ли он на это? Гермиона вообще понятия не имела, что за человек Теодор Нотт.       Не потрудившись воспользоваться дверным молотком, девушка громко постучала костяшками пальцев по деревянной поверхности. Через мгновение замок щелкнул, дверь, скрипя, приоткрылась всего на несколько дюймов, а в образовавшемся проеме показалось заплаканное лицо Мэйбл.       — Ох, это вы, мисс… — пролепетала эльфийка, однако, не торопясь предлагать девушке войти.       — Здравствуй, Мэйбл, — ласково ответила Гермиона. — Теодор дома? Мне нужно встретиться с ним.       — Боюсь, сейчас неподходящее время. Совсем неподходящее, — домовичка отрицательно замотала головой, отчего ее большие уши затряслись, а из глаз скатилось несколько крупных слезинок. — Мастеру Теодору очень плохо. Не стоит его беспокоить. Приходите лучше завтра.       У Гермионы все внутри оборвалось. Что случилось с Теодором? Она немедленно должна увидеть его.       — Послушай, Мэйбл, — девушка наклонилась, заглядывая в лицо эльфийки, — я знаю, что произошло. Я соболезную вашей утрате. Теодору сейчас нужна поддержка друга. Я пришла, чтобы помочь.       — Ох, мисс Гермиона, — из глаз Мэйбл брызнули слезы. Но, вопреки ожиданиям девушки, она все же попыталась закрыть дверь. — Вы очень добры. Но, пожалуйста, приходите лучше завтра.       Такое поведение покладистой и всегда хорошо относившейся к ней Мэйбл настораживало, и тревога Гермионы только усилилась. Ладно. Она пыталась действовать деликатно. Настало время проявить настойчивость.       — Прости, пожалуйста, Мэйбл. Но мне нужно немедленно поговорить с Теодором, — выпрямившись, девушка приложила немного усилий и распахнула дверь, войдя внутрь. Гостиная Ноттов была все такой же пустой и темной, как обычно. Только на этот раз она была окутана клубами сизого дыма. Двери в столовую были распахнуты, и именно оттуда и доносилась музыка, а также мужские голоса и смех. Гермиона застыла на месте. Он был не один. Эльфийка была права, ей стоило немедленно уйти. Но было уже поздно.       — Мэйбл? — раздался голос Теодора. — Кто стучал?       Не успела девушка остановить эльфийку, как та уже испарилась и материализовалась рядом с хозяином, сообщая:       — К вам пришла мисс Гермиона Грейнджер.       Ответом был свист и улюлюканье. Это было довольно унизительно, но уходить теперь — значило унизить себя еще больше. Поэтому она решила посмотреть в глаза гостям Теодора, позволившим себе столь невежливые возгласы в ее адрес. Подняв подбородок и надев на лицо маску невозмутимости, она вошла в распахнутые двери столовой.       В комнате царил полумрак, создаваемый отбрасывающими синеватый тусклый свет свечами. Нотт сидел за столом в компании Забини и Гойла. Перед ними стояли бокалы с огневиски и наполовину опустошенный стеклянный сосуд, а по небрежно разложенным на скатерти картам не трудно было догадаться, что парни играли в покер. В пепельнице горой громоздились окурки сигар. Выражение лица Теодора было таким, словно он только что проглотил слизняка, а его непривычно порозовевшие щеки говорили о том, что стоящая на столе бутылка — далеко не первая. Это подтверждали и блестящие глаза Грегори, и сальная улыбка Блейза.       — А кто это тут у нас? — не без скабрезных ноток в голосе поинтересовался Забини, плотоядно осматривая девушку с ног до головы. И Гермиона, хоть и была в мантии и плотно застегнутом сверху плаще, почувствовала себя раздетой. Гойл же ничего не ответил, только принялся усиленно тереть глаза. Должно быть, подумал, что заснул, и ему это снится. После войны Гермиона почти не видела Гойла. Но при редких мимолетных встречах он ничего плохого в ее адрес не говорил. Видимо, не забыл, что они с друзьями спасли ему жизнь в Выручай-комнате. И сейчас, глядя на него, она подумала, что он, вообще-то, довольно странно выглядит без Крэбба. Почти как Джордж без Фреда.       — Гермиона, — кивнул Нотт. — Чему обязан твоим неожиданным визитом? — в его голосе слышался легкий укор. Поднявшись, он отодвинул один из стульев, предлагая гостье присесть.       — Я ненадолго, — отрезала она, отвергая предложение и оставаясь стоять. — Можно тебя на пару слов? По работе.       — Так вы вместе работаете? — наконец подал голос Гойл.       — Забудь ты про работу, Грейнджер, — вмешался Забини. — Присядь, выпей, расслабься хоть раз в жизни. Ты нас боишься? Напрасно. Мы не съедим тебя. Правда, Грег? — ухмыльнувшись, спросил он, покосившись на приятеля. И тот хрюкнул в свой бокал, как будто услышал что-то поистине смешное. Из угла столовой жалобно пискнул зачарованный граммофон, предваряя начало следующей песни.       — Это срочно? Что-то произошло? — спросил Теодор, всматриваясь в ее лицо обеспокоенным взглядом.       — Нет. Вовсе нет, — возразила Гермиона. — В самом деле, мы можем обсудить это и завтра. Я вижу, ты занят, — ответила она, изо всех сил старясь не пятиться к двери или, того хуже — не сбежать из столовой со всех ног.       — Да чем это таким он занят? Просаживает свое наследство, — засмеялся Грегори. — Теперь уже официально можно, — добавил он, загоготав еще сильнее. Гойл никогда не нравился Гермионе, а изрядно выпивший Гойл, отпускающий циничные шутки о смерти, был в два раза хуже. Забини сдавленно хохотнул над его юмористическим выпадом, а лицо Нотта исказила горькая гримаса.       — Да, я, совершенно верно, ничем важным не занят, — развел руками Теодор. — И могу найти для тебя пару минут. Выйдем в гостиную?       — Не хочешь сыграть в покер? Нам не помешает четвертый, — не унимался Блейз.       — Нет, я не играю в карты на деньги, — твердо ответила Гермиона. От запаха сигарет неизвестного состава или от неуместных заигрываний Забини вкупе с глупыми шутками Гойла у нее начинала кружиться голова. — Да, давай выйдем.       Прикрыв за ними дверь столовой, Теодор занял место на диване, кивнув Гермионе на кресло напротив.       — Так что стряслось? — серьезно спросил он. Гермиона сдержанно улыбнулась, присев на краешек. Теперь и ее визит, и необходимость придумывать причину казались ей ужасно глупыми. Почему нельзя было просто сказать, что она беспокоилась о нем? Потому что он поцеловал ее, а у нее есть жених — напомнила она себе.       — Ламберт сказал, что противоядия для пострадавших магглов будут готовы уже на следующей неделе, и мы сможем вернуть им прежний облик, — выпалила она, сжимая ручки сумки, покоящейся на ее коленях.       Ее напарник в ответ вопросительно поднял брови, утвердительно кивая.       — Что ж, я рад это слышать, — медленно начал он. — Но ведь ты же помнишь, что он сообщил это нам обоим? В позапрошлый вторник. Сразу на следующий день после ареста Ллойда и Борна. Тогда еще Долиш сказал, что…       — Да, ты прав, — оборвала его она и махнула рукой. — Я просто забыла.       — Ты просто забыла? — неверяще переспросил Нотт.       — Да, — продолжая держаться за становившуюся все более невыгодной версию, ответила Гермиона. — С кем не бывает?       — С тобой, — губы Нотта тронула легкая лукавая улыбка. — С тобой не бывает.       Гермиона смутилась. Похоже, Теодор раскусил ее. Сама виновата, нужно было придумать что-то поубедительнее.       — Да вы только посмотрите, он улыбается! — голос Грега, распахнувшего двери столовой, огласил комнату. Друзьям Нотта очень быстро стало без него скучно. Ввалившись в гостиную, они бесцеремонно расселись на диване по обе стороны от хозяина дома.       — Подтверждаю, — игриво поддел друга Блейз. — Он весь вечер ныл. Но стоило тебе прийти, и кислое выражение лица как рукой сняло.       — Перестаньте, — растолкав школьных приятелей локтями и заставляя их отодвинуться, шикнул Теодор. — Пейте свой огневиски и не говорите глупости.       — Нечего пить, — Гойл продемонстрировал пустую бутылку. — Закончилось. Может, позовешь свою эльфийку? Пусть принесет еще.       — Сам схожу, — поднявшись, Нотт скрылся в коридоре, ведущем к лестнице.       — Ну что, — загадочно улыбаясь, продолжал Забини, — ты уже поняла, насколько особенным образом на него действуешь?       Гойл ехидно захихикал. Конечно, в другое время Гермиона вряд ли заинтересовалась бы пьяным бредом слизеринцев. Но сейчас любопытство взяло верх.       — Что вы имеете в виду? — с деланным безразличием в голосе спросила она.       — Ты правда не знаешь? — наклонившись через стол ближе к девушке, заговорщически шепнул Блейз.       — Не знаю что? — ей начинали надоедать эти глупые игры. Может быть, стоило прямо сейчас попрощаться и уйти?       — Не думал, что ты настолько слепа, — засмеялся Забини, обнажая свои белоснежные зубы. — Он со школы по тебе сохнет.       После этих слов Блейз сделал паузу, давая Гермионе время отреагировать. Но какой реакции он ждал? Ведь все, что он сказал, было полнейшей ересью. Теодор Нотт со школы испытывал к ней чувства? Да они даже никогда не пересекались. У них не было ничего общего, начиная с факультетов и заканчивая характерами. Гермиона чаще была в центре событий, тогда как Теодор любил находиться в тени. Она привыкла говорить, а он — молчать. Она была открытой и откровенной, тогда как от него веяло скрытностью и замкнутостью. Она была полной его противоположностью и просто не могла его заинтересовать. У них даже никогда не нашлось бы общих занятий вне работы.       — Пф, — фыркнула Гермиона, отвернувшись к окну.       — Да она и правда не догадывалась! — загоготал Гойл, задиристо ударив Забини кулаком в плечо. — Ей нужно очки одолжить у своего дружбана Поттера, — противно ухмыльнувшись, добавил он.       — Откуда ей было знать? Об этом в книгах не пишут, — парировал Блейз, шутливо хлопнув Грега по плечу в ответ.       Гермиона задумалась. Похоже, они действительно верили в то, о чем говорили. Неужели в этом есть хоть доля правды? Но как это возможно? Когда она нравилась Виктору Краму, он постоянно преследовал ее, добиваясь, чтобы она обратила на него внимание. Он сидел рядом с ней в библиотеке, пригласил ее на бал, писал ей письма, делал комплименты. Но почему Теодор Нотт никогда ничего подобного не предпринимал? Может, потому, что он не такой, как Крам? И потому, что она никогда не обращала на него внимания? На шестом курсе, когда они начали практиковать невербальные чары, свободное время между занятиями стало не отдыхом, как еще на каникулах предвкушал Рон, а периодами, когда все они пытались справиться со все нараставшим количеством домашних заданий, и ей было не до того, чтобы смотреть по сторонам. Хотя, оглядываясь назад, она начинала понимать, что было несколько странных моментов. Например, однажды на Зельеварении, когда Рон случайно опрокинул ее коробку с порошком рога крюкорога, Теодор отдал ей почти весь свой запас порошка. Но это только потому, что он стоял рядом с ней у стола с котлами. А как-то раз во время парных практических занятий на Защите от Темных Искусств, когда Снейп поставил их друг напротив друга, не смог проклясть ее, хотя перед этим проклял полкласса. Но ведь все дело было в том, что Гермиона всегда отлично владела невербальным «Протего». А во время ужина в Большом зале Теодор всегда сидел лицом к гриффиндорскому столу. Но это из-за того, что так же всегда сидел Малфой. Только вот староста Слизерина делал это, чтобы посмеяться над кем-нибудь, если такая возможность представится. Но Нотт никогда не смеялся, он только всегда опускал глаза, когда она смотрела в их сторону. О, нет! Это не может быть правдой! Но это объясняло бы его странное поведение: все его мимолетные взгляды, сказанные отцу в тюрьме слова о том, что она особенная, и неожиданный жадный поцелуй… От осознания того, что слова слизеринцев могут быть не беспочвенны, щеки Гермионы зарделись, и ей внезапно стало жарко, хотя из открытого окна веяло вечерней прохладой. Мерлин, сколько сейчас времени? Рон, наверное, уже с ума сходит, думая, что она задерживается на работе.       — О чем это вы? — появившийся в гостиной Теодор бросил в руки Гойла запечатанную пыльную бутылку. Скорее всего, спускался в винный погреб и точно не слышал их разговора. И он не должен ни о чем узнать. Нужно было немедленно уходить. Гермиона поднялась с места, поправляя плащ.       — Я как раз говорила, что мне уже пора.       Но прежде, чем она успела приблизиться к двери, Забини снова раскрыл рот:       — Мы выдали твой страшный секрет.       Похоже, он был собой ужасно доволен. Гойл тоже наслаждался ситуацией. Настолько, что сразу же перестал наполнять свой бокал, сжав в руке бутылку и уставившись на Нотта вытаращенными глазами.       — Какой еще секрет? — Теодор ощутимо напрягся. Похоже, у него и правда имелись страшные секреты. Хотя, ведь речь шла не о ком-нибудь, а о Теодоре Нотте — он целиком состоял из секретов.       — Да брось, Тео. О твоих давних неразделенных чувствах, — Забини явно вошел в кураж и уже не мог остановиться. А Нотт, услышав это, перевел взгляд на Гермиону, словно ожидая от нее каких-то комментариев или действий. Но она замерла на месте, на мгновение перестав дышать, словно выброшенная на берег русалка.       — А может, и разделенных… — довольно промычал Грег, почему-то прикладываясь к горлышку бутылки, хотя в другой руке держал свой наполненный доверху стакан.       А затем Теодор громко рассмеялся.       — Ребята явно перепили. Расслабься, Гермиона, нет у меня к тебе никаких чувств, — он махнул рукой. После чего, ловко маневрируя между диваном и низким столиком, подошел к двери. — Я провожу тебя. Аппарируй быстрее, а то, кажется, сейчас хлынет ливень, — он указал на сгущающиеся на небе черные тяжелые тучи. — А ведь тебя дома ждет жених, — убедительно добавил он.       Его подшучивание в ответ на слова друзей выглядело так правдоподобно, а смех казался таким естественным. И она обязательно поверила бы, если бы не одно обстоятельство — Забини не назвал ее имени, когда говорил о его неразделенных чувствах. На ватных ногах девушка приблизилась к выходу.       — Жених! — закатил глаза Блейз. — В квиддиче тоже есть охранник, но это не значит, что ты не можешь забросить кваффл в кольцо, — хохотнул он, и Грег одобрительно поднял руку, чтобы хлопнуть по его ладони своей. Но Забини на этом не остановился: — Признай, ты просто всегда стыдился, что втрескался в грязнокровку, — едко добавил он.       Гермиона даже не успела понять, кто из парней первым сорвался с места, и кто из них перевернул низенький столик, разбив посуду, как Теодор и Блейз уже стояли друг напротив друга с палочками наготове.       — Извинись перед ней. Сейчас же! — зло потребовал Нотт. Пожалуй, Гермиона никогда еще не видела его таким разгневанным.       — Не извинюсь, — выплюнул Забини. — И что ты сделаешь?       — Заставлю тебя пожалеть о своих словах, — кончик палочки Теодора заискрил, выдавая всю серьезность его намерений.       — Не надо, Теодор. Опусти палочку, — попросила Гермиона. Она не хотела, чтобы кто-нибудь пострадал. Им обоим не стоило хвататься за оружие, особенно после такого количества выпитого.       — Да ладно, извинись, Блейз, — посоветовал Грег, с лица которого улыбку как рукой сняло.       — Никогда Забини не извинялись перед грязнокровками. И никогда не будут, — гордо подняв подбородок, ответил темнокожий слизеринец. В ответ он получил светло-фиолетовую вспышку, от которой ловко увернулся. А затем бросил в противника красную, но Нотт успешно применил «Протего».       — Перестаньте! Теодор, это того не стоит! — воскликнула Гермиона, в душе понимая, что не сможет их остановить.       — Не надо, парни. Ну вы чего? — поддержал ее Гойл, поочередно переводя взгляд с одного своего товарища на другого.       — Не вмешивайся! — рявкнул на него хозяин дома, не обращая внимания, что гостиная его особняка уже начала превращаться в руины. А вот для Забини эта дуэль, похоже, была игрой.       — Деремся как в старые добрые времена, да, Тео? — заметил он, не упуская возможности отправить очередное проклятье. Нотт не ответил, он был напряжен и старался не отвлекаться, пару раз ощутимо задев своего оппонента и даже заставив одежду на его плече задымиться.       Гермиона не могла все это прекратить. Вряд ли Теодор простил бы ей вмешательство. Ей оставалось лишь смотреть. Они быстро кружили по небольшому пространству гостиной, извергая из кончиков палочек разноцветные искры. И при взгляде на их схватку она вспомнила, что не так давно уже переживала подобные чувства. В том переулке рядом с Пемброк-авеню, когда ее напарник преследовал преступника, а затем вступил с ним в сражение и пострадал. Но сейчас она ведь не должна была опасаться за его жизнь. Она была уверена, как бы парни ни разгорячились, его друг никогда не причинит ему серьезного вреда.       — А помнишь нашу любимую дуэльную считалку? — жестко поинтересовался Блейз. — Мы много времени под нее практиковались в боевых заклятьях.       Раздался звон маятника часов, в который только что угодило проклятье Теодора. Но никто даже не бросил взгляда в ту сторону, где они стояли.       — Не помню, — сквозь зубы процедил Нотт.       — Так я тебе напомню, — усмехнулся Забини, начав произносить слова считалки и задавая ровный темп дуэли:

— Шторм бушует в океане. Стонут стены Азкабана. Ветер паруса порвет - Мимо шхуна не пройдет. Наверху горит маяк. Ты причаливай, моряк. Раз, два, три, четыре, пять, Я иду тебя пытать.

      На последних его словах Теодор пропустил одно из проклятий. Красная вспышка ударила ему в грудь, и он пошатнулся, ударившись спиной о стену. Гермиона вскрикнула, зажав рот руками, а Грег вскочил с места, подхватив проигравшего.       — Как не умел ты драться, так и не научился, — бросил Забини, подходя к Нотту. — Ты торопишься все быстрее, из-за этого пропускаешь атаку. После того, как ты бросаешь несколько заклятий подряд, я знаю, что потом ты откроешься. Надо драться размеренно. Я говорил тебе, считай про себя, — направив на него палочку, он нейтрализовал действие проклятья.       — Ладно, не хотел я тебя оскорбить, Грейнджер, — нехотя процедил он, повернувшись к девушке. — Довольны все теперь? Можно спокойно выпить?       Но никто не ответил. Теодор молча смотрел на происходящее, пошевелившись лишь для того, чтобы поправить свалившуюся на глаза челку. Распахнув дверь, Гермиона вышла на улицу, мечтая лишь о свежем вечернем воздухе. Сердце в груди отчаянно колотилось, словно запертый в клетке сниджет (1). А еще почему-то очень хотелось разрыдаться. Спустившись с крыльца, она быстро, как могла, дошла до аппарационного барьера, унося ноги от особняка Ноттов.