Наше фирменное заклинание

      Рассвет ворвался в комнату сквозь незашторенные окна, и солнечные лучи коснулись лица Гермионы, словно стараясь разбудить ее. Но она уже не спала. Проснувшись с зарей в пустой квартире, в пустой постели, она так и не смогла больше сомкнуть глаз. Разглядывая светлый потолок, она думала о скорой свадьбе Гарри и Джинни, о будущей помолвке Джорджа и Анджелины, о миссис Уизли, о дружной семье Билла и Флер, и о том, с какого именно момента ее собственная жизнь с давно устоявшимися планами так запуталась. И после некоторых размышлений она вспомнила тот день, когда впервые захотела подать заявление на перевод в ведомство правопорядка. Тогда она прочла новость о ложном обвинении эльфа миссис Монтгомери в намеренном поджоге дома. И вот спустя несколько месяцев, в течение которых эльфийка находилась под стражей, выяснилось, что несчастье было делом рук четырехлетнего племянника хозяйки. И Гермиону возмутило не столько предвзятое отношение к магическим существам, сколько то, что такие ошибки отдела расследований случались уже не впервые. Стоило вспомнить бедняжку Винки — эльфийку семьи Краучей, которой поставили в вину создание Темной Метки. Или и того хуже — несчастную Хоки (1), чьей хозяйкой была покойная Хэпзиба Смит, и за убийство которой служанка незаслуженно расплачивалась. А кроме того, такое происходило и с людьми. Морфина Гонта несправедливо приговорили к заключению в Азкабане за убийство Риддлов, которого он не совершал. И Гермиона никогда не забудет о том, как по вине отдела расследований была сломана жизнь молодого Сириуса Блэка. И она поняла, что должна что-то сделать. Сколько бы она ни пыталась улучшить чью-либо жизнь, сидя за офисным столом, она не сможет никого действительно защитить, не замарав рук. Нужно было менять подход к расследованиям в целом. А Гермиона никогда не боялась проявлять инициативу и брать на себя ответственность. И эта мысль, словно семечко, взращиваемое на благодатной почве, развивалась в ее голове, пока не сформировалась в твердое решение, приведшее ее в отдел обеспечения магического правопорядка. И столкнувшее ее с Теодором Ноттом.       Теодор Нотт — выходец из Слизерина, обычно такой незаметный, невидимый и не привлекающий к себе внимания. Каким же образом он так прочно поселился в ее голове? Как смог затронуть ее чувства, пролез в ее душу, отодвинув на задний план всех остальных? Гермиона повернулась на другой бок, рассматривая нетронутую подушку Рональда. Скучает ли она по нему, или же испытывает облегчение от его отъезда, получив небольшую передышку в их отношениях? Ей сложно было ответить на этот вопрос даже самой себе. Проведя рукой по холодным простыням, она закрыла глаза, представляя своего жениха рядом. Но тут же в ее воображение ворвался другой — юноша с черными как смоль волосами и глубокими пронзительными серыми глазами, который, если верить словам Блейза Забини, еще со школы испытывал к ней чувства.       Нет, этого просто никогда не случится, между ней и Тео ничего не может быть. У нее есть Рон — ее любимый, ее близкий человек. И ей запрещено думать о ком-то, кроме него. Если она только даст слабину и позволит себе сблизиться с сыном Упивающегося, от нее же отвернутся все друзья, и даже родители ее вряд ли поймут. Общество никогда не простит ей этого. Подумав об этом, Гермиона усмехнулась собственным мыслям. Не так давно она судила других за плохое отношение к детям Упивающихся, но сама относилась к ним точно так же. Но только не к Тео. Если бы все они только узнали его лучше... Тогда бы они поняли, какой он на самом деле умный, смелый, самоотверженный человек. Но никто из них просто не захочет. Да и она любит Рональда. Предать его, обмануть его ожидания для нее было бы самым ужасным, непоправимым поступком.       Отбросив искушающие ее мысли, девушка выбралась из постели и направилась в душ. День предстоял тяжелый. Она решила, что в первую очередь ей нужно поговорить с Теодором и расставить все точки над «i». Они могут быть лишь коллегами, в лучшем случае — друзьями. Но не больше.       Шум жужжащего, словно улей, Министерства Магии обрушился на Гермиону, едва она вышла из камина в Атриуме. Она поспешила к лифтам, чтобы побыстрее окунуться в приятную тишину своего кабинета. А также поскорее встретиться с Ноттом, чтобы разрешить все смущающие ее шероховатости в их рабочих взаимоотношениях. Сегодня он наконец должен был появиться после своего двухдневного отсутствия. Больше всего девушка не хотела неловкости между ними. Они просто спокойно обсудят все произошедшее — думала она. Но чем выше лифт поднимался к нужному этажу, тем сильнее билось ее сердце, и вовсю перехватывало дыхание. Едва пол лифта сравнялся с каменной плиткой, ноги сами понесли ее к заветному офису. А стоило девушке дотронуться до дверной ручки, дверь словно сама распахнулась ей навстречу. Или не совсем сама — в проеме оказалась фигура выходящего из кабинета Теодора. Должно быть, они врезались бы друг в друга, если бы оба не замерли на месте, встретившись взглядами. Он серьезно посмотрел на нее, не отрываясь от ее лица. И ей казалось, что все ее чувства: напряженное ожидание, смятение, растерянность — он читал в ее глазах, но она все равно не хотела отворачиваться.       — Эй, в тебя там что, Петрификус Тоталус (2) зарядили? — голос Холидея раздался откуда-то из-за спины Нотта, заставляя их обоих отмереть. — Проходи давай! — хлопнув коллегу по спине, Берт протиснулся вперед, едва не наступив Гермионе на ногу. Теодор неловко шарахнулся в сторону.       — А, ты как раз вовремя, Грейнджер, — обрадовался Ламберт, беря ее под руку. — Долиш вызывает нас к себе.       — Всех троих? Зачем? — удивилась девушка, позволяя младшему сотруднику отдела увлечь ее за собой вперед по коридору.       — Скорее всего, будет отчитывать за застой в расследовании, — предположил идущий сзади Нотт.       Действительно, его догадка, возможно, была близка к истине. С тех пор, как Лерой Ллойд указал на пропавшего без вести Хоука Тригга, они ни на унцию не продвинулись. Против Тригга не нашлось доказательств, кроме слов владельца «Спини Серпент». В доме Триггов не было обнаружено не только никаких следов изготовления зелий, но и вообще каких-либо недавних признаков жизни. Так что Гермионе что-то подсказывало, что этот след является ложным. И ее напарник был с ней согласен. Но отсутствие новых пострадавших не давало им никакой возможности за что-либо уцепиться. И если руководитель думает, что в остановке расследования есть их вина, то у нее найдется, что ему сказать.       Однако, для собирающегося устроить выговор начальника Долиш выглядел чересчур довольным.       — Ребята, проходите, — Джон расслабленно откинулся на спинку своего кресла. — Трансфигурируйте себе стулья и садитесь.       Гермиона заняла единственный свободный стул. Холидей и Нотт, взмахнув палочками, создали из подручных предметов некое подобие трона с высокой спинкой и подлокотниками и трехногий табурет и уселись по обе стороны от нее.       — У меня для вас отличная новость! — начал руководитель, хлопнув в ладоши. — Мы с вами приглашены на ежегодное министерское мероприятие — вручение наград за различные заслуги на трудовом поприще. Оно состоится сегодня вечером в Торжественном зале Министерства. Начало в семь. Форма одежды вечерняя. Событие будет освещено средствами массовой информации, так что… и одному из вас вручат награду. — Последние слова он сказал как бы между делом, при этом понизив голос так, словно считал сказанное неприличным.       — Кому и по какому поводу? — сразу же переспросила девушка, заранее зная ответ.       — Тебе, Гермиона. За успешную оперативную деятельность по поимке Борна, — ответил Долиш. — Так что приготовь речь. Короткую. Минуты на три.       Ламберт разочарованно вздохнул. Теодор же не издал ни звука, молчаливую паузу заполнил лишь скрип его трехногого табурета.       О, нет! Гермиона почувствовала, как ее сердце буквально рухнуло куда-то в область желудка. Она была просто ошарашена такой несправедливостью. Это не она, а Теодор выследил бродягу, вхожего в «Спини Серпент», выудил у него полезную информацию, проник в лавку под прикрытием в образе Пипа, и в конце концов — спас ей жизнь в том переулке, когда Лерой Ллойд направил на нее палочку и почти произнес «Авада Кедавра». А она лишь явилась туда и чуть все не испортила. Это было так несправедливо!       — При всем уважении к вам, сэр… — начала она, стараясь говорить сдержанно, хотя ее щеки вспыхнули, а в груди уже зарождался самый настоящий ураган гнева, — я с этим не согласна! Я не в одиночку задержала Борна, и уж точно, я не единственная, кто проводил расследование…       — Не надо, Гермиона, — Нотт коснулся ее руки, стараясь успокоить. Холидей же посмотрел на нее, как на безумную.       — Я отлично это знаю, — Долиш, казалось, тоже начал выходить из себя. — Думаешь, я представил к этой награде одну тебя? Но есть вещи, на которые я не могу повлиять.       — Мы что, просто так смиримся с этим? — продолжала возмущаться девушка.       Неужели начальник совершенно не сделал выводы из их недавнего разговора, во время которого он утверждал, что будет больше доверять Теодору и впредь не заставит его прятаться в тени?       — Да, именно. Мы ничего не будем предпринимать, — бросив эту фразу, Теодор поднялся, возвращая табурет в исходное состояние, а именно, в форму черно-белой пыльной вазы, которую отправил на полку. — Увидимся в семь. В Торжественном зале, — сказал он, пожав начальнику руку. — Идем, хватит терять время, — обратился он к девушке, а затем вышел за дверь. Ламберт последовал его примеру и молча ретировался. Гермиона поднялась со стула, но не торопилась догонять коллег.       — Разве мы не должны что-то сделать? — спросила она, нависая над сидевшим за своим столом Долишем. — Например, подать жалобу на дискриминацию? Написать вышестоящим чинам? Да и в конце концов…       — Я написал, — оборвал ее Долиш. — И получил ответ о том, что решение не изменится.       — В таком случае я выйду на сцену за своей наградой, и скажу, что это не только моя заслуга, — решительно заявила девушка.       — Даже не вздумай! — начальник поднялся со своего кресла и устремил на нее суровый взгляд.       — Но ведь у нас просто нет другого выбора. Мы не можем молчать… — несчастным голосом произнесла она.       — Хорошо. Я схожу еще раз к директору нашего департамента и изложу свое видение ситуации. Но только если ты пообещаешь мне не говорить глупостей на церемонии, — пригрозил он.       — Обещаю, — коротко ответила она.       — Отлично, — кивнул Долиш.       Закрыв за собой дверь кабинета начальника, Гермиона вовсе не ощутила, что получила то, что хотела. Она даже почувствовала себя виноватой за то, что вспылила. Но еще больше ее снедало чувство глубокой печали из-за несправедливости, повсеместно допускаемой в магическом мире. Они победили самого Темного Лорда, но что им теперь делать с предубеждением?       Когда она вернулась на рабочее место, то нашла там Теодора и Ламберта, играющих со скомканным в шар куском пергамента, который они бросали друг в друга, орудуя палочками. Но у нее не было ни сил, ни желания одергивать их. Она уже потратила слишком много эмоций на спор с Долишем.       — Да ладно тебе, Гермиона, — Нотт отправил бумагу в корзину и, опершись ладонью на ее стол, сел на него, даже не пытаясь отодвинуть лежащие на нем документы. — Ты правда расстроилась из-за меня? — казалось, этот факт его даже радовал. — Забудь. Это все мелочи жизни.       Ничего себе «мелочи жизни». Девушку задевало такое равнодушное отношение Нотта к тому, как Министерство втаптывало его в грязь.       — Да. Подумаешь! — согласился с ним Холидей. — Я вот тоже ничего не получил. Но это не помешает мне насладиться угощением и выпивкой за счет работодателя и отлично повеселиться!       Гермиона покачала головой. Да уж скорее выходцу из Гриффиндора Холидею, считавшему, что и у него имеются какие-то заслуги, дадут награду, чем сыну Упивающегося, соверши он хоть десяток подвигов.       — Ладно, будь по-вашему, — достав из кармана плаща кошелек и положив его на стол рядом с сидящим на нем Теодором, она сняла плащ и повесила его на крючковатую вешалку, стоящую у двери. — Мне нужно написать речь. Короткую. Минуты на три, — последние слова она произнесла таким же тоном, каким до этого говорил Долиш.       — Что это? — голос Нотта заставил ее обернуться. В руках напарника был небольшой белый листок. Присмотревшись, она поняла, что это чек на покупку билетов на самолет для братьев Уизли. Должно быть, она вынула его из кармана вместе с другими вещами. — Два билета до Нью-Йорка? Ты со своим женихом улетаешь на другой материк? — вот теперь на лице напарника отразилось столько горечи и разочарования, что это выглядело бы уместно в кабинете начальства пятнадцать минут назад, когда он узнал, что ему не дадут никакой награды. — И это в разгар расследования? — с сарказмом добавил он.       — Теодор, — Гермиона, сама не зная, почему, улыбнулась, подойдя к нему ближе, чтобы забрать у него чек. — Я никуда не улетаю. Я купила эти билеты для Рона и Джорджа. Они вчера отправились на двухдневную рабочую встречу.       — А, — лицо Теодора выразило понимание. — Ясно, — промолвил он, еле заметно улыбаясь уголком губ.       — Наша Гермиона слишком ответственная, чтобы устраивать медовый месяц, когда на работе гора дел, — вставил слово Холидей, который, как оказалось, уже расселся на своем рабочем столе, положив ногу на ногу и игриво раскачивая соскользнувшей с нее туфлей.       — Совершенно верно, — насупившись, ответила девушка. Младший научный сотрудник порой вел себя ничуть не лучше, чем ее напарник. Но почему-то только манеры Холидея ее раздражали. — Берт, почему бы тебе не сходить за кофе, чтобы мы могли взбодриться и обсудить расследование, — предложила она. Ей просто необходимо было хоть немного отрешиться от раздражителя в его лице. К тому же, ей все еще нужно было поговорить с Тео наедине.       — Я схожу, — Теодор спрыгнул со стола. — Мне все равно нужно прогуляться. Удачи тебе с речью, — махнув рукой, он выскользнул за дверь.       — Гермиона, а ты с кем идешь? — неожиданно спросил Ламберт. — Могу зайти за тобой и сопроводить тебя на церемонию, — важно предложил он.       — Спасибо, Берт, конечно, — ответила девушка, — но не нужно. Я самостоятельно умею пользоваться каминной сетью, — отодвинув стул, она села за свое рабочее место.       — Я обязательно надену белый фрак. Он мне так идет, знаешь? Об этом мне уже говорила не одна девушка… — Холидей затянул очередную историю. И Гермиона с ужасом поняла, что сосредоточиться и посидеть в тишине ей не удастся до самого вечера, если она немедленно не наложит Силенцио на младшего научного сотрудника.       Гермиона никогда не была в Торжественном зале Министерства. Раньше ей доводилось получать премии, но в более скромной обстановке. Так что сейчас она чувствовала себя так, словно перешла на новый уровень. Она и не представляла себе, что в недрах этого здания может быть такое огромное помещение для проведения подобных мероприятий. Нет, конечно же, она отдавала себе отчет в том, что комната была увеличена при помощи магии. Но визуально зал действительно впечатлял. Множество свечей парили под потолком, создавая яркое освещение, подобное солнечному свету. По периметру были расставлены круглые столы с грациозными стульями на фигурных ножках. Позолоченная посуда и праздничные кубки на столах переливались и блестели. У одной из стен была расположена вытянутая сцена. Приглашенные уже рассаживались по местам согласно именным табличкам с изображенными на них движущимися эмблемами Министерства. Шум множества голосов заполнил все пространство. На одно мгновение Гермиона вновь почувствовала себя школьницей, впервые вошедшей в Большой зал. И, бросив взгляд на сцену, на мгновение она позволила себе помечтать о том, что вот-вот у трибуны появится Альбус Дамлдор, блеснет стеклами очков-половинок, оглядывая учеников, и солнечные блики заиграют в его серебристой бороде. Но этого, разумеется, не могло произойти. Дамблдора уже не было среди них, и никто больше не мог подарить ей такого чувства защищенности и спокойствия. Но, может быть, это ей и не нужно, ведь она уже давно выросла.       — Высматриваешь кого-то особенного? — знакомый голос заставил Гермиону обернуться. Позади нее в парадной мантии и остроконечной шляпе стоял ее лучший друг.       — Гарри! — радостно воскликнула девушка, схватив его за руку. — И ты здесь!       — А почему бы мне не быть здесь? — весело спросил Поттер. — Сотрудников аврората постоянно награждают. Но я слышал, сегодня чествуют кого-то из вашего отдела. Знаешь, никто не сомневается в том, кто именно это будет, — он довольно подмигнул.       В ответ девушка лишь вздохнула.       — В чем дело? Ты как будто вовсе не рада, — озадаченно заметил Гарри. — Ты всего два месяца в структуре обеспечения правопорядка, а уже арестовала первого разыскиваемого преступника. Это большое достижение, Гермиона. Мало кто может этим похвастаться. Вон Нотт, к примеру, уже не первый год протирает там штаны, и до сих пор ничем не отличился, — усмехнулся он.       — А… — Гермиона открыла рот, чтобы тотчас высказать все, что она думает. Но тут по залу прокатился восторженный возглас — в дверях появился сам Министр Магии. Кингсли Шеклболт пожимал руки всем желающим, и вскоре оказался рядом с ними.       — Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, — сердечно поприветствовав их, он двинулся по проходу к сцене.       — Все, мне пора присоединиться к коллегам. Аврорат, как всегда, сидит в центральной зоне. А тебе, кажется, вон туда, — он указал на столик, за которым уже белела фигура махавшего ей Ламберта Холидея. Похлопав Гермиону по руке, Гарри смешался с потоком торопящихся занять свои места волшебников. А она стала пробираться к столику, за которым сидел Ламберт. Обнаружив карточку со своим именем, Гермиона отодвинула стул и села. Стулья Долиша и Нотта пустовали.       — Отлично выглядишь. Милая подвеска, — младший научный сотрудник сыпал комплиментами. И, если бы на столе стояла хоть одна бутылка, девушка подумала бы, что он пьян. Но, скорее, он был просто опьянен восторгом оттого, что находился здесь.       — Спасибо, — сдержанно поблагодарила она, поправляя на коленях юбку светло-коричневого платья. Оно не было самым любимым в ее гардеробе, но, безусловно, шло ей.       — Привет, — откуда-то из толпы вынырнул Теодор, усаживаясь на стул рядом с ней.       Шум и разговоры смолкли, как только Министр Магии, увеличив громкость своего голоса с помощью Соноруса, начал произносить приветственную речь. Гермиона слушала, как он рад в очередной раз присутствовать здесь и отмечать успехи министерских работников, и беспокоилась о своей короткой речи. Как и обещала Долишу, без глупостей, минуты на три. Только где был сам Долиш? Она скользнула взглядом по единственному свободному за их столом месту. Как только речь Шеклболта завершилась, на столах появились закуски и напитки. И ее коллеги наполнили бокалы игристым вином.       К своему удивлению, Гермиона обнаружила, что, если работать с Холидеем и Ноттом, когда они вдвоем начинали дурачиться, не всегда было комфортно, то развлекаться в их компании было настоящим удовольствием. Ламберт комментировал всех и все вокруг в своей забавной манере, а Теодор периодически отпускал шутки и в его адрес тоже. Но по-настоящему расслабиться девушка не смогла даже после того, как сама побывала на сцене. Поблагодарив своего начальника Джона Долиша и коллег по отделу, она забрала свою награду, вернувшись за столик. Она сделала все, как обещала, но руководитель так и не услышал ее слов, потому что не явился на вечер. Гермиона надеялась, что с ним ничего не случилось. Она убеждала себя, что он, в любом случае, взрослый мужчина и разберется с проблемами сам — но это плохо помогало. И вскоре она поняла, что не одна мучается неизвестностью.       — Что насчет того, чтобы отправить ему патронус или сову? — спросил Ламберт, когда на столах появилось горячее.       — Хорошая идея с патронусом. Отправишь? — согласилась она.       В ответ коллеги вопросительно посмотрели на нее:       — Из нас троих только ты одна умеешь вызывать патронуса, Гермиона, — пояснил Теодор.       — Ах, вот как… — растерянно ответила она. Ей и не приходило в голову, что никто из ее коллег не владел этим заклинанием. Сама она научилась ему у Гарри еще на пятом курсе школы. Но, на самом деле, правда была в том, что многие взрослые волшебники не могли похвастаться этим умением. Хотя, учитывая, что Нотт применял «Обливейт», как сам Мерлин, девушка была удивлена, что он не умел вызывать патронуса.       — Я отправлю сову, — Холидей поднялся из-за стола. — Совятня здесь недалеко.       Бросив салфетку на стол, младший научный сотрудник отправился к выходу. Гермиона посмотрела на Нотта, расслабленно откинувшегося на спинку своего стула с бокалом игристого вина в руке. Они наконец-то остались наедине. Она ждала этого с самого утра. Удачный момент, чтобы поговорить. Но с чего начать? Нужные слова никак не шли на ум.       — Если хочешь, я могу дать тебе пару уроков по вызову патронуса, — произнесла она, с ужасом понимая, что этого предлагать никак не стоило. Это был дополнительный повод побыть с ним рядом, чего ей сейчас, напротив, лучше было избегать.       — Давай, — равнодушно ответил коллега. — Когда, например?       — Ну хотя бы в эту субботу, — растерянно предложила девушка. Ее немного задело, что у Теодора не было заметно живого интереса.       — Нет, в субботу не могу, — покачал головой Нотт, ковыряясь вилкой в тарелке.       Его отказ, словно пощечина, ударил по ее самолюбию. Разве так вел бы себя влюбленный со школьной скамьи человек? Разве он не уцепился бы за любую возможность провести с ней время? Но, похоже, у Теодора были другие планы. Может быть, даже свидание? И с чего она только взяла, что у него нет девушки?       — Ясно, — коротко ответила она, принимаясь усиленно жевать, чтобы не говорить больше ничего, что вновь поставит ее в неловкое положение. Например, ей очень хотелось спросить, чем таким важным он будет занят в субботу? Но она не имела права задавать таких вопросов и заставила себя прикусить язык.       — Ко мне придет Забини, — пояснил Теодор, словно прочитав вопрос на ее лице. — Будем практиковаться в боевой магии.       — Так вы помирились? — вскинув брови, Гермиона едва не выронила вилку.       — Блейз бывает заносчивым, — пожав плечами, ответил юноша. — Но мы дружим с пяти лет.       — Ах, вот как… — отвернувшись к сцене, на которой танцевали две волшебницы с фиолетовыми волосами, девушка пригубила бокал с игристым вином. Значит, Забини может вести себя, как ему вздумается, но ему будет прощено все лишь потому, что он старый друг детства. — А что насчет его слов о тебе и…       — Пфф! — Теодор так громко фыркнул, что она едва не подпрыгнула на стуле. — Кто станет принимать всерьез пьяные бредни? Поверь, Гермиона, в школе ты была интересна мне не более, чем Минерва МакГонагалл.       В своем отрицании Нотт был убедителен настолько, что его слова были способны больно задеть. Но только не ее. С чего бы?       — Вы не поверите! — у столика появился взлохмаченный и бледный, как и его костюм, Холидей, — Долиш ответил мне… — он протянул смятый лист пергамента. — Его отстранили!       — Что?       — Что?! — не веря своим ушам хором переспросили Гермиона и Теодор.       — Почему это произошло? — продолжал Нотт, разворачивая пергамент и вчитываясь в написанные почерком начальника строки.       — Пишет, что «не сошелся во мнениях с руководством»… Может быть, какой-то конфликт? — разведя руками, предположил Ламберт. — Ничего не понимаю. Сначала твой испытательный срок, Тео, а теперь вот… Нет, только не это! Картина произошедшего вдруг начала складываться, когда Гермиона вспомнила об их последнем разговоре с Джоном Долишем. Что-то во временном промежутке между его обещанием сходить к директору департамента и изложить свое видение ситуации и этим приемом пошло не так. Но, как бы то ни было — это ее вина.       — Мне нужно… подышать воздухом, — поднявшись и поправив грозящие соскользнуть со скатерти столовые приборы, даже не глядя на своих коллег, Гермиона быстрым шагом пересекла зал, направляясь к выходу. Перед глазами стояла пелена. Как она могла быть такой глупой идеалисткой? Она призывала Долиша к тому, чтобы он сделал невозможное, чтобы восстановить справедливость. Он послушал ее, попытался — и только сам пострадал от этого.       Двигаясь на автомате, девушка добралась до Атриума, а затем вышла на улицу Уайтхолл. Оказалось, что уже стемнело. Легкий осенний ветерок обдувал ее открытые плечи, заставляя дрожать. Пожалуй, стоило одеться, прежде чем выходить. Деревья безмолвно качались, вокруг было тихо. В такой час улицы были практически пусты, не считая редких прохожих, торопящихся домой к ужину. Свежий воздух действовал на нее пробуждающе, заставляя мыслить яснее. Но совесть все равно продолжала грызть изнутри. Нужно было выяснить, что произошло на самом деле. И как-то помочь руководителю вернуться на работу. Разве это не произошло из-за того, что она пыталась решить чужие проблемы, и, может быть, пора просто остановиться и заниматься своими делами? Но ведь она хотела как лучше... Гермиона и сама не заметила, как по ее щеке сбежала слезинка, а затем еще одна... Пожалуй, она чувствовала себя сейчас в точности как Анджелина. Она должна всегда быть сильной и самостоятельной. Но иногда ей так хотелось, чтобы и о ней кто-то позаботился. Как в детстве о ней всегда заботился отец. А теперь уже она оберегала всех вокруг. Родителей, Гарри, Рона…       — Что случилось? Может, расскажешь? — голос Теодора Нотта раздался у нее над ухом. Он только что появился рядом, набрасывая ей на плечи что-то теплое, похожее на мантию. Нет, пиджак. Они ведь стоят на маггловской улице. — Тебя долго не было.       — Неправда, — возразила она, кутаясь в пиджак. — Всего минут пять. Ответом ей было напряженное молчание. Зачем он вышел за ней? И почему не остался на приеме?       — Может, пройдемся? — наконец спросил он, нарушив молчание. — Ты ведь сегодня все равно ни к кому не торопишься.       «Что? Откуда он знает, что Рон не будет ждать меня?» — удивилась Гермиона и тут же вспомнила. Конечно, она же сама ему об этом сказала утром, когда он держал в руках чек на покупку билетов на самолет в Америку.       — Ладно, — согласилась она, неспешно двигаясь по мощеной булыжником улочке. — Я чувствую себя виноватой из-за отстранения Джона, — честно призналась она.       — Я так и думал, — невозмутимо ответил Теодор, сунув руки в карманы и медленно двигаясь рядом с ней.       — Почему? — подняв заплаканные глаза, чтобы вглядеться в его лицо, спросила девушка.       — Я тебя знаю, — изрек он, и этот комментарий ровным счетом ничего не объяснял. Он знал, что она всегда чувствует ответственность за других? Или же, что она обязательно вмешается в эту ситуацию из-за своего неуемного желания добиться для других непредвзятости и достойного отношения?       — Ты думаешь, что я не умею молчать, когда следует? — с обидой в голосе спросила она, сворачивая в переулок, освещаемый лишь светом фонарей и витрин немногих, еще не успевших закрыться на ночь, магазинов.       — Я думаю, что ты — тот человек, которому под силу что-то изменить, — пояснил он.       — Нет, ты не понимаешь, — остановившись, она повернулась к нему, — я пытаюсь помочь, но делаю только хуже.       — Послушай меня, Гермиона, — Теодор положил руки ей на плечи, — мы все исправим.       Эти искренние слова подействовали на нее успокаивающе. Она почувствовала, что больше не одна против всего мира.       — Ты всегда будешь бороться за других. Ты для любого сделала бы все, что смогла, — утвердительно произнес Теодор.       — Да, конечно, — согласилась она.       — А в Азкабан бы ты ради любого пошла? — добавил он, пристально вглядываясь в ее глаза, словно хотел прочесть в них истину.       — Нет, — ответила она, не отводя взгляда. — Нет, не ради любого.       Она смотрела на него, стоящего так близко, и события того вечера, когда они вернулись из проклятой тюрьмы, всколыхнулись в ее памяти. Она помнила его близость, его запах, который и сейчас окутывал ее, ведь на ней был его пиджак. Она хотела обнять его так же сильно, как в ту злополучную ночь, когда дождь ронял с неба крупные капли, а они не двигались с места. И сейчас он глядел на нее своими серьезными серыми глазами и говорил, что верит в нее. Почему абсолютно чужой человек знал ее лучше, чем Рон?       Поддавшись порыву, она сделала шаг вперед и, раскинув руки, просто обхватила его и прижалась щекой к его груди, слушая стук его сердца. В ответ его руки обвили ее плечи. Он крепко прижал ее к себе. Она ощущала тепло его тела сквозь грубую ткань рубашки. И в этот момент ей было так хорошо, как давно не было.       — Гермиона… — растерянно начал он, но она остановила его.       — Не надо. Только ничего не говори. Пожалуйста, — поднявшись на носочки, она тронула его губы своими, запустила руки в его волосы. Он ответил осторожно, но уверенно, подхватывая и поддерживая ее за талию. Она вдруг почувствовала себя хрупкой и невесомой в его сильных руках. Его запах опьянял, и то, как он прижимал ее к себе, вызывало сумасшедший трепет. Их сбившееся дыхание смешалось, и она больше ни о чем не могла думать, кроме как об этом моменте, о том, как его пальцы впиваются в тонкую ткань ее платья, а его губы не дают сделать ни единого глотка воздуха. Ей не хотелось, чтобы он останавливался. Она боялась, что этот чудесный момент разрушится, разобьется о суровую реальность. Она запретила себе думать о чувстве вины перед Роном. Она слишком устала, чтобы анализировать свои поступки, заниматься самобичеванием. Сейчас у нее был только этот вечер, и пусть он останется нетронутым. А обо всем остальном она подумает завтра.       — Давай… — нехотя разрывая окутавший их дурман, произнес Тео, — давай сбежим куда-нибудь. — В его глазах плясали озорные огоньки.       — Например, куда? — сияя, ответила она, ощущая, что ее щеки обжигает румянец.       — В чащу леса. На крышу самого высокого здания. На берег реки... Не знаю, куда-нибудь, где не будет никого и ничего, кроме нас, — выпалил он на одном дыхании.       — Давай… — тихо ответила она, и он крепко сжал ее руку. А в следующую секунду она уже не чувствовала твердой поверхности под своими ногами, уносясь в неизвестном ей направлении.