Наше фирменное заклинание

      Всю неделю Гермиона и Теодор следили за Лероем Ллойдом. Он появлялся в лавке утром, запирался там на полчаса или час, потом уходил, петлял по улицам города, иногда забредал в некоторые магазины, но чаще безвылазно сидел у себя в доме. Периодически он встречался с разными людьми, и, хотя они проверяли каждого в базе данных отдела правопорядка Министерства, так ничего подозрительного и не нашли. Но один вывод им все же пришлось сделать. Уже на следующий день после первой вылазки они были вынуждены признать, что вдвоем под одним плащом заниматься слежкой неудобно. Они были неуклюжими и даже пару раз потеряли Ллойда из вида из-за того, что боялись обнаружить себя. И решили следить по очереди. Так что после этого они почти не виделись, если не считать коротких утренних встреч в кабинете только для того, чтобы передавать друг другу плащ.       Все это время Гермиона не могла не думать о Теодоре, она скучала по нему, с нетерпением ждала каждого утра, чтобы увидеть его. И с горечью замечала, как день за днем меркнет его улыбка. Наверное, после того, как она отрезвила его в понедельник — сначала он ждал от нее какого-то шага, но так и не дождался, а она вела себя так, будто между ними ничего и не было, сохраняя лишь рабочие отношения. Но разве она могла вести себя иначе? Она ведь была несвободна, она была помолвлена с другим, она готовилась к свадьбе.       К счастью, Рональд был всю неделю страшно занят, вместе с Джорджем подготавливая большую партию товаров для поставки за границу. Они виделись лишь по ночам, когда один из них, придя домой позднее другого, тихонько проскальзывал под одеяло. Но можно ли назвать «счастьем» то, что Гермиона чувствовала облегчение, когда Рона не было дома, и ей не нужно было придумывать причин для того, чтобы не отвечать на его ласки? И, в очередной раз накрываясь одеялом по самые уши и притворяясь спящей, она с ужасом понимала, что все больше тяготится этими отношениями. Иногда, когда следить за Ллойдом была очередь Нотта, и она приходила домой пораньше, она доставала старые альбомы с колдографиями, вглядывалась в счастливые лица на них и пыталась вспомнить свои прежние чувства к Рону. Чувства были, она все так же была к нему привязана, любила его, переживала о нем, но ее любовь к нему изменилась. Она стала… дружеской или сестринской? Этой разновидности любви она не могла придумать определение. Он все еще был ее родным человеком, он был безумно дорог ей, но она уже не знала, хочет ли видеть его своим спутником жизни и отцом ее будущих детей. Она вообще не была уверена, что готова выйти за кого-либо замуж. И множество раз прокручивала в своей голове сцену расставания с Роном. И каждый раз думала о том, как ему будет больно. Но потом представляла, как говорит Тео, что хочет быть с ним, и видела его сияющее лицо, нарисованное ее воображением. Думая обо всем этом, она не один вечер подряд проплакала в подушку.       Проснувшись субботним утром, Гермиона поняла, что не хочет сегодня оставаться дома. Она понимала: Рон чувствует, что в их отношениях что-то не клеится, и может попытаться вывести ее на откровенный разговор. А она не была к нему готова. Она знала, что, если разговор на эту тему состоится, то она выложит все как есть, не сможет держать в себе. И это непременно разобьет ему сердце. Но что будет, если все это — лишь временное помутнение разума, и потом она пожалеет о сказанных словах, но прежнего доверия будет уже не вернуть? Время, ей нужно еще немного времени, чтобы расставить все по местам.       Выбравшись из постели и чмокнув спящего Рона, пытающегося выспаться после плотной рабочей недели, она оставила ему записку и, наскоро собравшись, выпорхнула из квартиры. И только оказавшись в Хогсмиде, в месте, которое всегда ассоциировалось у нее с беззаботными и счастливыми днями, и в одиночестве позавтракав в чайном кафе мадам Паддифут, она смогла выдохнуть, почувствовав себя свободно. Гермиона любила быть одна так же сильно, как любила общение. Из-за бесконечных забот ей порой так не хватало немного тишины и спокойствия. И сейчас она хотела отгородиться и от Рона, и от Тео и просто побыть наедине с собой. Осенний луч солнца заскользил по ее лицу, заставляя улыбнуться. Она уже знала, с кем именно должна обязательно увидеться сегодня.       Дом Джона Долиша был в точности таким же, как Гермиона себе и представляла — небольшим, двухэтажным, с яркой черепичной крышей и благоухающим ухоженным садом. Отворив калитку, она ступила на выложенную мелкими камушками дорожку и вдохнула прекрасный цветочный аромат, который источали раскидистые кусты гортензии. На аккуратных цветочных клумбах пестрели анемоны и крокусы. Увидев эту красоту, девушка почувствовала себя так, словно вновь попала в лето. Да, это лето было прекрасным и счастливым. И кто бы мог тогда подумать, что все ее планы и жизненные цели уже тогда начали скатываться по наклонной плоскости в пучину хаоса?       Постучав в дверь, Гермиона некоторое время подождала, но никто не торопился открывать ей. Заглянув через матовые стеклянные вставки на двери, она не обнаружила ни единого движения. Сделав вывод, что никого нет дома, она уже спустилась по ступеням с крыльца, когда услышала оклик Джона:       — Гермиона, привет!       Девушка обернулась. Ее начальник, одетый в желтую шляпу и аляповатый садовый фартук, спешил к ней из дальней части двора. Было очень непривычно видеть его в такой одежде, учитывая, что на работе он появлялся исключительно в строгой служебной мантии.       — Доброе утро, — ответила девушка, все же отмечая, что Долиш выглядит гораздо лучше, чем в тот день, когда она видела его в последний раз. Усталое выражение лица сменилось отдохнувшим и счастливым. Хмурая глубокая складка на лбу разгладилась, тогда как в уголках глаз, напротив, просматривались задорные морщинки.       — Это так неожиданно. Но я очень рад тебя видеть, — сняв перчатку, он сердечно пожал ей руку. — Но я надеюсь, тебя сюда привел не какой-нибудь нехороший повод? — обеспокоенно добавил он.       — О, нет-нет, ничего такого, — заверила его Гермиона. — Я просто захотела увидеться.       — Прекрасно! — воскликнул Джон, снимая вторую перчатку и оставляя обе в ведерке с милыми нарисованными ромашками на стенках. — Давай пройдем в дом. Моя жена сегодня утром испекла прекрасный ягодный пирог, тебе стоит попробовать, — бодро вбежав по ступеням, он отворил дверь и предложил девушке войти.       В доме и правда вкусно пахло выпечкой. Так что, несмотря на то, что Гермиона уже успела позавтракать, она решила, что вполне сможет вместить в себя еще один маленький кусочек пирога.       Освежившись в ванной, куда проводил ее хозяин дома, она пришла на кухню, где Долиш уже хлопотал, разливая чай. Его жены не было дома, поэтому он достал только два столовых прибора.       — Надеюсь, я не сильно расстроила ваши планы своим появлением, — извинилась она, занимая место за столом, накрытым скатертью с веселой расцветкой.       — Ну что ты, — тепло возразил Джон. — Я все равно как раз собирался сделать перерыв. Укрывал дельфиниумы на зиму, — пояснил он, ставя на стол дымящиеся желтые чашки и большую тарелку с обещанным румяным лакомством. — Ну, рассказывай, как там дела в отделе? — с интересом спросил он.       Было видно, как он скучает по своему любимому делу. Его глаза загорелись, едва он заговорил о работе. Но как же можно было ответить на этот вопрос, не расстроив его? Ведь дела шли ужасно. Ллойда отпустили, слежка за ним не давала результатов, других зацепок не было. А его кабинет занимал отвратительный Писгуд, взявший в привычку каждое утро читать им лекции о том, какие они беспросветные лодыри.       — Нам всем ужасно вас не хватает, — ответила она, заметно помрачнев. — Простите, что все так получилось.       — Что ты, Гермиона, мое отстранение — только моя вина. Я действительно позволил себе лишнее. Ты здесь не при чем. Но мне вас тоже не хватает, — ответил Долиш, разрезая и раскладывая пирог по тарелкам. — Скажи, вы уже вернули пострадавшим магглам прежний облик?       — Да, во вторник, — просияв, ответила Гермиона, вспоминая тот день, когда они с Теодором навестили девять семей и оставили их абсолютно счастливыми. Особенно она радовалась за Веронику Бозуорт и ее мужа, которые очень многое пережили. Перед уходом пришлось, конечно, поработать с памятью магглов, чтобы те забыли лица своих гостей. Но им не впервой приходилось использовать «их фирменное заклинание», как называл его Тео, и они умели делать это максимально аккуратно, так что никто еще не пострадал. — Правда, жаль, что остальным пяти жертвам мы пока что не смогли помочь.       — Но я уверен, вы стараетесь не меньше, чем раньше, и со всем справитесь, — успокаивающе произнес Долиш.       — Конечно. Увы, Арнольд Писгуд так не считает, — заметила девушка, придвигая к себе свою порцию. — Хотя мы действительно прилагаем все усилия.       — Да, я слышал, что он занял мое место, — кивнул хозяин дома. — Но он отличный специалист и всю жизнь проработал в Министерстве Магии.       — Но как человек он просто ужасен! — Гермиона не могла больше молчать и выплеснула в этой фразе все свое негодование. — Послушайте, Джон, мы обязательно что-нибудь придумаем и вернем вас.       Услышав это, руководитель широко улыбнулся.       — Мне приятно знать, что вы все так высоко цените меня. Будь уверена, Гермиона, это взаимно. Но Писгуд вовсе не такой плохой человек, каким вы его считаете. И, в некотором роде, я рад за него, что он получил повышение. Он этого заслуживает, и ему это нужно больше, чем кому-либо другому, — заверил ее Долиш, отправляя в рот очередную ложку.       Эти слова удивили девушку. Она ожидала, что начальник поддержит ее желание бороться против Писгуда — или хотя бы скажет, что тот не заслуживает этой работы. Но никак не рассчитывала на подобную характеристику в адрес ненавистного и самодовольного бывшего старшего специалиста подразделения стирания памяти, лишившего Теодора возможности работать в отделе магических происшествий и катастроф. Но это мнение наверняка должно быть подкреплено уважительными причинами. И, если так, она хотела бы их услышать.       — Почему вы так говорите? — спросила она, догадываясь, что он имеет в виду тот случай на финале чемпионата мира по квиддичу, о котором рассказал Тео. «То, что никто не смог найти виновного в повреждении мозга магглам, и нести ответственность пришлось одному Писгуду, не дает ему права отыгрываться на других и быть таким отвратительным… пометом гиппогрифа!» — возмущалась она про себя.       — У Арнольда не все гладко. После одного случая на работе его карьера была разрушена как раз в тот момент, когда ему очень нужны были деньги — его ребенок был тяжело болен драконьей оспой (1). Во время Второй Магической Войны, чтобы не потерять свою жену-маггла, ему приходилось скрываться вместе с семьей и терпеть лишения. А с нездоровым ребенком это очень непросто. Лечение его сына затянулось из-за отсутствия лечебных зелий. И сейчас его семья все еще борется с последствиями болезни. Мое отстранение — ничто по сравнению с проблемами Арнольда. Мои дети здоровы, счастливы и учатся в Хогвартсе, тогда как его сын находится дома с осложнениями после тяжелой формы заболевания, — закончив рассказ, Долиш замолчал. И Гермиона тоже не нашлась, что ответить. Она считала Писгуда худшим из всевозможных боггартов, а оказалось, что он тоже был человеком, испытывающим страдания и нуждающимся в помощи. Но она уже привыкла к тому, что все время узнавала что-нибудь новое, и каждый раз после этого ее картина мира вновь менялась, переворачиваясь с ног на голову. И как же теперь восстановить справедливость, когда вокруг нет монстров, которых нужно наказать, а есть только люди со сломанными судьбами?