Подыграй мне.

Наши сердца ещё не были разбиты, И время словно навсегда застыло

Я проснулась в довольно неплохом настроении, и это немного сбило меня с толку, ведь утро среды никогда нельзя было назвать добрым. Зеваю, накручивая прядь волос на палец и возвращаясь к мысли о том, чтобы подрезать их. Сквозь маленькое окно пробиваются слишком яркие лучи солнца, и это снова заставляет меня удивиться, ведь для Осло солнце в конце ноября - очень редкое явление. Откидываю одеяло и несусь в ванную, по привычке включая горячий душ, становлюсь под струи, вымывая голову, шампунем с запахом цитрусов и тело, неизменным гелем с запахом корицы. Напеваю какие-то странные мотивы себе под нос, и умываюсь, оборачивая волосы полотенцем, а тело укутывая в махровый халат. Сегодня я хочу выглядеть слишком хорошо, поэтому потираю ручки и бегу в комнату перерывая косметичку. Избавляюсь от покраснений на лице, и подчеркиваю глаза тушью, подводя водную линию, подрисовываю брови. Выделяю губы, нанося помаду оттенка марсала. Сегодня уж точно кусать губы не получится, улыбаюсь своим мыслям и кладу тюбик с помадой в рюкзак, чтобы освежать цвет, когда он будет стираться. Сушу волосы, и слегка нервничаю, потому что они очень сильно путаются, пыхчу от негодования и решаюсь наведаться к парикмахеру сегодня после уроков. Кое-как справляюсь и завязываю в неопрятный пучок на голове, оставляя некоторые пряди. Выбираю из всего гардероба джинсовую юбку, и серую футболку, которую заправлю. Надеваю кардиган и достаю пальто, я ведь не сумасшедшая в ноябре без верхней одежды. Втискиваюсь в сапожки и поднимаюсь на кухню с кучей вещей в руках, стараясь не навернуться по дороге. Кладу вещи на стул и принимаюсь заваривать себе мятный чай, и делать тосты с арахисовым маслом. Мой телефон вибрирует, и я хватаю его, смотря на дисплей. Это Нура. — Да? — говорю я, пережевывая тост и жалея, что так рано нанесла помаду. Тупица. — Эва! Мне нужна твоя помощь, я почти подошла к твоему дому, откроешь? — Да, могла бы и не спрашивать. А какая тебе помощь понадобилась с утра? Задаю вопрос я и открываю дверь, натыкаясь на блондинку, которая сбрасывает звонок и приветствует меня, обнимая и целуя в щеку. Она слишком взвинчена. Нура семенит на кухню и тяжело садится на один из стульев. Как только я хочу спросить у неё, что же стряслось, она перебивает меня. — Как ты отреагируешь, если парень, который абсолютно тебе не интересен, будет добиваться общения с тобой? — выпаливает. — Он тебе не интересен даже как друг? — Я не доверяю ему, совсем, он чёртово ходячее клише, — говорит она и злится. Я не понимаю почему она так закипает, хотя догадываюсь, это как отторжение действительных мыслей, возможно, он не безразличен ей. — А если всё же довериться? И о ком ты говоришь сейчас, может, поделишься? — Я не хочу ему доверять, на чьей ты стороне вообще? — шикает Нура, а я поднимаю руки в знак поражения. — Я скажу, но не сейчас, я не готова говорить о том, кто он. — Хорошо, но помни, попытаться что-то построить можно даже с ходячим клише. Я улыбаюсь, а девушка толкает меня в плечо, и мы начинаем разговаривать на другие темы, затрагивая подготовку к урокам и прочую чепуху. Мы выпиваем чай, и я мою чашки, после накидываю пальто и надеваю рюкзак, и мы выходим из дома. Солнце сразу встречается с моим лицом и забавно играет с кончиком носа, я закусываю язык между губами и улыбаюсь. Сатре вроде перестала злиться и теперь улыбается, прямо как я. Мы не замечаем, как доходим до школы за нашими разговорами. Девочки стоят прямо возле входа и налетают с объятиями, видимо, не я одна в хорошем настроении. — Угадайте что! Вильде переписывается с Вильямом, — заявляет Сана, светясь, как рождественская елка, я округляю глаза, а блондинка тычет своим телефоном мне прямо в лицо. — Он такой общительный, я написала ему бред по пьяни, и у нас завязался разговор. — Как это мило, — протягивает Нура с явным раздражением, и я замечаю напряжение, исходящее от неё. — Что не так? — интересуется Крис. — А то, что таким парням, как он, первокурсницы интересны только для одного, мы как свежее мясо, добыча, как трофеи, не больше, — она очень быстро и чётко проговаривает, активно жестикулируя. — Но если я согласна быть трофеем? Это же Вильям! — Господи, неужели ты не понимаешь, что вы переспите, а потом он и не вспомнит, как тебя зовут. — Я просто наблюдаю за этой битвой титанов, как и Сана с Крис. — Но он не такой! — настаивает Хэлеруд, чуть не притопывая на месте ногами. — Я больше не хочу выслушивать это, я тебя предупредила, а ты решай, — сказала Сатре, складывая руки на груди. Я хлопаю глазами, стараясь переварить небольшую заварушку, которая только что произошла. Девочки начинают что-то обсуждать, а я пытаюсь проанализировать все реплики блондинок, вроде ничего необычного, но я что-то упускаю. Хмурю брови и не могу ухватиться за эту нить. Решаю, что это не стоит моего внимания, и я как всегда придумала лишнего. Мы прощаемся с девочками и расходимся каждый по своим кабинетам. День пролетает слишком быстро, даже незаметно, остается одно занятие, и я лечу на нужный этаж, так как немного задержалась в кафетерии, и залажу рукой в карман пальто. Нащупываю что-то и замедляюсь, доставая. Это фотография, на которой изображена я и Юнас, целующимися. Налетаю на кого-то в повороте между лестницами. И конечно же, это Васкес. — Аккуратнее, — бурчит он, поднимая на меня глаза. — Ага, — бросаю я, а он ухмыляется, рассматривая фото в моих руках. — Тоскуешь по мне? — Если бы это было так, но я просто нашла это фото только что в пальто, — оправдываюсь, и не знаю почему стою рядом с ним, разговаривая, после всего, что произошло. — Не ври мне, Эва, я знаю, что ты скучаешь по мне. — Было бы по чему скучать, — бросаю я. — О, ты серьёзно? Я думаю, Эва, что ты останешься одинока, твоя подозрительность и принципы погубят тебя. Твоя упертость и неумение давать вторых шансов сыграют с тобой злую шутку. Как думаешь, кто-то захочет тебя с рядом недостатков и таким неприятным характером, думаю, что нет, — морщится он и спускается вниз. — Да пошёл ты! — кричу ему вслед. — Нет, пошла ты! Пошла ты, Эва Мун! Выкрикивает он и скорее всего ударяет по рядом стоящей урне, из-за звука. Я прокручиваю его слова, и где-то в груди начинает больно щемить. Перекручиваю снова и снова, пока не замечаю, как слеза скатывается по щеке, а за ней ещё одна, я просто стою посреди лестницы и роняю слёзы. Они такие бесполезные, но такие правильные в данный момент. Бегу к библиотеке и позволяю себе разрыдаться, садясь на пол, и опираясь спиной на стеллажи. Поднимаю голову к потолку и плачу, повторяя в своей голове его слова. «Ты останешься одинока», — Сжимаю руки в кулаки и шмыгаю носом. «Твоя подозрительность и принципы погубят тебя», — Растираю тушь по глазам и щекам, тру и тру, зарываясь лицом в ладони, беззвучно рыдаю и перевожу дыхание, повторяя по кругу. « Как ты думаешь, кто-то захочет тебя с рядом недостатков?» — Но ты же любил, или мне всё это казалось? Все мимолётные касания, нежные поцелуи, подсчёт веснушек на моём лице, то, что ты делал для меня. Ты любил, не так ли? Слёзы скатываются по щекам, подбородку, капают на ключицы, а я не могу остановиться. — Снова та же Эва Мун, почему мне так везёт на тебя? — Я слышу знакомый голос и предпочитаю не оборачиваться на него, так как выгляжу отвратительно, и всё, что мне хочется сейчас, так это побыть одной. Он без слов садится рядом и даёт мне время выплакаться, его рука находит моё плечо и подвигает ближе к себе. И я позволяю себе плакать, плакать так, чтобы все слышали, плакать так, чтобы запачкать его белоснежную футболку, плакать так, чтобы он понял, как мне больно. Он ловкими движениями растирает мои плечи и просто молчит, принимая то, что я должна выплакать всё, я ведь даже не рыдала после расставания, а сейчас это льётся из меня нескончаемыми потоками. Замолкаю, изредка подрагивая в сильных руках Шистада, а он раскачивает меня из стороны в сторону, перебирая пряди моих волос пальцами. — Расскажешь, что произошло? — наконец интересуется Крис. — Ты хочешь это услышать? — Мне почти удается не дрожать и не заикаться после длительного плача. — Я должен это услышать, и тебе станет легче, когда ты расскажешь. Это из-за того мудака, которому брови мешают нормально смотреть на мир? — спрашивает он, а я дергаю уголками губ, сколько презрения было в этих словах. — Он сказал, что у меня скверный характер, во мне куча недостатков, и я буду одна, — спокойно проговариваю, сверля взглядом запачканную моим макияжем футболку Криса. — Эва, он конченый ублюдок, если сказал такое, даже сейчас с тушью, размазанной по всему лицу, и с помадой, которая кажется даже на твоей шее, ты выглядишь намного лучше, чем некоторые, и, поверь мне, ты никогда не будешь одна. Не позволяй себе плакать из-за тех, кто просто не достоин твоих слёз, хорошо? — когда он договаривает фразу, то переходит на шепот, всё так же перебирая мои волосы. Я поднимаю свой взгляд на него и упиваюсь цветом его глаз, и тем, что вижу внутри. Он так спокоен, и это спокойствие передается мне, его слова словно бальзамом ложатся на мои открытые раны, я подаюсь немного вперёд, и уже ругаю себя за то, что намереваюсь сделать. Крис наклоняется ко мне, и соединяет наши губы. Этот поцелуй с привкусом отчаяния, слёз, размазанной помады и мятной жвачки, которую по видимому недавно жевал Пенетратор. Я зарываюсь пальцами в его волосах, и поглаживаю открытую часть шеи, чувствуя как она покрывается мурашками, под моими холодными руками. Крис проходит языком по моим губам и раздвигает их, проходясь по ровному ряду зубов, и плавно скользит в рот. Я легонько сжимаю его верхнюю губу между зубами, и шатен прерывисто вздыхает. Отрывается, чмокает ещё раз в губы и окончательно отстраняется. Обращает внимание на лежащую на полу фотографию, ту самую, из-за которой всё и случилось, выпускает меня из рук и подбирает снимок. — Думаю, ты должна избавиться от неё и раз и навсегда забыть этого придурка. — Вручает мне фото, и встаёт, выходя из библиотеки. Я слежу за тем, как он закрывает дверь, и перевожу своё внимание на вещь в моих руках. Рву фотографию на маленькие кусочки, поднимаюсь и выбрасываю в ближайшую урну.