To the touch

      Длинное, гибкое тело, покрытое мелкими чешуйками, извивается среди травы. Треугольная голова с любопытством приподнята.       — Зссдравссствуй, — тихо шипит Грей, едва заметно кивая, и оборачивается. — Давай, попробуй.       — Ээ… Привет, — неуверенно произносит Гарри. — То есть, я хотел сказать… Черт, как ты это делаешь?       — Все просто, — улыбается Грей. — Обращайся к ней, ты должен захотеть, чтобы она тебя поняла.       — А вдруг я не могу этого? Вдруг в моем мире маги не могут общаться со змеями?       — Можешь. Ты же понимаешь, когда я говорю на Парселтанге, значит и сам сможешь. Давай, просто сосредоточься…       Гарри не успевает даже сообразить, что происходит, как змея неожиданно раздувает капюшон и не издав ни звука, бросается в его сторону.       — Ссстой! — испуганно кричит Гарри, быстро отползая, и внезапно понимает, что с его губ только что сорвалось шипение. — Ой.       Змея успокаивается и сворачивается кольцами, возле мальчиков.       — Зсссабавные зсссмеенышши… — тихо шипит она и, Гарри готов поклясться, что в этом шипении звучит ехидство.       — Ты это нарошшшно? Хотела его иссспугать? — удивляется Грей.       — Зссмеенышшш зссаговорил, — философски замечает змея, качнув головой.       — И почему меня обязательно надо пугать, чтобы я что-то смог?! — возмущается Гарри, потирая поцарапанную руку, но потом неуверенно поворачивает голову к змее. — Ссспасссибо.       — Я же говорил тебе, что змеи очень умные создания, — Грей ласково гладит кончиками пальцев чешуйчатое тело. — Они могут быть очень верными друзьями, а могут и опасными врагами…       — Хочешь сказать, у них такие же разные характеры, как у людей? — заинтересованно спрашивает Гарри.       — Конечно! — уверенно заявляет Грей. — Вот с этой, например, нам повезло, — он переходит на шипение. — Правффда красссавицсса?       — Жшшаль, что она не сссможшшет пойти ссс нами… — с сожалением произносит Гарри, вслушиваясь в новое звучание своего голоса.       — Да ужшш, — усмехается Грей. — Боюсссь, ессли мы возссьмем ее с ссобой, Рика хватит удар! Он боитсся такихх, как ты, — словно оправдываясь, объясняет он змее.       — Глупые человечессские осссоби, — фыркает змея. — Они сссами опасснее насс. Мы не нападаем безсс нужшшды…       — Она говорит прямо, как Аллистер, — хмуро заметил Гарри.       — В чем-то они правы, — с некоторой грустью отвечает Грей. — Помнишь тех охотников, что напали на нас на прошлой неделе? Мы ведь ничего им не сделали, а они… И эти постоянные набеги, войны между деревнями… Почему люди не могут жить мирно?       — Не знаю…       — Эй, пацаны! — голос Рика доносится издалека. — Куда вас опять понесло? Мясо готово, кто голодный? — легкие шаги приближаются.       — Черт, он сюда идет! — Грей вскакивает на ноги.       — Уползсссай, — тихо шепчет Гарри. — Нашшш друг не должшшен тебя видеть…       — Осссторожшшнее, зссмеенышш, — внезапно произносит змея, разворачиваясь. — В тебе сссидит опасссносссть…       — Что? — от неожиданности переходя на человеческий язык, переспрашивает Гарри. — Эй, подожди!       Но змея уже скрылась среди высокой травы, оставив его в недоумении.       — О чем это она? Какая опасность? — он растерянно поворачивается к Грею.       — Не знаю, — тот пожимает плечами. — Ладно, идем, и правда есть хочется!

***

      Гай потер виски, уперевшись локтями в столешницу. Что-то странное творилось вокруг него уже три недели, с тех самых пор, как был открыт дуэльный клуб. И это, определенно, было как-то связано с тем, что он заговорил тогда на Парселтанге, потому что ему внезапно всюду начали попадаться змеи. Одна каким-то неведомым образом проползла в класс ЗОТИ, когда он вел там урок, вторая попалась в теплицах профессора Спраут, причем именно в тот момент, когда Гай помогал ей пересаживать молодые мандрагоры, третья подползла к нему, когда он шел вечером в хижину Хагрида, который добродушно пригласил его на чай, обещая заодно познакомить со школьным гиппогрифом, а на обратном пути он наткнулся еще на одну. И, наконец, последнюю он обнаружил только что, когда вернулся к себе в комнату после ужина. Итого — пять змей за три недели, и это при том, что, как он выяснил, раньше змей на территории Хогвартса замечено не было.       Совпадение? Едва ли… Складывалось ощущение, что их что-то притягивает, причем притягивает именно к нему. Но с какой стати? Или всему местному серпентарию вдруг стало известно, что в замке появился змееуст, и с ним приползали познакомиться?       Было, правда, у Гая еще одно подозрение, благодаря которому он стал вести себя очень осторожно. Подозрение это наводило его на мысль, что кто-то специально устраивает ему эти встречи, пытаясь спровоцировать на общение со змеями, но кто? А главное, зачем? И, что еще интереснее, до каких пор это будет продолжаться?       Гай успел узнать о змееустах достаточно, чтобы понять, что в этом мире подобный дар мгновенно ассоциируется с темной магией, а потому на эти провокации — если, конечно, это были они — не поддавался. Хотя искушение поболтать со змейками было очень велико, учитывая то, какими полезными информаторами они могли быть. Говоря откровенно, Гай не совсем понимал, по какой причине здесь вдруг решили, что Парселтанг — признак темной магии. Изучив все, что только нашел, на эту тему, он пришел к выводу, что единственное объяснение этому — людские стереотипы, не подкрепленные никакими доказательствами. Да, два самых известных змееуста — Салазар Слизерин и Волдеморт без сомнения были темными магами, но делать на основании этих двух личностей выводы обо всех остальных, владеющих этим даром, было по меньшей мере странно. Впрочем, люди всегда отличались склонностью навешивать ярлыки на все подряд. Взять тот же факультет Слизерин — большинство свято уверены, что все, кто его заканчивают — потенциальные темные маги. А почему? Все те же две личности — сам Салазар и Волдеморт. А то, что почти все Пожиратели заканчивали этот факультет, так оно и понятно, где Волдеморту было набирать союзников, как не среди однокурсников? Итог — Слизерин стал практически факультетом—изгоем. И реабилитируется теперь, только если его закончит какой-нибудь великий светлый маг, вроде Дамблдора, и то, не факт.        И все же, Гай никак не проявлял интереса к змеям, иногда просто проходил мимо, а иногда, как сейчас, обездвиживал заклинанием и выносил на улицу. Ну, не убивать же их, в самом деле? А давать кому-нибудь повод обвинить себя в использовании темной магии он не собирался.       Между тем, отношения с коллегами выстраивались наилучшим образом. МакГонагалл, с уважением оценив его умелое обращение со студентами, кажется, начала постепенно забывать, как вначале считала его «слишком молодым для подобной должности». Помона Спраут была искренне благодарна за помощь в теплицах. С Флитвиком удалось найти общий язык на почве общей склонности к изобретению новых заклятий, к тому же, Гай предложил ему поучаствовать в деятельности дуэльного клуба, объяснив это тем, что желающих обучаться боевой магии оказалось так много, что один он не успевает контролировать всех. А маленький профессор был так счастлив, что его умения дуэлянта пригодились, что едва не подпрыгивал от нетерпения, ожидая своего первого занятия. Роланда Хуч, оказавшаяся ярой фанаткой квиддича, обрела в его лице благодарного слушателя, и с удовольствием делилась впечатлениями о матчах известных мировых команд, искренне сочувствуя Гаю, которому не суждено было познать этого захватывающего зрелища. С добродушным великаном Хагридом и вовсе не было никаких проблем. Стоило проявить интерес к магическим существам, как лесничий преисполнился к Гаю искренней любви и стал чуть ли не каждый вечер приглашать к себе в хижину на чашку чая, которая, на проверку, оказалась размером с ведро. Но это были мелочи, по сравнению с количеством полезной информации, которой Хагрид щедро поделился с ним. К примеру, он в красках описал Гаю ту самую ночь Хэллоуина четырнадцатилетней давности, когда погибли Поттеры, а он лично забрал маленького Гарри из развалин дома в Годриковой Впадине, встретив там Сириуса Блэка.       Весь рассказ, прерываемый всхлипами расчувствовавшегося великана и восхвалениями в адрес директора, Гай слушал крайне внимательно, стараясь не упустить ни одной мелочи и ничем не выдать своей острой заинтересованности, но когда Хагрид, мимоходом, обронил, что Сириус Блэк являлся крестным отцом Гарри Поттера, едва не опрокинул чашку. Одно дело — быть просто другом и предать, но обречь на смерть того, кого фактически назвал сыном? В тот вечер к списку тех, кому следовало ответить за смерть Поттеров, прибавилось еще одно имя. А Гай в очередной раз поразился умению Дамблдора располагать к себе людей. Ведь даже после того, как он отдал национальное достояние магглам, а потом еще и потерял из виду, он все равно остался для Хагрида «Великим человеком», и Гай подозревал, что не для него одного, хоть другие и не вставляли это словосочетание после каждой фразы.       В целом, к концу сентября Гаю удалось расположить к себе почти всех взрослых обитателей Хогвартса, за исключением завхоза Филча, который в общем-то не представлял для него большого интереса, Сивиллы Трелони, которая Гая по каким-то непонятным причинам сторонилась, и Северуса Снейпа. И вот ситуация с последним Гая сильно раздражала. Складывалось навязчивое ощущение, что он бьется головой о стену, настолько безрезультатными оставались все его попытки установить контакт. Если с другими удавалось находить общие интересы, то здесь этот прием не работал. В зельеварении Гай не смыслил ничего вообще, поскольку в Проклятых землях возиться с котлами не было ни времени, ни возможностей, к тому же, эта наука требовала внимания и… зрения, а потому оставалась недоступной. Обсуждать со Снейпом свой предмет Гай не рисковал, понимая, что это его только разозлит, а больше, насколько он успел заметить, Северус ничем особенно не интересовался. Иногда у Гая возникало впечатление, что его вообще ничто не интересует в этой жизни, и чем-то напоминало его собственное состояние, в котором он пребывал, пока не задался целью выяснить все о прошлом. Это пугало. Потому что Гай прекрасно помнил, как сам избегал любого близкого общения и понимал, что если Северус чувствует то же самое, то шансов достучаться до него практически нет.       И все же он продолжал каждое утро здороваться с ним за завтраком и не оставлял попыток завести беседу, надеясь, что рано или поздно, ему удастся найти лазейку в броне сарказма и неприязни, которой тот себя окружил.       Со студентами отношения тоже складывались неплохо. У Гая получилось увлечь их своими уроками, вызвать интерес к боевым искусствам и даже завоевать некоторый авторитет. В основном, как он заметил, своей непредвзятостью, по отношению ко всем четырем факультетам, и навыками, вызывавшими у детей уважение. Это было не очень сложно, учитывая нескольких предыдущих профессоров по Защите, о которых ему в красках рассказали ученики. А Гай мысленно порадовался, что до него не преподавал кто-нибудь вроде Грюма, потому что в этом случае ему едва ли удалось бы его переплюнуть. Самой большой проблемой оставалась проверка эссе, которые, хоть и в минимальном количестве, но все же приходилось задавать. Благо, что с помощью Флитвика, Гаю удалось усовершенствовать свой артефакт для чтения так, что теперь тот мог различать в тексте орфографические ошибки, но сам процесс проверки был страшно занудным и совершенно неинтересным.       Вот и сейчас Гай сидел у себя в комнате над стопкой «шедевров» седьмого курса Хаффлпафф, которые, все до одного, являлись вольными вариациями сочинения Седрика Диггори, и хмуро размышлял об эффективности подобного аспекта обучения. Почти на всех курсах наблюдалась одна и та же картина — один сочиняет, все остальные списывают. Диггори, Грейнджер, Малфой, Криви… У остальных едва ли оставалось в голове хоть что-то. Впрочем, с Рейвенкло ситуация обстояла чуть лучше, но и это не особо утешало. Времени, потраченного на проверку всей этой писанины, было катастрофически жаль.       Гай глубоко вздохнул и развернул очередной свиток, но едва артефакт начал читать текст, как внезапно запястье обожгло болью, а по телу разлилась тревога, заставив сердце учащенно забиться.       — Дьявол! — Гай резко вскочил, опрокинув стул, и бросился в коридор.       Чертов Хогвартс с его антиаппарационным куполом! Тонкий серебристый браслет, на который были завязаны сигнальные чары, раскалился добела, предупреждая о смертельной опасности, и Гай побежал быстрее. Нужно было оказаться за воротами, тогда он сможет… Только бы успеть! Подошвы сапог скользили по влажной траве, замедляя движение, но уже через несколько минут Гай оказался за границей защитного барьера и, крепко сжав в руке палочку, аппарировал, настроившись на волну сигнала.