Die for Me

— Вы знаете, почему вы здесь?       Эта улыбка на тонких губах безо всякой на то причины. Юрий уже видел что-то похожее, но то было лишь бледной пародией. Теперь, когда он смотрит в пронзительно-голубые глаза и так ясно читает в них безумие, ему очень интересно. Что же ты такое, Виктор Никифоров? — Да, что-то слышал об этом. Мне объясняли, но если говорить откровенно, я был увлечен другим. — Вот как? — доктор Плисецкий поднимает бровь. — И чем же? — О, я погрузился в сладостные воспоминания. Ты знаешь, я вообще очень сентиментальный на самом деле. Особенно когда моя память воскрешает нечто прекрасное.       Юрий усмехнулся. — Держу пари, это не полотна Рафаэля.       Никифоров выпрямляется, насколько это возможно в смирительной рубашке. Сидя за столом напротив психиатра, он буравит его взглядом, а потом закрывает глаза и качает головой. — Нет, нет и нет. Хотя, конечно, некоторые моменты я бы сравнил по величию с Сикстинской Мадонной.       Он вздохнул с таким облегчением, словно только что закончился его долгий и трудный путь. Плисецкий же, скрестив руки на груди, продолжал изучающе рассматривать лицо того, кого ему вот уже три дня как поручено вести лично. Никифоров особенный. И от этого то, что его доверили не самому опытному психиатру, становится еще более странным. — Это вы о том, как убивали невинных людей? — Юрий улыбнулся уголком губ.       Синева этих глаз леденит холодом. Но вместе с тем эти искры в их глубине обжигают. — С чего такие утверждения? Невинных людей не бывает на свете, ты разве не слышал? — преступник усмехается. — Даже на младенцах, только появившихся из разверзнутой вагины и перепачканных еще кровью и околоплодными водами, лежит первородный грех. Ну, знаешь, тот самый, что совершила обделенная умом первая женщина. Что уж говорить о тех, кому я не только помог стать прекраснее, но и указал путь на тот свет. Я, правда, особо не в курсе, что там, а они мне не рассказывали.       Плисецкий не сдержал усмешки. — Думаю, родные погибших с радостью отправили бы вас туда. По какой причине вы совершали такое?       Никифоров задумался, правда, не надолго. Поглядев в потолок, словно что-то там выискивая, он снова уставился на Юрия и улыбнулся. — Ох уж эти люди… Во всём ищут причину, какое-то логическое обоснование. При этом сами зачастую плевать на логику хотели. Мне бывает сложно их понять. Вот, например, когда они проходят какие-то тесты и ждут, что непонятно кто им всё о них расскажет. Это тоже самое, как если бы я сейчас начал говорить тебе, кто ты такой. — Это было бы интересно, — отозвался психиатр. С каждым своим умозаключением Виктор все больше привлекал его внимание. Как ни странно, таких интересных бесед у него не было очень давно. Даже с вполне нормальными в привычном понимании людьми. — Правда? — слегка разочарованно спросил Никифоров.       Юрий развел руками. — Почему бы и нет? И кем же вы меня видите? — А кем ты хочешь стать? — оскалился в белоснежной улыбке Виктор. — Это не повлияет на то, что я скажу тебе. Ведь я только сделаю вид, что знаю, кто ты такой. Или же просто угадаю. Могу похвастать, у меня это недурно выходит.       Занятный псих. Мог бы быть даже привлекателен в определенной степени, если б не замочил столько народа, да еще и с такой жестокостью. — Если это не повлияет, то можно и не говорить, — пожал плечами Плисецкий. — А если повлияет, то я не хочу облегчать вам задачу и портить свои впечатления.       Заливистый смех прокатился по комнатушке. Чуть запрокинув голову назад, Никифоров, похоже, от души веселился. Хотя наличие последней в его теле было довольно спорно. — А ты очень интересный, доктор Плисецкий, — Виктор слегка прищурился, а улыбка все не сходила с его полубезумного лица.       Он поудобнее устроился на стуле, ввинченном в пол, а потом, облизав губы и прищелкнув языком, сказал: — Сейчас мода такая дурацкая пошла. Впрочем, она давно началась. Ты же видел всяких супергероев. И все такие молодцы, что некуда бежать. Никогда не задумывался о том, что такие ребята только вредят? — Вредят? — хмыкнул Юрий. — И чем же, позвольте спросить? — Это элементарно, — Никифоров забавно поморщился. — Ты смотришь на них и невольно сравниваешь с собой. Это происходит с каждым, можешь даже не пытаться спорить. И казалось бы — что такого? Но! — он наклонился немного вперед, пристально глядя в зеленые глаза психиатра. — Тут совершенно неожиданно выясняется, что ты не та-кой. Отличие есть, и оно не в твою пользу. Ведь ты не можешь летать над городом в красных трусах, как Супермен, выпускать паутину, как Спайдермен, бегать быстро, как Флеш и не владеешь, к примеру, телепортацией. Что делает в таких случаях обыватель? — Просветите меня, — улыбнулся Плисецкий. — Они начинают грустить и расстраиваться. Чаще всего, конечно, это не проявляется внешне, но внутри у них у всех зарождается такое гаденькое чувство. Хотя порой они и сами этого не осознают. Но это я о взрослых. У детей всё проще. Они хотят быть, как Супермен — они говорят об этом прямо. Взрослый с очень низкой долей вероятности может подойти к тебе и сказать: «Ты знаешь, я хочу быть Железным Человеком». — Интересное наблюдение, — кивнул психиатр. — Только я не совсем понимаю, к чему вы начали говорить об этом.       Наверняка, если бы Виктор мог развести руками, он непременно сделал бы это, поскольку ему логическая цепочка казалась вполне очевидной. И, кажется, он был несколько удивлен тем, что Юрий ее не заметил. — Надо сопоставлять свои желания и возможности, доктор. Быть тем, кем ты действительно можешь быть. Не тратя понапрасну время на бесполезные грёзы о несбыточном. — Что ж, я начинаю понимать, — усмехнулся Плисецкий. — И кем, по-вашему, я могу быть?       Никифоров смотрел на психиатра так, словно он портной и собирается сшить ему новый халат, а сейчас прикидывает на глаз, какого он должен быть размера и покроя. Поджав губу, он снова прищурился. — Несмотря на то, что красные трусы тебе подойдут, док, Суперменом тебе не быть. Ты напоминаешь мне котёнка. — Котёнка? — осклабился Юрий. — Я тебе больше скажу, — Виктор очень сильно подался вперед, ложась животом на стол и приближая свое лицо к лицу Плисецкого. — Как насчет стать моим котёнком?       Что несет этот ненормальный? Не зная, почему, но Юрий ощутил внутри необъяснимое легкое волнение, странным образом сочетающееся с весельем. Как будто теперь вместо крови по его венам течет газировка, и каждый лопающийся пузырек газа порождает это приятное щекочущее чувство. — Вы и в самом деле считаете, что я соглашусь на это? — саркастически отозвался психиатр. — Поверь мне, док, я сейчас почти не думаю. Но тебе бы советовал не торопиться с ответом. Ты ведь еще не раз придешь ко мне, не так ли?       Эта игра в «Кошки-мышки» становилась все более захватывающей для Юрия. Он также наклонился вперед, и их с Виктором лица оказались почти в непозволительной близости. Глядя на Никифорова поверх очков в изящной тонкой оправе, сдвинутых довольно низко на носу, Плисецкий ответил: — Не сомневайтесь, мы побеседуем неоднократно.       Их дыхания скрещиваются, и Юрий сам не может понять, какого черта его так притягивает этот ненормальный. — У меня к тебе есть одна просьба, котёнок, — белоснежные зубы Виктора обнажились в широкой издевательской улыбке. — Я вас внимательно слушаю, — нарочито томно мурлыкнул Плисецкий. — Не обрезай свои коготки.