Призрак. Фантом. Эрик.

В детстве Кристин ненавидела пауков. Мерзкие создания, они вызывали в ней инстинктивное отвращение пополам со страхом. Это было логично, ведь, как рассказывал papa, пауки бывают ядовитыми. Совсем другое дело – тараканы. От этих созданий Кристин пробивала дрожь чистого отвращения. Они были настолько чужды человеку и всему, что к нему относилось, что Кристин легче было бы проглотить раскаленный уголек, чем по своей воле прикоснуться к одной из этих рыжих и в общем-то мирных тварей. Тараканы не были опасны, но, в отличие от пауков, в своём омерзении к ним Кристин доходила до паники. К счастью, они с отцом никогда не были настолько бедны, чтобы не иметь возможности позволить себе чистый дом и регулярно приходящую служанку. И с возрастом Кристин отложила своё омерзение в дальний ящик детских страхов, тем более, что после смерти papa ей пришлось бояться уже намного более реальных вещей: зависти товарок, презрения Карлотты и тех небольших, но очень болезненных гадостей, которыми славится «дружный женский коллектив», и которые, будучи правильно поданными, быстро и навсегда ломают хрупких девичьи мечты и надежды. А ведь тихая Кристин никогда не была прирождённым бойцом. Сейчас, незаметно наблюдая из-под полуопущенных ресниц за Эриком, Кристин невольно вспомнила свои страхи перед тараканами. Это было то самое ощущение гадливости и омерзения, делавшие самую мысль о прикосновении к ее в одночасье падшему Ангелу просто невыносимой. Кристин незаметно потёрла ладонь о платье – даже сама мысль прикосновении к Эрику вызывала стойкое желание отмыть руки до крови, настолько он был мерзок. Как хорошо, что Призрак не знал о ее размышлениях, невольно порадовалась про себя Кристин. Ведь, если разобраться, это были чудовищные мысли и предосудительные чувства по отношению к человеку, к которому она должна была бы относиться ровно наоборот. Как минимум, девушка обязана была бы ощущать признательность, благодарность, возможно даже, детскую привязанность к своему Мастеру. Кристин печально улыбнулась. Отечески-простыми их отношения уж точно не могли стать по определению. Пока Ангел представлялся ей духом, учителем, ровесником если не Господа Бога, то отца точно, девушка даже не задумывалась о его принадлежности к какому-либо полу. То есть да, голос был мужским, но это же был Ангел Музыки! Голос. Строгий, иногда даже жестокий в своем неуемном стремлении создать из девушки совершенный инструмент, приносящий с собой славу и радость - радость быть собой, свободно петь, творить, дарить себя зрителю, раскрывая душу для других. Это были тонкие, неземные, эфемерные материи, не имеющие никакого отношения ко всему тому пошлому и гадкому, о чем шептались между собой хористки и над чем сально любил пошутить Буке. И все-таки... Кристин тихонько вздохнула. Насколько отличались закулисные истории подруг от того, чем дышал, чем жил в ее присутствии Ангел! - Ты уже проснулась? – Кристин не заметила, но Эрик уже с минуту наблюдал за ней, полуобернувшись от своих нот. В этом ракурсе маска создавала ему красивый греческий профиль, и Кристин не могла не подумать о разительном отличии этой иллюзии от того, что скрывается под маской. Таракан. - Да, Ангел, - Кристин заставила себя задушить в зародыше последнюю мысль и приветливо улыбнулась. – И я гораздо лучше себя чувствую. - Если можно, - мужчина запнулся; его пальцы автоматически схватили полу плаща и принялись накручивать черную материю на палец, - я бы попросил... Ты не могла бы называть меня по имени, ведь ты моя... невеста? Его напряжение натянутой струной повисло в воздухе. - Конечно, Эрик.