Призрак. Фантом. Эрик.

Боже мой, я потеряла кольцо! Кольцо Рауля! Оно должно было висеть на цепочке на шее, у сердца, но его там не было, и это была ужасная реальность, и от этой реальности некуда было деться. Не веря своим глазам, я ощупала складки платья – может, оно просто куда-то закатилось? Лихорадочно перебрала флакончики на трюмо – да что там перебирать, я же не Карлотта, чтобы владеть десятками духов, румян и притирок! В «гуще» двух флаконов нюхательных солей кольцо потеряться никак не могло, и все же я с настойчивостью душевнобольной в сотый раз осмотрела туалетный столик. Обручальное кольцо матери Рауля! Огромный рубин в обрамлении сверкающих бриллиантов, он был самым красивым, что я когда-либо видела и, несомненно, стоил больше, чем все мои пожитки со мной вместе взятые. Я обладала им так недолго, и, конечно, никогда не смогу вернуть столь огромный долг! Я жалобно захныкала и тут же испуганно прикрыла рот: Призрак, он же Ангел Музыки, он же Эрик, вполне мог сейчас находиться рядом, отделяемый от меня всего лишь тонким стеклом зеркала. Что, если он меня такой увидит и спросит, отчего его ученица плачет? Я торопливо вытерла слезы и принялась размышлять: возможно, кольцо осталось наверху? Если бы я потеряла его на лестницах, звон выдал бы утрату, но упади кольцо в пушистый снег на крыше, ни Рауль, ни я бы ничего не заметили. Да, оно должно, оно обязано быть там! Не помня себя, я взлетела на крышу. Со дня нашей встречи снег больше не шел, и все наши следы были четко видны, как нарисованные черными чернилами на белоснежном холсте. Вот тут мы встретились, тут Рауль встал на колено и сделал предложение, тут на колени опустилась я... А это что? Сердце пропустило биение. За статуями химер виднелись мужские следы, которых тут не должно было быть. Кто-то вместе с нами присутствовал на крыше, и этот кто-то стал свидетелем моих с Раулем планов побега и сердечных клятв. Мне стало дурно при одной мысли о том, кто именно это мог быть. И все же трезвая логика не допускала другого толкования: после смерти Буке никто не знал театра так хорошо, чтобы забраться сюда, на самый верх, незамеченным и без особой надобности, кроме его постоянного жителя – Эрика. О святой Боже! Он все слышал?! - О, нет-нет-нет, - прошептала я, когда перед глазами открылось белое полотно снега, смятое и развороченное Призраком. Вот тут Ангел стоял и слушал наши обещания, вот тут он пошатнулся и оперся о балюстраду – кромка снега, сорвавшись, упала вниз на мостовую с невероятной высоты. Вот тут отпечатки его колен, а рядом глубокие борозды в снегу повторили движение его рук. А вот тут кровь, где его пальцы встретились с жестким камнем кладки... - Господи, пощади... – потеряв голову от страха, повторяла я. Эрик убьёт Рауля. Или меня. Или нас обоих, а может, сотворит нечто ещё более ужасное! Я достаточно хорошо изучила Призрака Оперы за то короткое время, что мы провели вместе в его подвалах. Эрик мог быть самым нежным и внимательным влюблённым, при этом оставаясь самым жестоким и озлобленным существом на земле. Благородство легко мешалось в его искалеченной душе с самыми чёрными помыслами, а в своей остроте чувств несчастный Фантом мог легко дойти до безумия. Бой часов на ратуше вывел меня из ступора. До выступления оставался всего час, а я все ещё была не готова! На обратную дорогу я потратила буквально минуту, и в полном упадке сил отдалась в хлопотливые руки гримёрш и костюмеров, молчанием отвечая на все расспросы и упреки. Одна мадам Жири не произнесла ни слова, и я была бесконечно благодарна ей за это. «Его не будет с тобой на сцене», - внезапно подумалось мне, и холодная липкая рука сжала внутренности. Я впервые не имела права на незримое покровительство и поддержку Ангела, и, следуя на своё место за кулисами, испытала страшное и внезапное чувство одиночества. Начался спектакль. На сцене мелькали дьявольские языки пламени, а рваная, наглая, безупречная в своем хаосе музыка будила в слушателе тревогу и даже страх, словно магнитом, привязывая его к действию на сцене. "Торжествующий Дон Жуан" - самое точное определение страстей Эрика, самое привлекательное и отталкивающее в своей откровенной жажде обладания. В хор вступила вступила Карлотта – ее безликий, но прекрасный голос сложно не узнать, за ней последуют Пьянджи со своим «слугой», неплохим в общем-то тенором, и только потом наступит моя очередь. У меня есть ещё время до выхода. Я тихо, чтобы не привлекать внимания, крадусь назад. Целый час...