Призрак. Фантом. Эрик.

Камин греет так, что румянец не покидает мои щеки. А может, это шампанское? Или не в меру пышный, а оттого жаркий пеньюар, больше похожий на излишне откровенное бальное платье? Эрик поразительно предусмотрителен и даже претенциозен, что тоже в его характере. А может, это переживания дня, вместе взятые, заставляют мою голову кружиться? Эрик сидит у рояля – разумеется, в Ле Бристоль не полагается шуметь ночью, и, разумеется, деньги устраняют и эту проблему, - и из-под его пальцев льются мелодии со всех концов света. Я просила его только об одном – что бы он ни играл, это не должно было быть печальным. Хватит грусти на сегодня! Мой Ангел Музыки, мой муж – могу ли я в это поверить?! – играет для меня то разнузданный канкан (вот уж не подозревала, что Ангел в курсе подобных мод!), то веселую польку, на ходу придумывая забавные припевы. Я хохочу над его почти – почти! - в рифму придуманными песенками, и наконец его выбор падает на венский вальс Бетховена. Излишне величественная, но все же светлая, прекрасная мелодия льется из-под его пальцев. Она подхватывает меня, и я кружусь по номеру в танце с невидимым партнером, мурлыкая под нос мелодию без слов. Музыка вдруг сбивается, диссонансом звучит ошибочная нота, я и в удивлении открываю глаза: чтобы Эрик сбился?! Музыка на уровне его инстинктов, она течет в его крови... И все же он ошибается еще раз, не отрывая от меня застывшего взгляда. - Эрик? Он бросает игру, и, как деревянный, идет ко мне. Куда подевалась его звериная пластика? - Эрик... - Вы очень красивы, Кристин, - его голос сух, словно он разучился им управлять. – Слишком красивы. Душой и, - он непроизвольно запинается, - телом. Эрик поднимает руки и таким же деревянным движением кладет их мне на плечи. Мне становится страшно, и в то же время под слоем страха прячется отчаянная, неуместная, дерзкая веселость. – Эрик, придите в себя! Он кивает и замирает, но его руки, словно живущие отдельно от его тела и воли, продолжают сжимать и гладить мои плечи. Мое тело странно отзывается на это прикосновение. Мне стыдно, и в то же время хочется подойти к нему, прижаться ближе, ощутить его тепло до последнего сантиметра кожи, хочется, как дозволено Аише, тереться о его шею, увидеть и ощутить его руки на своем теле... Какой он там, вблизи? О мой Ангел, какие ужасные мысли! Затуманенный шампанским взгляд скользит снизу вверх по его высокой фигуре, задерживается на нервно вздымающейся в такт рваному дыханию груди, широких изящных плечах, на скрытой платком шее, бархатной маске... Таракан. Мерзость! Меня словно окатывает ушат ледяной воды: я слишком отчетливо вспоминаю шелестящую, влажную его кожу его лица, если можно назвать лицом эту бугорчатую темную поверхность черепа без намека на что-то человеческое. Его голова дергается, как от пощечины, и Эрик отшатывается от меня, сгибаясь пополам, будто я его на самом деле ударила. - Прости! - Чертова девчонка! – рычит он беспомощно, - К черту все это, Кристин! К Дьяволу! О чем ты только думаешь, выставляя свои прелести напоказ?! – он отшвырнул попавшийся под руку стол так, будто он был картонный. – Я что, не человек по-твоему? Не мужчина? – тяжело дыша, Эрик останавливается напротив и сверлит меня тяжелым взглядом. – Я люблю тебя, Кристин. И я хочу тебя. Ярость в его глазах сменяется голодной тоской, и меня это пугает еще больше. - Не бойся, - Эрик горько скалится. – Я не причиню тебе вреда, даже если окончательно сойду с ума. Но пожалей нас обоих - не играй больше с огнем. Он с трудом делает шаг назад и быстро выходит из комнаты.