Paint it black

Оспу разбудило собственное тело — встрепенулось, когда поняло, что ему срочно нужно поблевать. Оспа отнесся к его желанию с понимаем. Он поспел даже доползти до выхода из палатки и удобно распластался на пузе. Рвало насухую, долго и тяжко, но как схлынуло — Оспа утерся, запил теплой водой привкус желчи — и словно заново родился. Ватага после ночного дебоша еще отсыпалась. Только Трупоед и Колючка стучали костями, беззлобно переругиваясь. Оспа подсел к ним, сунув под зад пустой ящик, спросил: — Что на кону? — Перепих, — буркнула Колючка. — Против его сапог. — Сапоги-то — дерьмо, — заметил Оспа, потому что был парнем справедливым и тем гордился. Трупоед гоготнул. — А у ней сисек нет, и половины зубов — тоже. — Хватит, чтобы хер тебе откусить, — огрызнулась Колючка. Оспа широко зевнул. Любил он утренний лагерь — притихший и сонный. Земля дрожала, иногда крупно вздрагивая, словно больная псина, но Оспа наловчился этого не замечать. Пятый Глаз высунулся из-за палаток, как червь из яблока. Будто почуял, гаденыш, что пора подпортить разомлевшему Оспе жизнь. — Эй, ты! — визгливо позвал он, истерично хихикнув. — Оспа! Тащись сюда, ты мне нужен. Оспа сплюнул под ноги и, крякнув, поднялся с ящика. Колючка и Трупоед поглядели ему в спину — потом, видать, снова вернулись к игре. Оспа, петляя между палаток — по большей части притихших, но из некоторых постанывали — добрался до Пятого Глаза, едва не пританцовывавшего на месте. Тот только рукой махнул, веля следовать за собой. — Чего надо-то? — буркнул Оспа. — Член тебе подержать, пока ты ссышь? Пятый Глаз захихикал. Скоро понесло трупной вонью от насаженных на колья и полуразложившихся на солнце мятежников. Оспа неуютно поежился, поняв, что они идут к шатру Голосов Нерата. В животе все скрутило дурным предчувствием. — Подожди-ка здесь, — велел Пятый Глаз. Полог он задернул неплотно, и Оспа, уже понимая, что вряд ли ему доведется вернуться к своим, шустро заглянул внутрь. На походной койке лежала девка. Живая и чистенькая. Дрыхла, подсунув ладонь под щеку, и красивая белая коленка высовывалась из-под одеяла. Пятый Глаз мышью юркнул к столу, заваленному бумагами, и взял парочку — свернутых в трубки и запечатанных. Оспа смекнул отступить от входа, но успел заметить — вокруг девкиной щиколотки будто обвилось что, похожее на зеленый дым. — На, — сказал Пятый Глаз и сунул Оспе сумку с гербом Хора. — Доставишь, куда покажу. Оспа взял. В голове одни соображения наскакивали на другие, смешивались в кашу какую-то. — Я тут не бумажки таскать, — медленно сказал Оспа. — Певчим Крови был, Певчим Крови и подохну. Пятый Глаз залился истеричным хихиканьем, подавился воздухом и закашлялся. — Ты теперь — руки Голосов, — сказал он торжественно и тут же снова заржал. — Но ты руки-то не распускай. Он похлопал Оспу по плечу, довольный своей дебильной шуткой. — А прошлый где? — спросил Оспа зачем-то, хотя ему, конечно, было плевать. — Сдох, — с неожиданным спокойствием сказал Пятый Глаз. В шатре кто-то зазвякал пряжками. Пятый Глаз ждал, покачиваясь с носка на пятку, и Оспе тоже ничего другого, кроме как ждать, не оставалось. Потом полог решительно откинули изнутри, и чистенькая девка встретилась с Оспой взглядом — и тут же равнодушно отвела глаза. — Доброго утречка, дорогая моя Вершительница, — пропел Пятый Глаз. — Ты-то хоть спишь? — спросила девка-вершительница. Пятый Глаз затрясся от беззвучного смеха. — Зачем нужны глаза, если они никуда не смотрят? — спросил он. — Иди, дорогая Вершительница. Сейчас тебе тут не понравится. Девка дернула плечом. Глянула на Пятого Глаза, как на хромую лошадь, которую добить бы, но жалко. И молча кивнула. Пятый Глаз отвел полог для Оспы. Изнутри приятно пахнуло — фруктами и то ли маслом каким, то ли палочками, которые жгли аристократы. У стола клубился зеленый туман, постепенно обрастая доспехами, принимая знакомую форму. — Принимай повышение, — шепнул Пятый Глаз. Оспа шагнул вперед, и полог упал за его спиной.