Эта заметка — твой последний шрам

      За праздностью следует раскаяние. От плотного обеда у Майкрофта расшалилась поджелудочная, а в голове бурлили невесёлые мысли о сахаре, холестерине и о замедленном на фоне стресса и осеннего авитаминоза метаболизме. Холмс отказывался считать себя мнительным, однако уже сейчас он мог представить, как взбесятся завтра его дорогущие электронные весы. А как огорчится диетолог, поход к которому Майкрофт и так бесконечно откладывал из-за хлопот с мисс «ничего не помню»! Самым досадным для политика было то, что в спешке он даже не распробовал вкуса того пирога, по сути насыщая не голод, а чувство тревоги и тем самым в конечном счёте причиняя самому себе вред.       Мысленно обязавшись при первой возможности замолить грех обжорства на беговой дорожке, Майкрофт вдруг почувствовал, как Фейт неуверенно дернула за рукав прошедшего с ним огонь и воду пальто.       — Мы можем притормозить на минуту? Голова кружится, — попросила она, и Холмс дал водителю знак припарковаться у тротуара.       По тому, с каким облегчением Фейт выбралась из машины, он понял, что её самочувствие также оставляет желать лучшего. Майкрофт привык к бледной беспомощности девушки — к её жалобам, изнеможённому лицу. Он и не знал её другой. Однако только сейчас джентльмену в голову взбрела мысль, что должно быть в прошлой, нормальной для Смит жизни это нормой не являлось.       — Тут всего полквартала — мы прогуляемся.       Перед тем как отпустить Ягуар, Холмс с сомнением изучил холодное ясное небо и достал из багажника чёрный зонтик. Вероятно, со стороны они смотрелись очень важно: угрюмый, колющий асфальт кончиком зонта эсквайр и блондинка с налётом аристократизма, опирающаяся на усыпанную бриллиантами трость. Если бы не ушибленные носы — хоть сию минуту на обложку какого-нибудь буржуазного издания. Только вот Смит без малого месяц уже не сходила с их первых страниц. «Ах, бедняжка!» — с сарказмом припомнил он слова матери.       Буднично предложив даме локоть, Майкрофт повёл их стороной от шумных улиц и скверов. Катастрофически противившийся любой работе, связанной с необходимостью «пользоваться ногами», сейчас он вдруг обнаружил в себе небывалую лёгкость. Со вкусом вдыхая в лёгкие осень, Холмс чувствовал, как с каждым шагом его недомогание отступает. Поразмыслив, что полезно было бы посвятить эти блаженные минуты ясности ума работе, Майкрофт достал из ящика чертогов разума тот злосчастный отчёт от внешней разведки и углубился в чтение.       — Расскажите что-нибудь о себе. Что угодно, — вмешалась Фейт.       Просительно заглядывая в глаза «британскому правительству», она походила на докучливого ребёнка или требующую к себе внимания зверушку. Майкрофт не преуспел в дружеском общении ни с первыми, ни со вторыми, а выполнив её просьбу, нарушил бы с десяток пунктов внутреннего протокола о национальной безопасности. Впрочем, когда-то, и Холмсу-старшему вспомнилось это лишь сейчас, малыш Шерлок тоже задавал множество бредовых вопросов.       — Я работаю на правительство. Иногда вместо правительства, — взвесив все за и против, ответил Майкрофт. — Мой брат, наркоман в завязке, работает детективом. Я был лучшим студентом за всю историю своего университета. Могу выучить любой иностранный язык за короткий авиаперелёт. Пять лет провёл под прикрытием в другой стране. Когда мне дали рыцарский титул, я едва сдерживался, чтобы не красоваться им перед прохожими на улице. Её величество — мой давний друг и партнёр по игре в бридж. Уже который год она грозится переименовать в мою честь одну из центральных площадей Лондона, но я скромно отказываюсь. Не люблю шумные торжества. После смерти мой мозг передадут королевскому научному обществу, на могиле не будет цветов, проститься придёт всего пара человек: Шерлока среди них не будет, но он обещал заказать у одного своего клиента готическое надгробие, где на латыни будет написано, что я погиб, защищая родину, а при жизни был хорошим, честным и умным. Самым умным. Умнее любого компьютера.       — Печальный эпилог, — растягивая гласные, протянула Фейт.       — Будто Вы разбираетесь.       — В чём, в надгробиях? На моём будет два имени и эпитафия в духе "они прожили долгую и счастливую жизнь A solis ortu usque ad occasum". [от восхода солнца до его заката. — лат.]       — Beata stulica. [блаженная глупость. — лат.]       — Sed semel insanivimus omnes. [однажды мы все теряем голову. — лат.]       Прикусив язык, Холмс проглотил рвущуюся из груди иронию. В глубине души он завидовал той глупости, с которой девушка пророчила себе «долго и счастливо». На секунду Майкрофт даже представил себе это «счастливо»: какой-нибудь удачливый охотник за наследством, поэт или певец, а может, и всё разом. Будет клясться в любви до гроба, а сам погрязнет в любовницах, часть состояния промотает, а часть отсудит, оставив Смит долги и ребёнка. Политику этот пронырливый гад не нравился заранее, но перед женской логикой в выборе спутника жизни его руки были связаны. Можно, конечно, было заблаговременно обвенчать фонды Смита с кем-нибудь из своего окружения. Однако и тут планы Холмса упирались в незыблемое обстоятельство: толком довериться он мог крайне узкому кругу лиц, преимущественно состоящему из семейных дипломатов и пожилых чиновников. «Не за Лестрейда же её отдавать», — внутренне брюзжал Майкрофт.       Они уже достигли угла дома, когда он замедлил шаг и возобновил угасший в непонимании разговор:       — Моя мать что-то сказала Вам. Что-то, от чего Вам вдруг стало дурно и закружилась голова?       — Ничего такого.       — Я ведь всё равно узнаю: так или иначе.       — Она переживает за Вас, Майкрофт, — нервозно бросила Фейт. — Страшно представить! Без объяснений притащили на семейный праздник какую-то девицу с расквашенным носом. Да и сами-то не лучше выглядите, поводов для беспокойства предостаточно: как и любая мать, миссис Холмс стремится оберегать своего ребёнка, сколь бы великовозрастным он ни был и какую бы должность ни занимал.       Майкрофт опешил. Позабыв о приличиях, его нижняя челюсть медленно сползла с лица, оставляя за собой идиотское выражение крайней степени удивления. Словно солнечное затмение в миниатюре, в его голове вдруг сошлись и, скрипнув, завертелись все шестерёнки. Он понял.       — Оберегает, значит, — замогильным голосом каркнул Холмс. — Да за такую гнилую заботу его расстрелять мало. Голову снесу.       — Майк-а-кравт Халмз! — раздался надрывный крик. — Ты мерзавец и гад.       Окнами квартира Майкрофта выходила на оживлённый сквер. Однако сейчас здесь было пустынно. Ни машин, ни оголтелых толп прохожих. Лишь стайка голубей и красноречиво пустая бутылка водки, оставленная на деревянной лавке рядом с каким-то оборванцем. Заваливаясь, он всё пытался подняться, но, будучи пьяным в ноль, раз за разом терпел поражение. Оценив масштаб бедствия через плечо, Майкрофт скривился. «Дворовый алкаш» явно переигрывал, да и сейчас, в ту минуту, когда Майкрофт зубами вцепился в разгадку дела Смит, был больше чем некстати.       — Инспектор Лестрейд, — только и смогла произнести Фейт, шокированно выглядывая из-за надёжной спины «британского правительства».       Тем временем Грегори все же сумел договориться с ногами и, покачиваясь, шёл к ним навстречу. Широко разведя руки, он, пытаясь изобразить приветственный жест, удерживал пьяное равновесие.       — Собс-ной персоной, — икнул инспектор в отставке. — Здрасте. Пардоньте, что без звонка, сэр, ваше кабинетное величество. От переговоров не отрываю?       — В полицию сдам, — холодно отбрил Холмс.       — Ой, умолкни, ты... Ты жизнь мне загубил. Карьеру, — не кричал, а уже практически выл Лестрейд, ударяя кулаком себя в грудь. — А я тебе всё равно ничего не скажу. Вот хоть пытай меня. Пытай меня, хочешь?       Так и не дойдя до своей конечной точки назначения, Грегори печально осел на проезжую часть в пяти шагах от Майкрофта и заплакал пьяными мужскими слезами. Фейт вскрикнула, закрыв рот ладонью. Но Холмс успел — практически за шкирку вытянул Лестрейда на тротуар, едва не потянув запястье.       — Ключи, — под сигналы встревоженных автомобилистов Холмс брезгливо отряхнулся и передал Фейт связку. — Уложите этого кретина в прихожей — пусть проспится. Если снова начнет заговариваться, разрешаю применить Ваш фирменный удар по голове. Хуже не будет.       Запротестовав, девушка в панике замотала головой.       — Я никуда Вас не отпущу. Абсурд: какие ключи? Какая прихожая, Майкрофт? Он же из-за Вас напился.       — Поиском виноватых ему сейчас не поможешь.       — То есть у «защитника родины» и пяти минут не найдётся, неужели?       — Разговорами Вы потратили четыре из них, — рыкнул Холмс. Но, смягчившись, успокаивающе дотронулся до вспыхнувшей щеки Фейт и с несвойственной для себя гибкостью предложил: — Давайте вызовем охрану или поручим Лестрейда Антее; только скажите. Да, Грег — идиот и напился до поросячьих слюней, но он не чужой для моей семьи человек, поэтому я хочу, чтобы о нём позаботились именно Вы. Помните наш разговор про разделение неприятностей? Мне действительно важно сейчас быть в другом месте. Поверьте, это важно и для Вас.       — Катись к чёрту, Майк-а-кравт, — сдавленно пробасил Лестрейд.       — Заткнись, — тихо велел Холмс-старший. — И скажи Шерлоку, что дело закрыто.       Дождавшись от Фейт согласного кивка, Майкрофт направился вверх по улице. Холмс торопился. Помогая ошалевшим от нагрузки ногам взмахами зонтика, по телефону он вызвал водителя — тот не должен был уехать далеко. По крайней мере, Майкрофт на это очень рассчитывал, ведь ему предстояла встреча с долгожданным привкусом расплаты; встреча с Калвертоном Смитом.