Эта заметка — твой последний шрам

      В то же самое время у подъезда квартиры Майкрофта остановился кортеж из двух правительственных автомобилей и серебристого минивэна. Задняя дверь микроавтобуса распахнулась, и появившиеся из второй машины люди в костюмах сообща принялись разгружать покупки «британского правительства». Поверх бумажных пакетов виднелись фрукты, зелень, французские багеты; были здесь и преступные коробочки с пирожными, а также стопки книг, пара торшеров, объемные диванные подушки в защитном полиэтилене и в довершение чаша аквариума, обёрнутая воздушной плёнкой. Под присмотром Антеи гружёная колонна скрылась в подъезде, а Холмс, всегда чутко угадывавший момент для своего появления, задержался у машины.       Отразившись в тонированном стекле, он немного расстроился. Политик выглядел соответственно своему возрасту, приукрашенному нервотрёпкой двух бессонных ночей и вынужденным служебным перелетом на материк и обратно. Даже прихорашиваться было бессмысленно — мешки под глазами никуда не денутся, рыжеватую щетину одолеет лишь бритва. А морщины… К черту! Силясь предпринять хоть что-нибудь, Холмс пригладил растрёпанные виски и вздохнул. Конечно, можно было снять номер в гостинице, чтобы отоспаться, но он не просто так спешил домой, на бегу беспорядочно терзая придирками и угрозами продавцов интернет-магазинов, предоставляющих недостаточно быструю — по его внутреннему убеждению — экспресс-доставку. Да, Майкрофт спешил домой, чего прежде никогда с ним не бывало, и купил аквариум. Всё ради того, чтобы облагораживание места, куда ему хотелось бы возвращаться после таких вот напряженных поездок, стало не просто накоплением хлама вокруг рабочего стола, а шагом на пути от рефлексии к равновесию. Майкрофт хотел сделал этот шаг. Он хотел почувствовать, что поступает верно.       Последний раз задержавшись взглядом на перечеркнувших лоб складках, Холмс ответил отражению многозначительным кивком и расслабленно зашагал к дому, словно на сцене объявили его выход. Но тут из приоткрытых дверей показалась отёкшая недоуменной бледностью Антея.       — В течении пятнадцати… — заговорила она, нервно перекладывая телефон из руки в руку. — Десяти минут я всё исправлю.       Внутренне вскрикнув, Майкрофт втолкнул ассистентку в проём, в несколько длинных прыжков взлетел по лестнице и быстрым шагом обошёл всю небольшую квартиру целиком. Он обошёл её дважды — Фейт не было. На вешалке не было её пальто. А любимая чашка девушки стояла вымытой у раковины.       В голове Холмса на перебой спорили самые нехорошие мысли, предлагая сценарии, от которых кровь застыла бы в жилах даже у самого закоренелого циника.       Фейт не могла просто так уйти, нонсенс. Но тем не менее Майкрофт стоял, как дурак, посреди разномастных пакетов и свёртков, и всё, что ему оставалось, — это перетаптываться на месте, глупо разводя руками.       — Где была охрана? — по слогам уточнил политик, обернувшись на тенью следовавшую за ним ассистентку.       — Отряд «альфа» сопровождал вас. «Браво» и «дельта» выполняли поручения по поводу Калвертона и его секретарши. Мы уже просматриваем камеры с улиц и из ближайших магазинов — это не займёт много времени, мистер Холмс.       Поджав губы, Майкрофт махнул на неё рукой. Выслушивая эти оправдания, ему вдруг сделалось неловко, как от какого-нибудь меткого упрёка матери, ведь за последние два дня Антея наравне с ним оказалась вырвана из Лондона с корнями. Ассистентка не была виновата в том, что её начальник — бездарь, потерял хватку и сел в лужу сразу на двух фронтах. И поделом ему. Но Фейт по-прежнему терлась в тумане дурных предчувствий, а Майкрофт изнывал от неопределённости. Идти ей было некуда. Просто бродить по Лондону девушке не позволили бы папарацци, да и появись в сети снимки Смит — в кабинет политика уже отзвонились бы с докладом. Что ему ещё оставалось думать? Похищение? Недоброжелателей, поджидавших момента, пока он станет уязвимым, хватало, но Холмс, скорее, подумал бы на пьяную месть Лестрейда, чем решил, что кто-то всерьёз собрался шантажировать его, похищая Фейт. Лестрейд…       — С ней был Лестрейд, — коротко бросил он. — Звоните Лестрейду! Словно откликнувшись на зов, на лестнице послышался шум, и через полминуты в квартире появился Лестрейд и она вместе с ним. Инспектор держал девушку за плечо так, словно вёл её на допрос, и явно был чем-то очень встревожен. Смит, напротив, хранила нарочитое спокойствие. Доброжелательно кивнув Майкрофту, она с интересом разглядывала расставленные по периметру покупки.       — Я все объясню, — встретившись взглядом с посуровевшим Холмсом, Грег отпустил Смит и, спутанно жестикулируя, как в плохой комедии, затараторил что-то про потерянный бумажник, про чай, про бар, про вопиющее недоразумение.       Антея скептически слушала его наравне с Холмсом, а затем, кашлянув, взглядом спросила разрешения вмешаться. Он кивнул.       — Пойдёмте, инспектор, — взяв распалившегося Лестрейда за локоток, она повела его к выходу, пока, запинаясь и упираясь, тот всё силился передать что-то невыразимое словами.       — Грег пытается сказать, что я теперь всё знаю, — пресекла его мучения Фейт. Обойдя аквариум, она легко стукнула по нему тростью, будто проверяя — настоящий ли, и, удовлетворившись, с достоинством расположилась на краешке дивана по соседству с горой новых подушек.       Сделав кислое лицо, Грег закатил глаза и, привлекая внимание Майкрофта, ударил себя ладонью по лбу. Скребя большим пальцем по горлу, он призывал на помощь все свои актерские таланты, но Холмс удостоил их лишь скупым кивком.       — До завтра, инспектор, — распорядился он.       И уже подоспевшая охрана вывела слабо сопротивляющегося Лестрейда вон. Дверь захлопнулась. Квартира потонула в тишине.       — Зря Вы так с ним, — снисходительно хлопала ресницами Фейт. — Он ни в чем не виноват, это я настояла на прогулке.       — Пустое благородство на словах, — нахмурился Холмс. — По факту, от вас обоих хватает проблем и забот.       Он ослабил галстук и, скинув гору хрустящих в плёнке подушек, присел рядом. Оба они, политик и девушка, уставились в белёную стену перед собой, созерцая в ней каждый свой несбывшийся смысл.       — Где Вы были? — уточнила Фейт с безразличием.       — На Ближнем Востоке произошла попытка военного переворота. Если вкратце — моя работа над ошибками.       — А зачем вернулись?       — Потому что это мой дом, — с вызовом отчеканил Холмс, будто право сидеть здесь кто-то немедленно грозился у него оспорить.       — Сочувствую, — без веселья усмехнулась Смит. — И это не дежурная фраза — тут правда довольно жутко.       — Вы просто никогда не были на Ближнем Востоке.       Ответ Майкрофта прозвучал глухо. И комната вновь погрузилась в зреющее молчание, пока Фейт не осмелилась нарушить его.       — Я понимаю… — запнувшись, она подавилась сорвавшимся голосом. — Теперь я понимаю, почему Вы были так холодны и грубы со мной. Ведь я это заслужила.       — Продолжайте, — мягко подтолкнул Майкрофт.       Что бы там ни было, он дал себе слово не ломать уже укоренившуюся в этой непостижимой голове парадигму.       — Я убийца. Я убила человека — вот, что вы все от меня скрывали. И вот зачем вся эта охрана, скандальные разоблачения в прессе, запертые комнаты… — слёз не было. Вместо них она выливала на Майкрофта солёные слова, задыхаясь, перебивала сама себя и, кажется, не могла остановиться. — Мой дом взорвали из мести? Не отвечайте, я знаю, что из-за мести. А больница? Вы сказали, что это был несчастный случай. И я поверила. Но охрана у моей палаты там защищала не меня, а будто бы кого-то от меня. Кого? Всех? Зачем нужно столько вооружённых людей, чтобы охранять одну полумёртвую меня? И детектив полиции — я знала, что что-то не так с его «допросами». Мне следовало прозреть ещё тогда! Так Вы скажете, кто это был? Кого я убила? Я думала об отце, однако в таком случае у меня бы отняли права на его фонды. А больше из прошлого я никого не знаю. Я не знаю, кого я могла бы убить, ведь сейчас мне даже помыслить о таком мерзко.       — Бросьте, — перехватив нить её сбивчивого монолога, Холмс брезгливо скривился. — Вы не в суде, и это не интервью перед благотворительным спектаклем. Зачем Вы врёте сами себе?       — Вру?       — В Вас говорит тщеславное любопытство, а не раскаяние. Уезжая, я оставил здесь глубоко несчастную, сломленную, запутавшуюся девушку, которая лила слёзы, стоило поднять на неё голос, и излагала всякую ересь на клочках бумаги. Но стоило Вам осознать свою реальную опасность — и передо мной совсем другая мисс Смит.       Говоря, уставившийся в стену Майкрофт видел ухмыляющееся лицо Калвертона. Какая-то часть его — генетический сбой — сейчас завладел Фейт, и Майкрофт не ненавидел ту часть себя — расчётливый механизм — которая умышленно потакала этому. Он повернул голову — лицо Фейт светилось от осознания внутренней силы. Уверенный профиль, ярое поблескивание очков, горделивая осанка… Сбросив кандалы жертвенности, она преобразилась в лучшую сторону. Но цена этого преображения задевала Холмса за живое.       — Какая другая? — предвкушающим шепотом уточнила Смит.       — Вам нравится, — холодно высказался Майкрофт. — Нравится быть убийцей, а не жертвой. Нравится, когда защищают не Вас, а от Вас.       — Это слишком… Я не это имела в виду. Вы ошибаетесь, — залепетала она, впрочем, уже не так уверенно.       — Сколько времени Вам понадобится, чтобы сжиться с моими формулировками?       — Как можно сжиться с тем, чего не помнишь?       — Об этом и речь. Вы способны на убийство теперь? Ответьте мне честно.       — Я презираю насилие, — строго воззрилась на него Фейт. — Но если бы от этого решения зависела моя жизнь или жизнь близкого человека, я бы убила снова.       — Всё ещё хотите знать? Если бы мне было наплевать, я бы выложил все подробности Вашей биографии разом и с безопасного расстояния наблюдал бы, как это надвое переломит Вашу жизнь по ещё несросшимся трещинам. Так хотите? — манипуляторски дёргал её за ниточки Холмс.       — Мне так или иначе придётся отвечать перед судом.       — Не придётся, — позволил себе лживую ухмылку Холмс. — Потому что у меня есть власть не допустить этого. Ваши преступления останутся в прошлом, если Вы доверитесь мне и вместо споров начнете сотрудничать.       — В какой банк вы заложили совесть?       — Что такое совесть? Слепой трепет перед моралью. Но мораль придумали лишь чтобы сократить число необдуманного зла. Когда дело уже сделано — нужно выстоять с мужеством солдата, а не закапывать себя тут же в землю. Хотите чая?       Хлопнув себя по коленям, Холмс поднялся и, не дождавшись ответа, отправился на кухню. Заварка нашлась в одном из бумажных пакетов. Преступные пирожные, дразня ароматом шоколадного крема, легли на тарелку. Мурлыкая себе под нос «Боже, храни Королеву», политик на скорую руку сервировал стол и даже подогрел молочник.       — А мёда нет? — влезла в один из пакетов Фейт, появившись на кухне вместе с цокотом трости.       — Забыл, — честно признался Холмс и грустно улыбнулся ей.       Он слишком устал, чтобы закрываться теперь от своих настоящих эмоций.       — Я чувствую потребность благодарно разреветься у Вас на плече за то, что Вы сказали, и за то, что Вы мне, надеюсь, не скажете никогда, но почему-то не могу. Я не хочу больше ни жалости, ни тянуть за собой прошлое, — выговорила девушка, заливаясь краской.       Холмс издал нервный смешок.       — Только послушайте её, — картинно воскликнул он. — «Благодарно разреветься на плече!» Это из пьесы?       — Не помню, — ещё больше смутилась Фейт и, уходя от темы, сказала: — Кстати, аквариум — великолепен.       — Да, я подумал, что можно было бы завести нам в соседи рыбку. Может, парочку.       — Парочку, — поддержала она.       А потом они ещё долго пили чай, в согласном молчании разделив одно приторно липкое пирожное на двоих. Говорили про рыб, про международную политическую ситуацию, о которой теперь Фейт было известно больше, чем о самой себе, и за этим разговором выстраивалась невидимая, но крепкая связь — пересмотренный пакт о морали между «убийцей» и политиком. Теперь весь их мир словно бы был поставлен в залог его неприкосновенности.