Глава 20. Этот документ
17 апреля 2018 г. в 20:58
Фейт выписали спустя двое суток. Конечно же, никакой медицинской надобности в её госпитализации не было изначально, просто Майкрофт — вероятно, самый подозрительный из параноиков — хотел понаблюдать и удостовериться, что, громыхнув, бомба так и не накрыла его планы ядерным грибом. Он почти поверил в то, что Шерлок ошибся, но педантично искал доказательства. О, он влюбился в эти поиски! Просматривая перемотки записей со скрытых камер, Холмс едва ли не умилялся досугу Смит: она очаровательно бездельничала, тихо разрешала себя обследовать, никуда не сбегала и никого не травмировала. Стала бы пациентка послушничать, если бы вспомнила что-либо существенное? Майкрофт считал, что — нет. Впрочем, до конца не уверенный в её искренности, он заранее простил возможную утайку грязного белья — постыдных или интимных секретов. «В конце концов, — рассуждал Холмс, — все мы имеем право на скелет невинно задушенной канарейки в шкафу, и всё равно, даже если он там не один. Главное, что Шерлок облажался в своих прогнозах».
Главное, что королём положения оставался Майкрофт.
Следом за десятыми числами календарного декабря в Лондон пришел большой снегопад, начавшийся ночью и не прекратившийся даже после полудня. Любой уважающий себя британец не упустил бы повода побрюзжать о летящих сверху комьях, но Смит и Холмс ехали на заднем сидении молча. Только мерное шуршание дворников по лобовому стеклу нарушало формальное затишье.
Во время одной из остановок на светофоре Майкрофт кашлянул, и шофер — осанистый мужчина в тёмных очках и перчатках — чопорным жестом включил магнитолу. Тут же салон затопило протяжной мелодией. Волнующе танцуя по клавишам, она то взлетала вверх, то переминалась на низких аккордах. Вслушиваясь с полуприкрытыми веками, Майкрофт чувствовал гордость и разливающееся внутри море. Он повернулся к Фейт, чтобы разделить этот восторг с ней, но девушка сидела отвернувшись к окну и, кажется, без эмоций скучала.
— Что скажешь? — в нетерпении окликнул он её.
Вздрогнув, как от грома над головой, Фейт промямлила:
— Не люблю Моцарта.
Майкрофт, напротив, Моцарта любил. Поэтому всю оставшуюся дорогу гадал, обижаться ли ему или счесть слова девушки комплиментом. Они наконец притормозили у здания клуба «Диоген», и Холмс взял холодную ладонь Фейт в свою — нервную и горячую.
— Я помню, что обещал тебе, что мы будем жить, как прежде, — сказал он. — Но одну вещь я всё же хотел бы поменять.
Девушка покорно кивнула.
Выведя Фейт из машины, Холмс сопроводил её внутрь, но не в кабинет-бункер, а на второй этаж, где политик завёл себе светлую переговорную для официальных случаев. Смит поднималась по лестнице медленно. Повреждённое запястье не позволяло ей полноценно опереться на трость, и Майкрофт, переживая, следил за каждым шагом острых каблуков. Будь его воля, эта неуклюжая барышня жила бы вся обмотанная пуховыми одеялами на руках у специально нанятого охранника, и велосипедный шлем на голову — обоим. «А, к черту, — соображал, уже не соображая, Майкрофт, — сам бы таскал. Попутно вернул бы прежнюю форму».
На месте их уже поджидал юрист. Смит взглянула на него с недоумением, но, вместо вопросов, обошлась лишь вежливым приветствием — этого же специалиста Майкрофт нанимал читать ей некоторые лекции. Когда приличия были соблюдены, и все трое присутствующих устроились за круглым столом для переговоров, юрист взял первое слово.
— Вижу вы нервничаете, Фейт, но уверяю, повод для нашей сегодняшней встречи более чем радостный, — он привлёк внимание к двум пухлым папкам перед собой. — Собранные в клинике тесты позволили признать вас полностью дееспособной. Мистер Холмс отказался от опеки. Все ваши фонды вернулись в сохранности, счета разморожены, страховка за дом переведена на один из них. Осталось лишь подмахнуть бумаги, и можно выбивать пробку из коллекционного шампанского.
Разделив между собой две одинаковые папки, какое-то время Холмс и Смит были заняты автографами. Платиновые перья быстро скрипели по дорогой бумаге. Наконец, когда всё было кончено, юрист действительно разлил по фужерам невесть откуда взявшееся шампанское. Он уже поднял искрящийся пузырьками напиток, но тут Майкрофт кашлянул во второй раз и холодно указал ему на дверь.
— Не оставите нас на пару минут?
— Это очень благородно с твоей стороны, — сказала Фейт, когда юрист вышел. — Вернуть мне всё это, хотя я по-прежнему ничего не помню.
Она постучала костяшками пальцев по мягкой коже свой папки и залпом осушила бокал. Тогда Майкрофт наполнил его вновь. Пара капель пролились на лаковую столешницу.
— Есть ещё кое что, — через силу выдохнул он. А затем признался свистящим шепотом: — Боже, я даже перед посвящением в рыцари так не нервничал.
Холмс подошёл к окну и взял с подоконника другую — тонкую и плоскую — канцелярскую папку. Чуть помедлив, он протянул её Фейт и жестом предупредил пока не открывать.
— Это немного пугает, — сказала она, давая шампанскому отставку.
— Я вижу, просто дай мне минуту.
— Может, лучше я начну? По правде говоря, мне тоже есть, что сказать.
— Нет, что бы там ни было, это прикончит всю решимость, — сквозь зубы выдавил политик. Его мысли путались, слова на ум шли всё не те, а заученная к случаю речь теперь казалась дешёвой и пошлой. — Фейт, я порядком старомоден. Теперь, когда мы подписали бумаги об отмене опеки, наша совместная жизнь под одной крышей кажется неправильной.
— Ты хочешь, чтобы я переехала? — с облегчением закивала девушка. Но Майкрофт вдруг порывисто присел перед Фейт на одно колено и, раскрыв на столе бумаги, будто открыв своё сердце, крепко сжал её запястья.
— Я бы мог сделать это по-другому, — суетливо говорил Холмс, — с бархатной коробочкой, салютом и настоящим большим оркестром, играющим не «Моцарта», а твоих любимых композиторов, которых я, к своему стыду, не знаю. Мне, правда очень жаль, что я так мало знаю о тебе. Я закоренелый прагматик. Ни разу не романтик. Мои родственники — далеко не подарок. А рабочий график не переживёт долгих ухаживаний и ожидания десерта в ресторане. Но я обещаю заботиться о тебе, как о близком друге, или, если ты этого захочешь, как о своей женщине.
За те секунды, пока он говорил, вся жизнь пронеслась скоростным поездом: пухлое детство в непреложном страхе перед младшей сестрой, амбициозная юность и меняющая титулы, как галстуки, зрелость. На протяжении всего пути Майкрофт был один. Он наслаждался бы своим одиночеством до «конечной», если бы безумному Смиту не пришло в голову спихнуть свою дочь на рельсы старшего Холмса. Это началось катастрофой. Но сейчас, глядя в глаза этой девушке, держа её за руки, политик будто мог заново отмотать свою жизнь назад и почувствовать ожидание её внезапного появления на каждой из остановок.
Дойдя до Рубикона, Майкрофт Холмс стоял перед Фейт как на иголках. Он затаил дыхание. И даже демоны, что поджидали на дорогах воспоминаний, замерли в ужасе.
— Я согласна, где подписать?
Отняв руки, Смит взялась за перьевую ручку и зашуршала страницами так буднично, словно листала меню. Вскочив в возбуждении, Холмс встал у неё за спиной.
— Это брачный договор, в соответствии с которым… — менторским тоном заговорил он, указывая на нужные строчки.
— Мне всё равно, — перебила девушка. С остервенением махнув последней закорючкой рядом с заранее расписавшимся Холмсом, она счастливо прикончила и второй бокал шампанского.
— Я рассчитывал, что ты возьмёшь время подумать, — запоздало протянул Майкрофт.
— Может, я рассчитывала, что ты предложишь раньше.
Политик с сомнением взглянул на бумаги — если не считать отсутствия за столом юриста, то всё было официально. Всё получилось даже лучше, чем он мог рассчитывать. Фейт смотрела на него снизу вверх, растянув губы в полуулыбке. Улыбнуться следовало и Майкрофту. Но какая-то глупая мнительность не давала ему придти в чувство.
— А что ты собиралась сказать?
Радость опала с лица Фейт, как последние листья с деревьев. Она нехотя поджала губы и отвела взгляд, заставив тем самым Майкрофта повторить свой вопрос, но тут в их семейную атмосферу вторгся шофер. В протянутой руке он сжимал не нуждавшийся в комментариях телефон.
— Это не может подождать? — с начальственным недовольством спросил мистер «британское правительство». И, получив в ответ отрицательный кивок, извиняющеся потрепал Фейт по плечу. — Мне нужно ехать. Машина за тобой будет у входа через десять минут, и аккуратнее с лестницей.
Майкрофт уже преодолел половину пути к выходу, когда его настиг сдобренный шампанским окрик:
— Эй, мистер, разве так прощаются со своей женщиной?
Секундное замешательство… И лицо Холмса наконец поразило короткой улыбкой. Он позабыл обо всём.
— Прошу прощения, миссис Холмс, — пряча эмоции, манерно произнёс Майкрофт.
Он вернулся, чтобы нежным поцелуем запечатлеть свои мысли на запястье жены. А затем посвятил все свои чувства её губам. Перед тем как сесть за руль, шофер по-отечески — чего ни разу за долгие пятнадцать лет службы себе не позволял — похлопал от самой переговорной пребывающего в ступоре Майкрофта по спине, пожал ему руку, и Холмс понял, что всё сделал правильно.