Норна спутанных нитей

Вот какая сука… Че ваще так жарко? На хуя было окно закрывать? Епт! Кто эти люди? Где мои вещи? Че за… Теперь ясно, почему жара такая… Шубу б еще напялила, дура пьяная. Откуда вообще этот сибирский тушкан взялся? Отжала, что ль, у кого? Бля! Вот зачем так было пить… Хотя как еще с этими алкашами. Доебаться, что ль, до кого, узнать, че ваще вчера было? — Э, чуваки, кофейку бы! Хуй там пел… Вот как быть-то теперь? Я ж помру без кофе! С моим давлением… Не, ну плащ-то этот откуда взялся? Грохнуло об пол. А это… Вот ножик знакомый. Что он у меня делает? И… Пиздец! Кровь-то откуда?! Не только на руках, на платье вон еще… Что-то совсем мне это не нравится. Прибила скальда его ножом, блин? Да не! Фигня это. Не может такого быть. А вдруг… Акция «Убей своего персонажа» в действии? Не! Фигня! И вон на меня всем пофигу. Если б че учудила, такого бы не было. Но высовываться че-т стремно отсюда. Мало ли… И как-то вспомнить надо, че случилось-то. Если выйдет. — Ты это, Скафти… На арфе лабать умеешь? — Что? — Ну, на арфе сыграть можешь? — Почему бы и не сыграть? — Действительно! А «Мурку» можешь? Раз пошли на дело, выпить захотелось, мы зашли в шикарный ресторан. Там сидела Мурка в кожаной тужурке, а из-под полы торчал наган! Во! — Что торчало у Мурки? — Э-э… Наган. Ладно, не надо Мурки. Неаутент какой-то получится. Че-нить другое тогда. А! Во! Пусть дождь, пусть град, Пусть нам грозит опасность. Прочь, дрожь, прочь, страх, Ведь ты не одинок. Двое смельчаков — бурундучков, Ты только позови… Не, это, пожалуй, тоже не стоит… Бля! Мурка… Надо было додуматься. — Эй, рыжая! В смысле, Хильдис. Поди-ка сюда! — Сама подойди, раз хочется. — Я не могу. — Отчего же? — Я с утра без топлива не работаю. Мне кофе нужóн для активной жизнедеятельности. А тут его не наблюдается. — Так, а мне-то что за дело? — Ты моя сестра по духу. Ты должна мне помочь. — Я тебе никакая не сестра! — Не цепляйся к словам. Это просто выражение такое. — Так в чем же тебе помочь? — Гребень дай свой. А то че я вся лохматая! Да ты не боись, блох у меня нет. Вроде бы… — Ну, лови! Могла бы и подойти. Не развалилась бы. — Спасибо, епта. Может, расскажешь, что вчера было, а то я что-то не помню нифига. — Ничего особенного. Никого не убили даже. — А, ну хоть что-то! Точно никого? — Кажется… — Как тебе нравится здесь, Торей? — Знаешь, конунг, настоящему индейцу завсегда везде ништяк. Хошь анекдот расскажу? — Должен признать, твои саги довольно интересны. — Тогда вот. В усадьбе одного конунга жил человек. Был он берсерком и нрав его был неуживчивым, но больше всего славился он своей жадностью. Его так и называли — Эйстейн Щедрый. — У братца моего такое же прозвище было. Правда, по другой причине. — Будешь перебивать, я больше ваще ниче не стану рассказывать. — Хорошо. Говори. — Бля, я уже забыла, че там. А, епт. Как-то раз к конунгу в гости приехал один исландец и остался погостить на всю зиму. — Кто? — Исландец. Из Исландии. Это остров такой. Ты, конунг, извини, это я лоханулась. Про Исландию пока еще ниче неизвестно. Ну, короче… Исландца звали Иллуги, человеком он был дерзким и любил подшучивать над людьми. — Как Скафти наш! — Бля, вот бери сам и рассказывай! Заеб… Надоел уже. Сука нах. — В общем, незадолго до Осенних Пиров, подходит как-то Иллуги к Эйнстейну и говорит: «Выслушай меня, Эйнстейн Щедрый! Я бы хотел заключить с тобой спор. Давай поспорим на три марки серебра, что я нассу вон в тот кубок, вон на том столе, и не пролью при этом ни капли мимо». Эйнстейн смотрит, кубок чуть не на другой половине дома, и говорит: «Значит, ты можешь нассать вон в тот кубок, стоя здесь? И говоришь, что не прольешь при этом ни единой капли? И ставишь на это три марки серебра? Я тебя правильно понял?» Иллуги отвечает: «Именно так!» «Что ж, исландец, по рукам!» «Тогда начнем!» Вынимает тогда он свой… эм… меч, смотрит на кубок, думает о кубке, крепко так думает, потом думает про… меч. Думает, значит… Кубок… Меч… Кубок… Меч… И начинает ссать! И ссыт на все, что есть вокруг, ссыт на стол, ссыт на скамью, ссыт на пол, на служанок, на самого Эйнстейна ссыт, ссыт на все вокруг, на все, кроме этого гребаного кубка! Даже дочку конунга обоссал. А Эйнстейн смеется, как пьяный тролль, он теперь на три марки богаче. Он смеется, и моча у него по роже течет.  «Ты идиот долбанутый, ты обоссал все, что только можно, кроме кубка! Ты мне должен три марки серебра, косорожая ты троллина!» «Извини, щас…» Иллуги идет в другой конец покоя, где двое мужиков в тафл рубятся. Ну, он к ним подходит и о чем-то шепчется, потом возвращается к Эйстейну. «Вот твои три марки!» — говорит он. «Какого вёльси ты радуешься? Ты только что просрал мне три марки серебра, нидинг бестолковый!» «Сам ты нидинг! Видишь вон тех ребят? Я только что поспорил с ними на пять марок с каждым, что нассу на стол, нассу на пол, нассу на скамью, на девок и тебя самого обоссу, а ты при этом не то что не разозлишься, а будешь просто счастлив!!!»* — Хитро! Это забавная сага. А что произошло потом? — Ничего. Это же анекдот. — Странно, что конунг позволил в своем доме такое поведение этому парню. Моя жена бы за такое… — Ой, забей, кароч! А еще объясни мне одну вещь, только честно ответь! Что твоя рука делает на моей заднице? — Разве в этом плохое что-то? — Только хорошее. И жена твоя меня хорошо так потравит. — Не станет она этого делать. — А то я ее не знаю! В смысле, это… Я другому отдана, во! — Если женщина замужем, это не причина… — Да я не об этом вообще! Мы тут со Скафти поспорили, кароч… Снова. Ну, и я спор-то проиграла, да. Спорить у меня, как видишь, особо не на что, так что сам понимаешь… Тут уж дело чести. — Чести, так чести. Только ты бы уж тогда не спорила с каждым встречным. — Хороший совет. Но следовать я ему, конечно… Учту. Поклон земной, конунг, за заботу. Однако ж… Во дела! — Хильдис, ты как считаешь, твоему папеньке еще одна жена не нужна? — Что? — Если че, я готова. — Что значит… — Сама посуди: я рыжая, со мной весело. А судя по нашему с тобой сходству и по разнице в возрасте… В общем, получается, что я похожа на твою матушку. — Что это вы здесь так обсуждаете увлеченно? — О, Сванлауг, тебя нам только и не хватало. Как раз семейные дела обсуждаем. — Хильдис, о чем это она? — Я ж говорю… — Хильдис! — Хильдис сломалась, несите новую. От такой наглости у кого угодно мозг переклинит. — Да, мы здесь о семье говорили. — Ладно, вы тут дальше говорите, а я пойду порыскаю. Кушать, знаете ли, охота. Хотя б молочка наебнуть.

***

— В общем, что я хочу сказать тебе, друг мой Скафти. Складывать хорошие висы любой дурак может. Ну, не в смысле — дурак, а в смысле — все хотят сделать хорошо! А херовую насочинять — это еще умудриться надо. — Для чего это делать? — Ща объясню! Давай соревноваться, кто хуже сложит. Во! — Не хочу я дрянные висы складывать. — Ой, да ладно, че ты, как зануда! Весело будет! — Мало чести в таком занятии. — Ну чисто поржать же, ну! Или скажешь, никогда такого не делал? Вот только представь: «Драпа об отхожем месте» или… — И на что ты опять спорить собралась? — Не, не на голову, конечно! Ну, не знаю… — Если проиграешь, эту ночь со мной проведешь. — Эм… Ну ладно. А ты мне нож свой отдашь, если проиграешь. А то что я, без ножа. Как лох. Каждый бедняжку обидеть может. — Договорились. — Тока ты первый! Жги! — Желудей отец почтенный К матери владыки молний Мшелым боком прислонился, Растерял броню трухляву, Платье Вавуда гнилое Насовсем утратил, гордый. Тверда плоть надежным служит Двергов родичам приютом. — Это что, виса про бревно? По которому червяки ползают? — Верно. — Гы-ы-ы! Зачет! — Твой черед теперь вису говорить. — Ну… Я это… Не придумала ниче. — Что значит — не придумала? — Ну, не знаю. На сегодня Мед Поэзии для меня закончился. Даже плохой. Можешь считать, что я проиграла. Вот. — Это я такой удачливый или ты задумала что-то? — Кто — я? Не-е-е! А вот ты и правда удачливый. Даже и представить не можешь насколько. Задумала! Мне просто лень... — Дай пять, Фрейя одра! — Э… Че? — Дай пять, говорю. — А… ну ок. Ты, смотрю, живой и даже здоровый. — Почему бы мне не быть живым? — Да фиг знает. Я ж не помню, че вчера было. А тут смотрю — все шмотки в крови, нож еще этот… — Нож я сам тебе отдал. — Зачем? — Ты ведь говорила, что у тебя с собой и простого ножа нет и чувствовать себя беззащитной тебе не нравится. — Смотрите-ка, джентльмен какой… Чего я там еще говорила? — Предлагала на крышу залезть. — Зачем? — Топать, орать и притворяться мертвецами. — Ой, позор… — Кому-то предлагала орла врезать. — Кому??? — Этого я не знаю. — Жу-у-уть! А кровь-то откуда? — Так это твоя ведь. — В смысле? — Ты когда на крышу влезть пыталась, свалилась оттуда прямо на бревно и нос разбила. — Значит, все же пыталась… Ой, стыдобища… Боги! — Да тебе, кажется, весело было. — Не сомневаюсь. А я это точно сама? Может, кого-то просто достала и мне в рожу дали? Было бы справедливо. — Сама. — Жаль. За такое сама бы себе в рожу дала. Неудобно как-то вышло. А тушкан… а плащ этот нарядный чей? — Не помнишь разве, лоза звона серег? Это я тебе подарил. — В обмен на что, стесняюсь спросить? — На золотую серьгу. — Откуда б я ее взяла, когда на мне серебряные? — Эта золотая. С каменьями цветными. Мудрено приделана была, еле снял. — Э-э-э… С кого снял? — Она ж у тебя прямо к животу прикручена была. — Эм… А, ну да. И как кишки не выпали. Она ж вместо замка. — У нормальных людей не выпадают. — Так то у людей! Ладно, эт я пошутила вообще-то. — Может, не откажешь хозяйке усадьбы в разговоре, Торей? Ну вот, приплыли. — У нас тут, конечно, с твоим скальдом важный скальдический разговор. Новые скальдические размеры изобретаем. Ну и так, по мелочи. Но да ладно. Без проблем, че. Пожелай мне удачи, дружище Скафти. No pasaran и все такое.

***

— Вчера я тебя за ткацкий стан отправляла. Успела ли ты что-нибудь соткать? — Еще и шнурки погладила. Боюсь, с твоим оборудованием какие-то проблемы. Но в этом нет моей вины. — Что ты сказать хочешь? — Сама смотри! Пальцы подцепили свободную нить. На пол только пепел осыпался. — Они у вас made in China? Взгляд удивленный. — А ты ведь о многих знаешь многое. И больше ведь, чем обычная гостья могла бы. Может, и больше, чем те домочадцы, что несколько зим друг с другом вместе прожили. — Да ну, ниче я не знаю! — Кому такое может быть ведомо? — Сплетни — дело такое… — Уж не норна ли ты? — Ну… — Так ведь и есть! — В некотором роде можно, конечно, и так сказать… — И что с нами будет, ты тоже знаешь. — Ну, да. — Вот, значит… — Ой, а ты как будто не знаешь. — Пусть я и вёльва, но никто из людей всего знать не может. — Не, ну понятно… — Жестокая ты, диса нитей. — Ой, а ты у нас овечка невинная! — Я от своих дел не отказываюсь. — А я-то чего плохого сделала? — Ты ведь можешь… можешь спрясть иначе? — Ну… Как я могу? — Ты ведь можешь. — Я… Я не могу. От меня ведь ничего не зависит. — Значит, не зависит. Блин! Да че за фигня? Давайте еще обнимемся и поплачем. — Не, ну я могу, конечно, кое-что… Ну, так, чуть-чуть… А уставилась-то… — Попробую. Чтобы там, в будущем, все было чуточку лучше. — Ты попробуешь? — Ага. — Благодарю тебя, норна спутанных нитей. — Ой, да хорош. Церемонии разводить тут…

***

Че у них тут за ор прям с утра? Набухались, что ль, уже? Алкашня… — Что за шум, а драки нету? Хильдис, ты в курсе? — Кажется, будет сейчас тебе драка. Там вон Торгейр со скальдом что-то не поделили. Не больно они друг друга любят. — Это да. Долбо… ящеры какие-то. Подойду поближе, гляну, че за разборка. — Я тоже, пожалуй, посмотрю. — Больно много ты мнишь о себе, болтливый скальд! — Оттого ты и занял мое место без всякой на то заслуги? — У меня, может, заслуг побольше твоего будет. Я на болтовню время не трачу. — Уж у тебя-то, конечно. Змеем зазубным Знай потрясает Щепки плавучей Потока тополь. — Чего? Какая щепка? Я тебе сейчас… Ага, давайте подеритесь тут еще. Звякнуло сталью негромко. — Так, господа, завязывайте со смертоубийствами! Моих персонажей только я могу убивать. И то в самом крайнем случае. Понятно вам? — А ты еще чего лезешь? — Хочу и лезу. Железяку убирай сво… В руке колючее почему-то. Земляное. Рыжее.  — Ой! Сорян… Чей-то оно… Ты это… извини. Я починю. Исправлю, в смысле. Из руки осыпалось. Зашуршало по полу. — Что исправишь? — Вот это. Будет у тебя новый меч. Ну, напишу там, как надо. Так что… Да что вы так все на меня смотрите? Это не я. Оно само! — Тебе нельзя здесь больше быть. — Локи, ты? Ты где? — Этот мир ты не только создаешь, но и разрушаешь. — Ничего я не… Почему? — Дотронься до скамьи, и из нее гнилая труха посыпется. — Не буду я ничего больше трогать. Так что я не так-то делаю? — Ты тут ни при чем. Вернее, в тебе все дело. — А, очень доходчиво. — Любая неосторожная мысль может не только нитки в пыль или меч в ржавчину превратить. А уж если разозлишься на что… — Ну… Пойдем тогда отсюда, что ли? А? — Вещи отсюда ты забрать не можешь. Как и свои тут оставить. — Погоди! То есть мне этот замечательный ножик и этот чудесный плащик придется здесь оставить? — И обручье. — Обручье?! Я его заслужила, между прочим! Усмехается нахально. — Это несправедливо! Да что ж такое… — Ла-а-адно! — Так, ребят, я это… загостилась, в общем. Пора бы и честь знать. Мелькнули рядом серебряные волосы. — Раз так, помни, что обещала мне. — Я не настолько склерозница. Помню. С руки сдернула. Тяжелое… — Только вот цацку вернуть придется, как ни жаль. С собой забрать вещи отсюда я не могу. И ты, Скафти, забирай добро свое. — Тогда и свое возьми. — О, знакомая сережечка! Эх, печаль-беда… Даж на память не останется ничего. В общем, вы это… заходите, если че. В гости. Если у нас будете. У меня рядом с домом парочка алкомаркетов есть. И ювелирка. И набухаться, и обнести — все, как вы любите. — Да ты шаришь. — Че? Э, конунг, ты это… Завязывай так говорить! Тебе не идет. И вообще, это ООС! Кароч, мне пора валить. Удачи, чуваки!

***

Хлопья снега сыпят за окном. Быстро-быстро. Ну и Самайн в этом году. Что же тогда на Йоль будет? Завалит по самые уши? Пламя свечи дергается в темноте, в стекло блики бросает. Хорошо. Свет можно не включать. А за окном ветви заледеневшие так и блестят. И на пальце ледышкой блеснуло. Это еще… Завивается узором серебряная проволока. Откуда взялось такое? Пламя свечи вверх прыгнуло. Смеется. Ну, спасибо, Рыжий. И за кольцо. И вообще. А обещанное исполню. Че уж там. Как не исполнить. Ну и Зимние Ночи** в этом году… Жуть!