Sense8

Когда у Барановской проясняется сознание вновь, она уже понимает – это в последний раз. Где-то на периферии сознания тяжелая мысль неумолимо давит, заставляя прислушаться к этим ощущениям – смерть в лице помешанного на странных идеалах человека скоро поднимется на несчастливый тринадцатый этаж, минуя унылые стены подъезда с облупившейся краской цвета серы. Минуя сломанный лифт и преодолевая лестничные пролеты в пару шагов. Со свитой, с оружием, с невыносимо серьезным выражением лица – он скоро будет здесь. Игра в прятки не кончилась ничем хорошим. Он скоро будет здесь, а она проиграла. Независимо от того, как старательно пряталась. Она стоит у окна, уже не ощущая сквозняка, который пробегает мурашками по бледной коже. Она курит тяжелую сигарету, выдыхая дым в темноту пустой комнаты. И смотрит все так же высокомерно – этого у нее не отнимет даже смертельная усталость и разливающаяся по телу боль. Сильная женщина остается сильной, независимо от того, насколько давит на нее окружающий мир. Независимо от ситуации, тяжесть которой оседает на плечи, грозясь жестко вдавить в землю, подкосить дрожащие босые ноги и разбить самообладание в дребезги. Она не теряет чувства достоинства даже сейчас – на фоне обшарпанных старых обоев забытой богом московской квартиры, что спряталась на окраине города в самом никчемном районе. Она не сломается, терпеть боль для нее не в новинку. Когда-то она срывала ноги в кровь, которой пропитывались белоснежные пуанты, когда-то она была примой, любовью всей России, что с восхищением и трепетом наслаждалась балетом. Еще при Союзе высокопоставленные лица осыпали ее цветами и кланялись в ноги, нуждаясь в красоте, что несла она в этот мир, еще в те далекие времена ее молодости она сверкала на сцене яркой звездой и не думала, что закончит свое существование среди унылых стен холодной облезлой комнаты. Она думала: если уйдет – уйдет красиво. Впрочем, уже не ей судить об эстетичности кровавых ошметков на старых обоях после того, как палец надавит на курок. - Ну что же… Это конец. Он скоро будет здесь, - она грустно усмехается и тушит сигарету об подоконник, - Чертов ублюдок. За окном слышится визг шин, искусственный свет ударяет ей в спину, отчего становится видно ее болезненную худобу и глубокие тени на лице. Она всегда была худой и острой, но сейчас ее образ теряет краски. Впрочем, не теряет силы… Она смотрит все так же уверенно, как нерушимая скала, которую, несмотря на всю мощь, не раз ударяло разрушающей морской волной. Яков стоит напротив и смотрит прямо. Больно видеть бывшую жену за мгновенье до трагического конца, но сказать об этом он просто не может, потому мнется на месте не в состоянии взять себя в руки. Он любит ее, невыносимо любит. И больно ему так же, как и ей – он чувствует ее и позволяет этим чувствам перенестись на себя, чтобы разделить ее последнюю боль. - Лиличка… Ты должна найти их, - это «их» повисает в воздухе тяжелым грузом. Яков знает, что только Лилия способна на это, она всегда была сильнее всех в их группе. - Их все равно убьют, - хмыкает она и нащупывает револьвер в пространстве между подоконником и безнадежно холодной батареей, - ты же знаешь эту сволочь. Он уже почти добрался до меня, я чувствую, как он поднимается по лестнице. Мы уже ничего не сможем сделать. Он всегда на шаг впереди. - Нет! Я верю, что они справятся. Ты должна дать им шанс бороться, - Яков и сам не уверен в своих словах, но говорит он серьезно, распаляясь от осознания, что если сейчас ничего не сделать – умрет еще больше людей. И живых, и не рождённых. Он подходит ближе и позволяет себе крепкие объятия, практически чувствуя, как Лилия умирает прямо здесь и сейчас, не дождавшись прихода палача. Она такая хрупкая, но ее внутреннюю силу не уничтожит никто. Невероятно. Она грустно усмехается и сжимает его руку. - Тогда позаботься о них. Она напрягается, закрывает глаза и ищет внутри своего сознания то самое «нечто», что выходит за пределы человеческого понимания. Она уверенно продолжает стоять на ногах, пусть Яков и чувствует дрожь. Он никогда не посмеет назвать ее слабой, она – самый сильный человек из всех, кого он знает. И сейчас ее сознание расширяется, выходит за рамки и улетает куда-то далеко отсюда. И улетело бы не возвращаясь, если бы не было привязано к телу… - Вижу! – она резко распахивает глаза, крепко сжимает плечо Фельцмана и ловит свое сознание через несколько километров отсюда. И одновременно с тем – еще дальше. Она одновременно везде и нигде, ее тело напряжено, а зрачки расширены, - я вижу их. Лилия находит тех, кого искала, по всему земному шарику, в разных точках мира, в одно мгновенье пересекая сотни и тысячи километров. Сейчас она и здесь, и там, и повсюду. Она смотрит на рыжую девушку на крыше высотки, что уверенно смотрит через прицел снайперской винтовки на человека в окне соседнего здания. Наблюдает за известным фигуристом, решившим расслабиться среди обычных людей на городском катке. Выискивает среди множества богато одетых людей на светской вечеринке светловолосого парня с бокалом шампанского в окружении красивых женщин. Улавливает задорный смех красавицы-итальянки, что ставит перед двумя мужчинами чашки с горячим шоколадом и переключает музыку на компьютере освободившейся рукой. Проносится видением на дороге перед стремительно мчащимся вперед мотоциклом, успевая заметить, как недоверчиво щурится при виде ее парень в кожаной куртке. Отражается в зеркале рядом с засидевшимся до ночи за компьютером таиландским хакером, заставляя того резко обернуться и подавиться булочкой. Обращает на себя внимание молодого человека с кучей пакетов из торгового центра, которого держит за руку его прелестная невеста. Та что-то говорит ему, но он не слышит ничего, кроме фонового шума, а видит в толпе снующих туда-сюда людей лишь женщину, которая смотрит прямиком ему в глаза, пугая до чертиков. И в то же время, совершенно в другом месте, неподвижным призраком стоит на небольшой, но просторной кухоньке за спиной у пухленького парнишки-азиата, который, словно почувствовав чье-то присутствие, оборачивается и замирает. Глаза за стеклами очков в страхе расширяются, тарелки валяться из рук и разбиваются об белую плитку. Он вздрагивает и, кажется, негромко вскрикивает, глядя на женщину перед собой, и поворачивает голову чуть в сторону, натыкаясь взглядом на скудную обстановку темной комнаты, в которой прежде никогда не был. Та самая женщина теперь стоит перед окном, в руках у нее револьвер, а взгляд полон решимости и высокомерия. Ощущение такое, словно он находится в двух местах одновременно, но виденье это мимолетное – он моргает и теплый свет люстры на кухне ударяет по глазам, возвращая обратно в маленькую квартирку в Детройте. Грани сознания стерты, по коже проходит холодок, что заставляет поежится. Снег снаружи, но Лилия чувствует, как снежинки падают прямо на нее с потолка. Нет-нет, не с потолка – над ней темное небо с безликими тучами, тяжелыми и грузными, готовыми вот-вот взорваться. Холодный ветер дает пощечину, босые ноги горят в холодном снегу, кардиган слишком легкий, чтобы спасти от суровой русской зимы. Лилия без труда узнает улицы Петербурга, в котором бывала слишком часто, чтобы не запомнить. Перед ней каток под открытым небом, залитый светом ночных фонарей, и множество людей со счастливыми улыбками, не обращающих внимания на странную женщину, что стоит босиком посреди снежной улицы. Никто не смотрит на нее. Потому что никто не видит. Лишь голубые глаза в удивлении расширяются, а их владелец теряет дар речи и ориентацию в пространстве, засмотревшись на Лилию и не заметив, как под ногами кончился лед. Секундное замешательство и Виктор уже обнаруживает себя с головой в сугробе, в который соскользнул слишком внезапно, чтобы это осознать. «Вот смехота ведь, - придет ему потом уже в ясную голову запоздавшая мысль, - задница легенды России по фигурному катанию торчит из сугроба после неудачного падения». А сейчас Виктор лишь в недоумении вытряхивает себя из снега и снег из себя и потерянно смотрит на холодный деревянный пол, на котором сидит, поднимает взгляд – натыкается на обшарпанные стены чужой квартиры и женщину, что стоит у окна, сжимая в руках револьвер. Затем лишь секунда, а под ним снова сугроб, а там, впереди, на заснеженной питерской улице, никого словно и не было. А ведь ему могло просто привидеться. В последнее время он слишком себя перенапрягает, потому галлюцинации на почве усталости могли быть результатом изнуряющих тренировок. Пропавшая без вести полгода назад прима-балерина Лилия Барановская растворилась среди случайных прохожих, оставляя Виктора в глубочайшем замешательстве. «Это что сейчас было?..» Та же фраза проносится не только в его голове, а также заставляет напрячься и остальных невольных участников этой неразберихи. Лилия тяжело выдыхает, а ноги все же подкашиваются, но Яков держит ее крепко, не позволяя упасть. Здесь она выполнила свою миссию. Осталось сделать последний шаг… в пропасть. - Он уже здесь, - невесело усмехается она. Ведь чувствует – кто-то уже проносится по лестничной клетке на пару этажей ниже, - можешь уже оставить меня. - Лиличка… Я бы никогда не ушел, если бы мог. Знай, я все еще люблю тебя. - Да… конечно. Потому тебе и не стоит это видеть. - А вот и наша балерина. Не в лучшем свете, позволь заметить, - чей-то едкий голосок шепчет у самого уха. Барановской и разворачиваться к нему не нужно, чтобы понять кто. И без того все ясно. Она презрительно кривиться и лаконично посылает на три веселых буквы. Сейчас уже можно не сдерживать грубостей. - Это он? – тяжелым тоном спрашивает Яков. - Он. - Фи, как некультурно. С тобой Яков? Барановская не отвечает, только оружие поднимает, жалея, что не может прострелить голову этому гаду сейчас. Ведь все происходит в ее сознании. Она на самом деле одна, в пустой комнате, и лишь связь носителей восьмого чувства позволяет видеть и слышать то, чего не понять другим. - Ты ведь не сделаешь этого? – она слышит хорошо скрываемые нотки волнения, а после хмыкает, перезаряжая револьвер. Сделает. Это то, что не подлежит сомнению. Она всегда была бесстрашной. И все в этой комнате это понимали слишком хорошо. Потому Яков исчезает, грустно кивнув на прощание. А Лилия остается наедине с тем мудаком, от которого так долго пряталась по всей необъятной России. - Не посмеешь! – он со злостью рычит ей в ухо, но она непоколебима. Рука не дрогнет, когда она поднесет револьвер к виску. - Остановите её! – дверь квартиры сносят с одного удара, и тот самый голос теперь уже реален – кричит на нее из коридора, стремительно приближаясь. А за ним топот ног и люди с оружием. - Пошел к черту, - презрительно выплевывает Барановская и спускает курок. Оглушительный выстрел, казалось, заглушил собою все вокруг. И восемь людей в разных точках земного шара в тот же миг ощутили дичайшую головную боль и чувство потери, взявшееся из неоткуда. Все они видели, как одним бесстрашным движением женщина в темной квартире закончила свою жизнь.