Sense8

- Новости вруби, - орет трубка голосом Плисецкого, и это первое, что слышит Виктор ранним утречком. Он еще одной ногой в сонном царстве и уж точно не горит желанием пробуждаться от криков. - Ну, что ты хочешь от меня в такую рань? – с недовольством тянет Виктор, потирая глаза и широко зевая. - Только не говори мне, что ты спишь! - Хорошо, не буду. На другом конце слышится вымученный стон и следом за ним полное укора замечание: - Два часа дня, Виктор. - Серьезно? Я вообще не выспался, - хрипит Никифоров, заворачиваясь в одеяло и укладываясь в позу эмбриона, - давай ты мне потом расскажешь, а? Пока я приведу себя в чувство, уже будет вечер, можем по городу пошататься, если хочешь. - Окей, - бубнит Плисецкий и вешает трубку. Через минуту телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении. «Зайдешь за мной в 6», - Юрка как всегда своей категоричностью, что ощущается даже сквозь безжизненную технику, не дает возможности возразить. А пока Виктор Никифоров чешет задницу по дороге в ванную, после того, как чудо-кровать его все же отпустила в мир суровых реалий, Юри Кацуки просыпается ни свет ни заря, чтобы встретить в аэропорту старую подругу, прибывшую из родной Японии к нему погостить. Они не виделись лет пять, и Юри чуть не пищал от восторга, когда Юко сообщила, что хочет приехать. Она собрала достаточно денег, получила разрешение от мужа и засыпала Юри сообщениями с подробностями своего приезда и планами на отдых. Сам же Юри провел неделю в экономном режиме, уделяя максимум внимания работе, дабы ему позволили взять отпуск. И вот теперь Кацуки со счастливой улыбкой на лице мчится в аэропорт, представляя, как по прибытию домой приготовит подруге вкуснейший кацудон по фирменному матушкиному рецепту, который позволял себе только по праздникам. Пусть не в 6, а на полчаса позже – Никифоров пунктуальностью не отличался никогда – к жутко недовольному Юрке постучался его старший товарищ по льду со своей пушистой псиной на поводке и тут же вытащил на экскурсию по Питеру под проводом местных жителей. Уж больно давно оба фигуриста не обновляли инстаграм, да и питерские достопримечательности были тем, что надоесть попросту не может. Потому грех было не пройтись по Невскому, периодически притормаживая ради новых фотографий или интересных заведений. Виктор шагал вперед, попивая сладкий кофе из пластикового стаканчика, рядом семенил пушистый Маккачин, а сбоку, натянув повыше леопардовый шарф, шел Юра, что-то пассивно-агрессивно втирая и при этом вяло жестикулируя. Запас шуток на тему «Какой же Никифоров идиот» исчерпали себя еще в первые сорок минут, да и устал пацан от долгой ходьбы, потому сейчас он просто что-то рассказывал, что было интересно лично для него и абсолютно по барабану для Виктора. Рядом с этим хулиганистым подростком в пубертатном периоде он чувствовал себя заботливым старшим братом, чьим долгом было следить, чтобы Юрка не вляпался в неприятности, что с его характером было до смешного просто. В Петербурге Юра жил под опекой матери, которой до него, откровенно говоря, дела-то особо не было. Любил Плисецкий только своего дедушку, и до того сильно, что заговори он о нем – в глазах загорались звездочки восхищения. Дедушка у него, кажется, содержал преступную организацию в столице, чем пару раз Юра пытался Виктора припугнуть, но как понял, что ничего из этого не выйдет – отстал и теперь пугал «ножами в ботинках». На это Виктор только смеялся. В воздухе неожиданно повис приятный аромат, соблазняя вкусовые рецепторы. Поток речи Юры Виктор прервал внезапным объявлением, сказанным без особого обдумывания, чем вначале вызвал у того недоумение: - Я есть хочу. - А? – понимая, что до этого его не слушали, Юра недовольно поджал губы, но все же предложил голодному товарищу следующее: - давай что ли шавермы купим? - Неа. Хочу… японской еды! - Ишь какой привередливый. Тут вроде неподалеку суши-бар был… - Неа. Кацудон хочу. - Че? – Юра посмотрел на Виктора как на инопланетянина. - Кацудон… - Виктор задумчиво прижал палец к губам, раздумывая, где раньше мог слышать это слово. Да только на ум ничего не приходило, потому что… этого слова он не слышал никогда. Приятный аромат все так же взбудораживал, отвлекая от всего прочего и вызывая дичайшее желание поужинать. Аромат этот заполнил собою всю кухню, исходя от свинины, что жарилась на сковородке. - Вкуснятина! Как всегда радуешь, Юри, - Юко довольно уплетает кулинарный шедевр, пока друг суетиться у плиты над новой порцией кацудона. После долгого перелета она поспала всего пару часов, а после – заявила, что свой первый день в Америке она проспать не хочет, и заставила Юри бросить все и вооружиться сковородкой. Она не видела его словно целую вечность и безумно соскучилась, а теперь улыбалась во все лицо, сидя на маленькой кухоньке и пересказывая ему последние события. - Спасибо, рад, что тебе понравилось, - улыбается ей в ответ Юри, выкладывая вторую порцию блюда на тарелку, - чем хочешь заняться сегодня? Я так понимаю, спать ты не собираешься? - Неа. Знаешь что, я хочу сходить на каток! - Здесь катки такие же, как в Хасецу… Может лучше город посмотрим? Но Юко была неумолима. Фигурное катание она обожала, как и ее муж. Даже тройняшек своих они назвали в честь прыжков, чему, честно говоря, Юри поражается до сих пор. Юко работала в Ледовом Дворце Хасецу, смотрела каждый чемпионат и знала всех фигуристов поименно, не говоря уже о биографии и личностных качествах. Особенно фанатела она от какого-то русского гения фигурного катания и считала своим долгом упасть Юри на уши тем, насколько тот шикарен. Впрочем, Юри не особо слушал. Его фигурное катание обошло стороной. С тех самых пор, как он вывихнул ногу, впервые попробовав самостоятельно проехаться. - Решено! Сейчас пообедаем и будем собираться! - Ла-адно, - без особого энтузиазма ответил Юри. Желание гостя – закон. А город ей показать он еще успеет. В то же время Виктор и Юра завалились в суши-бар, падая на мягкие диванчики и громко переругиваясь. Виктор уже успел задолбать персонал своей глупой прихотью, и теперь, узнав, что кацудона в меню нет, меланхолично пожевывал лапшу, пока Юра не мог определиться на страничке с безалкогольными коктейлями, в которые его уткнул заботливый старший товарищ. - Возьми молочный. - Виктор, заебал, я не ребенок, - гневно отзывается Плисецкий, - и я в состоянии выбрать сам. - А по-моему, ребенок. Самый настоящий. Это даже мило. - Заведи себе своих уже, а от меня отстань. Серьезно, Виктор, ты ж так сдохнешь в одиночестве. В окружении собак. Сильный и независимый мужчина, блин. - Ты что-то имеешь против собак? – поинтересовался Виктор, потягивая из миски макаронину. Маккачин, которого еле упросили втащить с собою в помещение в качестве поблажки знаменитостям, серьезно посмотрел на Юру, будто тоже ожидая ответа на этот вопрос. - Я больше кошек люблю, - фыркнул Плисецкий и пролистал страницы обратно к чаю, - а ты бы лучше себе бабу нашел. - Мне это не нужно… - только Виктор начал задумывать о том, с хера ли этот мелкий вообще переживает о его личной жизни, как судьба сама подбросила ему то, от чего он не смог оторвать глаз… Виктор чувствует чье-то присутствие, не такое, как в окружении других людей. Это чувство было совершенно точно неземным, и Виктор поворачивает голову, на мгновенье зависая и следя за тем, как мимо него медленно проходит пухленький азиат, поправляя очки в голубой оправе. Тот поднимает взгляд на Виктора и его карие глаза расширяются в удивлении и легком испуге. Ощущение это не передать словами, он словно находится в двух местах одновременно, чувствуя их здесь и сейчас. И осознается это слишком странно, чтобы вот так просто понять. На дворе ясный день, легкий ветерок щекочет кожу. Виктор стоит на маленьком балкончике, а перед глазами открывается вид на город, который он прежде не видел. Юри стоит в спальне и смотрит на чужую спину через открытую дверь, что разделяет комнату с балконом. Его щеки предательски алеют, стоит лишь незнакомцу повернуть голову и посмотреть ему прямо в глаза. «Красивый…» - думает Юри перед тем, как задать себе вопрос: откуда этот человек вообще в его доме? Откуда в его голове… Это ведь просто галлюцинации?! «Какое солнышко!» - думает Виктор, прежде чем отвлекается на щелчок пальцами от Юрки. Связь прерывается. Они оба вновь возвращаются в собственное сознание. - Земля вызывает Никифорова, прием! - А? - Бэ, блять. Не тормози. - Кажется, у меня снова появилось вдохновение… Мне срочно нужно на каток! - Блин, какой ты сложный. Давай хоть доедим, а? – в завершение своей реплики Юра недовольно вогнал в ролл деревянную палочку. - Так что за новости ты хотел рассказать? – внезапно спрашивает его Виктор, и Юра приподнимает бровь в немом вопросе, - ну, ты с утра звонил мне. - Ах да, можешь даже загуглить, чтоб самому глянуть. Барановскую нашли. Ты о ней столько пиздел, что я решил сказать тебе ради своего спокойствия. Ее бывший муж пришил - Яков Фельцман, кажется. Как оказалось, он вдобавок еще и международный преступник, его теперь все ищут, а он здесь, в Питере тусуется, прикинь? В аэропорту засняли. У Виктора не находится подходящих слов, чтобы высказать свое состояние. Он молча пялится в экран телефона, из которого смотрит на него главная новость дня – Яков… Какой-то до одури знакомый этот Яков. - Я его где-то видел… У меня такое чувство, будто я его знаю. - Вить, завязывай уже, окей? Не знаешь ты его, ты просто умом ебнулся. Доедай и вали уже в свой Ледовый. На сегодня твоей компании мне хватило. Ну, и Виктор свалил. А что ему еще делать? Он чувствовал лишь то, как неведомое ранее ощущение тащит его на каток. Он называл это вдохновением и мечтал как можно быстрее ощутить лед под ногами. Душой чувствовал – в этот раз он будет кататься как прежде: идеально. Юри ступает на лед с опаской, держится за бортик и медленными шажочками продвигается вслед за Юко, которая уверенно несется вперед, ловко объезжая людей на своем пути. Она делает это красиво. А Юри чувствует себя идиотом. Зачем идти на каток, когда ноги дрожат от страха упасть и разбить колени? Нишигори подъезжает к нему с улыбкой, хватает за руки и задорно говорит: «Не бойся». Тянет в самый центр, а у Юри от всего этого сердце уходит в пятки. Не хватало еще ему застрять тут, когда подруга решит проехать еще один кружок, оставляя его одинокого и беспомощного. Людей не так много, так что в случае приземления на пятую точку будет чуть менее стыдно. На фоне играет ненавязчивая музыка, люди нарезают круги вокруг него, а в голове уже строится полномасштабный план побега. Юко смеется, медленно везет его к центру и отпускает руки, теперь уже кружась возле него с намерением растормошить. Виктор на другом конце планеты так же стоит на середине катка, радуясь, что сейчас здесь никого, а охрана его знает и позволяет приходить сюда так поздно вечером. Маккачин как верный пес весело лает ему с трибун. Виктор прикрывает глаза и медленно выдыхает. Юко отвлекается на музыку и восторженно пищит, начиная кружится все быстрее. Ее радость неожиданна и непонятна Юри, пока подруга не подъезжает к нему вплотную и не хватает за руки, счастливо крича на ухо: - Это же тема, под которую Никифоров взял золото на последнем чемпионате! Кажется, она узнала ее с первых аккордов. Юри не может справиться с невыносимым желанием выгнутся с грацией лебедя. Музыка что-то пробуждает в его сердце, и он удивленно вздыхает. Юко в недоумении моргает, видя как Кацуки запускает руку в растрепанные волосы, приглаживая их назад. Что-то во взгляде его не так. Что-то в нем переменилось. Особенно это становится видно, когда глаза его не скрыты за стеклами, они теперь горят, словно живые огоньки, распаляя и сжигая каждого, кто в них посмотрит. Он передает Юко свои очки и легко, словно до того не боялся сделать лишний шаг, выезжает точно к центру и так и замирает там. Виктор чувствует, как его тело наполняется теплом. Слышит знакомую до боли музыку, пусть и знает, что на катке сейчас тихо и взяться она могла лишь… откуда? Из какого мира? Из чьего сознания? Он стоит в центре катка и тело само начинает движение. Он поднимает голову вверх, ощущая себя на вершине вдохновения. Грациозно выгибает руку и затем прижимает обе руки к себе. В каждом его движении легкость, но в то же время невероятная сила. Юри вторит его движениям и каждый взмах рукой заставляет Юко удивленно ахнуть и отъехать поближе к бортику, дабы не мешать – ей кажется, или здесь, на этом катке, она наблюдает за рождением истории? У Кацуки совершенно спокойное выражение лица, настолько умиротворенное, что Юко трудно поверить, что это тот Юри, которого она знает. Он танцует так, словно родился на льду, в его глазах то, что сложно для понимания. Он будто находится сейчас в другом мире. Он завораживает всех, кто смотрит на него. А затем он без труда отрывается от поверхности льда и рассекает воздух изящным вращением тела - делает один из тех невозможных прыжков, которым фигуристы обучаются многие годы, и Юко прижимает руки ко рту, пораженно охая. Ей кажется, или в глазах у нее стоят слезы? Техника до того чиста, до того идеальна… Совершенно, как у Виктора, который на питерском катке в полном одиночестве, одержимый вдохновением откатывает свою золотую программу. Юко очарована, не может оторвать взгляда. На Юри смотрят сейчас абсолютно все, люди прижались к бортикам, чтобы не мешать японцу творить здесь свое волшебство. Он выдает сложные комбинации, прыгает высоко и, несмотря на свой вес, парит легким перышком. Красиво. Виктор сквозь пелену в глазах видит людей, но игнорирует чужое присутствие, его эмоции сейчас зашкаливают, выплескиваясь наружу в прыжках до самого потолка. Он меняет программу на ходу, следуя за музыкой в своей голове, и Юри повторяет за ним, так же достигая высшей степени удовольствия от фигурного катания. И почему он раньше этим не занимался? Так странно... Так легко. Они не замечают тяжести в груди после долгого и сложного проката, золотая программа меняется и совершенствуется на глазах у завороженых зрителей, наполняясь порывом душевной импровизации. Виктор чувствует - у него хватит сил под последние ноты звучащей в голове музыки прыгнуть свой коронный прыжок. Четверной флип как фееричное завершение выступления поражает всех, ведь Виктор Никифоров – единственный, кто до сего момента его выполнял. И именно Виктор сейчас застывает посреди катка в расслабленной позе, чувствуя, как бешено колотится сердце, и взрывается аплодисментами зал. Он смотрит на множество людей, которые свистят, громко поздравляют и восхищаются, которые хлопают ему, и удивленно приоткрывает рот. Что произошло? Юри Кацуки закрывает лицо руками, помня каждый миг, но не понимая… совершенно ничего не понимая, черт возьми! Это точно происходит с ним? Когда он подъезжает к бортику – чувствует, как легко теперь скользят коньки по поверхности льда. Словно и не было того страха. Юко ловит его в крепкие объятия, что-то громко кричит и притворно возмущается, потому что Юри не сказал ей, что такое умеет. «А я и не умею», - отрешенно думает Юри. «Умеешь. Я же умею», - с задорным смехом отвечает ему подсознание голосом Виктора.