Там высоко

Усыпляюще стучат колёса поезда. В нём не много пассажиров — серые, блёклые, уставшие лица людей чем-то неуловимо похожи друг на друга. Упрятав лицо в тени капюшона и подперев ладонью щёку, Странник скучающим взглядом провожает мелькающие за окном столбы. Он не помнит своего имени, понятия не имеет, кто он и откуда — только иногда накатывают смутные цветные образы — не знает, как оказался в этом поезде, куда и откуда тот следует. Кажется, здесь не существует времени, пассажиры иногда сменяют друг друга — одинаково серые и безликие, к нему они никогда не приближаются. Странник уже не совсем уверен, что сможет заговорить, если придётся. Впрочем, они могут бояться лежащего по правую руку меча. Когда становится совсем пусто, Странник касается резной рукояти, и успокаивающая вибрация, проходящая по руке, помогает не потерять себя. — Красивый пейзаж, правда? — звучит женский голос. Странник поднимает взгляд. На сидении напротив устроилась, поджав под себя босые ноги, девушка, разительно отличающаяся от других пассажиров. В её лице есть краски. Белокурые кудряшки, большие голубые глаза, пухлые розовые губки. Её можно было бы назвать ангелом, но Странник чувствует — она что-то другое. Незнакомка окидывает его внимательным взглядом — холодным, расчётливым, жёстким, неженским и нечеловеческим. — Ты застрял здесь случайно. Тебя ждут и тебе ещё рано уходить. Если сможешь вспомнить своё имя — сможешь вернуться в свой мир. Девушка исчезает, словно её и не было. Странник передёргивает плечом. Он терпеть не может, когда им распоряжаются всякие высшие силы. Что ж, хоть что-то он о себе помнит. Имя… Он касается рукояти меча. Его зовут Ребеллион, это Странник откуда-то знает точно, но вот со своим именем всё сложнее. Воспоминания подёрнуты молочно-непроглядным туманом, пробиться сквозь который почти невозможно. Он прикрывает глаза и пытается отыскать хотя бы те смутные образы. Ощущение тепла… бережные прикосновения, нежный поцелуй… вкус чужих губ — мягкая кожа, нотки чая и совсем чуть табачного дыма… едва намеченная улыбка… родной, знакомый, срывающийся голос, шепчущий имя… Ослепляющая вспышка. — Меня зовут Данте. Он вешает Ребеллион за спину. Одного имени явно недостаточно, но оставаться в поезде, следующем вечным маршрутом без начальной и конечной станции, смысла нет. Он сходит. Данте выходит в тамбур. Поезд не собирается сбавлять ход, но он и не собирается этого ждать. Ему не привыкать прыгать на полном ходу. С поезда… или в бездну. — Я прыгаю, ты поворачиваешь, — смутное воспоминание о девушке с баллончиком краски. Ей можно довериться. Он поворачивается спиной к открытой двери и отпускает поручень. Тело подхватывает порыв ледяного ветра, и в следующий момент Данте обнаруживает себя на вокзале Лимбо-сити. От мрачного парня с двуручником за спиной тут же шарахается какая-то слишком нервная дамочка. Он отмахивается и идёт к выходу. Нефилим бродит по улицам города, на которых провёл большую часть сознательной жизни, и не узнаёт их. Он не помнит этих вывесок, не знает поворотов этих улиц. Нужно найти брата. Хотя бы убедиться, что у них с Кэт всё хорошо. Может, это вообще какой-то параллельный мир. А может, он всё-таки не выжил. Он помнит сильный удар о каменные плиты, долгий изматывающий бой и ещё более долгие скитания по враждебному миру. Иссушающий жар сменялся пронизывающим холодом, сражаться же за свою жизнь приходилось непрерывно. Таких тварей, как в аду, в Лимбо ему не попадалось и чаще, чем браться за меч, приходилось бежать. А вот как попал в поезд, этого он не помнит. Стрип-клуб, в котором он оставил Верга, оказывается закрыт. Данте накручивает круги вокруг квартала, пытаясь сообразить, что вообще происходит. Может быть, он отсутствовал не один день… даже наверняка не один день. Неделя, две? Они могли уже вернуться к Дедушке. По крайней мере, начать оттуда кажется ему правильным. Он на всякий случай заглядывает в старое здание Ордена, но проводит там не больше минуты — в осыпающихся обветшавших стенах никто не живёт. Что ж, ещё один поезд. Только теперь нормальный. Данте пихает чуть приоткрытую калитку и входит во двор. Он совсем не уверен, что правильно пришёл сюда, ведь они могли переехать и вообще его не ждать… Или даже вообще не добраться, но об этом не хочется даже думать. Он успевает сделать разве что пару шагов, как его едва не сбивает с ног бросившаяся на шею девчонка. — Данте! Ты всё-таки вернулся! Нефилим с трудом отцепляет её от себя, берёт за плечи, вглядываясь в смутно знакомые черты… И обессилено опускается на колени. Чёрт. Чёрт! — Кэтти, сколько… сколько меня не было? Девочка морщит нос, задумавшись. — Три года… или четыре? Данте. Данте, что с тобой? Тебе плохо? Нефилим до крови прикусывает щеку, стараясь успокоиться и перестать пугать девочку. Четыре года отсутствия… катастрофа. — Пойдём, — девочка берёт его за руку и тянет в сторону лавки. — Давай я тебе кофе сделаю? Я помню, как ты любишь. Данте молча кивает, опасаясь, что голос ему изменит. Он… напуган, да. И совсем не знает, что с этим делать. Девочка убегает в дом и возвращается, кажется, через секунду, впихивая ему в руки кружку с кофе и мятую пачку сигарет. Пожимает плечами в ответ на вопросительный взгляд. — Они всегда там лежат. Верг всегда курит, когда нервничает. Данте чувствует, как сердце пропускает удар, а после начинает биться вдвое чаще. — Он здесь? Кэтти огорчённо качает головой. — Он работает. Мама заболела, нужно много денег на лечение. И Кэт работает, а Дедушка гуляет с Максом. «Это ещё кто?» — хотел бы спросить Данте, но не решается. Это не его дело. Он потерял право задавать вопросы, пропав на четыре года. Он залпом выпивает горячий кофе, обжигая горло, суёт кружку в руки девочки и встаёт с лавки. — Мне надо идти, малышка. Он сбегает, как последний трус, да. Но он просто не в силах свалиться им на голову без предупреждения спустя четыре года. Это… Он наверняка уже им не нужен, у них всех своя жизнь. А ему не привыкать к одиночеству. Всё равно он умеет только убивать… — Стоять! — громыхает совсем рядом знакомый голос, а сильная рука за шкирку, как нашкодившего котёнка, приподнимает над землёй. — Куда это тебе надо, чудушко? Зашёл и даже не поздоровался. — Дедушка! — радостно вскрикивает Кэтти, а Данте только вздыхает. Не успел. Демон рывком усаживает его обратно на лавку и, наградив мощным подзатыльником, наконец отпускает. Данте опасливо оборачивается. — Что за взгляд? Разве так должен смотреть победитель Мундуса? — Я его всё-таки убил? — Похоже на то, — Дедушка кивает и смотрит очень внимательно и серьёзно. — А теперь рассказывай, блудный внук, где тебя столько лет носило? Данте качает головой. — Не помню. Я провалился в ад, а потом не знаю. Даже не знаю, как выбрался. Мне лучше уйти. — Дай это решать тем, кто всё это время тебя искал. Кэт вернётся с минуты на минуту. И ты очень её обидишь, если просто сбежишь. Данте снова молча кивает. Вертит в пальцах сигареты. Если напрячься, можно даже почувствовать отголоски ауры Вергилия, который вот так же вертел эту пачку, когда размышлял. Значит, брат всё-таки начал курить… Что-то внутри него напрягается, реагируя на появление новых людей. Глубоко вдохнув, он узнаёт запах Кэт — странную смесь сушёных трав, сладкой выпечки и хны, а вот второй запах ему незнаком. — У нас гости? — весело спрашивает Кэт, кажется, не узнав его со спины. Данте боится обернуться и увидеть её, вернее — дать ей увидеть себя. Он не знает, какой реакции ждать. Выругав себя за нерешительность, нефилим медленно оборачивается. Кэт стоит посреди тропинки, одетая в лёгкое светлое платье, отросшие волосы густой волной укрывают узкие плечи, а рука крепко сжимает ладошку мальчика лет трёх. И по мере того, как в глазах ведьмочки проступает узнавание, радостная улыбка медленно гаснет. Данте едва успевает, подскочив к девушке, подхватить её, падающую в обморок. Впрочем, стоит к ней прикоснуться, Кэт мгновенно приходит в себя и вцепляется в него мёртвой хваткой. — Данте, ты… Ты мне не кажешься? — Конечно, кажусь, — Данте кивает, пряча обеспокоенность за шутливостью. — И ты пытаешься задушить призрака. Кэт замахивается, и Данте ожидает как минимум затрещины, но рука девушки всего лишь ласково взъерошивает ему волосы. Кэт снова улыбается — вымученно и неверяще. — Мы обыскали весь Лимбо и чуть не перевернули реальный мир вверх дном… Почти отчаялись… А ты… живой. Слава богу, ты живой, Данте. Не по-женски крепкие объятия становятся неожиданностью. Данте осторожно кладёт ладони ей на плечи, боясь прижать девушку к себе. Он всё ещё не уверен. — Кэт, если… Если я опоздал, если не вовремя… Ты скажи. Я не хочу и не буду третьим лишним. Лучше уйду и не стану мешать. — Ты о чём? — в глазах Кэт проступает растерянность. — Ты же домой вернулся. А, — она слегка улыбается, взглянув на отбежавшего к Дедушке мальчишку. — Данте, ну глупость же. Макс мне не сын, и уж тем более не сын Вергилия. Разве ты не чувствуешь, что он человек? Дедушкин найдёныш. Как и все мы, в общем. Не бойся, никто тебя не прогонит. Пойдём, — медиум берёт его за руку и переплетает пальцы, чтобы не вырвался. — Тебе нужно отдохнуть. Вергилий только вечером вернётся. — Может… — Он ждёт тебя, — Кэт не даёт ему закончить. — Даже не сомневайся. Нефилим кивает и позволяет увести себя в дом. Вергилий, оказывается, так и живёт в той же комнате на втором этаже, только на двери теперь замок, впрочем, незапертый. Данте входит с опаской, и тут же чувствует, как к горлу подкатывает горький комок. Комната выглядит так, словно он вышел отсюда только вчера, ни одного изменения, даже ноутбук на тумбочке повёрнут ровно на тот же угол. Нефилим оставляет меч у стены, там же, где обычно, присаживается на край кровати и проводит ладонью по крышке ноутбука. Ну конечно, тот самый, хотя за четыре-то года брат мог бы подобрать себе что-то современнее и мощнее. В тумбочке находится и флэшка, но хотя бы она не единственная, иначе стало бы совсем тоскливо. Только сейчас поняв, насколько устал, Данте сворачивается в клубок на неразобранной кровати, уткнувшись носом в подушку, хранящую запах брата, и проваливается в сон без сновидений. Инстинкты демона поднимают его в тот момент, когда внизу хлопает входная дверь. Торопливые шаги, почти бег, по лестнице. Конечно, он тоже не мог не заметить присутствие чужака. Данте прыжком взлетает на ноги и, не включая свет, отворачивается от двери. В спину не ударит, если что. Дверь открывается резко. Вергилий спотыкается на пороге и прикрывает дверь очень мягко, почти беззвучно. Шагов не слышно. Данте не знает, чего ждать — ругани и мордобоя, слёз, ещё одного обморока? Брат обнимает его со спины, так крепко, что становится невозможно вдохнуть, о затылок разбивается тихий выдох: — Данте, — и короткий всхлип. Он пытается обернуться, но Вергилий не даёт. Данте чувствует, что брат не то что напуган — почти в ужасе — и внутри всё обрывается. Зря он позволил уговорить себя задержаться. Никто его, призрака прошлого, здесь не ждал. — Я всё-таки сошёл с ума, да? — Нет, — он качает головой. — Ну или с ума сошли все, кто есть в доме, они меня тоже видели. — Т-ты… Я же всё обыскал, весь Лимбо, все полицейские управления, все морги, все лечебницы… Я же знал, что ты жив… что просто нужно тебя найти, — он шепчет почти лихорадочно, не столько выговариваясь, сколько пытаясь убедить себя, а Данте отчётливо слышит: не знал. Пытался надеяться, но уже похоронил. Слишком много времени прошло. Полукровке не выжить несколько лет в аду. Он аккуратно выворачивается из объятий и, не касаясь, отступает на шаг. Темно, он не может различить лица брата, только силуэт с подрагивающими плечами. Так хочется просто прижать его к себе, утешая, и плевать на всё, но нельзя. — Прости меня, брат. Я зря пришёл сюда… Слишком поздно. Прости. Мне лучше уйти и не возвращаться. — Нет! — в тихом голосе брата слышится отчаяние. Он сжимает кулаки и взгляд загорается красным. — Я не позволю тебе уйти. Сначала пропал на четыре года, а теперь пытаешься сбежать? Данте расслабляет непроизвольно напрягающиеся в ожидании драки мышцы. Он в любом случае не станет причинять брату вред, просто права не имеет. В конце концов, неплохую трёпку он действительно заслужил. Разводит руки в стороны приглашающим жестом, закрывает глаза. Что бы сейчас ни произошло, хоть меч в сердце, он примет это. Вергилий ласково обнимает его, он чувствует исходящий от брата поток щемящей нежности и короткое, неуверенное прикосновение к губам. — Данте. Посмотри на меня. Я не ударю, не прогоню. Я… я ждал тебя все эти четыре года, брат. Я просто… не ожидал, что ты можешь вернуться… так. Так просто, — с коротким вздохом Вергилий привычно утыкается в его плечо, ища защиты, и Данте, не выдержав, прижимает брата к себе, поглаживая по волосам. — Я боялся, что… что уже не увижу тебя никогда. Прости. Я должен был верить. — Тшш. Тебе не за что просить прощения. Это моя вина. Я не должен был оставлять тебя одного, нужно было придумать что-то другое. Но я так не хотел подвергать тебя опасности, братик, — Данте осторожно целует брата в нос, и тот смешно дёргается, но не пытается отстраниться. — Я никуда больше не денусь, Верг. Обещаю. — Я верю тебе, — Вергилий прижимается лбом ко лбу, успокоено выдыхает ему в губы. — Добро пожаловать домой.