Там высоко

Небольшая комната на втором этаже дома кузнеца насквозь пропахла табачным дымом. И это при том, что курение в комнате после нескольких воспитательных затрещин от Дедушки Данте всё-таки забросил. Просто, видимо, это было неизбежно. У дыма привкус бессонницы и кошмаров, разделённых на двоих. Вергилий смотрит на спину брата, прямую, расчерченную шрамами, и собирает по уголкам души осколки собственной решимости. — Это очень плохая идея, Верг, — Данте сидит на кровати, скрестив ноги, и подчёркнуто не смотрит в сторону брата и того, что тот держит в руках. — Всё будет в порядке. Доверься мне. — Будет ли? — Данте прикрывает глаза. — Ты хоть понимаешь, что я тебя покалечить могу, если вырвусь? Далеко не факт, что я смогу себя контролировать и вообще соображу, что это ты. — Не вырвешься. Дедушка сказал, что эту цепь даже ты не порвёшь. — Не хочу даже знать, что ты ему наплёл. И цепь-то, может, не порву, а вот насчёт спинки кровати у меня уверенности нет. Она деревянная, между прочим. Верг, тот, кто придумал метод шоковой терапии, рассчитывал на людей, не на меня. К тому же, если я правильно понимаю, на жертв насилия это вообще не действует. Так и окончательно психику доломать можно. — Не доломаем. Пожалуйста, брат, позволь мне попробовать. — Даже если я скажу «нет», это ведь уже ничего не изменит, верно? — Данте вздыхает коротко, поводит плечами. — Окей, я согласен. Ты только сам не поранься, экспериментатор несчастный. Если вдруг что не так — плевать на меня, телепортируйся и сматывайся к Дедушке, к нему я даже с сорванной крышей не полезу, жить хочу. — Но… — Братик, — Данте подцепляет его подбородок двумя пальцами, почти невесомо целует. — Ты пойми, пожалуйста, что я себя никогда не прощу, если что-нибудь с тобой сделаю. Не добавляй мне комплексов, их, кажется, и так уже многовато. Так что мне делать? Вергилий облизывает резко пересохшие губы, только сейчас осознавая, что одним простым вопросом Данте передал в его руки полную власть над собой. Накручивает на собственное запястье цепь — намного уже, чем следы на запястьях брата, но всё равно тяжёлую. Это неправильно, но цепочку обычных наручников Данте действительно разрывает, не напрягаясь. И тут же пытается убить того идиота, который их на него нацепил. — Ложись. И… доверься мне. Данте опускается на кровать, потягивается всем телом, как довольный сытый кот, оставляет руки за головой. И мимолётно усмехается: — Верг, я уже тебе доверился. Не растягивай прелюдию, переходи к активной фазе. Вергилий кивает и быстро, чтобы не передумать, обматывает запястья брата цепью, крепит её к спинке кровати. — Может, глаза закроешь? — потому что под внешне спокойным взглядом брата он чувствует себя куда хуже, чем просто насильником. — Братик, ты жить хочешь? Давай я всё-таки буду видеть, что это ты. Спокойнее будет. Обоим. — Хорошо. Вергилий наклоняется и едва касается губ брата. Данте выдыхает и — всего на мгновение — закрывает глаза. — Не тяни. — Подожди. Я не хочу причинить тебе боль. — Разве не в этом смысл? — Разумеется, нет, — Вергилий самыми кончиками пальцев водит по лицу брата, запоминая каждую черту, каждый шрам. Ведёт вдоль скулы, ногтем отчерчивая нитку шрама, соскальзывает к губам, слегка нажимая и оттягивая нижнюю. Данте прихватывает зубами его палец. Вергилий чувствует острые резцы и едва заметное касание языка к подушечке, будто пропускающее по телу электрический разряд. Наклоняется и мягко целует, высвобождая пальцы, медленно соскальзывает вниз, прижимая ладонью выступающие ключицы. Тело Данте по-прежнему расслаблено, это успокаивает. — Ты же никогда никому не доверял. — Думаешь, не стоило начинать? — короткий смешок. Вергилий чувствует, как на вдохе приподнимается грудь брата, и ведёт раскрытой ладонью вниз, замирает над тёмными отметинами чужих жестоких пальцев. — Не смей, — Данте напрягается мгновенно и весь. — Иначе не стоило начинать, — ладонь, не тронув шрамы, соскальзывает ниже, гладит рёбра. Успокоено выдохнув, Данте расслабляется, и Вергилию становится страшно. Ведь брат, действительно, полностью ему доверяет. И от этого только хуже. Он медленно поглаживает кожу брата, стараясь убедить — в первую очередь себя — что всё хорошо. — Данте. Ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь? — Что-нибудь — определённо. У тебя руки холодные. Верг, мне не всё равно, и я не пытаюсь от тебя закрыться, — Данте вздыхает, закрывая глаза. И его тело тут же, он это явно не контролирует, напрягается, пытаясь уйти из-под лёгкого прикосновения. — Но, как видишь, я не могу сказать, что находиться в таком положении мне приятно. Так что давай либо закончим это, если ты не можешь решиться, либо делай уже, что хотел, и покончим с этим. Вергилий кивает. Брат прав — нужно или делать, или… Вот только это неправильно… так. — Ты прав. Давай закончим. Это неправильно, — дотянувшись, он аккуратно разматывает стянувшую запястья брата цепь. — Я не хочу, чтобы это было так. Не хочу, чтобы тебе было больно, — он ложится рядом, утыкается лбом в плечо брата. — Прости. Я, правда, хотел помочь. — Всё хорошо, Верг, — Данте слегка прижимает ладонью его плечи. — Я справлюсь. * * * — Что, опять сорвалось? — почти сочувственно интересуется Дедушка, обнаружив его на кухне. Данте неопределённо передёргивает плечом. Тому, что демон знает обо всём, что происходит в доме, он давно не удивляется. К тому же, Верг вряд ли мог придумать что-то правдоподобное, когда выпрашивал цепь. Покачав головой, Дедушка достаёт из верхнего шкафа объёмную бутыль с плещущейся внутри тёмно-янтарной жидкостью, ставит на стол вместе с парой стаканов. — Давай-ка выпьем и поговорим. Данте принимает наполненный стакан, всматривается в жидкость. Он перепробовал всё, что могли придумать люди и демоны, удивить его алкоголем крайне сложно. А пытаться перепить чистокровного демона — глупо. Нефилим опрокидывает стакан в себя и с удовольствием облизывается. Такого он раньше не пробовал — даже не понять, что это, видимо, какой-то личный рецепт. У напитка мягкий вкус, он не бьёт в голову, разливается внутри чуть горчащим теплом. — Рассказывай. Данте мотает головой. Он ещё не настолько отчаялся, чтобы жаловаться на проблемы с сексом. — Не хочешь? — Дедушка покачивает своим ополовиненным стаканом. — А сам знаешь, в чём проблема? Он кивает. Проблема… точно. — Ну-ка посмотри на меня, — жёсткие пальцы повелительно цепляют подбородок, вскидывая голову. Незаметно оказавшийся вплотную Дедушка внимательно вглядывается в глаза. Взгляд у демона тяжёлый, кажется, пронизывающий насквозь, но отвернуться не получается. — Вот оно как… Ублюдок. За одно это его стоит убить, — Дедушка убирает пальцы и, помедлив, ласково гладит по голове. Отстраняться не хочется. — Несчастный искалеченный ребёнок… Не этого тебе желали родители, совсем не этого… — Вы их знали? — Ну кто же не знает легендарного предателя Спарду? Нет, лично встретиться не довелось. Но я могу их понять. Похоже, они вас очень любили. И Мундус об этом знал. Я помогу, Данте, если ты позволишь. Нефилим прикрывает глаза, перебирая в пальцах грани стакана. — Боишься. Это нормально. Я обещаю, я тебе ни одной царапины не оставлю. Но твой брат прав, тебя необходимо перезагрузить. Иначе ничем хорошим это не закончится. — Не в царапинах дело. Их я не боюсь, — решившись, он резко, отрывисто кивает. — Хорошо. Но только… пусть об этом никто не узнает. — Не волнуйся. Кофе будешь? Удивлённый смене темы, Данте чуть кивает, расслабляясь, отставляет недопитый стакан. Не стоит увлекаться алкоголем, в голове уже шумит. Нефилим с улыбкой думает, что совсем отвык от всякой отравы. К лучшему. Он пропускает резкий рывок и тут же оказывается вжатым в стол. Дёргается, но бесполезно: пытаться вырваться из захвата существа, заведомо более сильного, глупая затея. Уйти в привычное безразличие не выходит — оно уже не привычно, весь спектр эмоций, включая вполне человеческий ужас от происходящего, ясности рассудка не способствует. Попытка убедить тело, что он сам на это согласился, тоже проваливается — мышцы никак не желают расслабляться. Демону вполне хватает одной руки, чтобы удержать оба его запястья, полностью лишив возможности сопротивляться. Нет, варианты ещё есть, но вспомнить их сейчас — непосильная задача. Вторая рука демона пробирается под одежду, небрежно оглаживая болезненные воспоминания. Первую каплю, расчертившую влажную дорожку по щеке, он пропускает, а удерживать остальные просто нет сил. Единственное, на что выдержки ещё как-то хватает, это хотя бы не выть в голос, перепугав всех, кто есть в доме. Нефилим беззвучно всхлипывает, уткнувшись лбом в столешницу. Он не сразу осознаёт, что его уже не держат, а неприятные прикосновения к коже превратились в успокаивающие поглаживания по спине поверх одежды. Успокоиться удаётся нескоро, слёзы, слишком долго удерживаемые внутри, наконец найдя выход, всё не желают останавливаться. Оттолкнувшись от стола, Данте выпрямляется, плечом вытирая мокрые ресницы, и наталкивается на ласковый взгляд демона. — Ну вот и глазки посветлели. Легче? Нефилим пытается прислушаться к себе. У него кружится голова, и хочется спать. И немного стыдно за истерику. — Не этого ждал, да? — Дедушка улыбается. — Не этого. Чудушко, я в любом случае не стал бы тебя насиловать. Тебе это совсем не надо, мне тем более. Не в сексе как таковом ведь дело, тебе просто надо было перестать так себя контролировать и отпустить эмоции. Слишком много накопилось, чтобы в себе это держать. А я, вот веришь, никакого удовольствия в насилии над детьми не нахожу. Вдобавок, ты уж не обижайся, но ты совсем не в моём вкусе. А теперь… кофе или, может, ещё выпьем? — Кофе, — Данте кивает. Пожалуй, выпить что-то горячее будет действительно хорошей идеей. Минут двадцать спустя он, сам не заметив как, уже рассказывает Дедушке историю в подробностях. Не жалуясь, без эмоций, просто как факт. Демон сочувственно кивает, и нефилим уже не смотрит, подливают в его кружку из чайника или из бутыли. В ответ на просьбу спокойно закатывает рукав и показывает демону исполосовавшие запястье шрамы. Повертев его руку из стороны в сторону — прикосновение не воспринимается неприятным или болезненным — Дедушка кивает, говорит: «Подожди» и достаёт из какого-то ящика небольшую баночку тёмного стекла. Данте с любопытством сворачивает крышку и тут же морщится от резкого неприятного запаха. Переносит желтоватую мазь на шрамы, с благодарностью кивает Дедушке. Кожу слегка жжёт, но на это можно не обращать внимания. Он допивает остатки из кружки и уходит, чудом не вписавшись лбом в дверной косяк. Вергилий кидается к нему, но замирает на полдороге. Взгляд у него удивлённый и чуть испуганный. Данте улыбается, доходит до кровати — несколько волнообразным маршрутом — и валится на неё, сгребая брата в охапку, утыкается носом в его волосы и счастливо выдыхает. — Данте? — Всё в порядке. Я просто немного пьян. — Немного? — Вергилий пытается повернуться и посмотреть, наверняка осуждающе, поэтому Данте не позволяет. — Да ты на ногах не стоишь! — И зачем мне это? Я собираюсь спать. И ты будешь спать со мной. Сегодня без кошмаров, ручаюсь. — Спи, — извернувшись под немыслимым углом, Вергилий целует его в щеку. — Я ещё хочу поработать. — Что ты там такое делаешь? — он не пытается заглянуть под руку: во-первых, это раздражает, во-вторых, для него эти нагромождения цифр и слов всё равно остаются бессмыслицей. Проще спросить. — Хочу понять, что сейчас творится в Лимбо-сити. Здесь безопасно, конечно, но мы не можем всю жизнь убегать и прятаться. Но нужно всё тщательно просчитать и выяснить. Я не могу позволить, чтобы ты снова попал в лапы к этому монстру, — в прикосновениях рук брата ощущается уверенность. Данте прикрывает глаза, позволяя себе расслабиться. Кажется, Верг начинает тоже приходить в норму. — Брат, я не могу помочь тебе справиться со всем этим, но я могу защитить тебя. Могу и сделаю это. Спи, я недолго. — Данте, проснись! Он не сразу понимает, чего в голосе брата больше: страха, неверия или возбуждения, но тон всё равно действует, как ведро холодной воды. Вскочив, Данте щурится. За окном темнота глубокой ночи — это называется «я недолго»? — и единственный источник освещения — яркий экран ноутбука. Причину эмоций он понимает мгновенно: хорошо знает, как выглядит досье на пациента психиатрической лечебницы. Но причина не столько в нём, сколько в фотографии. На ней осунувшаяся, бледная, с пустым взглядом Кэт. Данте быстро пробегает взглядом текст досье. Отметки о выписке или смерти пациента нет. — То есть, ты хочешь сказать… — Она жива. И это не похоже на ловушку. Досье появилось через неделю после того как мы попались. Думаю, Мундус предпочёл её упрятать в лечебницу. Кэт сильный медиум, она могла бы ему пригодиться, если бы сотрудничала. — И какова вероятность… — Сотрудничества? — Вергилий вздыхает. — Боюсь, что нулевая. Кэт не станет сотрудничать с демонами, она слишком верна… мне… и слишком ненавидит этих тварей. Не станет, даже чтобы выбраться. А это значит, что она либо уже сошла с ума, либо ей ещё хуже, чем было нам. Данте протягивает ладонь к поблёскивающим в неверном свете острым граням возрождённого Ребеллиона, и рукоять сама с готовностью толкается в ладонь. Касаться Ямато он не рискует — катана оказалась довольно ревнивой и не переносит прикосновений не-хозяина, даже если это его брат-близнец. Но одобрительную дрожь ощущает. Мечи соскучились по настоящему сражению. — Кидаться в омут с головой не будем. Надо сначала выяснить всё и продумать, как не попасться на глаза дядюшке, чтоб его черти драли. Мы должны её вытащить, Верг. Даже если помочь уже не сможем, то хотя бы не оставлять в лапах демонов. Кэт этого не заслужила. — Ты прав. Я сейчас займусь системой охраны лечебницы… — Нет, — дотянувшись, Данте из-под его руки выключает ноутбук, закрывает крышку и убирает подальше. — Сейчас ты ляжешь и постараешься выспаться. А завтра будем думать. Вместе. — А как же… — Верг, — Данте качает головой и тянет брата на себя. — Я хочу её спасти, правда. И как можно скорее. Но если ты ошибёшься или что-то пропустишь, потому что не выспался, мы этого даже не поймём, пока не вляпаемся. Поэтому лучше, если мы начнём утром, — он аккуратно прижимает голову брата к своему плечу, успокаивающе поглаживая. — Спи. Завтра у нас много дел. * * * Вергилий просыпается хоть и раньше брата, но всё равно поздно. Завтрак они точно пропустили, странно, что Дедушка даже не пытался их поднять, у него ведь пунктик на то, чтобы за столом собиралась вся семья. Или пытался, но не смог? И когда это он начал причислять себя к семье демона? Данте ещё в полусне потягивается с довольным урчанием, закидывает на него руку, Вергилий чуть пихает его в бок, отвоёвывая себе побольше места. Кровать у них такая, что и одному тесновато, но они оба знают, что попросту не уснут, если не будут касаться друг друга, так что переселение кого-то на соседнюю кровать — да, есть, используется вместо шкафа — не вариант. Одно из многих отклонений, полученных ими в демонских застенках, но цепляться друг за друга, разделяя всё на двоих, стало таким привычным, что они уже не представляют, как можно по-другому. И всё равно, что с точки зрения человеческой морали это явно ненормально. Они не люди. Повернувшись к брату, он отмечает, что шрамы на руках Данте стали как будто бы светлее. Он держит слово и больше не надевает свитер, когда они остаются наедине, и Вергилий прекрасно помнит каждый его шрам. Значит, и тяжёлые воспоминания всё-таки тоже могут исчезнуть. Наблюдать за спящим Данте интересно. Если только ему не снится что-то неприятное, то вечное напряжение уходит, разглаживая складки на лбу, уголки губ чуть-чуть приподнимаются, убирая словно прилипшую жёсткую усмешку, черты лица смягчаются, и становится можно разглядеть, что у него на самом деле длинные пушистые ресницы, чуть подрагивающие от чужого дыхания. Только делать это нужно очень осторожно: Данте, как дикий зверь, чувствует направленный на него взгляд и тут же просыпается. Вот и сейчас пушистые ресницы вздрагивают и приподнимаются, открывая спрятанный за ними ясный чуть лукавый взгляд. — Любуешься? — Вместо зеркала тебя всё равно не приспособишь, — Вергилий пожимает плечами, отмечая, что невольно копирует насмешливые интонации брата. — С добрым, что ли, утром? — О да, — Данте всласть потягивается, едва не скинув его с кровати. — Похмелье, пропущенный завтрак и перспектива получить по морде в ближайшем же будущем. Утро добрее некуда, — вцепившись в отвороты зверски измятой рубашки, брат тянет его на себя, впиваясь в губы медленным ласковым поцелуем. — В тебе что-то изменилось, — бормочет Вергилий, когда ему, наконец, удаётся вырваться. — Дедушка постарался. Провёл психологическую работу. Ну и споил в процессе, само собой. Так что мне нужен кофе, съесть что-то я не в состоянии, а тебе — позавтракать, и будем думать, как вытащить нашу Кэт. Кивнув, Вергилий с сожалением встаёт. Кухня пустует: Дедушка, как всегда, в кузнице, а Элли, видимо, куда-то увела дочь — присутствие людей в доме не ощущается. Но это они вынуждены сидеть в доме безвылазно, чтобы не попасться демонам, которые их всё ещё ищут, а остальным обитателям прятаться не от кого. Пока Данте разогревает завтрак — по крайней мере, продрыхшим его нефилимам оставили их долю, Вергилий приносит ноутбук, чтобы не откладывать дело. Прислоняется плечом к брату, греющему руки о кружку с кофе, и снова находит страницу с досье на Кэт. Данте лениво скользит взглядом по строчкам и вдруг усмехается. — Верг, сколько в этом городе психушек? — Много, — лаконично отзывается Вергилий, навскидку вспомнить не сумев. Больше трёх, вроде бы, точно. — Ага, ага, и нам вот так сходу повезло… Проверь, она где-то в подвальных камерах? Вергилий вызывает схему размещения палат и находит номер, указанный в досье. — Да, вот. Данте, что? — Тогда всё немного проще. Я знаю, как оттуда выйти, так что зайти тоже проблемой не будет. Давай сосредоточимся на том, как пройти по городу. — Откуда ты… — Был я там, братик. Как раз в одной из подвальных «палат». Ты только подробности не спрашивай — совершенно не горю желанием это вспоминать. Один из восьми моих подростковых побегов, ты разве не слушал Боба? — «Орден» в тот момент штурмовали. — Не ври, штурмовать вас начали чуть позже. Как ты мог, братик? Боб так старался, живописал, какой я маньяк и вообще человек нехороший, вон, даже Элли в курсе. Схема дорожных камер это здорово, конечно, но в городе, где нас мечтает убить каждый камень, этого будет маловато. Какие ещё идеи есть? — Данте, не части! — Вергилий вертит ту самую схему, соображая безопасный маршрут. — Я думаю. Какой вокзал ближе, южный или восточный? — Ясен хрен, что оба одинаково далеко. Предлагаешь сыграть на скорость? — Другого не остаётся. Ещё неизвестно, в каком она состоянии, сможем ли мы сразу увезти её из города… У меня в квартире была пара защитных амулетов на всякий случай, но прошло полгода, её давно могли вскрыть и реализовать. Я заказываю билеты? — Ага, давай. Надо Дедушку предупредить. — Не отпустит. — Понятно, что не отпустит, но сбегать без предупреждения невежливо. Кто знает, где бы мы были, если б не он. — Куда собрались, парни? — словно почувствовав, в кухню входит Дедушка. — Спасать подругу. — Ясно. И отговаривать бесполезно, так? — демон присаживается к столу и наливает себе чаю. — Я и не собираюсь. Ваша жизнь, вам и решать, рисковать ли ей и ради кого. И волшебного артефакта, чтобы всех спасти, не дам — нету. Вон ваши персональные артефакты, на втором этаже у стенки валяются. А вот что скажу, парни. Возвращайтесь. Сюда возвращайтесь, как домой. Здесь вас всегда будут ждать, а это уже немало. * * * Сборы не занимают много времени — все их вещи по-прежнему помещаются в одну спортивную сумку. Мечи, конечно, в неё уже не спрячешь, но они, не сговариваясь, решают их и не прятать. Они больше не сбегают. Что бы ни произошло дальше. Поезд только утром, и можно позволить себе ещё одну спокойную ночь без кошмаров и врагов. Данте вертит в пальцах незажжённую сигарету. Он не боится. За себя, по крайней мере. Решение уже принято. Но хочется защитить то, что дорого. — Может, останешься здесь? — Разумеется, нет, — Вергилий последний раз перед сном перепроверяет имеющиеся у них данные — огорчающе мало, но им к подобному не привыкать. — Я не собираюсь сидеть в неизвестности и ждать непонятно чего. И отпускать тебя одного будет очень глупо с моей стороны. Нет, Данте, мы пойдём вместе. Я буду рядом. — Глупый, — Данте присаживается рядом, прикасаясь лбом ко лбу, прикрывает глаза. Тепло. — Я же хочу тебя защитить… Он прикасается к губам близнеца, нежно, осторожно, так, как не прикасался никогда и ни к кому. Просто хочется передать ему это тепло, приласкать и успокоить его вечную нервозность. Вергилий чуть подаётся навстречу, выдыхая, и Данте едва успевает подхватить падающий ноутбук, отставляет в сторону и аккуратно роняет брата на кровать. Медленно, снизу вверх, расстёгивает пуговицы мятой рубашки и ведёт ладонью по коже. — Данте, не… — Всё хорошо, — едва слышным шёпотом. — Я хочу. Прикасаться к светлой коже приятно. Данте водит кончиками пальцев по животу брата, прислушиваясь к прерывистому, на грани стонов, дыханию. Наклоняясь, языком обводит контур напряжённых мышц, коротко целует, приподнимается, ловя мутный взгляд таких же, как у него, глаз. — Чего ты хочешь, Верг? Ловит губами стонущий выдох вместо ответа. Улыбается, накрывая горячие искусанные губы своими, проскальзывая в чужой горячий рот и ощущая уверенный отклик. Вытряхивает брата из рубашки, оглаживает плечи и вздрагивающие острые лопатки. — Не… — Тшш, — Данте успокаивающе поглаживает брата по щеке. — Я не сделаю ничего того, что ты не захочешь. Нужно только сказать. Вергилий мотает головой и сам тянется к нему, касается скул, медленно проводя по шраму. Кладёт ладони на запястья и пытливо заглядывает в глаза, словно что-то ищет. Такой тёплый и доверчивый сейчас, что причинить ему боль совсем невозможно. Вздохнув, Данте расстёгивает на нём джинсы, медленно тянет вниз, почти ожидая, что его остановят. Нет, брат только выгибается, помогая себя раздеть, коротко вздрагивает не то от холода, не то от испуга. Данте чуть прижимает его к себе, поглаживает по спине, чувствуя разбивающиеся о плечо горячие вздохи, легко-легко, едва касаясь, проводит ладонью по бедру. Последний раз спрашивает: — Точно? Вергилий кивает, судорожно выдыхая. Кажется, он всё-таки боится. Данте осторожно укладывает его на спину, погладив по щеке, быстро раздевается и прижимается к брату всем телом. — Я могу ничего не делать. Брат качает головой, обнимает его и прижимается в ответ. — Нет, я… я хочу… — Тшш, — Данте подушечкой указательного пальца проводит по губам брата. — Не бойся. Я аккуратно. Расслабься. Облизнув пальцы, он осторожно касается входа в тело брата. Мышцы сокращаются почти конвульсивно. Так ничего хорошего не выйдет. Вздохнув, Данте целует близнеца — резко, глубоко, не давая вдохнуть, и под этим прикрытием вводит пальцы внутрь. Неглубоко, медленно. Меньше всего сейчас ему хочется причинять боль. Чуть отстраняется, чтобы взглянуть в глаза. Взгляд у близнеца затуманенный, почти шальной, его ладони сжимаются на плечах Данте до синяков. Данте проталкивает пальцы глубже, аккуратно растягивая мышцы, Вергилий ахает и стискивает ладонь на его плече до брызнувшей крови. Вспомнив чувствительность брата, Данте чуть прикусывает губами шею над веной, улыбается вибрирующему стону и зализывает оставшийся след. — Дан…те… — Ещё… чуть-чуть, — вытащив пальцы, он ласково целует брата, извиняясь за неизбежную боль, медленно проталкиваясь в его тело. Вергилий чуть слышно шипит, мгновенно напрягаясь, Данте тихо гладит его, успокаивая, старается двигаться медленнее. Брат цепляется за него, как за спасательный круг, в какой-то момент сжимаясь так, что темнеет в глазах, и удовольствие раскалённой иглой прошивает мозг. Вся выдержка уходит, чтобы не сорваться и не причинить боль дорогому существу. Снова начав соображать, Данте забивает на себя. Ласкает брата, без конца целуя и прижимая к себе. Ловит губами хриплый оргазмический стон, мягко улыбается. Тихо целует полуприкрытые веки, рукой доводя до разрядки себя. Они валяются на кровати, обнявшись, дыша в унисон. Говорить не хочется, и слегка клонит в сон. Вспомнив, что дверь не заперта, Данте нашаривает сбитое на пол одеяло, укрывая себя и брата. Вообще-то, стоит доползти до душа, но Вергилий уже спит, пристроив голову на его плече. Данте закрывает глаза и позволяет себе тоже сползти в глубокий спокойный сон. * * * Под перестук колёс поезда приятно дремать, а не, стоя спина к спине, отбиваться от полчищ лезущих со всех сторон адских тварей. Данте круговым взмахом меча отгоняет чересчур настойчивых и, взглянув через плечо, любуется, как Вергилий расправляется со своей половиной. Отточенные взмахи катаны, разрубающие демонов пополам, и синеватые росчерки призывных мечей так непохожи на его обычный стиль, по словам одного не в меру говорливого демона, «мы ждали, пока сам зарежешься». Когда поезд резко тормозит в тоннеле, Данте подхватывает оступившегося от неожиданности брата, почти рукоятью блокирует опускающуюся им на головы бензопилу, едва не оставшись без пальцев, по инерции подбирает сумку с вещами — просто потому, что привык её всегда таскать, иначе наверняка бы забыл — и, пинком выбив окно, спрыгивает с поезда. И сразу же прижимает брата к стене, на всякий случай прикрывая собой. Поезд с рёвом и ураганным порывом ветра уносится вдаль, забрав с собой всех оставшихся противников. Данте стряхивает с меча капли вязкой чёрной крови и привычно вешает его за спину. Как будто ничего не менялось. Город, до которого ещё не меньше километра, по-прежнему тянет к ним свои гнилые щупальца. Вергилий чуть растеряно улыбается. Точнее — слегка намечает улыбку, больше напоминающую жёсткую усмешку из зеркала. Адреналин так просто из крови не выветривается. Данте молча взмахивает рукой, извиняясь за неожиданное окончание боя, тем более теперь есть опасность, что Мундусу донесут об их возвращении. Впрочем, они же всё равно не собирались задерживаться. Переглянувшись, они одновременно срываются с места, наперегонки добираясь до света в конце тоннеля. Психиатрическая лечебница прячется за высоким бетонным забором с проведённым поверху электричеством. Несмотря на прошедшие несколько лет здесь не изменилось ровным счётом ничего — ну, разве что щербин в бетоне прибавилось. Но раскидистое полусухое дерево, когда-то позволившее истощённому подростку не сломать себе шею, осталось на месте. Усмехнувшись, Данте в два прыжка забирается наверх и спрыгивает на территорию, Вергилий мгновение спустя появляется рядом из вспышки телепорта. Удобная способность. Нельзя сказать, что с этим местом у него связаны какие-нибудь приятные, ну или хоть нейтральные воспоминания. Таких нет. Тут же начинают зудеть от фантомной боли запястья, хотя вот этих шрамов у него точно не осталось, и в ушах возникает знакомое жужжание камеры круглосуточного наблюдения. Зато он всё ещё прекрасно помнит, как пробраться до здания от самого забора по растущим вдоль него кустам — в то время и в том состоянии справиться с санитарами он не был способен. После прошедшего недавно дождя кусты зверски мокрые и холодные, но это лучше и быстрее, чем прорубаться сквозь вражеские полчища. Подвальное окно на месте. Конечно, куда оно денется. Вот только… — Как-то я подзабыл, что раньше был намного мельче, — Данте растеряно оглядывает узкий проём окна. Протиснуться если и реально, то оставив половину себя на раме. И не с девушкой на руках. — Поищем другой путь? — Нет, — он качает головой. — Слишком долго и опасно, можем на кого-нибудь наткнуться. Нас и без того с минуты на минуту засекут. Идея другая, — Данте снимает со спины меч. — Если входа нет, значит надо его сделать. Мне всё равно не нравятся эти стены. — Данте, грохот… — Обижаешь, брат. Я тихо тоже умею, — лезвие Ребеллиона легко входит между стеной и рамой окна, аккуратное нажатие — и старая деревянная рама отделяется от бетона, расширяя проход слегка поменьше, чем вдвое. Вот в это уже вполне можно пролезть. Данте аккуратно снимает раму и ставит рядышком. — Подожди здесь, — и профессионально проскальзывает в открытый проём. Где-то между тринадцатью и четырнадцатью годами юный нефилим вполне успешно шарил по чужим квартирам, дабы не протянуть с голоду ноги, а такие навыки не забываются. Подвальный коридор — широкий, с облупившимися болотно-зелёными стенами и не выключающимися гудящими лампами под самым потолком — пуст. — Порядок, спускайся. — Сколько у нас ещё времени? — интересуется Вергилий, оказавшись рядом. — Обход каждые полчаса, если у них порядки не сменились, что вряд ли. Но учитывая, что мы не знаем, когда он был… От двадцати до пары минут, так что лучше поторопиться. В какую хотя бы сторону идти? Нужная палата находится через четыре минуты и вскрывается тем же методом, что и окно. Вот пристроить дверь так, чтобы снаружи хотя бы не сразу опознали, что она вскрыта, оказывается не так-то просто. Лежащая на жёсткой койке Кэт не реагирует на… да в общем, ни на что не реагирует. Хотя глаза открыты. Данте присаживается на край койки и осторожно касается её щеки. Кожа холодная, как лёд, и снова ноль реакции. — Что с ней может быть? — Наверное, бродит где-то по Лимбо, раньше она часто туда уходила, — Вергилий тоже садится рядом. В его глазах сожаление. — И как её оттуда достать? — Если связь с телом ещё не прервана… Короче, могу попробовать позвать. Не факт, что получится, и не факт, что Кэт не притянет меня к себе, но это сейчас единственный вариант. Для всего остального нужны зелья и заклинания, которых нет, а уносить её отсюда нельзя, пока дух не вернулся. — Давай, зови, — Данте сжимает плечи брата, передавая ему свою уверенность. — А я пойду на шухере постою, чтобы кто не ввалился. Он отходит к выходу и приваливается плечом к стене, стараясь прислушиваться к происходящему в коридоре, а не тому, что там бормочет Верг. В коридоре тишина и раздражающее жужжание ламп, а здесь тянет холодом и немного отчаянием. Данте закрывает глаза и воскрешает в памяти образ забавной девчонки с баллончиком волшебной краски: с веснушками на щеках, в коротких шортиках и кофте с неизменным капюшоном. Не восковой куклы с пустым взглядом воспалённых глаз, в бесформенной больничной робе. Плюнув на наблюдение, возвращается к койке и берёт в ладони тонкие татуированные пальчики, пробуя отогреть. — Верг, ты же понимаешь, что это мы, два идиота, в этом виноваты? — Я понимаю, — Вергилий это почти выдыхает. — Кэт, мы два идиота, которые тебя просто бросили. Прости нас, пожалуйста. — Всё в порядке, — голос такой слабый, что приходится наклониться почти вплотную, чтобы услышать. — Вас ведь… тоже, — Кэт отключается, но теперь это просто обморок. Данте снимает куртку и заворачивает девушку в неё, как в одеяло, аккуратно приподнимает и впихивает на руки брату. — Уходим. Покинуть территорию лечебницы удаётся без проблем — встреченные демоны умирают раньше, чем успевают поднять тревогу, а Кэт совсем лёгкая, так что перетащить её через стену даже без сознания вполне просто. На соседней улице Данте останавливается, прижимая пальцы к взрывающимся болью вискам. — Мундус знает, что мы в городе. — Откуда ты… — Понятия не имею, но я его чувствую. Надо валить, и чем скорее, тем лучше. — Не всё так просто, — покачав головой, Вергилий покрепче перехватывает девушку. — Кэт сильно истощена, ей нужно хотя бы пару дней отдыха и лечения, иначе мы просто не довезём её до Дедушки. Тем более что её наверняка сейчас объявят в розыск, так что официальный транспорт отпадает. — Предложения? — Нам нужно относительно безопасное нелегальное укрытие без демонов, где можно задержаться на пару дней и достать медикаменты. — Стрип-клуб подойдёт? Я знаю один, куда демоны не заглядывают. Если, конечно, он ещё не закрылся… — Подойдёт, — Вергилий кивает и отчаянно старается не краснеть. Данте усмехается и вспоминает дорогу к нужному заведению. Заведение, на их удачу и вопреки всему, не закрылось. Данте договаривается о жилье на пару дней, расплачиваясь из срезанного по дороге у кого-то кошелька, внимательно изучает выделенную комнатку на втором этаже — тесную, с одной кроватью в качестве мебели и примитивным санузлом. Аккуратно отбирает у Кэт свою куртку, взамен тщательно укутывая девушку тёплым одеялом. — Куда ты собрался? — чёрт, Вергилий слишком хорошо его знает. — Нас не оставят в покое. Теперь, когда Мундус знает, что мы здесь, он город вверх дном перевернёт. Нет у нас даже пары дней, братик. Пока нет. — Данте, не смей! — Тише, Кэт разбудишь, — он подходит ближе к брату, ловит его взгляд. Там отчаяние и страх, почти ужас. Слишком хорошо знает, знает, что не сможет остановить. — Всё будет хорошо, обещаю. Я не собираюсь сдаваться. Но я смогу оттянуть внимание на себя и выиграть вам время. Поставь Кэт на ноги и убирайтесь из города. Здесь нечего делать ни тебе, ни ей. А я вас догоню. — Данте… — Эй, я тебе когда-нибудь врал? — Данте ласково привлекает его к себе, гладит по щеке. — Верь мне, брат. Верь в меня. Я же обещал, что не оставлю тебя одного, верно? Я обязательно к тебе вернусь. Хоть бы даже из ада, — нежный поцелуй на прощание, и он сбегает из клуба так быстро, как только может. В конце концов, это долг старшего брата — всегда и от всего защищать младшего. Башня «Сильвер-Сакс» встречает его пронизывающим ветром и ехидным хохотом адских тварей. Данте, не торопясь и не особенно скрываясь, доходит до главного входа. Нет смысла бегать по городу и вырезать мелких сошек, единственная возможность реально остановить охоту — уничтожить голову этой гидры. Или он убьёт Мундуса, или… Никаких «или». Брат должен быть в безопасности. Остальное неважно. Первых встреченных тварей он с трудом, но подчиняет себе, едва вспомнив, как это делается. Сердце даёт перебой, Данте ударом в грудь запускает его обратно. Нельзя. Вергу не нужен бессердечный брат. Придётся как-то справляться. Отыскав лифт, он вводит на панели знакомую комбинацию кнопок. Воспоминания… это просто картинки, на них можно не обращать внимание. Его накрывает знакомым ощущением безразличия к происходящему. Данте прислоняется к стенке лифта, перебирая в пальцах резную рукоять Ребеллиона. Мундус уже его заметил, он это знает. И либо его пропустит, либо трос, удерживающий кабину, сейчас просто оборвётся. Нефилим чуть облизывается, вспоминая вкус губ брата. У него всё должно быть хорошо. Двери лифта открываются с мелодичным звоном. Данте выходит в коридор, немного удивляясь простоте, с которой добрался сюда. Значит, Мундус не воспринимает его серьёзным противником. Ему же хуже. Он останавливается на пороге кабинета, приваливается плечом к косяку и с ленивым любопытством скользит взглядом по лысине дядюшки и багрово-алой воронке в золотой тяжёлой раме — Адским вратам. Ему на самом деле плевать, что этот сукин сын бессмертный. Таковыми себя считали многие из его противников. — Зачем пришёл? — устало и напоказ-доброжелательно интересуется Мундус, постукивая пальцами по подлокотнику широкого кресла. Данте цепляет на лицо одну из самых паскудных ухмылок. Отвыкшие от таких оскалов губы чуть не лопаются. — Предлагаю опустить необязательную демагогию и перейти непосредственно к мордобою. В конце концов, мы оба знаем, зачем я здесь, — он проходит в кабинет, останавливаясь в паре шагов от сидящего в кресле демона. Между пространством для манёвра и дистанцией точного удара он выбирает дистанцию удара. — Действительно думаешь, что можешь меня убить? Я бог, тупая подстилка! — Извини, дядя, — Данте вытаскивает меч, чуть касается режущей кромки. — Но я в бога не верю. Отучили. И даже если б он был, ты на него не тянешь. Так что я не думаю. Я убью тебя. В следующий момент ему приходится отпрыгивать от несущегося на него Мундуса. Ударить Данте уже не успевает: чёртов персидский ковёр выворачивается из-под ноги и, потеряв равновесие, нефилим спиной вперёд падает в гостеприимно распахнувшуюся воронку Адских врат. Всё, что приходит ему в голову — это мёртвой хваткой вцепиться в повелителя демонов, утащив его с собой. Вокруг смыкается непроглядная жаркая тьма.