Паутина подтасованных постингов

1. О НЕОДНОЗНАЧНЫХ КОЛДОБИНАХ ВИРТА

«Неплохой оранжевый жакет. Ничуть не портящий скрывающуюся под ним фигуру, кстати». Набрав означенную фразу, девятнадцатилетний веснушчатый парень у клавиатуры вдруг прикусил губу. Достаточно ли сдержанной она получилась? Не выдаст ли она реакции озабоченного подростка? Хотя он и вправду был ещё недавно подростком, ему не хотелось терять набранное в блогосфере за последний год реноме из-за грошовой шуточки. Стоит, пожалуй, подметить, что героя нашего юного звали Максимом и что был он по призванию блоггером — причём, по мнению некоторых, блоггером неплохим. Попурри из сатирических, философских и даже отчасти мистических умствований помогло ему расширить френдленту, а с нею и круг почитателей, едва ли не до полутысячи человек. Не так много, быть может? Но — больное тщеславие парня этот факт согревал. Как и периодические думы о женской части френдленты, которые, впрочем, он старался никому не показывать — дабы не уронить свой отстранённый образ теоретика потусторонних пространств. «Это не жакет, а топик», — гласил ответ собеседницы, уведомление о котором пришло секунду назад на почту. Собеседницу, к слову, звали в онлайне Лекки. Комментарий был украшен желтопузым ехидно-угрожающим смайликом. Парень перевёл дух. Хотя, по правде говоря, на комплимент Лекки напрашивалась сама, разместив в блоге предположительно собственное фото с вопросом: «Что бы вы могли сказать об одежде этой девушки? И о её фигуре?» Но комментарий на этом не заканчивался. «Ох уж эти мужчины, не могут отличить куртку от комбинезона, рррр. — Ещё один смайлик изображал жизнерадостно высунувшийся язык. — А что там насчёт фигуры? Великому и Таинственному Гвестарио захотелось изучить её очертания получше?» Мы забыли упомянуть, что Гвестарио именовали в Сети нашего персонажа. Реальное или паспортное его имя казалось ему в эти минуты не особо существенным. Парень невольно покраснел. Подобные обертоны общения, несмотря на годичный сетевой стаж, были для его социофобной натуры всё ещё чересчур жарковаты. «Не искушай», — поставил умоляющий смайлик он. Стараясь не выпадать из образа. «Иначе что?» — живо возник ответный вопрос. Ну, строго говоря, прочёл его наш герой лишь минуту спустя, но для удобства мы изображаем здесь диалог так, как если бы он происходил в реальном времени. «Что плохого признать, что гротескному гроссмейстеру Гвестарио хочется, чтобы Лекки сняла с себя топик? Или ему этого не хочется, мм?» Нелегально-титулованный гроссмейстер куснул губу. Это она его давним шутливым прозвищем обозвала, паршивка. «Прижала», — поставив смеющийся смайлик, вынужденно сознался он. «Припёрла к стенке, да? — Её ряд смайликов был раза в три длиннее и раза в два бесстыдней. — Ну же, признай это. Напиши: "Мне бы хотелось увидеть Лекки на этом фото без оранжевого топика"». Губы Великого и Таинственного искривились в неловкой ухмылке. Что, если взаправду так и написать, как она хочет? «Тебя как будто заводит это», — написал он прежде, чем успел отфильтровать фразу на предмет соответствия образу. «О-о-очень, — здесь вместо знака препинания стоял мечтательно-романтичный смайлик. — Когда я пытаюсь представить себе Гротескного Гроссмейстера, окидывающего взглядом всё мое тело, с головы до мизинчиков ног, кожу мою на миг охватывает зябкая сладкая щекотка». Парень у клавиатуры куснул губу. Брюки почему-то вдруг стали ему жать — что, впрочем, не так удивительно, если вспомнить, что период ожидания ответов от Лекки исчислялся минутами, на протяжении которых ему совершенно некуда было деть руки. «Или ты стесняешься? Я закрыла этот пост от посторонних, так что видеть его и читать комментарии к нему можем только мы с тобой...» Это было последней каплей. «Да, мне бы дико хотелось увидеть Лекки на этом фото без оранжевого топика, раз уж ты спрашиваешь, — торопливо, не давая себе передумать, спотыкающимися пальцами впечатал он. — Да что там, увидеть её великолепное загорелое тело без всякой одежды вообще, увидеть её целиком». Чёрт, в образе ли он сейчас? Хотя ладно, образ его допускает как выспренную философичность, так и немножко дурашливой легковесности. «Мммм, — глубокомысленно ответствовала она. Парень у экрана вдруг осознал, сколь встряхивающим воздействием на организм могут обладать банальные четыре буквы, если набрало их привлекательное существо противоположного пола. — Скажи, а что, коли не секрет, ты бы сотворил с Лекки, если бы мог? Дай волю воображению». Его бросило в жар. «Много всего. Я даже предполагать боюсь...» Неужто именно так и начинается легендарно-прославленный вирт, он же киберсекс? Тот, о котором он в своё время так много читал, но к которому из-за закомплексованности своей даже не ведал, как подступиться? «Напиши об этом. Пожалуйста. — В этот раз смайликов не было, но сама разбивка слов на фразы заставила парня чётко услышать в воображении голос Лекки — жаркий, обрывочный, выдыхающий слово за словом. — То, что ты хочешь сделать. Со мной... Напиши об этом в будущем времени, как о замышляемом плане. Можно даже грубо. Можно даже... с матом, насилием. Я хочу прочесть это. Я... нет, ох, я не могу сказать, чем сейчас занята». Если до этой минуты Гвестарио ещё старался поддерживать остатки приличия в поведении, то после прочтения свежеполученного комментария левая рука его вмиг переместилась под стол. Но, к несчастью, так трудно набирать одной рукой текст? «Мммм... — используя эти заветно-банальные буквы сам, он заалел гуще прежнего. — Я вытяну руку вперёд и проведу ею по твоей груди, по этим прекрасным мягчайшим полушариям, форма которых угадывается даже под топиком, стисну их крепче, сожму до боли соски». Созерцая свеженабранный текст, парень вытер вспотевшие руки. Неплохо, но как-то мало. Кажется, она хотела жёсткости, в духе тематических порносайтов? «Затем я заведу руку тебе за спину и, схватив за волосы, потяну рывком вниз, вынудив тебя таким образом упасть на колени. Ротик твой раскроется от неожиданности, я же резко прижмусь пахом к твоему личику, такому очаровательному на этом снимке, я проведу своим напряжённым докрасна органом по твоим губкам, твоему носику, губки эти от шока раскроются ещё шире и я вдвину в них свой клокочущий кровью столп почти до самого горла. Зажав тебе носик и лишив тебя возможности получать воздух сквозь ноздри, я не оставлю тебе иного выбора кроме тянущих действий ротиком, ты будешь вынуждена глотать, глотать сначала смазку, а потом семя, глотать, стоя обнажённой при всех на той самой детской площадке, где ты сфотографировалась, глотать, захлёбываясь сладко-солоноватой жижей». Перечитав эти немного пугающие даже его самого фразы, Гвестарио положил руку на компьютерную мышь. Отправлять или не отправлять? Что, если она не настолько мазохистка? Что, если её вообще не прельщают мысли о принудительном миньете? Впрочем, придумать какую-нибудь другую реплику он уже просто не успевал. «О н-нет... — предстал его глазам минутою позже ответ от сетевой собеседницы. — Как это... горячо». Строкою ниже: «Ты... скажи. Ты ведь... охххх... знаешь, что бедная маленькая Лекки делает в данный миг? Где её... о небо, неужели я напишу это... рука?» Лицо Макса ожгло огнём, меж тем как его собственная рука на минуту потеряла всякую связь с клавиатурой. «Думаю, что ладошка прелестной миленькой Лекки сейчас в её трусиках, — торопливо набрал он, не давая себе опомниться. — Как и подобает сладкой маленькой извращеночке?» Мышь в его правой руке взмокла от пота. Ещё вчера, да что там, ещё час назад он не осмелился бы даже в шутку назвать кого-нибудь из своих френдесс «извращеночкой». Ещё бы, вдруг та ославит его на весь Интернет и не оставит камня на камне от того образа романтичного интеллектуала, пусть и слегка шаловливого, который он себе за десять месяцев создал? «О-о, да... я вся горю, я не могу понять, что со мною происходит, я не могу отвести взгляд от слов Гротескного Гроссмейстера, меня... будто пронзает молнией». Читая это, бедный парень вновь ощутил дикую тесноту в брюках. Лекки и прежде порою общалась с ним в льстиво-ироничной манере, титулуя его придуманными в Интернете величественно-забавными прозвищами, но теперь она подключила к этому сексуально-крупнокалиберную артиллерию. Как тогда, так и теперь на краю его разума не исчезали сомнения, не издевается ли попросту над ним Лекки. Но он не мог, просто не мог сейчас об этом думать. Как и отвести руку от брюк. «Напиши ещё... пожалуйста, — гласило продолжение комментария. — Напиши, какою ты видишь меня сейчас. Что я сейчас делаю... Не надо стесняться в словах, называй меня такою, какая я есть». Чтобы подключить к написанию ответа обе руки, гроссмейстеру гротескной гильдии пришлось сделать нечеловеческое усилие над собой. «Думаю, ты сейчас... беззастенчиво шликаешь собственным указательным пальчиком. Держишь ручку меж ножек, как последняя шалавочка, и теребишь без конца прелестную бусинку своего дивного укромненького клитора. Потому что такие шлюшки, как ты, просто обожают сидеть день-деньской у компьютера с рукою под юбкой». Кажется, она говорила «Можно даже с матом?». Поколебавшись, Гвестарио так и не смог придумать ни одной матерной фразы. Поэтому, ничтоже сумняшися, он заменил «последнюю шалавочку» на «самую распоследнюю проблядиночку». «О-оххх... да!..» И вновь при чтении комментария Лекки он ощутил на миг некое неясное сомнение. Сомнение, которому кол в брюках не давал оформиться чётко? «Скажи... те. Гроссмейстер, вам... так же хорошо, как и... При чтении моих комментариев? Не надо цитировать их, просто опишите... м-м... что вы делаете, читая их?..» Руки его неловко зависли над клавишами. И вдруг в абсолютно нелитературном стиле Максим признался: «Бесстыже дрочу». Помедлив мгновение, он добавил: «Перечитываю твои комментарии в этой ленте, и рука сама липнет к трусам. Я не могу остановиться, я фапаю как сумасшедший, ты просто спускаешь меня с тормозов». «Как хорошо...» Гвестарио даже невольно приподнял бровь, удивившись краткости и невзрачности ответа. Ниже, впрочем, стояла строчка: «Тебе ведь нравится это?» «Очень!» — жарко выдохнул парень. Искренне надеясь, что собеседница воспримет это именно так — как жаркий выдох. Следующий комментарий был, строго говоря, не комментарием, а письмом. Пришедшим к нему на почту с неведомого доселе адреса: «Тогда... ты бы не мог перезагрузить сейчас ленту и перечитать комментарии вновь? Чтобы получить ещё больше... острого наслаждения?» Он моргнул, не сразу даже уяснив, о какой это ленте говорит Лекки. Потом со смутной тревогой подобрался, кликнул по соседней вкладке и потянулся к клавише F5.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Блог Лекки, пост «Маленький фото-опрос». Скользнув глазами чуть ниже снимка миловидной девушки в оранжевом топике и белых шортах, на обнажённом животе которой так и хотелось задержать взор, парень сперва недоумённо прищурился, затем ощутил разливающийся по спине озноб. Что это значит и как это могло произойти? Нет, туманно вспомнил он, редактировать свои комментарии на этом блогосервисе можно. Причём извещение об их редактировании к твоим былым собеседникам может и не прийти, если ты закрыл им на время доступ к посту. Можно тут также и удалять комментарии чужие, если оставлены они в твоём блоге. Но зачем? Краткая, но зажигательная беседа меж Лекки и Гвестарио выглядела отныне так: ГВЕСТАРИО: Неплохой оранжевый жакет. Ничуть не портящий скрывающуюся под ним фигуру, кстати. ЛЕККИ: Это вообще-то топик, но спасибо за комплимент. И отдельное спасибо за то, что вы не наговорили пошлостей, как любят делать некоторые испорченные молодые люди. ГВЕСТАРИО: Не искушай... ЛЕККИ: Простите? ГВЕСТАРИО: Тебя как будто заводит это. ЛЕККИ: Меня? Я решительно не понимаю ваших намёков. Или вы чего-то от меня хотите? ГВЕСТАРИО: Да, мне бы дико хотелось увидеть Лекки на этом фото без оранжевого топика, раз уж ты спрашиваешь. Да что там, увидеть её великолепное загорелое тело без всякой одежды вообще, увидеть её целиком. ЛЕККИ: На ресурсах соответствующей тематики вы можете найти столько интересующих вас нагих загорелых тел, сколько желаете, сударь. Засим прошу вас покинуть мой блог. ГВЕСТАРИО: Мммм... Я вытяну руку вперёд и проведу ею по твоей груди, по этим прекрасным мягчайшим полушариям, форма которых угадывается даже под топиком, стисну их крепче, сожму до боли соски. Затем я заведу руку тебе за спину и, схватив за волосы, потяну рывком вниз, вынудив тебя таким образом упасть на колени. Ротик твой раскроется от неожиданности, я же резко прижмусь пахом к твоему личику, такому очаровательному на этом снимке, я проведу своим напряжённым докрасна органом по твоим губкам, твоему носику, губки эти от шока раскроются ещё шире и я вдвину в них свой клокочущий кровью столп почти до самого горла. Зажав тебе носик и лишив тебя возможности получать воздух сквозь ноздри, я не оставлю тебе иного выбора кроме тянущих действий ротиком, ты будешь вынуждена глотать, глотать сначала смазку, а потом семя, глотать, стоя обнажённой при всех на той самой детской площадке, где ты сфотографировалась, глотать, захлёбываясь сладко-солоноватой жижей. ЛЕККИ: О ужас. Вы больной. Я в последний раз прошу вас удалиться по-хорошему, иначе я воспользуюсь банхаммером и пожалуюсь администраторам. Вы хоть задумываетесь об ощущениях собеседника, вынужденного читать всё это? ГВЕСТАРИО: Думаю, что ладошка прелестной миленькой Лекки сейчас в её трусиках. Как и подобает сладкой маленькой извращеночке? ЛЕККИ: Вы просто псих. Интересно, кто-нибудь из ваших френдов знает об этом? ГВЕСТАРИО: Думаю, ты сейчас... беззастенчиво шликаешь собственным указательным пальчиком. Держишь ручку меж ножек, как самая распоследняя проблядиночка, и теребишь без конца прелестную бусинку своего дивного укромненького клитора. Потому что такие шлюшки, как ты, просто обожают сидеть день-деньской у компьютера с рукою под юбкой. ЛЕККИ: Я не понимаю, вы вообще читаете то, что я пишу, или это для вас лишь так, словесный мусор? Что вы творите? ГВЕСТАРИО: Бесстыже дрочу. Перечитываю твои комментарии в этой ленте, и рука сама липнет к трусам. Я не могу остановиться, я фапаю как сумасшедший, ты просто спускаешь меня с тормозов. ЛЕККИ: Вам что, и впрямь хочется, чтобы я пожаловалась администрации? Или показала страничку этого разговора всем вашим френдам? ГВЕСТАРИО: Очень!

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Его передёрнуло при прочтении последних строчек. Что, если это и вправду прочтёт Хранитель Жёлтого Тока, импозантный мужчина из Кишинёва, автор блога о нанотехнологиях? Или Разумовичевский, с которым случалось неоднократно пересекаться в пафосных спорах о структуре социума? Или если это вдруг прочтёт Айна, миловидная поэтесса из Ташкента, чьи ножки на фото некогда было приятно рассматривать, но сейчас воспоминание об этом почему-то не греет и не смешит? Или Ману, благопочтенно-скромная увлекающаяся эзотерикой дама? Или Антале Му, странная художница из Еревана? Что, если она ненароком заглянет сюда и увидит, как он по-хамски расписывается в фантазиях отыметь только что увиденную на фото девушку в ротик? Чувствуя, как волоски на коже его правой руки встают дыбом, он подвёл курсор к надписи «Удалить» напротив одного из своих комментариев. Стереть, вычеркнуть всё, пока не поздно? «Хозяин дневника запретил редактировать и удалять комментарии». Ну да, этого следовало ожидать. Свои-то комментарии она отредактировала, временно сняв запрет. Если только этот запрет вообще распространяется на самого хозяина дневника? Тем временем в правом нижнем углу экрана издевательски замерцал конвертик, сигнализируя о новом пришедшем письме. «Думаю, тебе понравилось перечитывать нашу беседу. А уж в каком восторге будут твои дружки и подружки... Та же Розен, мур-р, которую ты так чутко поздравил с Новым Годом, попутно сдержанно похвалив кадры её фотоальбома. Или физик Терский? Кстати, на Веблит тоже не помешает кинуть ссылочку, вдруг тамошние писатели и читатели даже не подозревают, что таит за собою личина некоего интеллигентного весельчака? Та же Недобровольская, которая написала десяток комментариев к твоему рассказу о политиках каменного века, вы с ней, как видно, большие друзья. С неё и начну». Гвестарио — хотя сейчас он чувствовал себя скорее обычным стеснягой Максом, трясущимся и довольно жалким? — поспешно опустил пальцы на клавиатуру. Что писать, впрочем? Столь тупо и тускло он ещё ни разу себя не ощущал. Можно подумать, что кровь, приливавшая ещё недавно к концу живота, не успела в полной мере отхлынуть обратно к мозгу. «Зачем тебе это?» «Люблю разоблачать миражи. А тут ещё и моя сестричка чересчур тобой увлеклась, все уши прожужжала Легендарным Гвестарио. Я говорила ей, что все эти акулы киберпространства дутые нули по жизни, закомплексованные прыщавники, она не верила, а тут представился такой классный случай? Ну ничего, вот она вернётся к компьютеру, я дам ей это почитать». У Макса возникло смутное ощущение deja vu. Как будто о чём-то подобном он уже даже читал в каком-то рассказе? «Я её знаю?» «Можно сказать, что да. Видишь ли, в некотором роде она Лекки и есть». У Максима зашумело в ушах, а собеседница не спеша пояснила отдельным микрописьмом: «Мы делим один аккаунт на двоих, она присутствует в Сети чаще, так что она имеет больше прав называться Лекки. Ммммм, она будет просто в восторге от твоего желания увидеть её без топика, от твоих пассажей о её руке между ножек». «Фото принадлежит ей?» «Вообще-то мне, но мы очень похожи, прямо однояйцевые близняшки. Посторонние люди редко могут нас различить». Он сглотнул слюну, глядя мутными глазами на экран. «Может, не надо... показывать ленту другим? Лекки-то ладно...» «Ух, то есть вы, молодой человек, строивший из себя маленького гиганта большой мысли, жаждете уйти безнаказанно после своих приставаний к невинной леди? Так не бывает». Смайлик, стоящий в конце микрописьма, олицетворял собою нечто наподобие грусти, насмешки и задумчивости одновременно. Максиму показалось, что он почти что слышит с обратной стороны монитора звонкий жизнерадостный смех. Он положил было пальцы на клавиатуру — но, передумав, отстранил их. Она явно вышла на связь с ним с нового почтового адреса не для того, чтобы дать ему хотя бы косвенную улику подделки того разговора. И уж тем более вряд ли она признает сейчас фальсификацию в переписке? Что уж говорить, теперь даже удивлявшие прежде Макса настройки Леккиного блога — «Не высылать на почту полный текст комментариев» и «Запрет прямого цитирования» — обрели скрытый смысл. — Чего же ты от меня хочешь? — в отчаянии спросил он. Подумав, Максим набрал это с клавиатуры. «Чего я хочу? Ммммм, неужели некуртуазный джентльмен, замусоривший всю страничку Лекки описанием своих грязных желаний, заинтересовался наконец и желаньями барышни?» Пригоршня смайликов, подобная цветной гирлянде, отделяла одну строчку от следующей. «Значит, я могу теперь что-либо пожелать от великого и могучего Гвестарио, что он раболепно и неукоснительно выполнит? Эх, бедная маленькая Лекки просто не может поверить такому счастью». Парень машинально отметил, что теперь она снова именует Лекки себя. Впрочем, ему и самому легче было воспринимать собеседницу так — имени-то её он не знал? «Не томи, — набрал он. — Просто скажи, что тебе нужно». Он проверил в очередной раз, действительно ли пост защищён от прочтения посторонними. Да, вроде бы пока ещё защищён. «Хм, — ответствовала в новопришедшем письме первая строчка. — Ты говорил, что тебе нравится читать комментарии Лекки, тебя это так возбуждает. Ты столь жарко об этом писал, что мне поневоле захотелось... увидеть тебя за этим». Максим, ничего не понимая, моргнул. И отправил ответное письмо — состоящее из одного только вопросительного знака. «Сфотографируйся целиком в том виде и в той позе, в которой ты читал комментарии бедняжки Лекки, мур-р, — уточнило следующее письмо. — Брюки и трусы спусти, если они и так на тебе не спущены, хихик. И заведись... м-м... ты ведь и без того уж завёлся, фантазируя о невинной девушке, не правда ли?» Скулы его свело, словно от прожёванного лимона. Если он сделает и отправит эту фотографию, ему наступит уже не просто конец. Катастрофа. «Как хочешь, впрочем, — словно предвидя его колебания, добавило скучающим тоном следующее письмо. — Я сделаю пост доступным для всеобщего чтения через час, кинув всем твоим друзьям ссылку. Есть ли у тебя телефон или цифровой фотоаппарат, есть ли USB-провод, меня не волнует. Через час все увидят скрытую личину Гротескного Гроссмейстера. Я на этот час даже отойду от компьютера, чтобы не читать всякие жалкие уговоры, а потом просто проверю — пришло ли фото». Строчкой ниже: «Время пошло». Спуская с себя брюки и устанавливая смартфон в надлежащем положении возле кресла, Максим ощущал себя до неимоверности жалко. Это не просто было тошнотворным и унизительным, это противоречило всем его усвоенным из романтичных компьютерных журналов принципам веб-анонимности, он никогда и нигде не засвечивал даже приличные свои фото, не говоря уж о паспортных данных. Хотя, как знать, быть может, это и к лучшему? Так, по крайней мере, Лекки не сможет доказать твёрдо, что на фотографии красуется именно он, а не какой-нибудь подговорённый ею знакомый? Он посмотрел мутным взглядом на экран. Ему, вроде бы, следует завестись? Он вывел и впрямь на экран ленту с новыми комментариями Лекки, такими отрезвляющими, такими холодно-деловитыми, — и своими «приставаниями» в ответ. Как ни странно, его хлестнуло новой волной возбуждения. Рука Лекки под юбкой... Ч-чёрт. Чего хочет от него эта странная извращенка? Его собственная рука задвигалась всё быстрее, глаза его не отрывались от глаз Лекки на фотоснимке в посте — таких насмешливых, таких живых, как будто видящих его в эту секунду насквозь. Кровь его между тем, кажется, собралась целиком в трёх уголках организма — в низу живота и на кончиках ушей. Таймер фотоаппарата в телефоне глухо щёлкнул. Тем не менее парень не сразу остановился, на краю сознания даже мелькнуло — что, если попытаться дойти до пика, вернув таким образом ясность мышления и обретя попутно хоть какой-то навар? Следующая мысль, впрочем, слегка умерила его пыл — мысль о том, в какой торжествующей ухмылке искривились бы губы этой злодейки, увидь она сейчас, с каким неподдельным удовольствием повинуется он её шантажу. «Вот». Он так и не придумал, что ещё написать. Просто «Вот». «Ммм, какой превосходный снимок», — ответствовало новое письмо. Пришедшее, к слову говоря, почти сразу после отправки предыдущего — что заставило Максима покраснеть. Получается, она блефовала, говоря о часе отсутствия у компьютера? «Кстати, — поинтересовалась вдруг собеседница, — а откуда я знаю, что это именно ты? Может, ты друга пригласил, или нашёл похабную фотку в Интернете, а?» Уши парня вновь вспыхнули. Отчасти — оттого, что ему даже не пришёл этот метод на ум? «Вот», — штампованно повторил он. В этот раз он приложил к письму фотографию себя одетого, сжимающего в правой руке бумажку с надписью «Я — Гвестарио». «Это всё равно ненадёжно. Давай так: ты сфотографируешь целиком свой паспорт и отошлёшь мне фотку, а ещё поставишь снимок своего лица на аватар блога. Это даст хотя бы относительную гарантию, что великий и могучий Гвестарио не обманывает меня?» Зубы Максима стиснулись. Вроде бы он радовался, что фотографии эти всё равно нельзя чётко сопоставить с его виртуальным образом? «Я не люблю "светиться"», — беспомощно написал он. Не самое умное, что можно написать в разговоре с шантажисткой. «Хорошо... кстати, я сейчас держу пальчик над кнопкой "Отправить комментарий" в дневнике Жизели, твоей подружки. В окошке для отправки текста у меня стоит ссылка на разговор, ссылка обходного типа, позволяющая увидеть даже закрытую запись. Ты просто не представляешь, как мне хочется нажать эту кнопку...» Максима бросило в озноб. Жизель была его знакомой-геологом из Екатеринбурга, с которой он одно время плотно переписывался, испытывал дружескую теплоту и даже пытался помочь участием в паре психологических затруднений. Конечно, и о ней у него была буря извращённых неприличных фантазий, но глубокому уважению и симпатии это ничуть не мешало. «Ладно, — поспешно набрал он едва касающимися клавиатуры пальцами. — Я сейчас». В этот раз пауза между письмами продлилась чуть дольше прежнего, отчасти — ввиду необходимости изыскать документ. Часто ли великовозрастному инфантилу требуется паспорт? «Вот». Кажется, это слово уже стало кичевым. «А аватарку в дневнике изменил? Ай, какой молодец». Смайлик чуть ниже изображал пару приподнятых в знаке «V» пальцев. «Вот, стало быть, каким является в быту Великий и Ужасный Гвестарио. Мур-р, что-то подсказывает мне, что если я пробью по номеру паспорта базу данных и пришлю на его домашний адрес распечатку полученного фото, кое-чьи родственники будут просто в восторге?» Он лишь смотрел затуманенными глазами на очередное письмо, плохо осмысляя текст. «Город твоего жительства? — последовал в новом абзаце вопрос. — Только не вздумай врать — я всё равно пробью потом базу данных. Просто не хочу сейчас тратить на это время». Максим закусил губу. И, терзаемый сонмом неясных предчувствий, набрал ответ.

2. О НЕТРАДИЦИОННЫХ ДОБАВКАХ К САЛАТИКУ

— Вот, стало быть, как выглядит в быту Таинственный и Ужасный Гвестарио, — повторила, теперь уже вслух, собеседница. Она восседала напротив него за круглым крохотным столиком небольшого кафе у вокзала, глаза её искрились. Максим под её изучающим взглядом начинал понемногу ощущать, как у него встаёт комок в горле. Он никак не ожидал, что теория вероятности подсунет ему такую свинью, изначально разместив его и Лекки в одном городе. — Какой погасший взор, какое поникшее лицо, — тихо рассмеялась девушка. — И это — извращенец-маньяк, писавший бедняжке Лекки, как видит мысленно её руку меж ножек? С задумчивым видом она коснулась губами соломинки в своём бокале. — Скажи, — произнесла несколькими секундами позже она, — а ты часто фантазируешь о своих интернет-подружках? Не только обо мне, а вообще? Та же Жизель, например, — в глазах Лекки на миг мелькнуло что-то озорное, — перед которой ты так испугался компрометироваться, что сразу прислал фотографию паспорта. У тебя были какие-нибудь фантазии в её адрес? Максим опустил взгляд. Фотоальбом Жиз не раз будил в нём грёзы определённого толка, но ему не особо хотелось с кем-то ими делиться. — Н-ну, были, — глухо признался он. Не вполне понимая, к чему она допрашивает его о том. Не может же быть, чтобы это её возбуждало? Лекки улыбнулась. Странной улыбкой — насмешливой, торжествующей и словно бы снисходительной в то же самое время. — А какие? — приоткрыв губы, она пробежалась язычком меж губ. — Какою ты представлял себе Жизель в своих грёзах? Или — что мечтал с нею сделать в них? Нога её под столом коснулась Максимова колена, парень почувствовал, как ком в его горле становится всё плотнее, меж тем как иное уплотнение нарастает в его брюках. — Я... — Выдумать что-нибудь? Зачем? Чёрт, как трудно сейчас шевелятся мысли. — Хм... мы переписывались когда-то. На нейтральные, почти научные темы. — И? — сладко протянула собеседница. Губы её вновь коснулись соломинки в бокале, на этот раз отчётливо нарочито. Он понизил голос. Хотя, кроме них двоих, в кафе всё равно почти никого не было? — Иногда я... представлял себе, что, если она... ну, как я? Ну, если она... ф-фантазирует, перечитывая потом эти письма... л-лаская себя? Максим сбился и замолчал, тяжело дыша, покрытый краской. От откровений этих он чувствовал себя предателем, чувствовал шевеление чего-то мерзкого в себе, но одновременно ощущал, как брюки его вздуваются шатром изнутри. — Тебе нравилось представлять себе это, — почти мурлыкающим тоном подсказала Лекки. — Представлять себе интеллигентную барышню Жизель с аристократическим ником, которая даже в блоге пишет лишь на геологические и искусствоведческие темы, с рукою в трусиках и румянцем бесстыжего возбуждения на щеках. Ведь так? Не будучи в силах ответить что-либо, он кивнул. — Скажи это, — почти шепнула она. Глаза её смеялись. — Скажи: «Мне нравилось... представлять одухотворённую барышню Жизель... с рукою в трусиках и румянцем на щеках после переписки». Я хочу услышать, как ты скажешь это. Колено её под крохотным столиком скользнуло вглубь меж коленей Максима, въезжая внутрь, почти упираясь в промежность. Взгляд же её стал тем временем остр донельзя. Того и гляди напомнит о компрометирующем фото в своих дальних архивах? — Я... — Он сглотнул слюну, слыша, как оглушительно колотится его сердце. — Мне... нравилось... представлять одухотворённую бар-рышню Жизель с... рукою в трусиках... Колено меж его ног начало медленно, но ритмично двигаться. — Продолжай, — выдохнула собеседница. — Мне... — Максим закусил было губу, но тут же отпустил её, — нравилось представлять, как она... краснеет после переписки от приходящих мыслей. Как она... Жиз... начинает ласкать себя, сначала сдержанно, потом всё бесстыдней. Лекки улыбалась, рассматривая его из-под полуопущенных ресниц. Под её взглядом Максим ощутил, что его начинает нести, что в нём помимо воли растёт желание подбирать солоновато-сальные обороты. — А, — замялась она на мгновение, сделав театральную паузу, — как насчёт других девушек в твоём блоггерском списке? Та же Айна-Айнара, юная фифочка-поэтесса модельной внешности, она же, — нагое колено под столиком резко вильнуло, — нравится тебе? — Ммммм, — Макс сжал на несколько мгновений зубы, тяжело дыша. — Да. В действительности колено Лекки едва касалось его промежности, большую часть времени лишь скользя рядом, потираясь о брюки. Психологический эффект, тем не менее, был безумен. — Скажи, какие фантазии у тебя были о ней. — Губы собеседницы вновь искривились в неумолимой улыбке, в глазах её блеснула знакомая искра. — В подробностях, не спеша. — Я... рассматривал её фотографии, скопированные в свою галерею, одну за другой. — Слова слетали с его уст словно бы сами собой, он уже не пытался остановить их, как будто понимая краем рассудка, что стоит ему остановиться и призадуматься — и он с ужасом осознает, что ему нравится его нынешнее положение. — Особенно мой взгляд притягивали... стройные ножки Айны. Глядя на снимки туристического характера, сделанные ею во время путешествий по городу, я представлял себе, как её охватывает эксгибиционистская страсть, как она начинает прямо на улице фантазировать о прилюдном разоблачении. Голос Максима стих, став глуше и словно бы чуть шершавей. Приобретя интонации, неведомые прежде ему самому? — На самом деле это было моей фантазией... иной фантазией, навеянной иными снимками... о том, как Айна выскальзывает среди ночи из дома, бредёт одиноко по городу меж тускло мерцающих фонарей, после чего проникает тенью в заброшенный городской парк. Там, вдали от посторонних глаз и даже от фонарного света, освещённая лишь сиянием несвежего месяца, Айна воображает себя королевой ночного бала, стоящей пред миллионами незримых духов, купающейся в их благоговейных взглядах. Руки её скользят по её старомодно-длинному платью, она ласкает себя сквозь одежду, в ум её вторгается мысль о том, что было бы, увидь её сейчас её знакомые, знающие её лишь в качестве строго воспитанной поэтессы... увидь они сейчас её посреди парка, её руки, проникшие зачем-то глубоко в карманы платья и быстро движущиеся там... с уст Айнары срывается стон. Она сбрасывает с себя одежду, оставшись нагая наедине с Ночью, хрупкая и беззащитная в бледном свете луны... Он смолк, чтобы перевести дух. Ему казалось, что нет уже ни кафе, ни города вокруг, — лишь круглый столик, продолжающее поддразнивать его колено под оным и прищуренно-насмешливые глаза напротив. — Я представлял, как в уме Айнары проносится эта фантазия — фантазия или воспоминание о сделанном? — во время туристической прогулки по городу. Как она, кормившая только что голубя, невольно сжимает коленки, ощущая, как влажно стало меж них изнутри. Чувствуя, что готова сорваться, что находится на краю, она прерывает кормление птиц и присаживается поспешно на бордюрчик тротуара. Придав себе задумчивый вид, сдвинув ножки в джинсовых брюках так, чтобы промеж них толком ничего не было видно, она зажмуривает глаза и тянется томительно медленно рукою к молнии джинсов... Личико её обжигает огнём — ей, как и в той фантазии, является на ум мысль, что будет, если кто-нибудь из проходящих по городу знакомых увидит её за этим, поймёт суть её позы? — и пальчики, ещё лишь только коснувшиеся несмело язычка молнии, яростным рывком сдвигают его, проскальзывая под материю брючек... Лекки улыбалась, искоса созерцая его поверх бокала с коктейлем. Вдруг разозлившись — что она делает с ним? — Максим залпом опустошил наполовину собственный бокал. — Ты довольна? — раздражённо спросил он. Чтобы заглушить смущение, а отчасти, быть может, и остатки всё ещё бьющего его возбуждения. — Почти. — Улыбка на губах Лекки стала чуть ярче, чуть демонстративней. — Ты не рассказал ещё о своих фантазиях в адрес Бастильды, например. Или Розен. — Тут не о чём говорить, — обрубил он. Рассказывать, естественно, было о чём. По правде говоря, его пугала осведомлённость собеседницы — складывалось впечатление, что она часами просматривала женскую половину его френдленты, сканируя на предмет фотоальбомов и привлекательной внешности. — Ой ли? — Лекки приоткрыла губы, меж них вновь мелькнул язычок. — К новогодним фотографиям Розен, изображающим её в горах, ты отпустил некогда на удивление сдержанный комментарий. Что на самом деле ты думал тогда, рассматривая эти фото? — Ничего особенного, — он старался говорить грубо, давя неловкость. Ему всё ещё стыдно было за недавний конфуз, когда его повело в невероятно пространные описания. — Красивая рыженькая девушка, в сиреневой маечке. Вот бы, думаю, поучаствовать с ней в подобном походе в горы и подглядеть как-нибудь за её переодеванием. — И всё? — Голос Лекки стал на пару микрокалорий слаще, а колено её вновь приступило к едва заметным, но будоражащим движениям. Максим опять вспыхнул, провалившись помимо воли чересчур глубоко в грёзы. — Ну... не совсем. — Неужели ему самому нравится под диктовку вспоминать это? — Мне... представилось, что было бы, поймай меня Розен за этим в самом начале. Удивлённый взгляд и наивно распахнутые глаза — как на одном из тех фото. «Как, ты хотел увидеть меня без одежды? Почему же ты не сказал мне об этом? Ведь мы же друзья». — И она... раздевается? — Голос Лекки упал до еле слышного шелеста. — Не сразу. — Максим ощутил, как у него вновь начинает пересыхать в горле. — Я ещё пытаюсь играть в паладина, остановить её — «Эй, что ты делаешь? У тебя же есть спутник жизни, ты же писала в блоге?» — а она невинно так взмахивает ресницами: «Ну и что, Макс, это же чисто по-дружески. Мы же ведь не имеем в виду ничего такого?» Лекки тихо рассмеялась прямо в бокал с недопитым коктейлем. — А потом? Максим искривил губы, как если бы новая проглоченная порция коктейля состояла из лимонного сока. Дальнейшее содержание его грёз представляло собой такой бред с позиций психологического правдоподобия, что даже под давлением шантажа ему было не слишком удобно это рассказывать. — Я саркастически говорю что-то в том плане, что, дескать, по пути таких неоднозначно-дружеских действий можно далековато зайти, вплоть до... засовывания её руки мне в брюки, к примеру. Она ещё шире распахивает ресницы — «Макс, а что, ты бы правда хотел, чтобы я запустила ладонь тебе в брюки? Чисто по-дружески?» — и возлагает руку демонстративно на огромный камень неподалёку, слегка поглаживая его. Глаза её так и светятся изнутри... — И ты не мог устоять, — качнула головой Лекки. Пальцы её лелеяли меж тем хрустальную ножку бокала. — Не мог, — еле слыша себя, выдохнул он. — И ты представлял себе, как Розен скользит рукою у тебя в брюках, сжимая пальчиками твой член. Тебе хотелось этого. — Хотелось, — эхом откликнулся он. — Скажи это... Глаза Лекки сияли сейчас ничуть не меньше глаз Розен из этой фантазии. Огонь этот магнетизировал, подчиняя волю Максима своей. Он повторил это, почти не сбившись, чувствуя себя чем-то средним между магнитофоном и заводной секс-игрушкой в режиме непрекращающихся фрикций. — Бастильда, — шепнула собеседница тише шелеста. — Тебе хотелось её? Какие фантазии у тебя будил её фотоальбом... если будил, конечно? — Я... не помню. — Голос Максима тоже упал до шёпота. — Разве что несколько фотографий парково-лесного характера... Тот кадр, где она загорает в зеркальных очках на разостланном в лесу покрывале... Наступила пауза. Лекки молчала, интуитивно чувствуя, что собеседник уже настроен на нужную частоту и не нуждается больше в подстёгиваниях. Молчал и Максим, пытаясь оживить в памяти фантазии о цинично-насмешливой и брутальной черноволосой мотоциклистке из Питера. — Я... разместил несколько её снимков у себя в галерее, чтобы просматривать в определённом порядке, соответственно сюжету фантазии, — неожиданно признался парень. — Я... часто так делаю. Он сглотнул слюну. — Снимок, где Бастильда лежит в зеркальных очках с эйфорическим видом. Снимок, где её подружка, насмешливо улыбаясь, выходит из глубин леса. Снимок, где она тянется к Бастильде с намерением то ли разбудить, то ли потормошить... Максим вновь замолчал, ощущая, что его слегка колотит. — Последний снимок изображал их вдвоём в лесу, кидающихся шишками друг в друга. — Тебе... думалось, что меж ними может нечто произойти? — вкрадчиво предположила собеседница, облизнув губы. Он почти перестал дышать. — Думалось. — Кажется, ему всё же удалось заглотить немного воздуха. — Эти зеркальные очки, напоминающие виртуальный шлем из киберпанковской фантастики... в общем, мне представилось, что действие происходит в недалёком будущем, а с помощью шлемов этих просматривают специальные клипы, действующие напрямую на мозг через все области чувств. Бастильда из любопытства подобрала виртуальный шлем ушедшей погулять подружки, стала просматривать первый попавшийся на глаза клип, тот же оказался чувственно-эротичным. Утратив почти целиком контроль над собой, тяжело задышав под действием разливающихся по телу ощущений, Бастильда выгибается сладко на разостланном покрывале. Тем временем из лесу выходит её подружка с коварной улыбкой на устах, она... заранее всё спланировала, оставив рядом с Бастильдой включенный кибершлем. Она наклоняется над своей спутницей, касается её груди... проскальзывает рукой по внутренней стороне её левого нагого бедра... — Тебе хотелось бы увидеть это, — негромко шепнула собеседница. — Увидеть, как подружка Бастильды залезает рукой ей в трусики. Глаза её уже не просто сияли — они горели. — Х-хотелось, — вымученно признал он. Бёдра его невольно дрогнули, словно забыв, что меж ними колено Лекки. — Скажи это, — последовал традиционный приказ. Он сказал. Сказал, чувствуя сухость в горле, уже начиная догадываться понемногу, чего ради Лекки необходимы столь сакраментальные излияния. Разве это не было очевидным, впрочем, с самого начала? Та вполголоса хихикнула. — Тебя ведь возбуждает это, правда? Вспоминать свои грёзы о Айне, Бастильде, Розен... вспоминать их вслух? Я вижу, что ты едва держишь себя в руках. Улыбнувшись, Лекки погладила ножку хрустального бокала. Движение это было столь медленным и столь характерным, что бёдра парня заново дёрнулись. — Почему бы тебе не совершить это? Прямо тут и сейчас, прямо за этим столиком, — меж губ её вновь на миг блеснул язычок, а пальчики пощекотали дно бокала, — не взять себя в руки? К щекам Максима снова прилила кровь. — Ты... что? По возможности незаметным взглядом он окинул округу. Людей в кафе по-прежнему практически не было — что, несомненно, и было одной из причин, позволивших Максиму столь вольготно вести своё повествование, — и лишь за одним из столиком поодаль сидела курчавая девушка, с неловко-застенчивым видом вкушавшая по кусочку салатик. — Стесняешься? — верно угадала причины его колебаний Лекки. Глаза её всё ещё продолжали посмеиваться. — Ну да, конечно, гротескный гроссмейстер Гвестарио вдруг опускает руку под столик кафе прямо при всех вокруг и начинает... поддрачивать? Голос её на последнем слове вкрадчиво упал, словно извиняясь за скабрёзность. — Что сказали бы его френды, увидев это? — мечтательно-приглушённо проговорила Лекки; глаза её были полуприкрыты. — Впрочем... они ведь могут увидеть и кое-что другое, что впечатлит их не меньше, а может, и больше. Особенно — некоторых наивных френдесс? Рука Лекки над столиком вытянулась вперёд; прежде чем Максим успел осознать что-либо, пальцы её развернули салфеточный конус в центре стола, конус, на который он прежде не обращал особенного внимания, считая его никчёмным украшением столика. За белизною салфеток обнаружилась поблескивающая поверхность айфона. — Ну-ка, — молвила Лекки рассеянно, дотронувшись несколько раз до чувствительного экрана, — что мы успели тут записать? Прищурившись и нахмурившись несколько раз, она коснулась ещё пару раз стекла своими наманикюренными пальчиками. И, вдруг просияв, развернула айфон к Максиму. Экран изображал знакомое ему с детства лицо, снятое в просвет меж салфеток. — Мне... — прозвучало глухо в крохотных динамиках устройства, — нравилось... представлять одухотворённую бар-рышню Жизель с... рукою в трусиках... Кровь обожгла Максиму лицо, в ушах его зашумело, а взгляд вновь заметался панически по всему заведению. Хотя громкость записи вроде бы была не выше естественной? — Вот бы показать эту вырезку Жиз, — вполголоса предположила Лекки. Айфон она отстранила — за миг до того, как Максиму могла бы прийти в голову мысль отобрать его. — Как наша девочка-геолог будет польщена?.. — Н-не надо, — глухо проговорил он. Вцепившись пальцами в край стола, как если бы это могло защитить его от провала в неведомую бездну. Почему-то ему вспомнился один из давних рассказов Жизели о её детстве, проведённом на даче, о её встрече с кабаном. Почему память всегда работает так странно в такие моменты? — Ну, не надо, так не надо, — рассмеялась Лекки, демонстративно поигрывая айфоном. — Хотя откуда ты знаешь, — сверкнули её глаза озорством, — вдруг ей и вправду понравилось бы просматривать это? Тебе же нравилось представлять Жиз именно такой... скрывающей червоточинку внутри себя? Не отводя взгляда от глаз Максима, она понизила голос. Колено её вновь возобновило дразняще-размеренные движенья. — Что, если она и впрямь каждый вечер, — шепнула Лекки, — после переписки, перечитывая последнее твоё письмо, запускает в трусики ладонь? Что, если она, — губы собеседницы недвижно застыли приоткрытыми на пару секунд, — не в силах изгнать из своих дум тень Гротескного Гроссмейстера даже во время приёма ванной? Левая её рука скользит неспешно по атласной груди, другая рука оказывается тем временем меж жарких бёдер... с уст аристократичной барышни слетает бесстыжий стон? Максим прикусил губу. Хотя и понимая, что это полнейший бред, девушки, в отличие от парней, не склонны фантазировать каждую третью секунду на сексуальные темы, у них в жизни удивительное количество сторонних дел и забот, он всё же не мог развеять в воображении лик обнажённой Жизели. — Представь себе это, — мягко выдохнула Лекки. — Представь её... нагую... ласкающую себя в ванной, смотрящую тебе прямо в глаза. Опусти руку... под стол... Вся обстановка вокруг снова расплылась, словно тая в тумане. Лишь голос Лекки, поигрывающий интонациями, лишь её лицо напротив. Весь полыхая, Максим — или гротескный гроссмейстер Гвестарио? — проскользнул еле слушающейся, будто онемевшей частично рукой ниже поверхности столика. Пальцы его коснулись бугра на вздутой материи брюк. — Тебе же нравится это, правда, — доносился словно издалека вкрадчиво-коварный голос, — делать это как бы под взглядом Жизели, представлять себе, как она строго-удивлённо рассматривает тебя. «Заниматься этим прямо в кафе, думая обо мне? Ай-яй-яй, как не стыдно!» Рука Максима совершила несколько резких движений, он застонал сквозь зубы. Застонал — и от звука этого словно на мгновенье пришёл в себя. Взгляд его снова коснулся округи, число посетителей кафе не прибавилось, курчавая девушка у дальнего столика по-прежнему не отводила глаз от салата. Как ни старался, Максим не мог различить выражение её лица. Отвращение? Неприязнь? — По-моему, нашего Великого и Таинственного Гроссмейстера смущает мимолётная зрительница, — усмехнулась краем рта собеседница. В глазах её снова мелькнуло ехидство — почти как в первые минуты разговора, когда он ещё только присел за облюбованный ею столик. — А что, если нам, симметрии ради, попробовать смутить её? Лекки наклонилась ближе, облизнув в очередной раз губы. Краем глаза он заметил айфон в её руке, выскользнувший на миг из-под поверхности столика, — получается, она продолжает снимать его действия, то выше уровня стола, то ниже? — и ощутил почему-то пару новых сводящих с ума толчков в собственных брюках. — Поласкай себя... не спеша. Тебя ведь заводит это, делать это у незнакомой девушки на глазах, даже у двух, включая невольную соучастницу... — Голос Лекки стал как никогда сладок и медленен, а движения пальцев Максима вопреки сказанному ускорились. — Скажи мне, когда ты будешь... у порога, у финиша, у предела... когда ты не сможешь больше терпеть, когда ты готов будешь извергнуться в брюки... я хочу, чтобы ты сказал это. Колени Макса опять бессильно дёрнулись, в его пересохшем горле родился очередной стон. В давным-давно пересохшем? — Уж-же, — не останавливаясь, глухо выдавил он. Что он в данную минуту творит? Чем занимается? Лекки, глядя на него, слегка наклонила голову. — Вот как? — протянула она. Взгляд её почему-то стрельнул в сторону курчавой девушки, на которую сам Максим не решался уже кинуть взор. — Иными словами, гротескный гроссмейстер Гвестарио уже у самого края? Он сжал зубы. — Д-да... Максим дышал тяжело и часто, еле удерживаясь от пересечения опасной черты. Если бы его спросили сейчас, что останавливает его на пороге, он бы не знал, что ответить. Страх перед наказанием? — Тогда, — проговорила негромко Лекки, пригубив немного коктейля из забытого было бокала, — встань прямо сейчас из-за столика и подойди к ней. Коленки собеседницы под столом сжали бедро Максима. — Спусти перед нею брюки... и бельё, если, конечно, носишь последнее. Скажи, что хочешь приправить её салатик... и, опытными движеньями повара, сбрызни её тарелку своим сладковато-молочным соусом. — Ты с ума сошла, — глухо простонал он. Жаркие толчки в его брюках стали уже непереносимы, стали физически нестерпимыми. — Я сошла с ума? Огонь в глазах Лекки разгорелся ярче. — Посмотрим, что скажет Айна, что скажут Розен и Жиз... кого они сочтут сошедшим с ума, когда увидят знакомого им джентльмена, блогового интеллектуала... терзающим рукою под столиком кафе свою плоть, исповедующимся в грязных фантазиях обо всех своих сетевых френдессах... Голос её стал мягче и тише, айфон она вновь развернула лицевой стороной к нему. — Одно движение пальцем — и аттач с видео ляжет письмом в электронные ящики трёх твоих закадычных подружек. Пока только трёх — оставшиеся, увы, не выложили в открытый доступ свои адреса. Правая её рука обхватила айфон поверх уже сжимающей устройство левой, пресекая попытку выхватить хранилище компромата. — Ну так что? — Голос Лекки, кажется, сделался ещё вкрадчивей. Максим, пошатываясь, встал. Его затравленный взгляд метнулся из стороны в сторону, вновь убеждаясь в практической безлюдности интерьера. Ему показалось, или на миг та девушка с дальнего столика остановила взор на нём, на его оттопыренных брюках, но тут же вернулась безраздельно к поглощению листочков салата? Едва не споткнувшись, он совершил на еле слушающихся ногах несколько шагов вперёд к столику курчавой посетительницы. И — давя желание оглянуться — ещё несколько шагов.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

— Здр-равствуйте. Девушка с курчавыми волосами удивлённо вскинула на него взгляд. Максиму показалось, что кроме удивления в её глазах мелькнула и странная радость, но он тут же отогнал это впечатление как ни с чем не согласующееся. И мысленно обругал себя: зачем вообще поздоровался с ней? О чём с нею говорить? — Здравствуйте. Брови посетительницы кафе слегка приподнялись. Взор её будто бы вновь ненадолго застыл на его оттопыренных брюках, отчего Максима стрельнуло непрошеной вспышкой жара. — Вам что-то нужно? — кашлянув деликатно в ладонь, поинтересовалась она. Ему было что-то от неё нужно? — Эм-м... да. — Он вдруг вспомнил подсказанный Лекки текст. — Ваше... блюдо. Вам не требуется... чем-нибудь... сдобрить его? — Зачем? — Брови девушки взлетели ещё выше. Руки парня двинулись было к брюкам, но застыли на полпути. Всё это вдруг показалось ему кошмарным сном, бредовым кошмарным сном из тех, которые стараешься забыть по пробуждении. Что это он собирается сейчас — в заведении общественного питания, на глазах у абсолютно незнакомой девушки, — предпринять? Не удержавшись, он оглянулся. Он ждал, что Лекки будет строго смотреть на него, хмуриться, подавать знаки, нетерпеливо постукивать по айфону пальцем — что позволит ему так или иначе взвесить чаши весов, определившись внутри себя с выбором. Чего он не ожидал, так это увиденного им в действительности? Она у л ы б а л а с ь. Правая её рука продолжала сжимать айфон, кажется, направленный тылом к Максиму, хотя сейчас он не мог уделить этому большого внимания, будучи отвлечён позой и выражением лица Лекки в целом. Она сидела, полуоткинувшись на спинку стула назад, личико её выражало грань экстатического блаженства, а левая её рука была полуукрыта скатертью столика и слегка поглаживала колено. Колено? — он не поверил своим глазам — ладонь её под взглядом Максима скользнула под купол платья едва ли не полностью, размеренно смещаясь под тканью. Что это она делает там? Словно уловив его мысль, Лекки улыбнулась шире. Ножки её повернулись коленками прямо к Максиму, чуть-чуть раздвинувшись, приоткрыв отсутствие белья... Жар, и без того атаковавший в последние минуты Максимову плоть, свёл всё его тело в приступе странной судороги. Развернувшись обратно ко всё ещё сверлящей его шокированным взором незнакомке, он рванул за резинку ворот собственных брюк. Сбросив их вместе с бельём, стиснув зубы почти до боли, он вцепился пальцами в своё разгорячённое естество. — Л-л-лекки, — сорвалось неведомо почему с его уст. Незнакомка, беззвучно ахнувшая и прикрывшая рот рукой, последовательно сменила в глазах целый ряд выражений. Разочарование? Отвращение? Злость? Сжав изо всех своих сил пальцы, чувствуя, что рискует иначе взорваться в окрошку и расплескать по округе последние капли никчёмного серого вещества, Гротескный Гроссмейстер Гвестарио запрокинул голову назад. Пред внутренним его зрением продолжал стоять лик Лекки — эйфорически улыбающейся, чуть расставившей ножки, ласкающей себя промеж них. Рот его приоткрылся... В следующее мгновенье произошло сразу несколько мешающих друг другу событий: — всплеск безумного наслаждения, неестественно-тошнотворного, сплавивший воедино время с пространством и отчасти способствовавший тому, что в уме Макса все эти факты как бы переплелись; — хлюпающие липкие звуки, свидетельствующие о том, что как минимум часть молочно-белого эликсира точки своего назначения достигла; — Макса огрели по голове сумочкой, причём довольно болезненно.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Лекки хохотала как сумасшедшая. — Ты бы видел в этот момент её лицо! Её взгляд!.. — Она почти застонала от смеха, закрыв ладонью глаза. — Такое крушение внутреннего мира, полный переворот всех его основ... Я никогда не забуду этого. Она полураскачивалась на садовой скамейке, никак не в силах прийти в себя. Сексуальное возбуждение — настоящее или лишь разыгранное ею? — ушло, уступив место припадку гомерического веселья. Максим угрюмо сидел на краешке скамейки рядом, гадая внутри, не стоит ли ему сейчас попытаться скрутить Лекки и отобрать у неё телефон. Но как минимум часть компромата находится у неё на компьютере? Кроме того, он и сам никак не мог отойти от случившегося. — Я записала это на видео, — вспоминала Лекки, полуприкрыв глаза. — Каждое действие, каждый шаг. Когда эта бедняжка забудет, каков её кумир, всегда можно будет поддразнить её этой записью вновь. Она хихикнула в рукав, Максим же, и так чувствовавший внутри себя ледяную сосущую пустоту после бегства из кафе, ощутил, как в нём что-то сжимается. — Э... она?.. — Я не сказала? — Глаза собеседницы блеснули. — Та самая сестричка, почти однояйцевая. Я попросила её слегка сменить причёску и набор косметики, чтобы ты не догадался. Он прикусил губу, вспоминая радость, полыхнувшую поначалу на лице посетительницы кафе, радость, показавшуюся ему неестественной. Косметика и укладка волос? Странно, девушка за столиком показалась ему столь несхожей с Лекки, что даже в потёмках он едва ли бы спутал их. — Конечно, я не сказала ей: «Крошка, сейчас к тебе подойдёт гротескный гроссмейстер Гвестарио, которого ты узнаешь, он недавно поставил свою физиономию на аватар в блоге и он кончит тебе прямо в салатик». — Лекки снова хихикнула, качнув обнажённым коленом. — Я просто попросила её посидеть поодаль за столиком, сказав, что раскрою ей кое-что необычное. И сюрприз удался на отличненько? — Ты извращенка, — глухо произнёс он, почти не слыша себя. Глаза её снова блеснули — уже с открытой насмешкой. — И это говорит парень, который, судя по собственным признаниям, почти что не вынимал из штанов руку при просмотре фотоальбомов своих френдесс? Который в переписке с бедняжкой Лекки сознался в желании полапать её за грудь, опустить силой её на колени и кончить ей в ротик прямо на детской площадке на виду у всех? Она слегка наклонила голову, меж губ её скользнул язычок. Максим поймал себя на том, что невольно затаил дыхание. Что, если она... — Тебе ведь нравится, — размеренно проговорила Лекки, не сводя с Максима прищуренных глаз, — заниматься этим, разглядывая привлекательных девушек. Мечтая о них. Представляя в фантазиях, что и как сделал бы с ними. Сказав это, она медленно облизнулась. Рука её вновь коснулась колена, с подчеркнутой неторопливостью, пальцы слегка потеребили кожу рядом с соседней коленкой. — Не так ли? Максим, следя помимо воли за её рукой, поднимающейся вверх к бёдрам, ощутил, как его начинает пронимать, пронимать снова, несмотря на недавнюю неимоверную вспышку экстаза. Быть может, потому что та вспышка в кафе была слишком суматошной и нервной? Ему уже доводилось замечать, что организм в таких случаях иногда словно специально оставляет запаску на второй раз, задел на продолжение. — Тебе нравятся мои колени, — невинным медовым голосом, как если бы речь шла о погоде, проговорила Лекки. — И мои бёдра. Ладонь её чуть изогнулась крючком, проникая меж слегка расставленных ножек под взглядом Максима. Под взглядом, который тот, как ни тщился, не в состоянии был отвести. — Ты часто делаешь это, любуясь бёдрами девушек на фотографиях в Интернете? — Она улыбнулась, изучая его лицо. — Я знаю, часто. — Я... н-не стану произносить это вслух, — выдавил вдруг Максим. И смолк, сам удивившись вспышке своей решимости. С одной стороны, всё правильно: сколько можно попадать в одну и ту же ловушку? Ещё не хватало, чтобы к коллекции её записей добавилось «Мне нравится делать это, любуясь бёдрами девушек на сетевых фотографиях», произнесённое хриплым Максимовым тоном. С другой стороны, если она прикажет ему сказать это, грозя уже собранным компроматом, — выбора, так или иначе, не будет. Но Лекки лишь улыбнулась: — И не надо. Просто... поиграй с собой. Прямо тут и сейчас. Тебе же ведь хочется? На губах её продолжала играть солнечная улыбка, айфона нигде рядом с ней не было видно, а скользящая вверх по бедру рука как будто дошла до самого края платья. — Я желаю увидеть скрытую сторону гроссмейстера Гвестарио, — проговорила девушка. Губки её, только что увлажнённые язычком, чуть приоткрылись, а бёдра раздвинулись шире, предлагая к обзору доселе прикрытое платьем. — Увидеть всю его похоть... старательно утаиваемую им доныне от френдов. Теперь блестели не только её глаза, но и губы. — Ну же. Парк, насколько мог видеть Максим, был безлюден, хотя в любой момент из-за живой изгороди мог кто-нибудь вырулить. Презирая себя, но чувствуя в то же время странное мазохистское наслаждение, он провёл на её глазах по собственным брюкам рукой. Ощущая внутри себя зыбкую помесь сонного опьянения и сладкой истомы, вспыхивающей всё сильнее под взглядом собеседницы, с каждым новым ироничным взмахом её ресниц. В кафе почему-то это не ощущалось столь остро — быть может, потому что часть его ума памятовала о возможных зрителях, а другая часть была отвлечена разговором о тенях прошлого? — Я знала, что тебе это понравится, — произнесла негромко Лекки. Она неотрывно следила за выражением лица Максима, за движениями его руки. — Тебе ведь нравилось это ещё там, не правда ли? Он застонал невольно сквозь зубы, вспомнив ту вспышку извращённого наслаждения на глазах у обеих сестёр, ту вспышку, увенчавшуюся извержением прямо в тарелку. Лекки с довольным видом рассмеялась. Тут же, впрочем, приглушив смех, поскольку мимо скамейки продефилировала чья-то семья с детской коляской. Женщина почти средних лет, хотя ещё сохранившая следы былой красоты, сопровождаемая, вероятно, дочерью — кем ещё могла приходиться ей эта юная златовласка? — Симпатичные ножки? — усмехнулась вполголоса собеседница, глядя на Макса, отдёрнувшего смущённо руку от брюк ещё при первых звуках приближения посторонних, перехватив его взгляд, пущенный вдогонку платиновой блонди. — Тоже, наверное, так бы и любовался ими, играя с собою? Он сглотнул ставшую вязкой слюну, с трудом оторвав взор от нимфы в коротенькой юбочке. Кажется, семейство не собиралось никуда уходить, остановив свою коляску у скамейки напротив метрах в двадцати от Максима с Лекки. — Ну... ничего так. Выдавив это, Максим закусил губу и покраснел, испытав дурацкое чувство, что подыгрывает Лекки в её троллинге. Ему вообще не хотелось ничего отвечать ей, но он поймал себя на том, что и так слишком много молчит? — Так сделай же это, — медоточиво предложила собеседница. Веки её были полуопущены. — Не надо стесняться. Ты же этого хочешь. — Ты... Он осёкся, ощущая, что повторяется. — Сошла с ума? — деликатно подсказала Лекки. Её ресницы дрогнули. — По-моему, мы уже проходили это. Не заставляй меня напоминать тебе. Пальцы её скользнули в карман, открыв обозрению верх эмалированного айфонного корпуса. И щекотнули игриво пластмассу. — Но... На губах собеседницы молнией блеснула улыбка: — Я покину тебя минут на десять, чтобы не слишком смущать. Буду наблюдать за тобою из кустиков неподалёку. Ты можешь действовать втихаря, но задачей твоей является, — кажется, Лекки сама сглотнула слюну? — успеть за эти минуты получить предельное удовольствие, любуясь девочкой напротив. Имей в виду, я проверю потом состояние твоих брюк. Вытянувшись вперёд, она понизила тон до шёпота, глаза её сверкнули: — Надо же как-то наказать тебя за внимание к чужим ножкам?..

3. О ВАЖНОСТИ РОДСТВЕННОЙ ТЕПЛОТЫ

Максим остался один. Скользнув взглядом по разместившемуся поодаль семейству — мать с дочкой продолжали о чём-то переговариваться, причём мать зачем-то периодически сдвигала взад-вперёд коляску с младенцем, — он повертел головой по сторонам, пытаясь выяснить, куда именно исчезла Лекки. Вроде бы она юркнула вон за ту живую изгородь? «Чтобы не слишком смущать». Губы гроссмейстера Гвестарио невесело искривились. Ну да, ясно, зачем она это сделала. Чтобы не попадаться на глаза семейству с коляской, отвлекая на себя часть внимания? Чтобы всё возможное внимание и всё осуждение было сосредоточено на нём лишь одном? Взор его снова коснулся блондинки напротив. Симпатичная, пожалуй что даже очень. Юная — едва ли не моложе Максима. Невинное личико и радикально светлые волосы — если шевелюра Лекки была скорее коричневатой, чем светлой, то тут почти откровенная белизна. И, разумеется, ножки. Столь длинные и столь безукоризненно выточенные, что остаётся загадкой, как мать позволяет ей в присутствии своём носить юбки подобной фривольной длины. Максим покраснел невольно, поймав себя на нелепой мысли — «Может, мать и сама гордится ножками своей дочери, наслаждаясь вниманием к ним окружающих?». Семейство заняло скамейку напротив так, что сидевшую слева мать частично загораживала скользящая взад-вперёд коляска, меж тем как ножки её дочери не загораживались ничем. «Ты можешь действовать втихаря». Максим скрестил осторожно свои собственные ноги, стараясь не привлекать внимания резкостью действий. И провёл рукою по ещё недавно топорщившемуся уголку брюк, слегка сжав себя через ткань пальцами, надеясь, что удачно заслонился коленом. Что он делает? «Мастурбируешь прямо в парке на незнакомую случайную девушку. Причём — в присутствии её матери». Блондинка, судя по движениям губ, засмеялась, сказав матери что-то. Та с понимающим видом кивнула. Максима пробило новой волной страха и острого возбуждения одновременно — в его мозгу это на миг преобразовалось в безумный сценарий, где дочь замечает действия извращенца на скамейке напротив и самодовольно говорит об этом матери, мать же кивает удовлетворённо: «Я же говорила тебе, милая, как ты хороша». Движения его руки ускорились, терзая плоть через брюки. «Задачей твоей является успеть получить за эти минуты предельное удовольствие, любуясь девочкой напротив». Может, сжульничать? Попытаться вместо девчонки напротив сфокусироваться мыслями на самой Лекки, на фантазиях в её адрес, а то и оживить в памяти те грёзы о своих почитательницах? Нет, не получится. Мозг его и без того разрывается на два фронта, пытаясь извлечь удовольствие из слежения за девчонкой и в то же время бдя, чтобы его не запалили. Но эти два фронта хотя бы довольно близки друг к другу, фантазировать же на посторонние темы при одновременном пристальном слежении за семейством напротив он не сможет физически. Максим вновь скользнул взглядом по ножкам златовласки, по её личику, по её губкам. Попытавшись вообразить с отчётливостью, как губки эти касаются его ниже пояса, как они доверчиво приоткрываются, как к плоти его приникает кончик влажного языка. И — стиснул зубы, подавляя стон. Отведя глаза на всякий случай ненадолго в сторону, он пожалел, что не взял с собою зеркальных очков, помогающих скрывать направление взора. Хотя, по опыту Максима, все девушки поголовно так или иначе прекрасно умеют ощущать чужой взгляд — быть может, эта леди тоже давно уловила его, просто сознательно игнорирует? Вышеозначенная «леди» тем временем уронила голову на спинку скамьи и смежила веки, словно изображая, что спит. Её восхитительно-молочные бёдра, и так открытые обзору благодаря ультракоротенькой юбочке, чуть-чуть раздвинулись. «Сговорились они, что ли?» — взвыл внутри себя Максим, в памяти которого ещё жив был подобный театр в исполнении Лекки. Рука его рванулась к резинке брюк, проникая под оную. Он даже забыл сперва кинуть опасливый взгляд в сторону матери — та, как выяснилось, смотрела в коляску и как будто о чём-то беседовала с младенцем. Колени его задрожали. «Получить предельное удовольствие». У него есть шанс и вправду суметь покорить эту вершину? Сколько минут уже успело пройти, интересно? Он вообразил себе эту девчонку без одежды, представил себе, как эти умопомрачительные бёдра кольцом обхватывают его на уровне поясницы. Чувствуя, что перекрещённые колени мешают ему расслабиться, препятствуя дойти до пика, Макс по возможности незаметно распрямил ноги, рука его уже целиком нырнула в штаны, стискивая изо всех сил член, меж тем как рот его приоткрылся, а мозг рождал в горячечном полубреду одну за другой чёткие картины того, как он кончает клейкими белыми струйками на её волосы, на её носик, на её глаза... Глаза дремлющей феи на скамейке распахнулись. Какое-то мгновение они смотрели прямо на Максима, прямо ему в лицо. Макс, ощущая, что остановиться не в состоянии уже физически, тем не менее безотчётно снизил обороты. Она повернулась к матери и вполголоса что-то сказала ей. Та оторвала взгляд от коляски и скользнула им по парню напротив, уже извлёкшему со стыдом руку из синих брюк. Светловолосая девушка выпрямилась, полузагородив от Максима мать, вновь что-то произнеся в её адрес — то ли требовательно, то ли сердито. Женщина с неопределённым видом пожала плечами, качнув в очередной раз коляску, после чего поднялась со скамьи. Парень непроизвольно взмок, вцепившись ладонями в края скамейки под собой. Что сейчас будет? Неспешным прогулочным шагом семейство удалилось прочь по аллее, в сторону печально известного памятника Чёрному Рыцарю. Максиму показалось, что златовласая фея со странной настойчивостью осыпает мать фразами, возникая то справа, то слева от неё. Возмущается? Уговаривает сообщить в полицию? Взгляд Максима скользнул по могуче-титановым бёдрам её родительницы, открытым сейчас обзору сзади и туго обтянутым белыми тонкими шортами, и его почему-то снова кольнуло жаром в паху, кольнуло ещё не рассеявшейся пульсацией похоти, он протянул полубессознательно руку вновь к собственным брюкам, словно желая успеть получить своё хотя бы в эти последние секунды — если не от созерцания стройных ножек светловолосой девчонки, так красиво подсвеченных сейчас лучами заходящего солнца, то хотя бы от изучения пышных ягодиц её матери. Тут он уловил откуда-то слева подозрительно знакомый шум — то ли хрюканье, то ли фырк. Скосив глаза в сторону, Макс увидел выбирающуюся из кустов Лекки. — Чуть не умерла со смеху, — призналась она, пряча в карман айфон. — У меня даже камера в руке дрожала, а ведь нужно было ещё вовремя менять ракурс, переводить её с тебя на неё и обратно. Подписчица Гвестарио прищурилась: — А ей сперва даже понравилось, по-моему. Но потом она испугалась, что мамаша запалит. Видел, как засуетилась, лишь бы только отвлечь её? Максим сцепил зубы, пытаясь прийти в себя. Его ещё било остаточными разрядами похоти, и мысль о том, что девушка на скамейке, быть может, специально изобразила из себя дремлющую — возможно, ещё и следя за ним из-под приопущенных век? — никак не способствовала успокоению. — М-мммм-мммм... — сладко протянула Лекки, наблюдая за ним. — А тебе ведь тоже понравилось делать это, любуясь её ножками, мысленно раздевая её. Расскажешь, что ты представлял тогда? Слюна в его рту приобрела вяжущий привкус. — Не дождёшься, — буркнул Макс. Он знал, конечно, что она с лёгкостью может заставить его поведать о чём угодно — или, по крайней мере, придумать реалистичный правдозаменитель. Но не желал впустую изображать дружелюбие, отвечая на такого рода вопросы, пока давление не достигло максимума. — Вот как, — протянула Лекки снова. Она села чуть ближе, касаясь Максима правым коленом. Или даже частью бедра? — Скажи, — заговорила она опять, — а ты бы... изнасиловал её, если бы мог? Если бы... знал, что тебе за это ничего не будет? Тебе бы хотелось, — Лекки облизнула губы, голос её понизился, — сорвать с неё платье, раздвинуть силой ей ножки, залезть рукою ей в трусики?.. — Эм... н-нет, — красный, как свёкла, выдавил Максим. Это было правдой. Хотя, конечно, эффект от картин, рождаемых в его уме речами Лекки, поистине взрывал мозг. Она почти опустила голову ему на плечо, касаясь его уха кончиком носа. — Домашний комнатный мальчик, — шепнула она ему прямо в ухо. — Интеллигентный автор блога о потусторонних мирах. Язык её коснулся мочки его уха. И, вроде бы, поднырнул глубже? — Ты ведь постоянно мечтаешь о жёстком, грубом изнасиловании всех своих френдесс, всех вместе и каждой в отдельности. — Она пощекотала языком раковину его уха с внутренней стороны. — Скажешь, нет? Максим чуть не застонал, ощущая, как брюки его едва не лопаются изнутри. Сказанное ею было полуправдой, он и впрямь лелеял в глубинах своего существа самые дикие фантазии, но грёзам этим полагалось оставаться лишь грёзами, без надежд на реальное осуществление — на которые, кажется, намекала Лекки. Рука собеседницы тем временем легла на его колено, скользнула ввысь, замерев лишь в сантиметрах пяти от вздувающейся бугром ткани. — Я вижу, что тебе жарко, — шепнула Лекки. Она снова чуть отстранилась, глаза её подозрительно блестели в лучах закатного солнца. — Неудивительно, ведь день был таким напряжённым... Тебе, наверное, хочется пить? Порывшись в сумочке, что ещё изначально показалась Максиму странно раздутой, шантажистка не без труда извлекла оттуда двухлитровую бутыль пепси-колы. У Максима дёрнулся кадык. Он только сейчас осознал, что не пил ничего весь день, не считая злосчастного коктейля в кафе-ресторанчике. — Пей, не стесняйся, — прошептала, почти что прошелестела собеседница, вручая ему бутылку. — Выпивай всё. Благодарно прикрыв глаза, гроссмейстер Гвестарио припал губами к заветной бутылке, не видя, как под давлением внешнего воздуха бутылка корёжится и сминается внутрь, как внимательно Лекки следит за ним прицелами своих карих глаз. Наконец он остановился. Сделал паузу, отстранившись от бутылки и тяжело дыша. — Устал? — прозорливо угадала Лекки, проведя пальцами по его лбу, словно стирая пот. — Бедненький, сколько же тебе довелось пережить за сегодня. Послышалось негромкое пиликанье телефона. — Сестра, — глухо выдавил он, кинув взгляд на экранчик смартфона. Покраснел, вспомнив сцену в кафе, и добавил: — Моя. — Сколько ей лет? — взметнулись почему-то брови Лекки. — Д-двадцать один, — запнулся от неожиданного вопроса Максим. Отчего-то вновь ощутив себя загнанным зверем в ловушке со сжимающимися стенами. — А она ничего, — хмыкнула Лекки, подперев голову ладонью и глядя искоса на фото строгой брюнетки с задумчивым видом, мерцающее сейчас на экране его телефона. — Ну, что же ты не реагируешь, отвечай на звонок. Под её пристальным взглядом Максим смущённо ткнул в зелёную пиктограмму с изображением снятой трубки. В уши его ворвался холодный требовательный голос: — Максим, ты где? — прозвучало это так громко, что он даже невольно чуть отодвинул трубку. — Ищу тебя везде, а ты никаких записок нигде не оставил. Непутёвый брат покраснел. Он так и не придумал, как законспирировать встречу с шантажисткой, хотя размышлял об этом весь прошлый вечер. — Да... Понимаешь, Юль, тут такое дело... — кашлянул он. — Мне пришлось... Лекки тем временем мурлыкнула что-то вполголоса, придвигаясь к нему ближе, опустив голову ему на плечо. Бедро её как бы невзначай потёрлось о бедро Максима. — Ты хоть помнишь, что у тебя просрочены книги, взятые из библиотеки? — зазвенел требовательней прежнего в его ухе ледяной голос. Рука Лекки вновь скользнула к пояснице Максима, причём он ощутил, что организм его отзывается на прикосновения юрких пальчиков даже чересчур охотно. — Скажи... мм... что зайдёшь за книгами позже, — шепнула еле слышно она, щекоча дыханием его шею. — Скажи, что ты собирался... зайти в библиотеку... но забыл дома книги. Он кашлянул снова. — Я... понимаешь, Юль, я просто забыл. Я... х-хотел... взять с собой книги... н-но... В этот раз перепады его голоса были связаны не только с нервозностью, но и с тем, что танцующие движения ловких пальчиков Лекки окончательно утратили стыд. Играя с ним, поддразнивая его плоть, они ускоряли темп с каждой минутой, вынуждая его замолкнуть. — Ты так скоро забудешь голову на плечах! — пророкотало в трубке. Как же в такие мгновения она напоминала школьную учительницу. Впрочем, до этих ли сопоставлений ему сейчас было? — Мне пора назад на работу, я и так ненадолго домой забежала, я не могу следить за тобой вечно. Чтобы через час этих книг у тебя на столе не было! Максим застонал беззвучно — не от слов сестры, от особенно быстрого движения пальчиков Лекки у него в брюках, — сама же шантажистка, прижав губы плотнее к его свободному уху, шепнула: — Затяни разговор. — К-каак?.. — простонал он почти неслышно. — Придумай что-нибудь. Изобрети. — Голос Лекки понизился, став одновременно слаще. — Если хочешь, чтобы я... Пальцы её намекающе дрогнули. Максима — и так пребывавшего сейчас на грани — пробрало с ног до головы сладким ознобом. — Ю-юль... кстати... — он старался говорить негромко, отдельными порциями. — Ты... покормила Альфреда? Альфредом звали хомячка, купленного полтора года назад и из всех удовольствий жизни превыше всего ценившего сон и жареный картофель. — Твой Альфред свернулся калачиком в углу клетки и ничто больше его не интересует. — Если голос сестры и стал мягче, то лишь чуть-чуть. — С тобой-то всё в порядке? Пальцы Лекки отдёрнулись. Максим закусил губу, чувствуя, как волны противоестественного удовольствия, колотившего его во время речи сестры, превращаются в волны муки. — Сделай так, чтобы она говорила подольше, — шепнула вновь шантажистка, куснув ласково мочку его уха. — Чтобы у нас было... мур-р-р... время... Пах его стало только что не сводить болью. — Со мною... ох, да. — Мизинчик Лекки всё-таки щекотнул чуть-чуть его брюки — чтобы ослабить боль или поддержать возбуждение? — Я... хотел бы спросить... Юля... а что, ты с Полиной больше не ссоришься? Полина была сослуживицей Юли, соседкой по офису. Максим вбросил эту тему с отчаяния, вспомнив, как в былые месяцы сестра часами рассказывала об отвратительных привычках коллеги и как трудно было заставить её замолчать. — С этой истеричкой, помешанной на сериалах? — Слышно было, как Юля хмыкнула. Впрочем, Максиму было сейчас не до слежения за звуками на заднем плане, поскольку пальчики Лекки снова взялись — медленно, размеренно, — за его плоть. — Я давно решила, что мне с ней делить особенно нечего. Она предпочитает путь куклы Барби, пробивая всюду дорогу широко раздвинутыми коленками, а кто я такая, чтобы отрицать достоинства такого пути? Мне же лучше, по большому счёту, ибо ослабляется конкуренция на моём поле. Когда финансовый год закончится, отчёты покажут, кому... Он зажмурился от наслаждения, ощущая, как нежная девичья рука всё быстрее играет с его естеством, вслушиваясь одновременно в голос Юли, не разбирая слов, но улавливая сладко-ледяную интонацию. Так ненавистную прежде — и так пьянящую теперь? «Я долбаный извращенец, — озарило вдруг Максима, вынужденного закусить губу, чтобы не застонать прямо в микрофон. — Я получаю сексуальное удовольствие от голоса родной сестры. Можно ли сказать, что я сейчас занимаюсь с ней сексом по телефону?» Ему представилось вдруг, как Юля смотрит на него в этот момент, брезгливо поджав губу. Пах кольнуло новой искрой желания — и откуда-то из глубин прошлого вынырнула иная картина, Максиму тринадцать лет, а Юле пятнадцать, он проходит мимо неплотно прикрытой двери ванной и заглядывает из любопытства в манящую щель. Сестра стоит в ванне, слегка покачиваясь, ноги её широко расставлены, глаза почему-то зажмурены, а голова — запрокинута назад. Душ в её руке направлен так, что тугая струя бьёт в низ её живота... Не выдержав, он всё-таки застонал в трубку. — Да что там такое с тобой? — встревоженно спросила Юля, прервав свой монолог. — Ты ничем не заболел? Язык Лекки коснулся мочки его свободного уха, скользя по ней, поигрывая с раковиной. — Скажи, — шепнула шантажистка, не прекращая ни на миг свою игру пальчиками, и лишь замедлив ненадолго их бег, — что тебе нравится её голос. Это ведь и правда так? — Что... Этого он произнести не мог. — Скажи, — выдохнула Лекки вновь. Ладошка её на миг сжалась кольцом вокруг напряжённого до боли органа, затем разжалась, потом стиснулась опять, быстрее и быстрее. — Ну пожалуйста. Максим открыл рот, потом закрыл, потом снова открыл. Сказать требуемого Лекки он не мог — как не мог и проигнорировать касания её пальчиков. — Юль... — выдохнул он. — Я... — Что? Ладонь Лекки превратилась было в тесный кокон, обхватывающий целиком Максимову плоть, но тут же соскользнула, доставив при этом просто сумасшедшие ощущения в районе головки. — М-мне... Он снова оборвал себя, захватывая больше воздуха, чтобы не застонать. — Что, Максим? Чем ты там занят? — в голосе сестры прорезались нотки подозрительности. От этого простого вопроса он ощутил, что стоит на пороге, близок к взрыву, хотя шантажистка умерила движения пальчиками, искоса поглядывая на него и явно дожидаясь загаданной реплики. — М-мне... — Голос Максима взлетел почти до визга — тонкие пальцы Лекки сжались крепче вокруг его естества, словно награждая за начало фразы и одновременно намекая на нечто большее. — Н-нравится... твой голос... Он распахнул рот, снова глотая воздух, чтобы не застонать, ощущая, как рука девушки в его брюках окончательно сорвалась с цепи. — Что? — Сестра словно бы не поверила своим ушам. В голосе её вновь проклюнулась подозрительность — и нотки зарождающегося отвращения. — Подожди. Что за... что за дерьмо. Я не поняла, Максим, ты сейчас... — Ю-юля, — выдохнул он прямо в микрофон сотового. Но что он может сказать? — Ю-ю-юля... я... Пальчики Лекки меж его ног завибрировали как бешеные. — Я... Аааа-ааааа-аа-а-а-а-ах!.. Сладкий, пламенный взрыв, подобный извержению тысячи Эйяфьятлайокудлей, затопил изнутри вязкой вяжущей пастилой его брюки. Огненные круги пред его глазами — или это он в полубезотчётном предпиковом состоянии излишне надолго задержал взгляд на садящемся солнце? — танцевали сотнями задорных скачущих зайчиков, никак не желая меркнуть. Откуда-то из бесконечной дали до него донеслись тихие ритмичные звуки. Автомобильная сигнализация? Будильник? Или... Максим осознал, что всё ещё сжимает в руке злосчастную трубку телефона с льющимися из неё тонкими короткими гудками.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

— Ну, по крайней мере, в этот раз ты точно не сможешь утверждать, что тебе не понравилось, — самодовольно изрекла Лекки. И ещё раз демонстративно вытерла пальчики о белоснежный платок, словно любуясь каждым. Хихикнув, она спрятала платок в сумочку. Взгляд парня всё ещё оставался примёрзшим к экрану смартфона. — Она... она думает, будто я... — И она в каком-то смысле права, не так ли? — рассмеялась Лекки. На миг она вытянулась вперёд, почти уперевшись лбом Максиму в лоб и глядя на него снизу вверх едва ли не влюблёнными глазами. — Кстати, я записала ваш разговор на айфон, чему отчасти помог её громкий голос. Без видео, один только аудиотрек, но такой красноречивый. Ни у кого после его прослушивания не останется и тени сомнений, чем ты занимался во время беседы с сестричкой? Веко Максима дёрнулось. Проводив по инерции взором исчезающий в её кармане айфон, он подумал невольно, что практически весь компромат, собранный шантажисткой, лежит лишь в этом приборе. Вне его — разве что тот злосчастный тред «приставаний» к Лекки и позорное фото. Что, если... Послышался негромкий писк. — О, закачка завершена, — констатировала Лекки, вновь извлеча ненадолго модерновый телефон из кармана и кинув взгляд на его экран. — Ещё один ролик выложен на анонимный хост. Пока эти ролики никто не может редактировать или даже видеть, не зная пароля, но если кое-кто будет непослушным мальчиком... Она прищурилась. Максим сглотнул слюну. Ему стало ясно, что недавний его взгляд — как и промелькнувшие минуту назад в его голове мысли? — не остались незамеченными. — Ну, что? — поинтересовалась Лекки, чуть наклонив голову. — Сходим в библиотеку, как ты и обещал сестричке? Максим несколько секунд помолчал. Мысли его ворочались с трудом. Она хочет сопровождать его даже теперь, после этого феерического издевательства? — М-можно. — Язык его запинался, как и его мозг. — Т-только надо будет зайти ко мне домой за книжками. — За книжками зайду я. — Она обворожительно улыбнулась. — Мало ли, вдруг там ещё будет сестрёнка, с которой ты явно сейчас не в настроении пересекаться? Ты просто дашь мне ключи и объяснишь, где лежат книги. Взор её вдруг скользнул в сторону. — Но сначала — допей пепси-колу. Максим уже и думать забыл о сиротливо валяющейся в углу скамейки двухлитровой бутыли. — Всю, целиком, — уточнила, взмахнув ресницами, Лекки. — Сумочку я ею загромождать уже не хочу, да и тебе таскать не позволю.

4. О ВСЕЗАТОПЛЯЮЩЕЙ ПОПУЛЯРНОСТИ МАЙЕР

Высокий двухэтажный белый корпус библиотеки уже давно посещался Максимом не чаще раза или двух в месяц. Что и говорить, после подключения к Интернету привычка эта стала пережитком прошлых времён, почти атавизмом, но отказаться от неё он до сих пор почему-то не мог. Быть может, просто ворох комплексов не позволял спокойно сказать сидящей за столиком библиотекарше: «Больше я к вам не приду»? — Вот книги, которые я брал у вас в прошлый раз, — робко кашлянул Макс. — Мы пока походим, выберем новые? Произнося это, он чувствовал себя идиотом. На самом деле, будучи замкнутым сычом, обычно он просто молчаливо вываливал ранее взятые книги на столик перед библиотекарем и шёл выбирать обновку. Но теперь что-то мешало ему поступить в привычной манере. Присутствие рядом Лекки? Девушка жизнерадостно улыбалась, созерцая обстановку через закрывающие пол-лица широкие зеркальные очки. Их она нацепила едва ли не сразу же, как они приблизились к библиотеке, — не хочет, чтобы её здесь кто-то запомнил? Ему припомнились слова, как бы невзначай произнесённые ею на полпути к двухэтажному белому зданию. «Ты не должен без разрешения отходить от меня ни на шаг. Меня не волнуют твои мотивы, какими они ни были бы, отойдёшь хотя бы на минуту — компромат ляжет в почтовые ящики твоих подружек. А то прекрасное фото я отправлю твоей сестричке, скажу, что ты прислал его мне, утверждая, что на нём о ней фантазируешь». Просто дрессура? Или шантажистка планирует подвергнуть его ещё какому-то испытанию? Не дожидаясь подтверждающего кивка от библиотекарши, Максим сделал несколько шагов к гигантским длинным шкафам, на манер стен разделяющим просторный библиотечный зал на паутину узких проходов, превращающим его в подобие лабиринта. «Хотя какой там лабиринт, если честно, — куснул щеку он. — Простенький примитивный узор компьютерного микрочипа». Он зябко поёжился, прикидывая, какие бы книги взять и как бы лучше покончить со всем этим побыстрее. Помимо присутствия Лекки под боком, был ещё один источник дискомфорта, заставляющий его то переминаться порой с ноги на ногу, то ускорять шаги. С момента своего давнего сумбурного выхода из дому он ни разу не посетил туалет. Нужда же становилась всё более неотвязной. — Ух, сколько здесь литературы, — мурлыкнула тем временем Лекки, приотстав на шаг. — В основном старые советские издания, как я погляжу. — Ну, не только, — мотнул головой он в сторону красочно оформленных книг в близлежащем шкафчике. — Есть и гепталогия Лукьяненко о Дозорах. — Ты читал их? — шепнула она, почему-то таинственно опустив голос. Пальцы её щекотнули ладонь Максима. — Читал. — Он покраснел. Не потому ли, что ему пришлось на миг сдвинуть ноги? — Атмосферный цикл, особенно вначале. — Я слышала, что позже автор запутался в противоречиях? Голос Лекки отчего-то коварно дрогнул, она пристально смотрела ему в лицо, словно не желая пропустить ни малейшего изменения черт в нём. Или такое впечатление лишь создавалось благодаря очкам? — Ну... не то чтобы очень... иногда, пытаясь обмануть читательские ожидания, делаешь какие-то глупости... Максим сбился и замолчал. К хейтерам Лукьяненко он себя не причислял, он вообще не любил массовые стихийно-сетевые движения, особенно со знаком «минус». Сейчас же у него была и иная причина смущаться. — Слушай, — взмолился он, — давай... просто... выберем какие-нибудь книги? Ноги его снова невольно сдвинулись. — Давай, — солнечно улыбнулась Лекки. Сдвинув очки на лоб и окинув Максима сверху донизу взглядом. — Какие книги ты тут обычно берёшь? — Р-разные, — он почувствовал, что рука его в ладони Лекки начинает потеть. — Фантастические, философские... научно-популярные. Как-то раз взял про этого, про Диогена Лаэртского... Это было правдой. Откуда же, интересно, у него сейчас такое ощущение, будто он выпендривается перед ней? — Тебя интересуют древнегреческие философы? — Ресницы Лекки взлетели, а рука её, сжимавшая пальцы Макса, чуть сжалась. — Не только. — Пальцы его в ответ стиснулись ещё сильнее. Спохватившись, он заставил себя расслабить их. — Я ещё Канта читал... ох... пытался читать... — Так трудно пишет? Глаза Лекки смеялись. — Там... много непонятных слов. И вообще, чтобы что-то понять, надо читать по порядку, — выдохнул Максим. — Я же... привык по диагонали... Его посетило подозрение, что он не успеет дойти до дома, что ему лучше будет посетить кустики сразу после выхода из библиотеки. И надо же, чтобы мочевой пузырь так разрывался с двухлитровой бутылки пепси и чашки коктейля в кафе? Он сделал шаг к ближайшим шкафчикам, заставляя себя скользить взглядом по полкам. Вот Аронсон и Пратканис, «Эпоха пропаганды», — может, взять? Социальная психология — это вроде бы интересно. Взяв в руку книгу, он задумался, куда положить её, — у него не было при себе ни пакета, ни сумки. Прежние книги, взятые из его дома Лекки, она принесла сюда в своей сумочке, но не просить же её распахнуть сумочку вновь? Вообще-то раньше бы это не особо смутило Максима, он бы просто засунул книгу под мышку или отложил в сторону. Но сейчас даже мысль о таком копеечном усилии напрягала его. — Тебе нравится психология? — вскинула восхищённо брови Лекки. — Мрр, какая прелесть. Она выпустила с неохотой руку Максима, позволяя тому предпринять что-нибудь с книгой, Макс же, чувствуя, как ощущения в низу живота перестают быть томными, полубессознательно загородил книжной обложкой проблемное место, одновременно чуть-чуть прижав её к паху. Это помогло. Во всяком случае, неумолимая тяга в туалет слегка приугасла, но в глазах Лекки, видимых из-под сдвинутых на лоб очков, появились смешинки. — О, даже так. — Она улыбнулась, проведя языком по губам. — Не подозревала, что тебе н а с т о л ь к о нравятся книги. Максим опять покраснел. Из памяти его непроизвольно всплыли воспоминания ранне-пубертатной юности, когда он действительно делал с некоторыми книгами не очень хорошие вещи. Ну да, напряжение в мочевом пузыре и сексуальное возбуждение часто сопутствуют? Рука Лекки тем временем резко метнулась вперёд, пальцы сомкнулись на корешке книги. Максим от неожиданности отпустил её. — Я могу немного помочь. — Она улыбнулась шире. Книга в её руке упёрлась прямо Максиму в пах, чуть-чуть потёршись об него, потом потёршись ещё раз. — Тебе ведь приятно? Максим беспомощно открыл рот, чувствуя, как на брюках его растёт сумасшедший бугор, как тяга его в туалет угасает едва ли не полностью, сменившись новыми, в чём-то даже манящими ощущениями. Но если кто-нибудь из библиотечных сотрудников зайдёт сейчас в промежуток между шкафами и увидит... — Ай, как тебе хорошо, — танцевали солнечные зайчики в глазах Лекки. Она слегка наклонила книгу, вильнув её корешком вокруг бугорка на брюках. — Ай, как тебе сладко... Тебе ведь хочется, чтобы я продолжала? Острый край обложки потёрся резко о бугорок. Максим сжал на миг зубы. — П-пожалуйста... «Пожалуйста» — что? «Пожалуйста, перестань» или «Пожалуйста, продолжай»? Макс сейчас не мог сказать этого сам. Лекки помолчала несколько мгновений, с задумчивостью изучая его таинственно блестящими глазами. — Приспусти брюки, — шепнула она. — Ч-что?.. Он не поверил поначалу своим ушам. — Вместе с трусами, — уточнила Лекки, слегка склонив голову. В глубине её глаз как будто что-то сверкнуло. — Чуть-чуть. Почти загипнотизированный влекущим взглядом Лекки, бархатными интонациями её голоса, Максим одеревенелыми пальцами подцепил резинку собственных брюк, а затем и белья. Сдвинув её немного, сантиметров на десять, что привело к высвобождению некоторых частей его тела из плена давно уже тесной ткани? — Тебе ведь нравится эта книга. — Твёрдый корешок вновь вильнул по его коже, но уже не через материю брюк. — Ты её жаждешь. Лекки неожиданно распахнула книгу — и, прежде чем Максим успел среагировать, приложила страницы её к перевозбуждённой Максовой плоти, так, что головка скользнула по абзацам печатного текста, оставляя след смазки. — Ведь так? Максим снова безвольно распахнул рот, выпуская стон, зарождающийся в нём от этих безумных, противоестественных ощущений. Меж тем Лекки снова захлопнула книгу — так, что достоинство Максима оказалось аккурат меж книжных страниц. — Ты — х о ч е ш ь её? Она чуть сдвинула книгу назад, одновременно как будто силясь захлопнуть её до конца, так, чтобы давление на головку достигло предела. — Скажи это. «Она желает, чтобы я кончил прямо на эти страницы, извергся на страницы библиотечной книги, — промелькнуло в углу затуманенного страхом и похотью Максимова разума. — Чтобы я сделал это прямо в библиотеке. Прямо тут и сейчас». Макс застонал громче от то ускоряющихся, то замедляющихся действий Лекки. «Нет, не так». Он сцепил зубы. «Она желает, чтобы я умолял об этом». Максим отступил на шаг, выдернув рывком свой исстрадавшийся орган из плена белых страниц, с трудом затолкав его вновь в плавки и брюки. Акт этот потребовал крайнего напряжения воли, призыва всех его сил, — но, даже пойди он на поводу у извращенки, не станет ли лишь хуже потом, когда после пика наслаждения тяга к туалету вернётся? — Я... — Он кашлянул, залившись краской сильнее прежнего. Ему ещё надо как-то перед ней оправдываться? — Д-давай... просто выбирать книги. Вроде бы он уже говорил это? — Давай, — после паузы кивнула Лекки, слегка прищурившись. Она подняла книгу в руке почти до уровня лица, демонстративно облизнув край корешка, что заставило Максима дрогнуть. — Почему бы Гротескному Гроссмейстеру Гвестарио... не собрать себе целый гарем? Он обернулся обратно к шкафам, изучая их полки. Так, «Планиверсум» Дьюдни, это мы уже читали когда-то. Вещь потрясающая, хотя скрытый подтекст с глубокомысленными мудрствованиями псевдовосточного стиля убеждённому технократу и сциентисту Максиму не особо понравился. Сборник произведений Фармера, со странной синеволосой девушкой на обложке, призывно распахнувшей влажные губы. Ого, да это первый томик «Мира Реки»? Максим вновь сдвинул ноги, вспомнив одновременно один эпизод из начала цикла, дико заводивший его в бытность подростком. В бытность подростком... Полно, да закончилась ли у него уже эта бытность? Ощущая, как его колотит вперемешку разрядами боли в мочевом пузыре и вспышками дикого возбуждения, ловя себя временами на протягивании к паху руки, он обернулся на Лекки. Злодейка с задумчивым видом изучала книги поодаль — и, как будто уловив его взгляд, приняла чуть более импозантную позу, проведя ладонью по своему оранжевому топику, позволяя груди чётче обозначиться через ткань. Прежде, чем Максим осознал, что он делает, пальцы его пару раз дрогнули на оттопыривающейся материи брюк. Губы Лекки изогнулись в улыбке: — Кажется, кто-то хотел всецело сосредоточиться на выборе книг? Хотя, — в голосе её мелькнула насмешка, — я не против немного отвлечься. — Н-нет, — пробормотал Максим, лихорадочно тряся головой. Ему стало зябко и жарко одновременно. — Я... Он повернулся обратно к книгам, сжав изо всех сил бёдра, чем больше он боролся с возбуждением, тем неумолимей становилась тоска по санузлу. Что же выбрать? Фармера и Аронсона с Пратканисом? Хотя Фармера мы вроде уже читали, его книги легко найти в онлайне, да и вообще — лишь пара книг вместо обычно здесь выбираемых пяти-десяти? А, не всё ли равно? — Ид-дём, — выдавил он сквозь зубы, разворачиваясь к выходу из межшкафного закутка. — Так быстро? — Брови Лекки знакомо взлетели. — Ты не хочешь повыбирать ещё книжки... попримеряться к ним, полистать их... быть может, в некоторых найдутся пикантные картинки? Ему было слишком тяжело, чтобы злиться. — Н-нет. — Вот как. Она улыбнулась уголком рта — изучая его лицо, румянец на его щеках, его плотно сдвинутые бёдра. И надвинула очки на глаза. — Тогда идём.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

— В-вот, в-возьмите. — Максим чуть ли не заикался, пританцовывая, переминаясь с ноги на ногу. Это было невозможно дальше терпеть. — Мы в-выбрали. К чему все эти риторические реверансы? Обычно бы он просто выложил книги на столик, дожидаясь, пока библиотекарь покончит со своими делами и возьмется за регистрацию выбранных им книг. Лекки успокоительно сжала его ладонь. Он чуть не застонал, ощущая, как от этого простого жеста с ним готово произойти непоправимое. Может, выбежать наружу — и за угол? На улице вроде бы уже успело стемнеть. «Ты не должен без разрешения отходить от меня». Почтенная женщина-библиотекарь неторопливо протянула руку к книге по социальной психологии и раскрыла её, разыскивая в уголке обложки листок со специальными данными. Максим стиснул до боли зубы, видя её медлительность. «Меня не волнуют твои мотивы». Библиотекарша щёлкнула колпачком шариковой ручки и принялась переписывать данные с извлечённого из книжки листка в служебную тетрадь. Букву за буквой, значок за значком. Максим заметался на месте, ощущая, как пот собирается каплями у него на лбу, как у него всё плывёт в глазах. Может, попросить побыстрее? Рука Лекки снова стиснула его ладонь — как раз в тот момент, когда губы Максима открылись, а вспышка боли в паху заставила его на миг прямо при библиотекарше прижать к брюкам свободную руку. Улыбнувшись ослепительней прежнего, она спросила у женщины: — Скажите, а у вас есть «Сумерки»? Я слышала, что это очень интересный роман, который нравится девушкам. Вздохнув, библиотекарша отложила ручку. Окинула взглядом интерьер помещения за спинами посетителей. «Что она делает?» Максим безмолвно взвыл, будучи вынужден отдёрнуть руку от брюк под взглядом женщины, иначе выглядело бы так, будто он самоудовлетворяется. Хотя совершение определённых движений и впрямь слегка возбуждало, одновременно успокаивая мочевой пузырь? «Она же затягивает, нарочито затягивает всё это?» В горле у него пересохло. — У нас есть «Гостья» Майер, ещё была первая книга «Сумерек», но она сейчас на руках у кого-то, — сообщила библиотекарь. — Полного собрания книг, к сожалению, нету. — Жаль. — Обворожительная улыбка Лекки стала ещё ослепительней. — Я слышала, что там такие харизматичные персонажи, некоторые девочки просто текут по ним. Взгляд её остановился на Максиме, сжавшем до боли бёдра, застывшем неподвижной скульптурой, неспособном даже толком осмыслить идущий сейчас разговор, не то что сказать Лекки, что сленг её не особо подходит для общения с пожилой дамой. — И некоторые мальчики тоже. Максим закусил губу, колени его задрожали как пожарный гидрант. Она з н а е т? — Ведь правда? Кажется, ирония в её голосе резала ему уши. Сделав шаг вперёд, явно рассматривая его через очки с неприкрытым наслаждением, Лекки похлопала его по плечу. После чего приобняла его чуть выше пояса, прильнула к нему на миг — и встряхнула слегка всё его тело. — Я... Он ощутил, как в глазах его выступили слёзы, как нечеловеческое напряжение в паху лопается, разверзается неумолимо пламенной вспышкой. — Н-не... Что это за прохлада, стекающая по левой штанине? — Взгляните, — шепнула Лекки, — как мальчик разволновался. Ему настолько нравятся «Сумерки», особенно некоторые их герои и героини? Библиотекарь вновь оторвала взор от бумаг, подняв его — «Этого она и добивалась», мелькнуло лихорадочно в его уме, — на Максима. Глаза её расширились, явно заметив расширяющееся на светлых синтетических брюках тёмное пятно. — Что... Максим загородился рукой, не успев осознать толком, как это выглядит, пальцы его проделали ещё несколько двусмысленно-скользких движений. — Надеюсь, ты сейчас всё же вспоминаешь о Белле? — едко поинтересовалась Лекки, склонив голову. Очки её мягко блеснули. — Или — об Эдварде?.. Пошатываясь, не будучи в силах связать воедино хотя бы два слова, Максим отступил на несколько шагов от библиотечного столика, оставляя за собой мокрые липкие следы. И, развернувшись, выбежал из помещения.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Пустота. Максим не сразу осознал, что напряжение, одолевавшее его нечеловеческой пыткой уже как будто на протяжении вечности, утихло, оставив лишь круги в глазах и ощущение блаженной пустоты внутри. В ноздри ему хлынул солёный запах мочи. Он скосил глаза на лужу, только что сделанную им прямо у угла здания библиотеки, лужу, к созданию которой он приступил, даже не проверив, есть ли кто-нибудь рядом. Кашлянул — и попытался заправить обратно в брюки свои многострадальные причиндалы. — Ого, какое здесь наводнение, — прозвучало насмешливо рядом. — Прямо Ниагарский водопад, если не сказать больше? Взор его скользнул в сторону темнеющего неподалёку силуэта Лекки. — Ты знала. Прозвучало это не столько обвиняюще, сколько попросту сухо. Максиму было уже не так-то легко извлечь из себя какие-либо эмоции. Лекки рассмеялась. — Знала ли я о таблетке мочегонного средства, которую сама парою часов ранее растворила в бутылке пепси? Наслаждаясь растерянностью Максима, она хлопнула по своей сумочке. — Ты лучше поинтересуйся, засняла ли я эту сцену айфоном, размещённым во внешнем кармане сумки объективом наружу. Кстати, выглядел ты со стороны просто очаровательно. — И... засняла? Голос Макса показался ему глухим, словно проходящим сквозь длинную жестяную трубу. — Не знаю, качество ролика я ещё не проверяла, но ракурс для съёмки старалась выбирать лучше, — беспечно отозвалась Лекки. — Жаль, что ты отказался от возможности познакомиться ближе с одною из взятых книжек. Мурр-ррр, так бы тебе досталось сладкое вперемешку с горьким?.. Она рассмеялась снова, а Максим ощутил, как кулаки его непроизвольно сжимаются. Сможет ли он когда-нибудь появиться теперь в этой библиотеке? Дыхание его потяжелело, в уме стали рождаться связанные с физической агрессией образы. Вот бы отобрать у этой девчонки мобильник и выбить из неё все пароли? Лекки тем временем прервала смех. — Ого. — Острый её взгляд коснулся Максима, зрение которого уже приспособилось к почти ночному полумраку. — Да ты, я вижу, начинаешь думать о разных нехороших вещах. Вроде того, — в голос её почему-то на миг словно вкралась застенчивость, — что бы ты сделал с бедной маленькой Лекки, если бы мог? Она сделала шаг вперёд, ладонь её коснулась груди Макса через майку. — Держу пари, тебе хотелось бы этого, — шепнула шантажистка. — Содрать с меня юбку... ударить... вынудить меня силой опуститься на четвереньки... Рука её соскользнула ниже. — Ведь так? Она шагнула ближе, Макс ощутил её горячее дыхание у себя на шее. — Что, — шёпот её звучал так тихо, что Максиму приходилось вслушиваться изо всех сил, чтобы различить хоть что-то, — если я разрешу тебе это? Прислушиваясь к оборвавшемуся на миг дыханию собеседника, девушка вновь засмеялась. — Ты знаешь, что изнасилование, согласно статистике тайных опросов, является одним из наиболее жарких фетишей в девичьих грёзах? — Глаза Лекки блестели в свете ночных фонарей. — Другое дело, что редко какая девушка отважится перевести грёзу в явь. Ведь наяву фантазия так часто протекает не согласно сценарию? Кончик её носа скользнул по губам и подбородку Максима, ощущающего, как организм его сходит с ума от близости прильнувшего к нему дивного тела, как брюки его готовы лопнуть. — Я издевалась над тобою весь день, — выдохнула шантажистка. — Я опозорила тебя перед твоей сестрой. Я вынудила тебя сделать лужу на полу в библиотеке. Ты... наверняка... хочешь отплатить мне за это? — Хочу, — неожиданно даже для самого Максима сорвалось с его уст. И — не менее неожиданно — рука его полуобвилась вокруг девичьей талии. Пальцы его, кажется, уже стали нащупывать дерзкий изгиб ягодиц? — Не спеши, — пощекотала Лекки дыханием его ухо. — Я хочу, чтобы всё было красиво. Чтобы никто не мог помешать. Она чуть отстранилась. — Тут в парке неподалёку имеется одна аллея, даже в дневное время довольно заброшенная, в позднее же время суток и вовсе не посещаемая никем. Я доведу тебя до неё, — тут голос Лекки снизился, приобретя заговорщицкие нотки, — ты расположишься в засаде. Всё как в настоящей жизни. Пару минут спустя я пройду через эту аллею — ничего не подозревающая, невинная девушка в скромном белоснежном платьице, распевающая про себя песенку, незнакомая с тобою вовсе? Ты, — тут дыхание шантажистки чуть участилось, — выскочишь из кустов и набросишься на меня. Как зверь, муррр... как хищник. Сорвёшь с меня одежду, я буду всеми силами сопротивляться... всё, как наяву, всё как взаправду... быть может, тебе даже придётся пару раз ударить меня по лицу, чтобы я не кричала? И осуществишь... с беззащитною жертвой, вынужденной повиноваться каждому твоему требованию... всё, чего тебе так долго хотелось, всё, о чём ты так долго мечтал. Без... без каких-либо... ограничений. Выдохнув последнее слово, злодейка замолчала. Не без удивления Максим заметил, каким тяжёлым стало её дыхание, как бурно вздымается и опускается её грудь. Она и вправду возбуждена? — Это ловушка, — сухо констатировал Макс. Не веря, отчаянно не желая верить при этом самому себе. — Ты... снимешь это на видео. Получишь... получишь компромат, имеющий вес уже и с точки зрения Уголовного Кодекса. Почему ему так горько произносить это вслух? — Даже если и так, — глаза шантажистки сверкнули, — не достаточно ли ты уже заработал компроматов, чтобы бояться ещё одного? Но если не веришь... Чуть изогнувшись, она расстегнула одну из молний на боку своей сумочки, после чего протянула Максиму прибор узнаваемых очертаний. — Бери-бери, — ресницы Лекки дрогнули, — все ролики, включая непроверенный, я уже всё равно закачала на анонимный хост, а все пароли стёрла. Если это поможет тебе быть уверенным, что я ничего не снимаю? Он осторожно взял айфон из её рук, чувствуя холодок корпуса. — Возьми заодно и это. Пальцы Максима стиснулись на новом извлечённом Лекки из сумки предмете, прежде чем он успел осознать, что, собственно, берёт. Нож?! — Вдруг я окажусь несговорчивой, — шепнула Лекки со странной застенчивостью в голосе. — Вдруг меня понадобится... переубедить... прижав острие к моему хрупкому горлу. — Ты больная, — произнёс Максим без особой убеждённости. Впридачу ко всему, кажется, его дыхание тоже потяжелело? Шантажистка вытянулась вперёд, её горячие губы коснулись мочки Максимова левого уха: — Да.

5. О КАВЕРЗАХ НЕКОНСЕНСУАЛЬНОГО СЕКСА

Ветви пахучей сирени щекотали Максиму нос, так и норовя порою угодить прямо в веки. Он порадовался в глубине души, что эта извращенка не выбрала для него дислокацией куст крапивы или шиповника. Пожалуй, она бы могла? Впридачу ко всему он ощутил некстати позыв чихнуть. Несвоевременное напоминание о давно забытых приступах весенней аллергии? Сдержавшись, он величайшим усилием воли подавил зуд в носу. Так ему показалось — но, стоило чуть расслабиться, как зуд обрушился вновь с такой силой, что лишь зажатие обеих ноздрей в последний момент спасло ситуацию. Восторжествовав над собой вторично, Максим зло подумал: какого чёрта? Можно подумать, он и вправду выжидает тут жертву, которую не должен спугнуть. Пальцы его невольно скользнули в карман. Нож. Холодная, рифлёная рукоять. Несмотря на распаляющий шепоток Лекки, несмотря на все её действия, Макс не был уверен, что удержится в амплуа насильника. Хотя в этой мысли и вправду было нечто манящее? Догнать паршивую девчонку, за сутки не оставившую и клочка от той виртуальной брони, в которой гроссмейстер Гвестарио так уютно себя чувствовал в Интернете. Раздвинуть ей силой ножки, впиться ногтями в её атласные бёдра, которые она столь провоцирующе раздвигала пред ним за столиком кафе-ресторана. Заставить её закричать — не слишком громко? — но так, чтобы она хоть на миг пожалела о сделанном. Он сглотнул комок в горле. И — одновременно — провёл непроизвольно рукою по брюкам в районе уже подсыхающего пятна влаги, чувствуя новую вспышку желания в низу живота. Или, быть может, та злосчастная мочегонная доза ещё продолжает своё парадоксально-двузначное действие? Максим не мог ответить себе на этот вопрос, ему бы пришлось для уточнения чувств побороть возбуждение, а этого он делать сейчас никак не планировал. «Ты... выскочишь из кустов и набросишься на меня. Как зверь, мур-р... как хищник». Дыхание его вновь прервалось на миг. «Сорвёшь с меня одежду... быть может, тебе даже придётся пару раз ударить меня по лицу, чтобы я не кричала?» Прервалось — и тут же возобновилось. «И осуществишь... с беззащитною жертвой, вынужденной повиноваться каждому твоему требованию... всё, чего тебе так долго хотелось, всё, о чём ты так долго мечтал». Рука его прижалась к брюкам плотнее, пальцы сжались на подающем признаки жизни бугре, сжались ещё раз и снова. Скоро там эта стерва приготовится к выходу? Вдали послышался тихий стук каблучков.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

В свете фонарей показалась хрупкая девичья фигурка, при взгляде на которую Максим невольно облизнул губы. Нет, это именно она, никаких ошибок. Как уверенно, однако, она ступает вперёд, как приподнята её голова, на губах даже отсюда без труда различима играющая на них полуулыбка? «Стерва». Он сжал крепче рукоять ножа. «До чего же красиво всё-таки подсвечивают лучи фонарей её ножки. Часть света даже пронизывает насквозь её короткое платьице, делая видимой попку?» В ушах у Максима застучало, во рту же у него появился странный привкус. Не то вяжущий, не то сладковато-горький? Дойдя до поворота аллеи, Лекки полуобернулась на миг — и, Максим готов был поклясться в этом, улыбка на её губах в это мгновение стала ещё ярче, ещё дразнительней. Выскользнув из кустов, не сразу пожелавших отпустить парня, он сделал разом несколько быстрых шагов к своей предполагаемой добыче. Глаза её округлились в мастерски разыгранном испуге, взгляд скользнул по лицу Макса. — Вы... Впрочем, где-то за глубиною зрачков мелькнула и тень иных тщательно скрываемых эмоций. Ирония или предвкушение? — Я, — не без удовольствия констатировал Макс. Как ни странно, уже не чувствуя в этот момент ни особого волнения, ни особого страха. — Не узнала, малышка? — улыбнулся, подобно киношному маньяку, он, ощущая, как роль его быстрее скотча прилипает к телу. — А придётся, хочешь ты этого или нет, узнать меня чуточку лучше. Взор Лекки коснулся ножа в правой руке Максима. Коснулся и застыл. — Н-не на... «Переигрывает, — подметил внутри себя Макс, втайне всё же восхищаясь игрой гениальной актрисы. — Разве современная девушка станет кого-то о чём-то упрашивать, видя у собеседника нож? Или вообще — заговаривать с человеком, вынырнувшим вечером из кустов?» — Надо, — ухмыльнулся он шире прежнего, поигрывая ножом. — Ещё как надо, детка. Он сделал шаг вперёд, и лишь в этот момент, словно впервые осознав, что находится наедине с подозрительным вооружённым субъектом посреди пустынного вечернего парка, Лекки развернулась и предприняла нерешительную попытку спасения бегством. Каблуки, однако, не являются наилучшим убранством обуви для быстрого бега, в чём девушка уже спустя несколько шагов убедилась. Рука Максима обвилась вокруг талии незадачливой беглянки, острие же ножа — самый его кончик — оказалось прямо у её горла. — Задери юбку, шлюшка, — скомандовал он ей, едва ли не зарычав на неё. — Я н-не... Кажется, в голосе её почти слышен плач? — Мне что, повторять дважды, тварь? — Острие ножа кольнуло нежную девичью шею. Уж не до крови ли? Вся дрожа, даже как будто вспотев, Лекки неуверенно протянула руку себе за спину. Край белого платья, нервно сжатый её вздрагивающими пальчиками, медленно пополз вверх. — Прекрасно, — вновь улыбнулся Максим. Любуясь бёдрами девчонки, лишь немногим менее белыми, чем ткань платья, любуясь её ягодицами. — Ах, как наша сучка волнуется. О, как она взведена. Он провёл пальцами по тонкой шелковистой ниточке белья меж её ягодицами, в этот раз Лекки удосужилась надеть трусики. Дабы лучше соответствовать образу невинной жертвы? — Ах, как же нам сейчас жарко и влажно. Только не говори, что это от пота? Будучи загипнотизирован тяжёлым дыханием жертвы, одурманен близостью манящего тела и возможностью что угодно делать с ним, Макс поднырнул пальцами под почти невесомую ленточку. Пара его пальцев — средний и указательный — сперва прошлись по алой горячей долинке, потом резким движением нырнули за запретный рубеж. Лекки то ли вскрикнула, то ли всхлипнула. — Нравится, сучка? — говоря это, Максим сдвигал и раздвигал пальцы всё быстрее, самым вульгарным образом, стремясь не столько доставить жертве удовольствие, сколько унизить её. — У тебя ведь всё так и хлюпает изнутри? Приостановившись на мгновение, Максим хищно ощерился. И пропихнул — попытался пропихнуть вглубь алых пределов? — всю ладонь целиком. Ноги Лекки подкосились. — По-ожжа-алуйста... — Не нравится, значит? — усмехнулся Макс, изучая её испуганное лицо, изучая дрожащие в глазах слёзы. — А знаешь что, мне это даже по вкусу. Пальцы его выскользнули из бездн багровой пещерки, хотя лишь для того, чтобы подцепить ленточку трусиков и одним быстрым движением отправить их вниз. — Мне нравится, что ты не ловишь от этого кайф. Он постоял несколько секунд, прислушиваясь к сиплому дыханию Лекки. Рассмеялся — и изо всей силы шлёпнул её прямо по белым ягодицам. — Это так возбуждает? Она невольно полувскрикнула, Максим же вновь провёл рукой меж её ягодиц, задержав подушечку пальца у верхней дырочки. — Держу пари, тебе хочется, чтобы кто-нибудь раскупорил тебя там, — продолжал издеваться он. Маска стала лицом, а роль стала сутью, ему действительно нравилось издеваться над хорошенькой запуганной девушкой, используя при этом самые скабрёзные обороты. — Ты каждый день фантазируешь об этом, вводя в свою милую дырочку разного рода предметы. Ведь так? Не слышу? Он прижал на миг палец плотнее к заднему проходу Лекки — будто собираясь и вправду им туда вторгнуться. Хотя на самом деле, конечно, ему не хотелось пачкаться. Девушка опять вздрогнула — на этот раз, вроде бы, всем своим телом сразу? — Н-не... — Скажи это, — мягко шепнул Максим, нож же его прижался теснее к горлу девчонки. — Скажи, что тебе нравится мастурбировать, представляя, как тебя трахают сзади, что ты постоянно мечтаешь об этом. Скажи. Лезвие намекающе скользнуло по коже... — М-мне... — Лекки вновь вздрогнула. Ему показалось, или губы её на миг сложились в нервную полуулыбку, словно она вспомнила о соответствующих моментах дрессуры Максима? — Н-нравится... мастурбировать, представляя, как... к-как меня т-трахают сзади. Жаль, что он не включил заранее айфон, настроив на запись звуков? Впрочем, секундой позже до Максима дошло, что запись явно выдавленной под принуждением фразы, произнесённой нервным срывающимся голоском, едва ли могла бы служить компроматом. — Тебе хочется этого, — шепнул Максим. Оглаживая меж тем кончиком среднего пальца края потайного отверстия. — М-мне... Х-хочется... Она стала икать. Поначалу едва уловимо, но с каждым словом всё чаще. — Как хорошо, — выдохнул Максим. Брюки его стояли колом, он чуть-чуть потёрся собственным достоинством — прямо через ткань брюк — о нагие ягодицы Лекки. — И я верю, что ты действительно этого хочешь... Хорошая девочка. Вспомнив вдруг, что помимо нижней части тела у его прекрасной жертвы есть не менее обворожительная верхняя, он скользнул рукой вверх под платье, вверх и вперёд, нащупывая чашечки бюстгальтера и упругую дерзкую грудь. С уст Лекки сорвался не то стон, не то выдох. — Нет... — Да, — подчеркнул нежно, но твёрдо Максим. К сожалению, чтобы расстегнуть на её платье пуговицы, ему пришлось отстранить временно от горла девчонки нож. Чем она и воспользовалась, вырвавшись из его ласково-жёстких объятий, отскочив на пару шагов и набрав воздуха в грудь для крика. — На по... Хлёсткий удар по лицу пресёк на полуслове рождающийся крик. За ним последовал ещё один удар, резче прежнего. — На колени, сучка, — прошипел злобно Максим. И правда уже начиная ощущать себя злым? — Пошевеливай задницей. Моргая, вздрагивая, испуганная девушка, не отводя взгляд от вновь прижатого к её шее ножа, опустилась на корточки. Обойдя её кругом, не отнимая нож ни на миг от её кожи, Максим вцепился свободной рукой в воротник её платья. К чёрту пуговицы, если достаточно пары рывков? Рывков понадобилось не два и даже не три, а по меньшей мере штук семь или восемь. Попутно пришлось вновь наградить Лекки ударом, что Макс проделал с испугавшим даже его самого удовольствием. — Вот так ты ещё лучше прежнего, — ощерился он, созерцая белые чашечки белья. И вытянув в их направлении руку. — Голенькая, в костюме Евы. Так далеко не убежишь? Бюстгальтер упал к куче тряпок на асфальте, Максим довольно ущипнул за сосок всхлипывающую девчонку. — Надо бы тебя наказать за ослушание, хорошенечко наказать. Ну-ка, что я там собирался проделать с тобою прямо на детской площадке, ты не напомнишь? Лекки подняла вверх заплаканное лицо, видимо, собираясь что-то сказать, но слова явно отказывались срываться с её дрожащих губ. Нет, какая всё же она талантливая актриса? — Приоткрой свои прекрасные губки, — ласково поторопил её Максим, похлопывая по плечу. — Они же у тебя многоопытные и искусные. Глаза Лекки распахнулись шире, в них отразился ужас внезапного понимания. Одновременно Макс прижал теснее лезвие к её коже — ну, что поделать, если из всех методов стимуляции действует только этот? Губы её приоткрылись почти безвольно, чем он сразу же с наслаждением воспользовался, ощущая изнутри всю полость её нежного ротика. — Вот так, правильно. — Край лезвия вильнул поощряюще. — Поработай, подвигай язычком. Лекки оцепенело повиновалась, глаза её были всё так же расширены. Максим чуть было не застонал, чувствуя, как губы и язык этой шантажистки, этой злодейки, унизившей его, сломившей его волю, а теперь стоящей голышом перед ним на коленях, играют смиренно с головкою его члена. Если бы он знал заранее, что сумеет в итоге так отплатить ей, то согласился бы на всё это изначально? — Д-да... заглотни его целиком. Хор-рошая... девочка... — выдохнул Макс, расставляя шире ноги, растворяясь весь без остатка в обрушившихся на него волнах дикого удовольствия. «Не откусит ли?» Эта сумбурная мысль задержалась в его уме не более чем на мгновение. Ясно же, что пока нож у её горла, наша бедная девочка побоится даже чихнуть. «И потом, это же лишь игра?» Вознаградить бы её хоть как-то за саму идею подобного? Мысль эта подзадержалась в уме Максима на чуть более долгий срок, родившись после очередного стона. Чего там хотелось в глубине души этой прелестной девочке? Кажется, чтобы её поимели в попку? — А-а... а-ах, — выдохнул Макс после очередного безумного виража Леккиного языка. — От... отпусти. Девчонка не сразу выпустила его многострадальный агрегат из плена своих сладких губок. И вроде бы даже покраснела чуть-чуть, будто осознав, как это выглядит со стороны? — Такое... такое старание надо поощрить, — проговорил Максим. — Ну-ка, привстань. Она поднялась, вся дрожащая, взмокшая, со страхом и мольбой в глазах. Сколько снафф-видео ей пришлось просмотреть, чтобы изобразить такое? — На четвереньки. Обойдя её кругом, Макс провёл рукой по её оттопыренным ягодицам. Ему показалось, или они нетерпеливо вздрогнули? — Ай, какая славная попка. Произнося это, он сам приопустился рядом на корточки. После чего чуть раздвинул колени, перемещая вперёд центр тяжести, уподобляя свою позу позе Лекки. — Явно ждущая гостя. Он провёл головкой напряжённого члена, едва ли не взрывающегося от дикой смеси жара, боли и неги, по узенькой вертикальной долинке меж двух бархатных полушарий. Они чуть сдвинулись? — Ну, будь хорошей девочкой, — мурлыкнул вполголоса Макс. Лезвие его ножа снова чуть шевельнулось у самой шеи Лекки, а её ягодицы, уловив намёк, покорно раздвинулись. — У-у-умничка... — выдохнул он. Нащупав заповедную дырочку, орган его туго скользнул меж смыкающихся колечком сфинктеров. Можно сказать, дятел нашёл заветное дуплышко и юркнул красной головкой внутрь? — Вот так... Это было труднее, чем представлялось Максиму прежде, попка была явно непроработанной до конца — хоть он и не имел толком понятия, как именно нужно её прорабатывать? — Не надо!.. Заметавшись вновь, Лекки отчаянно вскрикнула — быть может, не до конца притворно? Как бы то ни было, чувства её уже не особо волновали Максима, он просто переместил руку с ножом чуть выше и зажал кулаком ей рот. — Ммммм-мммм-мм-мммммм... Не позволяя выплюнуть кулак бьющейся в тисках Лекки, обрушившись на неё сзади, он вошёл глубже в упрямую попку своей непоседливой жертвы, насадив её целиком на свой поршень, ввинтив его туже и дальше. И — застонал, откинув голову назад, ощущая, как всплески блаженства рвут его изнутри, как раскалённая лава шампанским выстрелом пробивает непокорную пробку, как клейковато-липкие потёки тонкими струйками свисают с краешка заветной дырочки. Лекки нечленораздельно промычала-простонала что-то. Тело её выгнуло словно в судороге, она дёрнулась в последнем безысходном усилии — и, будто отчаявшись, обмякла. Он отвёл руку с ножом от её рта, слыша сумасшедший стук своего сердца, не будучи до конца уверен, на каком свете находится. Лицо Лекки безвольно стукнулось носом в грязь. — Эй, — кашлянул неловко Максим. Кашлянул ещё раз, чтобы прочистить горло — ему теперь как будто заново надо было овладевать навыком речи. — Ты... сама этого хотела. Голова Лекки дёрнулась. Всхлип? Или смех? — Хотела, конечно, — прозвучало мгновением позже со знакомо ироничными нотками. — Но даже не подозревала, насколько умильное зрелище меня ждёт. Максим моргнул, глядя на Лекки перед ним. До него не сразу дошло, что голос, слышимый им сейчас, доносится с расстояния пары метров.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

— Кстати, видео я всё-таки записала, — произнесла удовлетворённым тоном Лекки, — пришлось одолжить телефон у сестрички. Иронично, не правда ли? Он оторвал взгляд от шантажистки, самодовольно посмеивающейся, переминающейся с ноги на ногу в нескольких шагах от них. И перевёл взор на... ...девушку, которую только что изнасиловал? С которой сорвал белоснежное платье, которую бил по лицу, которую вынудил силой к миньету и которой чуть не разорвал в итоге задний проход? В груди его что-то слабо кольнуло. — Ну, думаю, Дашке понравилось, — беспечно проговорила Лекки. Теперь Максим вновь мысленно именовал Лекки её, стоящую поодаль шантажистку в оранжевом топике. — У неё частенько бывали фантазии о насилии, браузер хранит историю посещения некоторых занятных сайтиков. И о чуть более плотном знакомстве с гроссмейстером Гвестарио она тоже мечтала. Не так ли, сестрёнка? Нагая обессиленная девушка с трудом оторвала голову от земли и, дрожа, обернулась. Её алые от слёз глаза молча сверкнули. Живот Максима скрутило тугим узлом. В глазах её царил холод, мрак космической пустоты. И ещё — всепоглощающая чёрная ненависть. Ненависть, адресованная как Лекки, так и Максиму. — Я обещала, что ты испытаешь кое-что эксклюзивное, — и ты это испытала, — рассмеялась как ни в чём не бывало шантажистка, словно не замечая этого взгляда. — Помнишь, во время того разговора о Гвестарио ты поклялась самыми священными для тебя вещами, что готова вынести от него что угодно без жалоб в инстанции? Хех, ну вообще-то я хитро развела тебя на эту клятву, памятуя, как серьёзно ты относишься даже к обычным зарокам, но ты-то тем не менее повелась. Не забывай об этом, родная. Взгляд Даши сфокусировался на лице сестры, становясь всё острее, обретая, кажется, почти пробивную мощь. — Не забуду, — сказала она. Как сплюнула? Выпрямившись, она склонилась к валяющейся на тротуаре одежде, проигнорировав мешанину белья и потянувшись сразу к порванному светлому платью. Хотя большая часть пуговиц была оторвана, оставшихся ей хватило, чтобы кое-как застегнуться. — Весьма эротично, ммммм, — не смогла не прокомментировать шантажистка. — Нагое тело так и просвечивает меж пол платья. Не воспользуется ли ещё кто невинностью милой девочки, бредущей одиноко по парку? Даша смерила её ещё одним взглядом. Пустым. — Кстати, возьми свой телефон, я уже закачала видео куда нужно, — впихнула едва ли не силой айфон ей в руку Лекки. — А я заберу свой. Сделав шаг к ещё парализованному Максиму, она бесцеремонно скользнула рукою прямо ему в карман. — Ну, вот. Здесь, по крайней мере, аккумулятор не дышит на ладан. Тем временем Даша развернулась и, не без труда удержав равновесие на уже не раз подвёдших её каблуках, поспешно скрылась за поворотом аллеи. Лекки, помедлив пару мгновений, ехидно покачала головой: — Как бы с ней и вправду чего не случилось. Одинокая, так шикарно одетая и с почти разряженным телефоном... Пожав плечами, она повернулась к Максиму и улыбнулась: — Ну, как ты? Понравилось, — она прищёлкнула языком, — баловаться с моей сестричкой? В этот раз удар по девичьему лицу не вызвал у него каких-либо эротических ощущений.

ИНТЕРЛЮДИЯ

— Ты как? — Лучше расскажу при встрече. И расскажу, и покажу, и продемонстрирую. — Нам, возможно, придётся действовать по третьему варианту, ветка с гамбитом Танатоса. Объект потерялся, вести его я сейчас не могу. — Это уже безумие. Твои игры мне не особенно нравятся. — Тебе тяжело подыграть? Или желаешь, чтобы кое-кто, не будем говорить кто, узнал о твоих малость экстравагантных сетевых развлечениях? Самое трудное-то уже всё равно позади.

6. О ЗЛОУМЫШЛЕНИИ СУПРОТИВ ЗЛОУМЫШЛЕННИЦЫ

Максим брёл по парку. Он не особо различал дорогу, чему способствовала и ночная темень, инстинктивно остерегаясь слишком ярких уличных фонарей. Ему не слишком хотелось, чтобы кто-либо в данный момент мог его видеть. Куда идти? Домой? Зарыться под одеяло и забыть обо всём произошедшем как о страшном сне? Едва ли оскорблённая Лекки ему это позволит, а накопленные ею горы компромата способны превратить в ад как его жизнь дома, так и его жизнь в Интернете. «В Интернете». Он стиснул зубы. «Лучше бы я тогда удалил все аккаунты под прежним ником и начал набор рейтинга заново. Тогда ничего этого бы не произошло». В частности, он бы не изнасиловал ни в чём не повинную девушку, шедшую по подговору Лекки через парк поздним вечером. «Как я мог не сообразить? — Парень куснул губу. — Знал же ведь, что у неё есть сестра, и якобы — близняшка. Правда, я уже видел её сестру, и в тот раз она показалась мне совсем на неё непохожей». Мёртвый фонарь, под которым проходил Максим, на мгновение ожил. Так куда же теперь? Первоначально ему хотелось догнать ту девчонку, как её — Дашу? — чтобы проследить за нею издалека и убедиться, что она хотя бы спокойно добралась до дома. Но чем дальше, тем больше Максим сомневался в своей способности вычислить её путь. Очередная развилка. Даже если предположить, что на предыдущих развилках он выбирал направление правильно, куда Даша могла повернуть теперь? Сюда? Или сюда? Максим неуверенно шагнул вперёд, на самую тусклую аллею. Что, если допустить, что Дашей сейчас, как и им самим, владеет стремление избегать освещённых мест? Он моргнул пару раз, приучая вновь глаза к полумраку ночи, делая ещё один шаг вперёд. И — нога его зависла на полушаге. — Чего тебе надо? Глаза девушки зло блестели, что легко различалось даже в слабом рассеянном свете. Она переступила с ноги на ногу, не отводя взгляда от Макса. — Хочешь снова меня трахнуть? — голос Даши истерически дрогнул. — Ну, давай. Она сделала резкое движение, платье слетело с неё, обнажая изумительную фигуру. — Я не буду сопротивляться. Я поклялась... — В её интонациях мелькнула горечь. — Дура. Максим отступил на шаг. — Послушай. Я... — Он с трудом отвёл взгляд от её бёдер, от её груди, заставляя себя смотреть ей в лицо. — Я не хотел этого. — Понимаю. — Кипящего яда в её голосе хватило бы, чтобы отравить целую роту. — Тебе казалось, что это эротический сон. Ненависть? Скорее, презрение. — Я... — Максим сглотнул комок в горле. — Я думал, что ты — это она. Она издевалась надо мною весь день, шантажируя меня, после чего предложила реванш. Она сказала, что изнасилование — её фетиш, а потом попросила меня притаиться в кустах и накинуться на неё как на невинную жертву. Я... я... я понятия не имел, что это ты. Даша смотрела на него, мрачно прищурившись, пальцы её то стискивались в кулаки, то вновь разжимались. — А тогда, в кафе? — Голос её наполнился холодом острой стали. — Ты тоже действовал под принуждением? Максим кивнул, надеясь в глубине души, что благодаря расположению дальних тусклых фонарей за его спиной собеседница не видит чётко его лица. — Сука. Костяшки пальцев Даши сухо хрустнули — словно сломанная спичка. — Стерва. Лицо её побледнело так, что это было заметно даже в полутьме. — Она, — признался неожиданно Максим, чувствуя странное постыдное облегчение оттого, что речь уже не о нём, — заставила меня... к-кончить во время беседы по телефону с сестрой. Моей сестрой, Юлей. Юля теперь думает, что... Он осёкся. Можно ли вообще рассказывать о подобных вещах хоть кому-то? — Узнаю её стиль. — Глаза Даши уже не блестели яростью, в них появилось что-то чёрное, подобное двум угасшим сверхплотным звёздам. — Играть чужими жизнями ради смеха. Просто так, приколу ради, переворачивать чужие судьбы. Голос её упал почти до шипения. — Just for lulz. — For lulz... — повторил машинально Максим. С каждой новой минутой, с каждым новым словом этого разговора он ощущал, как его всё сильнее пробивает озноб. — Тебе, наверное... лучше одеться. Он вспыхнул невольно, вспомнив, чего ради Даша скинула платье. Хорошо, что в полумраке не видно и этого? Собеседница лишь мотнула плечом, не делая ни единого движения к лежащей у её ног одежде. Ей было явно безразлично, что она красуется сейчас нагая в неверном свете. — Она зашла слишком далеко в своих фантазиях, — мрачно, словно беседуя сама с собой, подытожила девушка. — Ей необходимо отплатить за это. И я знаю, — сорвалось выдохом с её уст, — кто поможет мне в этом. Максим отступил на полушаг, левая его нога запнулась. — Н-н-но я... — Ты изнасиловал меня. Трахнул, — сверкнули её глаза тёмным огнём. — Я согласилась поверить тебе, что ты просто повёлся на обман, а не воспользовался с восторгом столь удачно подвернувшейся ситуацией. Ещё бы, наивная идиотка, с которой можно сотворить что угодно и которая заранее поклялась не жаловаться в полицию? Обнажённая девушка сделала шаг к Максиму, не отводя от него взор. Голос её сделался приглушенно-тихим. — Но я поверила тебе. Поверила, что ты был не более чем пешкой в её замысле. Она шагнула ближе. — Или ты хочешь, — тут, как ни странно, интонации её стали буднично-домашними, — чтобы я увеличила свой чёрный список ещё на одну единичку?

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Максима бил озноб. Он периодически вытирал то одну, то другую потеющую ладонь, поглядывая на невозмутимо уплетающую мороженое Лекки. Та явно заготовила для него очередное стервозно-мерзкое испытание, но все задумки её не шли ни в какое сравнение с придуманным Дашей. — Я планировала выставить тебе счёт за некрасивый фингал под глазом, — сообщила злодейка, потягиваясь. — Но тебе повезло, вовремя приложенное зеркальце успело помочь. Парень невольно вгляделся в чёрточки её лица. Да, теперь, когда он сумел увидеть вблизи обеих сестёр в одинаковом облачении, он мог без особого труда различить их. Чуть более заострённый нос, чуть менее широкие глаза, плюс ещё с десяток трудноописуемых мелких отличий. Твист не повторится. — Тебе удалось тогда догнать Дашку, кстати? — поинтересовалась она, прикасаясь к мороженому таким движением языка, от которого Максима пробрало бы ещё вчера. — А то она что-то мрачная и необщительная сегодня была. Не пожелала делиться подробностями. Макс повёл плечами. Рассказать часть правды, убедительности ради? Неизвестно ещё, что может повлечь за собою ложь. Вдруг Лекки следила за ними издалека? — Уд-далось, — выдавил он. — И?.. Шантажистка бросила обёртку от мороженого в стоящую неподалёку от парковой скамейки урну, тщательно вытерла пальчики. Вытерла настолько знакомым движением, что Максим поневоле залился краской. — Спросила, чего я хочу. Не желаю ли я... снова её трахнуть. Зло сбросила платье... Голос парня упал почти до шёпота, пред глазами его вновь непроизвольно встал силуэт тускло подсвеченной фонарями обнажённой Даши. — О, даже так, — проговорила Лекки. В её интонациях промелькнула сладость. — Да, моя сестричка умеет эффектно себя преподать. Она взмахнула ресницами. — И ты... воспользовался ситуацией? — Ну... — Максим сбился. Сказать, что да? Неясно, как отнесётся к этому Даша, если сказанное всплывёт, да и ложь в случае слежки со стороны будет слишком опровержима. — Я попытался... — неловко кашлянул он, — объяснить всё, как есть. Но... по-моему, она мне не поверила. А кто бы поверил? Максиму и вправду казалось, что Даша приняла его версию событий в значительной мере лишь потому, что ей требовалась его помощь. Он не исключал вероятности, что в итоге она пожелает отомстить и ему, о чём думал не без мрачного мазохистского удовольствия. Заслужил, что называется? — Как жаль, — протянула Лекки. И причмокнула губами. — Бедному невинному мальчику никто не желает верить. Достаточно всего один раз изнасиловать девушку посреди парка, как из тебя уже делают какое-то исчадие ада? Максим взметнул на неё яростный взгляд, тут же поспешно опустив. Он должен выглядеть запуганным и покорным. Ему припомнилось то унизительное послание, которое он вчера по настоянию Даши отправил шантажистке, вернувшись домой. Робкие мольбы о прощении, густо перемешанные с просьбами не публиковать компромат. Так требовалось по плану? — Интересно, а в школе у нашего мальчика было так же? — полюбопытствовала Лекки, с хитрым видом склонив голову. — Никто не желал ему верить, что он просто так рассматривает стройные ноги одноклассниц, меж тем как он без всякой задней мысли решал интегралы? Он решил не поднимать взор. Школа была им закончена довольно давно, несколько лет назад, — что удивило бы иных читателей его блога, знающих гроссмейстера Гвестарио как разносторонне образованную фигуру и даже не подозревающих, что официальное его образование было настолько неполным. Причём в памяти его вокруг школьных лет успело образоваться солидных размеров слепое пятно, на что имелись отдельного рода причины. — У тебя были какие-нибудь сексуальные фантазии об одноклассницах? — вкрадчиво шепнула Лекки, качнув туфелькой. В глазах её что-то блеснуло. — Или, быть может, романтический интерес? Сказать ей? Он должен изображать смирение, а она не отвяжется всё равно. Но, учитывая, что она сделала с его исповедями про Розен, Бастильду и Жиз, наверное, лучше признаться в чём-нибудь менее компрометирующем. — Интерес... был, пожалуй. — Максим сдавленно вздохнул. — Света Кабардаш из четвертого класса, у неё были красивые светлые волосы. Я сначала ещё подумал, что «кабардаш» — название некоего транспортного средства, когда учительница назвала сперва её фамилию, а потом имя. Кабардаш Света. Экипаж цвета. Он прикусил язык, спохватившись, что углубляться в такие детали едва ли стоило. — Чисто романтического характера? — ресницы Лекки иронически взлетели вверх. — И ты даже ни разу не представлял себе, как рука Светы на уроке заползает тебе под брюки? — Н-нет. Максим вспыхнул невольно от самой этой мысли. — Мы... просто беседовали иногда. Философствовали, насколько это доступно малолеткам, чувствуя себя как бы на голову выше окружающего глупого мира. Это, пожалуй, было ближе скорее к дружбе, хотя... хотя... — Жертва френд-зоны. — Шантажистка усмехнулась. — А в какой по номеру школе ты учился? Занятно было бы пройтись по её залам, поностальгировать с тобою вместе. Максим чуть не поперхнулся. Из памяти его сама собой всплыла позорная сцена в библиотеке, затем — телефонный разговор с Юлей. Можно не сомневаться, она планирует учинить с ним что-нибудь подобное и в его бывшей школе, на глазах у помнящих его учителей? — Н-нет... Я не помню, — соврал он, изучая асфальт под ногами. Хорошо хоть, что школа уже им окончена. Иначе она, чего доброго, попыталась бы привлечь в качестве свидетелей и его одноклассников? — Ты бы мог освежить память, — предположила Лекки, полуприкрыв в задумчивости ладонью нижнюю часть лица. — Покопаться в архивных документах. У вас такие имеются? Пальчики её на мгновение коснулись губ, как бы случайно, сразу отдёрнулись. Максим приоткрыл было рот, но тут же закрыл. Шанс? — Хорошо, я попробую зайти домой и поискать их, — с покорным видом склонил голову он. Одновременно разыгрывая бурное облегчение: ещё бы, наконец расстаётся со злодейкой? — Это может затянуться на много часов, так что, наверное, сегодня мы уже не увидимся. — Как долго, — голос Лекки разочарованно упал на пару октав. — А что, если я зайду с тобой, присоединиться к поиску? Родители твои и сестра, судя по вчерашнему дню, должны быть на работе, никто не увидит. Или ты опасаешься, что я найду твои тайные порножурналы? Она рассмеялась довольно, полагая, что изловила его в западню. Меж тем как на деле всё обстояло едва ли не в точности наоборот. — Хорошо, — вздохнул с по возможности удручённым видом Максим. — Так и быть.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Ключ вошёл в скважину туго. «Уж не повредила ли она замок при своём недавнем визите?» — подумал внутри себя Макс, стиснув сильнее зубы, пытаясь разжечь столь необходимую ему ярость. Вчера по возврате из вечернего парка дверь ему открыла сестра, окинув его с ног до головы взором и со странной иронией хмыкнув, но не став поднимать тему ранее произошедшего. Сегодня же, выходя из дома, он захлопнул за собой дверь без посредства ключа — система замка вполне позволяла это. Что, если замок на самом деле уже тогда барахлил? — Позволь, я, — пальцы Лекки мягко сцепились вокруг металлического стерженька, рука Максима, как от удара током, отдёрнулась. — Вот так. Пара оборотов и пара тихих щелчков. «Вот стерва?» — Ну, посмотрим, где тут у вас старинная документация, — рассеянно произнесла шантажистка, вглядываясь в полумрак коридора. — Хотя, — в голосе её мелькнула насмешка, — я бы с куда большей охотой взглянула на нечто иное. У мальчиков, живущих отдельно или имеющих собственную комнату, иногда можно найти в жилище столь заводные секреты? Максим вспомнил невольно о дисках старых эровидеоигр, спрятанных между древними газетами, купленных ещё до подключения к Интернету. И — порадовался в глубине души, что Лекки едва ли успеет добраться до них. Пальцы его погладили корпус телефона в кармане. Была ли принята SMS? — Сюда, — ткнул пальцем Максим в направлении своей комнаты. Ему послышалось, или оттуда донёсся едва уловимый скрип? Он кашлянул, чтобы заглушить все возможные звуки, а ещё — стук собственного участившегося сердцебиения. — О, как приятно, — не упустила случай сыронизировать над его джентльменскими манерами Лекки, поворачивая дверную ручку и первая проходя внутрь. Брови её взлетели. Сказать, однако, что-либо ироническое она не успела, поскольку Максим, уже около получаса затверживавший про себя необходимую последовательность действий и едва не взмокший из-за этого насквозь, накинулся на неё сзади и скрутил за спиной её руки, а Даша сделала шаг вперёд и плотно прижала к лицу сестры мокрую тряпку. «Держать её скрученной придётся долго. Хлороформ действует медленно. Это не кино, — вспомнились Максиму отрывочные, зло выдохнутые вчера Дашей слова. — Держать, пока эта дрянь окончательно не потеряет сознание». Хотя, может, она употребила более крепкое слово?

7. О БЕСХОЗЯЙСТВЕННОМ ИСПОЛЬЗОВАНИИ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА

Она открыла глаза. Помедлив, закрыла их. Ощущения с открытыми глазами не особенно отличались от ощущений с закрытыми. Контуры, формы, цвета никак не желали складываться во что-либо умопостижимое. Кто она? Где она? — Вроде бы надёжно закреплена. — Смутно знакомый голос, почему-то слегка срывающийся. Словно стесняясь произносимого? — Я проверил несколько раз, прежде чем... — Это хорошо. Звук приближающихся шагов. Ощущение взгляда — уловимого даже сквозь опущенные веки — пронизывающего, ощупывающего с ног до головы всё её тело. Бёдра её невольно дёрнулись, желая сомкнуться. И ощутили преграду — что-то вроде кандал чуть выше ступней, удерживающих её ноги в бесстыдно раздвинутом положении. Словно сквозь туман до неё дошла одна предельно чёткая и ясная мысль: — она с к о в а н а. Кем? — Надеюсь, тебе приятно. — Снова тот же голос, что прокомментировал фразу, произнесённую первым, ещё более знакомый, пугающе родной. — Ты не раз рассказывала о своих BDSM-фантазиях, помнишь? Дашка? Веки её дрогнули, неуверенно приподнявшись. И — почти опустились снова, спасая глаза от заливающего помещение яркого света. — Я помню, да, что от наркоза приходят в себя не сразу, — произнёс этот же голос, в котором наравне с ледяной насмешкой звучала мрачная решимость, почти самоубийственная целеустремлённость. — Так что я пока неспешно обрисую тебе диспозицию. Говорящая приумолкла на мгновение, будто раздумывая, с чего начать. — Ты находишься в полуподвальном помещении заброшенного недостроенного здания, которое два года назад выкупила одна торговая сеть для постройки своего супермаркета, но дела их пошли на спад, так что к началу стройки они так и не приступили. Но нет худа без добра — здание с тех пор окружили надёжным забором, так что сюда перестали лазить даже неугомонные мальчишки. И неугомонные девчонки тоже — за исключеньем одной особы, столь сильно нуждавшейся иногда в отдыхе от безумной сестры, что она даже сфотографировала втихаря замок в двери забора и подобрала при помощи Интернета и пары приятелей ключ к нему. В голосе её мелькнула ирония. — Здесь никого нет. Здание и само по себе расположено довольно далеко от жилых строений, а полуподвал впридачу ещё и защищён дополнительной звукоизоляцией. Никто ничего не услышит. Никто не придёт на помощь. Даже если ты будешь кричать — хотя мы, пожалуй, не предоставим тебе этого шанса. Пленница попробовала сглотнуть слюну, прогнать ощущение мерзкого комка в горле. И осознала то, что смутно чувствовала всё это время, — вкус резинового кляпа. Под действием позыва тошноты она закашлялась, попыталась сплюнуть, но это привело лишь к проникновению нескольких капель едкой горечи в её носоглотку. Тело девушки вновь конвульсивно содрогнулось, она ощутила оковы не только на ногах, но и на руках. Тяжело дыша, чувствуя металл оков собственной кожей и холодок сквозняка, проносящийся по груди, она осмыслила внутри себя наконец целиком три вещи. Она лежит здесь скованная. Раз. Она лежит здесь с кляпом во рту. Два. Она лежит здесь полностью обнажённая. Три. Полностью обнажённая, совершенно беззащитная, на глазах у этого парня, Гвестарио, и собственной родной сестры. Мысль эта чем-то даже дразнила, подкупала своею сладостью, хотя одновременно и слегка пугала? — Если тебе интересно, от одежды тебя освободил никто иной, как Максим. Он не особо хотел, но, — в голосе Даши прозвенела сталь, — я настояла. И, по-моему, ему понравилось. Она открыла глаза во всю ширь, открыла так резко, что парень, стоявший поодаль и изучавший в это время её грудь, не успел отвести взор. Он смущённо кашлянул. — Теперь ты можешь сделать с этой шалавой, с этой занозой всё, что угодно, — хмыкнула вполголоса сестра. — Пожалуй, это будет даже справедливо? Максим спрятал взгляд. Ему явно не особо хотелось возвращаться к ощущениям фальшивой вседозволенности, обернувшимся падением с космической высоты. — Ты не слышал, что я сказала? — Голос Даши стал откровенно злым, а взор её, судя по тому, как содрогнулся под ним парень, содержал немалую дозу мрачного льда. — Это. Будет. Справедливо. Последнее её слово было произнесено совсем тихо, но в такт ему кадык Максима дёрнулся. Шагнув ближе к столу или высокому ложу, на котором была распростёрта пленница, он, стараясь не встречаться с ней взглядом, положил руку ей на грудь и слегка сжал соски. — Тебе это нравится, конечно? — Интонации сестры приобрели приторную ядовитость, что в сочетании со звенящей ненавистью создавало странное послевкусие, вроде грейпфрутового мороженого со льдом. — Тебе должно это нравиться, ты ведь у нас предавалась разным извращениям с самого детства. Ещё и меня пыталась к ним приохотить, помнишь, оставив включённым компьютер со страничкой открытого BDSM-рассказа, когда мне было лет двенадцать? Она ощутила, как пальцы Максима вздрогнули, после чего стиснули крепче её левую грудь. Как видно, сумев себя ожесточить, он сдвинул ладонь ниже, скользя ею по животу в заветном направлении клитора. — Как тебе, должно быть, хотелось, чтобы я попалась в эту ловушку. Подобно героине рассказа, связала себя обнажённой в бесстыдной позе, закрепив путы так, чтобы узлы удалось распутать лишь спустя какое-то время? Добравшись до интимного бугорка, кончики пальцев парня вильнули вокруг него. Потом — ещё раз, с тщательно рассчитанным садизмом. — О, как ты бы торжествовала, застань меня родители в такой позе и в таком виде? Или, — в голосе Даши прорезалось отвращение, — быть может, ты сама была бы непрочь обнаружить меня в таком виде, потом всеми способами этим воспользовавшись? Она ощутила, что дыхание её тяжелеет. Слова сестры, пересказывавшей, кстати, вполне подлинную историю, никак не препятствовали возбуждению. — Потом ты как бы ненароком подсовывала мне другие рассказы. Потяжелее. С цепями, кнутами, пытками. Голос Даши зазвенел, став громче, яростней, в то время как пальцы Максима наконец обогнули бугорок окончательно, скользнув в низинку меж двух влажных складочек. — Тебе так хотелось, чтобы я — из любопытства, из детского интереса, — решилась испробовать что-нибудь из изученного арсенала на практике под руководством наставницы? Пальцы парня раздвинулись, входя до предела в уже мокрую дырочку, входя всё туже и дальше, повторяя проделанное некогда с Дашей, атакуя её изнутри. — Тебе так хотелось вырастить из сестры покорную рабыню-извращеночку, кайфующую от прикосновений раскалённого металла к её бёдрам?.. Она глухо застонала в кляп. — О, — в голосе Даши мелькнуло удивление, — да ты завелась. И я хороша — рассказываю тебе столь возбуждающие истории под сладкий осязательный аккомпанемент. Но сейчас, — интонация девушки резко снизилась, словно полоснув сталью, — ты изведаешь нечто, что тебе не понравится. Развернувшись и сделав несколько шагов к вытянутому стенному столу у дальней оконечности помещения, она взяла оттуда маленький синий предмет, не сразу узнанный сестрой по внешнему виду. Хлыст? — Бери, — втиснула она рукоять в дрожащую руку Максима. Голос её снова упал почти до шёпота, приобретя свистящие нотки. — Бей со всей силы, наотмашь. Взор Даши застыл на переминающемся с ноги на ногу, не знающем, куда себя девать парне. — Ну?

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Удар. Будто пытаясь спастись от бичующих глаз Даши, от тёмных молний, метаемых её зрачками, — ещё немного, и она решит, будто Лекки и он с самого начала были на одной стороне? — Максим занёс хлыст со всего маху, не жалея сил. Свист — и чуть ниже великолепной груди образовалась красная полоса. — Не удивлюсь, если ты в восторге даже от этого, — задумчиво проговорила Даша, в то время как пленница сдавленно взвыла и опять дёрнулась в оковах. — Впрочем, всегда ведь полезно испытать на себе то, что ты обещала другим? Удар. Подчиняясь беглому Дашиному взгляду, коснувшемуся хлыста в его руке, Максим занёс пыточное орудие вновь над нагим телом. В этот раз получилось не настолько хлёстко, но зато кончик бича угодил почти аккурат меж бёдер. — Сильнее, без жалости. — От мороза в её голосе Максима пробрало. — Жалости эта сучка не заслужила. Бёдра Лекки дрогнули, почти конвульсируя. «Она подвела тебя под изнасилование, — напомнил себе Максим, — она заставила тебя прилюдно обоссаться в библиотеке. И Юля теперь весь остаток жизни будет думать, что ты втайне поддрачиваешь на её голос». Странно, почему в сравнении с тем, что он проделывал с нею сейчас, все эти каверзы выглядели не особо серьёзными? Тем не менее он нанёс новый удар — не столько ради себя, сколько ради Даши, которая действительно имела Право На Ненависть. Имела же? «Какой тварью нужно быть, чтобы проделать такое с родной сестрой». Новый удар. Тело Лекки дрогнуло, живот её от боли втянулся, словно пытаясь спастись от кнута. Ему почти приятно было наблюдать за этим? «Подставить под изнасилование незнакомцем». Следующий удар он попытался нанести так, чтобы захлестнуть правую грудь, а по возможности задеть и сосок. Куда легла алая полоса, он не успел заметить, но Лекки завыла так, что нечто в брюках Максима невольно окрепло. Он занёс кнут ещё более извращённым образом, думая стегануть её там, где до того побывала лишь пара Максовых пальцев, но мрачно следившая за происходящим Даша подняла руку. — Довольно, — голос её не стал, впрочем, ни на октаву мягче. — Нам ведь не нужно, чтобы на теле осталось слишком много следов? Лучше перейти к использованию иного средства, не менее болезненного, но куда менее компрометирующего. Сестра пленницы, одетая сейчас в суровый джинсовый чёрный костюм, навеивающий почему-то ассоциации не то с агентами Матрицы, не то с Голодными Играми, сделала снова пару шагов к стенному столику. В руку Максиму лёг увесистый тёмный предмет вытянутых очертаний. — Шокер, — пояснила Даша с обманчивой мягкостью. Она коснулась пальчиком кнопки, искры Макс не увидел, но услышал характерный электрический треск. — За этот конец держишь рукой, этим концом касаешься жертвы. Только не перепутай.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

«Только не перепутай», — звучало в ушах пленницы, глаза которой были полуприкрыты, их заливало потом, она даже не представляла, что обычный хлыст может причинить столько боли. «Ну, сестричка. Ну, я тебе это припомню». Мгновением позже к нагому бедру её прижался край металлического цилиндрика и прозвучал резкий треск. Повинуясь пронзительному звуку, она содрогнулась всем телом и замычала.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

— Вот так, правильно. — На лице Даши мелькали странные тени, в глазах её светилось что-то лихорадочное. Так ли сильно отличались сёстры в этот момент друг от друга? — Можешь перевести его выше, поласкать им её чудную грудь. Прямо к сосочкам? Максим послушно перевёл руку с шокером выше, прижав стрекало к пунцовому левому соску. Разряд. Кажется, что Лекки едва ли не поперхнулась стоном, почти подавилась им, вздрогнув всем телом, вздрогнув и застыв на мгновенье. Как прекрасны её расширенные слезящиеся глаза? — Боль и наслаждение, милая, — промурлыкала Даша. — Всё, как ты мечтала. Переместив шокер ниже, к нежному животу, Макс вновь надавил на кнопку. Даже крутанув перед этим на одно деленье вперёд колёсико регулировки? — П-пппп-ппп-пп-ппп-пп... Кажется, она пыталась что-то сказать, что-то проговорить сквозь кляп? — Не напрягайся, поэкономь силы, родная, — вполне мирным тоном порекомендовала Даша, — они тебе ещё пригодятся. Когда мы будем выведывать у тебя пароли? Глаза Лекки едва ли не выпучились наружу, когда Максим, подчиняясь кивку Даши, перевёл шокер вниз к внутренней стороне левого бедра и снова нажал на кнопку. «Эксперимент Милгрэма, — мелькнуло у него внутри, — паршивый эксперимент Милгрэма и я в качестве послушного подопытного, повинующегося каждому жесту экспериментатора, приказывающего пытать током нерадивых тестируемых. Тот эксперимент был задуман с целью проверить, как далеко человек способен зайти в повиновении авторитету, но ужас весь в том, что мне и самому сейчас нравится подчиняться?» Он переместил шокер к изнанке правого бедра и вновь нажал кнопку. Лекки замотала бёдрами из стороны в сторону, будто пытаясь стряхнуть шокер, а Максу словно в тумане припомнилось иное исследование. Проверка, насколько BDSM-порно влияет на склонность к насилию. Часть студентов-подопытных видела накануне пару садистских видеороликов, а часть — смотрела обычное порно. Чуть позже — вне видимой связи со случившимся ранее — им была предложена, почти как в опыте Милгрэма, возможность пытать ударами тока красивую девушку за неправильные ответы. Девушка находилась за зеркальным стеклом и не знала, кто нажимает на посылающую разряд кнопку. Как будто студенты, просмотревшие перед этим жесткач, нажимали на кнопку чаще и с куда большей охотой? При чтении об этих исследованиях Максу не показалась особенно убедительной их планировка, да и от знакомств с BDSM-продукцией он отказываться не собирался. Ведь ясно же, что девушка, лишь изображающая боль, будет выглядеть неестественно эротично, что с реальным насилием сочетается мало? Позже, в аналитическом обзоре Смэша на YouTube, он и вовсе встретился с утверждением, что исследования показывают крайнюю краткосрочность такого рода влияний, легко аннулируемых разумом и здравым смыслом. То есть достаточно после просмотра жёсткого порно сказать себе: «Это всего лишь картинка» — и эффект аннулирован. Так ему мнилось когда-то? Но теперь, ведя шокером меж бёдер нагой, извивающейся от боли девушки, с трудом удерживаясь от порыва скользнуть инструментом вглубь её алой щёлочки и крутануть колёсико до упора, Максим чувствовал себя так, будто все просмотренные и прочитанные им когда-либо садомазохистские материалы сгрудились толпой у ворот его разума и готовы ломануться наружу. «Но ведь то, что происходит сейчас, тоже чертовски маловероятная ситуация». Колёсико шокера с щелчком провернулось на одно деление вправо. Максим наблюдал за движениями своих пальцев словно со стороны, будто не вполне себя контролируя. «Мог бы какому-нибудь иному любителю BDSM выпасть наяву такой шанс?» Он коснулся пальцем кнопки, всё же заколебавшись на миг. Стоит ли превращаться в ходячее наглядное пособие психологического музея? — Давай, — повеяло в комнате морозом от одного только шёпота Даши, Даши, о которой Максим в своих раздумьях успел позабыть. Если она и была экспериментатором, то экспериментатором холодным, бесчувственным и никак не намеревавшимся прощать ошибки подопытному. — Трахни её этой штукой меж ножек. Тряхни её посильнее. Она этого хочет. Взгляд её скользнул по лицу Макса, скользнув прямо в глаза. Он ощутил, как от одного вида этих двух чёрных дыр прямо напротив в животе его что-то переворачивается. — Или тебе — её — жалко?.. Кажется, чёрные дыры еле заметно сузились, грозя полыхнуть пламенем Большого Взрыва двух сингулярностей. Не выдержав этого взора, сдавшись под этим невообразимым давлением, Макс повернулся обратно к Лекки и, введя в неё едва ли не до предела шокер, утопил в прибор кнопку. И, не уловив заметного отклика в движеньях женского тела, — сразу же утопил вновь. Трудно было сказать, вой это был или стон? Пленница содрогнулась всем своим телом, изо рта её слышен был скрип на зубах кляпа, шея её выгнулась так, что казалось — ещё немного, и послышится хруст позвонков. Со стороны это и правда казалось пиком оргазма? — Ну хорошо, дорогая моя, — подняла руку вновь Даша. Максим, ощущая невольное облегчение, выдернул шокер из влажной дрожащей плоти. — Удовольствие ты уже получила сверх всякой меры, я замечу. Настал черёд и доставить его другим? В глазах девушки играло мрачное веселье, она шагнула к пристенному столику, куда положила пятью минутами ранее хлыст, после чего протянула руку к предмету, прежде казавшемуся Максу чем-то вроде стального собачьего намордника. — Знаешь, что это такое, детка? — Держа в руках ажурно-металлическое сооружение, сестра сделала несколько шагов к Лекки, не сводившей с неё панического взгляда расширенных глаз. — Ну, быть может, и знаешь. Ты же у нас любишь посещать разные сайты? Половинки странного сооружения щёлкнули прямо у Леккиного лица. И вдруг — словно пелена с глаз Максима спала — он осознал, что рамка металлической проволоки почти повторяет форму зубов человека. — Зубной фиксатор, — улыбнулась со скромным видом Даша, как бы в смущении потирая ладони о джинсы. Ни дать ни взять примерная школьница? — Нет, не для коррекции прикуса. Эта модель применяется стоматологами для того, чтобы пациент под наркозом не закрыл раньше времени рот и не откусил доктору палец. Взгляд её коснулся Максима, не ведающего, куда спрятаться. — Но у нас для тебя найдётся нечто получше пальчика? Она склонилась над нагою сестрой, примеряясь получше к освобождённым от кляпа губкам. — Ну-ка, детка, скажи «А-ааа-аа». Лекки распахнула рот, не то чтобы заглотнуть больше воздуха, не то в страхе перед новой порцией боли. Глаза её были полны беззвучной мольбы, они почти что кричали. — Подойди, — кивнула тем временем Даша в сторону Макса, неловко застывшего в паре метров от защёлкивающей фиксатор особы. — Что застыл статуэткой Печального Командора? Видишь, как приветливо приоткрыт её ротик, она хочет тебе что-то сказать или даже сделать? Ну же, неужто ты откажешь даме в этой любезности? «Как похожа она сейчас на Лекки». Максим сделал на негнущихся ногах несколько шагов к Даше, взор его упал на приоткрытые губы пленницы, меж которых мелькнул мимолётно влажный язык. Странно, но его кольнуло на миг возбуждением? — Сделай это, — шепнула негромко Даша. — Она этого хочет, просто умоляет тебя об этом. Видишь, как призывно блестят её губки? Черты лица пленной и вправду молили, хотя о чём — трудно было сказать. Чувствуя, как брюки его едва ли не разрываются изнутри, Максим обошёл ложе с жертвой, встав в изголовье. Глаза Даши сияли. «Месть? Теперь помимо назначения будет использован не только её ротик?» Пальцы Максима коснулись брючной резинки. «Что же, пожалуй, она и вправду имеет какое-то право увидеть это?» Сделав ещё шаг к Лекки, склонившись над телом пленницы, он провёл головкой разгорячённого органа по раздвинутым губам девушки, собравшей на него убийственный компромат, девушки, подвёдшей его под статью, девушки, готовой выставить его извращенцем перед всеми собратьями по френдленте. Провёл — и застонал помимо воли. — Вот так, правильно. — Голос Даши был сладок как вишня и мягок как китайский шёлк. — Заполни целиком её ротик, ощути рельеф её гланд. У неё ведь такой бойкий язычок? Макс застонал громче, протискиваясь всё глубже мимо спиц фиксатора в непокорный раскрытый рот, чувствуя, как заметался в панике и скользнул пару раз отчаянно по его естеству влажный жаркий язык. Руки пленённой стервы вновь задрожали в оковах, побелели от напряжения в очередной бесплодной попытке выбраться. — Ну-ка, пришпорь её шокером, — сверкнули Дашины глаза. — Она это любит? Почти не осмысляя её слов, повинуясь слепее всех Милгрэмовских подопытных вместе взятых, он прижал палочку шокера к Леккиной левой груди и нажал на кнопку. Треснул разряд — Максим запоздало испугался, что достаться могло и ему. Но, как видно, ток был чересчур слаб, чтобы распространиться далеко по плоти? Он не ощутил ничего. Пленницу, однако, проняло всерьёз, она скульнула в своих оковах и растопырила шире конечности, язык же её заметался так, что на мгновение Максим испугался кончить прямо сейчас, кончить в рот истязаемой электричеством жертвы. С другой стороны, разве не этого ныне хочет от него Даша? — Ещё, — глаза упомянутой выше особы сияли тёмным огнём. — Пришкворь её. Максим надавил кнопку снова, переведя шокер к правому соску Лекки, чувствуя, как язычок её вновь взвивается бешеным вихрем, бурей безумного наслаждения. — Ещё, — шепнула Даша. Глаза её уже не просто сияли — горели. Руки, примерно сложенные на перекрестии чёрных штанин, подозрительно потирались о ткань, прижавшись к ней до предела. Её возбуждает это? Он надавил кнопку ещё и ещё, осыпая Лекки каскадом сильных и слабых разрядов, расслабив при этом бёдра, склонившись над пленницей так, что самый конец его члена, кажется, проник в её горло до носоглотки, — и застонал во всю мощь своих лёгких, ощущая, как его покидают остатки рассудка, видя будто со стороны, как его рука с шокером проскальзывает вниз к её бёдрам и подныривает меж них. — Да-аа, — почти простонала Даша, еле сдерживая себя. — П-поджарь её там... посильнее. Колёсико хрустнуло, проворачиваясь. Глухой горловой Леккин стон слился со стоном Даши, уже едва ли не в открытую мастурбирующей, видя, как пытают электрическим шокером между ног её мечущуюся в оковах сестру, со стоном Максима, неспособного себя остановить, нажимающего на кнопку снова и снова, также содрогающегося в конвульсиях, но не боли — экстаза. Чувствуя, как скачущий суматошно язык в Леккином ротике замирает на миг и снова приходит в движение, словно пытаясь вытолкнуть Максимово естество наружу, он надавил кнопку вновь. И — закричал, почти захрипел, запрокидывая назад голову. Чьё имя сорвалось с его уст в этот миг, миг ослепительного взрыва в мозгу, растворяющего мгновенно все скрепы и оставляющего тебя наедине с тем, чему нет названия? Было ли это Дашино имя или Леккин никнейм, осмысленное слово или бессмысленный крик?.. Этого Максим не мог сказать даже себе самому. Он знал одно. Минутой позднее, когда танец диковинных иероглифов перед его глазами улёгся, а мозг худо-бедно восстановил способность воспринимать действительность, лёгкие его исторгли заключительный хриплый выдох, а подошедшая к нему Даша мрачно встряхнула его за плечи и зачем-то заставила отойти в сторону, сразу за этим сестра пленницы прижалась на пару мгновений ухом к груди своей обнажённой жертвы. И — с ещё более мрачным видом — выпрямилась. — Мертва, — только и сказала она.

~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~

Края мусорного пакета сомкнулись с шелестом, скрывая зажмурившееся в предсмертном шоке Леккино лицо. — Туда этой дряни и дорога. Кому нужны пароли к файлам, которых без неё в Интернете всё равно никто никогда не найдёт? Максим не отреагировал. Он сидел на табурете в углу полуподвального помещения, уткнувшись взглядом в паутину под стенным столиком. Мысли его разбредались в разные стороны, отказываясь фокусироваться на чём-то конкретном. — Мусор — к мусору. Искать её не будет никто, кому эта тварь нужна? Можно напоследок пропустить её через искровую печь или нарезать на части для поживы помойным собачкам. Подняв глаза на говорящую, Максим с некоторым недоумением несколько мгновений изучал её лицо. Лицо как лицо, ничего особенного. Ничего кошмарного или инопланетного. — Что застыл как воплощение мирового стазиса? — поняла не совсем верно его взор Даша. — В случае чего вся ответственность ляжет на тебя, учти. Ты её раздевал, ты её пытал, ротик трупа полон твоего свежего семени. Понравилось кончать в содрогающееся от боли тело? Он опустил взгляд. Слова Даши были саркастичны, хлёстки и беспощадно правдивы. Возразить на них было абсолютно нечего, более того — не особо-то и хотелось. — Ладно, я пока унесу мусор куда-нибудь подальше, разберёмся, что делать с ним. Ты же приберись тут как следует, наведи какой-то порядок. С этими словами сестра Лекки как ни в чём не бывало скрылась в проёме, волоча за собою по полу увесистый чёрный мешок. Дверь с шумом захлопнулась. Он сглотнул слюну, наблюдая отстранённо, как побелка отслаивается из-за удара от потолка и ложится рассыпчатым белым крошевом на пол. «Я ведь так и не узнал её имени». Даша в принципе могла бы назвать его, но Макс не решился спросить, а сама она предпочитала говорить о своей сестре только бранными эвфемизмами. Что не так уж и удивительно, пожалуй? «Только ник, разделяемый сёстрами на двоих». Так получилось, что теперь в его разуме ник этот твёрдо и окончательно закрепился за погибшей, закрепился за той, кого уже нет. «И не будет». Волны озноба прошли по телу Максима, пытающегося выпрямиться, пытающегося заставить себя подойти к ложу с разомкнутыми оковами и протереть следы влаги. За дверью вдали послышался глухой металлический скрежет, затем сдавленные ругательства — видимо, проржавевший мусоропровод никак не желал открываться? «Она никому не причинила вреда, — осознал вдруг парень, застывший над импровизированным ложем с тряпкой в руках. — По большому счёту — по-настоящему — она так никому и не причинила значимого вреда». Да, она подстроила Дашино изнасилование, но в её извращённо-вывернутой системе понятий это было невинной шуткой, дружеским розыгрышем. В конце концов, Даша же ведь осталась жива? В отличие от... Он выронил тряпку, чувствуя, как у него сводит болью живот. «Бессмысленно». Сравнивать обеих сестёр, решая, какая из них оказалась на поверку бесчеловечней. Протирать переделанный в ложе стол, будто считая, что по вытирании лужиц спермы причина их тоже будет стёрта из прошлого. Стоять тут с видом статуи Печального Командора — или как тогда выразилась Даша? — старательно запрещая мыслям собраться в единое целое, словно надеясь, что так и удастся прожить без осознанных дум весь остаток существования. «Тщетно». Максим поднял голову вверх к тусклой лампочке у самого потолка, вперившись взором прямо в вольфрамовую нить, будто уповая на то, что ослепительный свет вместе с сетчаткой выжжет и его мозг, выжжет саму его суть, сотрёт навеки то, что делает его им. «От последней и так не осталось особенно много». Действительно. Гротескный гроссмейстер Гвестарио остался в прошлом, пусть смешной компромат Лекки и не стал никогда достоянием публики. Миражи следует рано или поздно уничтожать, чтобы расчистить место для трезвой действительности. Максиму, вероятно, стоит последовать за ним? Он моргнул несколько раз, прогоняя скачущие зайчики в глазах, исследуя заново комнату. Даша ухитрилась как-то провести сюда электричество, хотя здание было заброшенным и недостроенным, лампочка под потолком являлась тому подтверждением. Она не была прикреплена к стандартному крюку в центре потолка, вися вместо этого на гвоздике в стороне, а в углу помещения валялись витки неиспользованных проводов — часть которых явно некогда пошла на энергоснабжение лампочки. Сделав шаг к проводам, он вытянул вперёд руку. Гладкая поверхность изоляции проводов казалась прохладной на ощупь. «Пойдёт». Пальцы его взялись за плетение узора, намного более простого, чем усвоенные им когда-то на уроках труда, но куда более важного. Едва ли не самого важного во всей его жизни? Жаль, нет ножниц, но можно просто перекинуть «верёвку» через крюк в потолке, закрепив прямо на нём отдельный промежуточный узел? Держаться будет не хуже. Встав на табурет, Максим затянул крепче узел и подёргал за провод, проверяя, прочно ли держится привязь, надёжен ли крюк. Обидно будет, если он вывалится? И кашлянул. Почему-то ему не приходило в голову хоть сколь-либо дельных заключительных слов. Во рту его стояла горечь, каждое его действие и каждый его жест казались ему непереносимо фальшивыми, и единственный мыслимый способ прекратить эту пытку виделся ему в том, чтобы сунуть голову в петлю и вышибить из-под собственных ног табурет. Он был реалистом. Он знал, что спустя лишь пару секунд по совершении этого в мозгу его будет кипеть бешеное желание жить и жажда любой ценой прекратить удушье. Но — даже зная это — не мог и не хотел себя останавливать. — Поехали, — не удержался от идиотской реплики Макс. И позволил прохладной петле обхватить шею. За дверью вдали снова послышался скрежет, звонкий девичий смех. Даша возвращается? Стоит подсуетиться, пожалуй, пока нам не помешали? Стараясь не думать о том, что странной девчонке с глазами убийцы придётся теперь возиться с двумя трупами вместо одного, Максим мотнул головой, затягивая петлю потуже и примеряясь ногой к табурету. Дверь распахнулась. — Нет, ну ты даже меня немного напугала, — фыркнула скептично одна из вошедших внутрь девушек. — Так натренировалась, что просто ни единого шороха? — Ну, надо же было тебя наказать, — рассмеялась вторая, пощёлкивая зачем-то сжимаемыми в правой руке ножницами. — О, а вот и наш камикадзе, кажется, мы вовремя? Обойдя табурет сзади, Лекки щёлкнула ножницами ещё раз — у самого затылка Максима. — Ведь знала же, что нельзя оставлять парня наедине с проводами, табуреткой и крюком, — хихикнула она, отступая на шаг, меж тем как петля плавно сползла с шеи Макса. — Он обязательно придумает что-нибудь нехорошее. Максим дрожал всем телом, не решаясь даже слезть с табурета, переводя взгляд с одной сестры на другую. — Ты... ты... — Что смотришь? — ехидно мигнула Лекки. — Живая я, живая. Розыгрыш это был, шокер был обычной трещалкой, а ты и поверил? Чувствуя, как у него кружится голова, едва не потеряв равновесие при слезании на пол, Макс воззрился на обеих сестёр заново. Вытянул руки вперёд — Даша и Лекки на мгновение замерли — и полуобхватил каждую за плечо, прижав их к себе, прижавшись к ним сам, поцеловав сначала Лекки, а потом Дашку. — Уф-ффф-ф... — выдавила Лекки, несколько ошарашенная и смущённая, в то время как Максим зарылся носом во впадинку между её плечом и шеей. — Вот это всплеск чувств... — Не повторяйте этого больше, — глухо попросил Максим, нервно подрагивая, целуя её чуть ниже левого уха, целуя нижний край её шевелюры. — Никогда. Пожалуйста... Лекки чуть повернула голову, кажется, встретившись взглядом с сестрой. — Не будем? Даша молча погладила по плечу всё ещё слегка вздрагивающего парня.

ИНТЕРЛЮДИЯ

— Ты довольна? — Мррр-рр, игра твоя была выше всяких похвал. Честно сказать, мне даже страшно стало на миг, вдруг ты и вправду выполнишь эти угрозы? — Хотелось выполнить, признаю. Я ведь почти не прикидывалась, рассказывая, как далеко в печёнках сидят у меня твои фокусы. — В игру, тем не менее, ты включилась с неподдельным азартом, не правда ли? Не выдав ни одним жестом фиктивности происходящего, как истинная актриса. — Ты же за меня срежиссировала едва ли не каждый мой шаг. И успела мне объяснить, что произойдёт в случае чего с накопленным тобой компроматом. — Да ладно тебе, Дашок, думаешь, я бы выдала предкам секреты родной сестры? Ты у меня единственная и неповторимая, других таких нет. Или хочешь сказать, что сама запытала бы меня электричеством? Брось, скажи честно, игра понравилась даже тебе самой. — Ну... это как посмотреть. Я... не была на сто процентов уверена, смогла ли ты... подмени-и-ить... Эй, перестань! Что ты делаешь? — Мурр-рррр. А если попробовать так?.. — Пер-р-ре... н-не надо. Разбудишь Максима... — Ты думаешь, он не захочет сам присоединиться к нам? — Он и так еле... еле уснул после того, что ты с ним сотворила. Даже домой возвращаться не стал, бедняга, родственники его прибьют. Зачем ты проделала это с ним? — Полагаешь, ему не понравилось? — Не хлопай невинно глазами, меня этим не обманешь. Зачем ты подвела его к самому краю, остановив лишь в последний миг? Что, если бы ты не успела вовремя? — Я прислушивалась к мельчайшему звуку, выдернуть из петли и откачать мы бы его по-любому успели. Зато какой драматический эффект в финале? — Но ради чего? — Психология, моя милая. Я же тебе рассказывала ещё при обсуждении наших сценариев? Контрастное шоковое воздействие. Ломка «Я-концепции», почти как у гаитянских шаманов, внушающих зомбируемому человеку, что он мёртв и что они похитили его душу. Старое представление человека о себе рассыпается в прах, а место нового занимает заданное шаманом. Стерженёк таинственного Гвестарио треснул и раскрошился, он теперь наш преданный раб? — Твой раб, тогда уж. Я в эти игры не играю. — Да ладно тебе, как будто не ты подала когда-то эту идею? Ты сказала, что хочешь узнать великого и ужасного Гвестарио лучше, я сказала, что могу заставить его поцеловать каждый твой пальчик, помнишь? — Лучше бы я не помнила этого. Если бы я знала тогда, что ты... что ты-ы... — Что я? — Извраще-е-енка... прекрати... — Так ты признаёшь, что я победила в споре? Сделав, как и обещала, гротескного гроссмейстера послушным мальчиком? — Это ещё... бабушка надвое сказа-ала. Твои... дурацкие тео-о-ории... — Сомневаешься, значит. Проверим?

8. AND THEN JOHN WAS A ZOMBIE

— Максим? Его в темноте мягко пихнули под локоть. — Проснись. Ну просыпайся же, соня. Парень заморгал глазами, просыпаясь, не сразу поняв, кто он и где находится. Мгновением позже на него обрушились воспоминания, казавшиеся кошмарным сном, от которых чуть не свело живот, но на смену им явились картины более лучезарные, картины, от которых стало легче дышать и что-то в груди расправилось. Он пошарил под собою рукой, нащупывая матрас — один из трёх, раздобытых неизвестно где сёстрами и припрятанных в заброшенном здании. Проведя рукой в стороне, он нащупал обнажённое плечо Даши. Или Лекки? Как же приятно осязать их обеих рядом, таких реальных, таких жарких, таких живых. Дашку, которая вовсе не оказалась злобным гением, мрачным монстром, чьи нежные руки и мягкие губы удержали его вчера в шаге от срыва и напоили блаженством нирваны. Лекки, чья грудь мерно вздымается и опускается рядом, тепло чьего тела близостью сводит с ума и самим фактом своего бытия заставляет простить за всё. Он ощутил в себе волну зашкаливающей нежности, прилив распирающего изнутри жара, желание совершить ради них нечто предельное. Хотя, быть может, они не сделали с ним ничего особо хорошего, но до чего замечательно, что они просто есть? — Ты не спишь? — шепнула негромко одна из них. Лекки, да, кажется, Лекки. Максим уже навострился различать их по интонациям. Сёстры вчера, как и он, решили не возвращаться к себе на пике страстей, перешедших в троюродное блаженство под одеялом. Как видно, их отношения с родственниками вполне позволяли подобное, Максиму тогда было не до анализа происходящего, его здравого смысла еле хватило на то, чтобы отослать домой невнятно-успокоительную эсэмэску — с парой невзначай вставленных кодовых слов, дабы предки могли быть уверены, что SMS от него и написана не под давлением. — Нет, — ответил не менее тихо он. Чтобы не разбудить Дашу? Телефон он, конечно, сразу же потом отключил, о чём сейчас немного жалел. Глянуть бы по привычке, сколько на дворе времени? — Вот, возьми. Пальцы Макса сомкнулись на знакомом прохладном корпусе, после чего у него на миг мелькнуло дикое подозрение, что Лекки прочла его мысли. — Твой телефон. Я закачала туда... твоё фото... ну, где ты занимаешься сам знаешь чем. Ты бы не мог, — дыхание Лекки пощекотало его ухо, — сделать для меня кое-что? Он себя чувствовал почти пьяным, аромат Леккиных волос дразнил его обоняние, ему нестерпимо хотелось обнять её. Но он боялся, что она тогда исчезнет, растает как фата-моргана, снова станет ничем? — Что? — хрипло спросил Максим. Кажется, Лекки слегка повернула голову. И — кинула ему в глаза быстрый взгляд, прежде чем продолжить. — Отправить его сестре. Этой, как её, Юлии? Он открыл рот. И снова закрыл. — З-зачем? — глупо спросил он, ощущая, как куда-то проваливается. — Мне бы хотелось этого, — выдохнула она, потёршись о его плечо, прижавшись к его виску на мгновенье губами. — Чтобы ты отправил ей это фото, чтобы ты написал в сообщении, что часто мечтаешь о ней, фантазируешь о её теле. Я, наверное, и впрямь извращенка... ты бы мог сделать ради меня это? В интонации Лекки на последних словах скользнула мольба, Максим же невольно вздрогнул, ощутив зарождающуюся внутри туманную вспышку протеста или даже гнева. Но сразу за этим мозг его окатило всплывшей из свежих воспоминаний обжигающе-морозной волной. Ужас и облегчение, петля и табурет, слёзы и поцелуи. — Пожалуйста, Макс, — еле слышно, почти перестав дышать, шепнула она. Сердце его кольнуло. Взор его коснулся экранчика, кончики пальцев оцепенело задвигались по стеклу, включая нужную опцию. Вызов виртуальной клавиатуры для ввода сообщения. «Мне нравится фантазировать о твоём теле, — торопливо, словно боясь передумать, набрал он. — Ты такая красивая». Чувствуя, как его распирает изнутри странным жаром и ознобом одновременно, как экранчик плывёт у него перед глазами, Максим ткнул пальцем в опцию выбора адресата. Абонент — Юлия. Что, интересно, ощутит его сестра, получив подобное? Думая об этом с каким-то отстранённым интересом, словно со стороны созерцая набранное сообщение, Максим поймал себя на всплеске нелепого возбуждения. «Отправить». Мир не сразу улёгся перед его взором после нажатия этой кнопки. Лекки провела ласково пальцами по его груди. — Макс, — выдохнула она, прижавшись к нему, пощекотав дыханием теперь уже его подбородок и поцеловав в нижнюю губу. — Ох, Макс... Он обнял её в ответ, чувствуя, как естество его восстаёт ото сна, а рука сама собою ползёт по нагой Леккиной спине вниз к её попке. Рубикон так или иначе пройден, так что чего терять теперь? — Ох, Макс, — снова выдохнула она после очередного поцелуя. — Скажи... а тебя, если честно, заводит, что сестра получила это? — Заводит, — поколебавшись, признал он. Что делать, если это было правдой? — Ты знаешь, — Лекки ёрзнула в его объятиях, так сладко, так приятно, что разум Максима вновь захлестнуло нежно-щемящей истомой, — я попользовалась немного твоим смартфоном и внесла кое-кого в лист контактов. Её номер пришлось искать аж в Фейсбуке, представляешь? — Чей? — шепнул Максим, ущипнув её чуть ниже спины. Собеседница застенчиво опустила глаза. — А ты глянь. Вызов меню не занял особенно много времени. — Светка Кабардаш, — глухо выговорил Максим, гипнотизируя взглядом экранчик. — Твоя школьная знакомая. Та, о которой ты говорил. Максим оторвал взор от экрана и поднял его на Лекки. Неужели она хочет, чтобы он... — Я ни на чём не настаиваю, — вновь опустила ресницы она. — Не заставляю, не требую, не шантажирую. Между нами больше никогда не будет подобного. Лекки несмело кашлянула. — Просто... мне бы хотелось, чтобы ты ещё чуть-чуть пошалил для меня. Но можешь и не шалить, если не хочешь. Максима почему-то опять хлестнуло льдом вчерашнего леденяще-космического холода — и жаром последующего эйфорично-страстного облегчения. — Как... именно? — в свою очередь кашлянул он. Едва удержавшись от несвоевременного порыва погладить собеседницу по волосам. — Напиши ей, — Лекки понизила голос, — что помнишь её, напиши своё имя и фамилию. Напиши, что до сих пор иногда представляешь её обнажённой, представляешь, как она стоит на коленях, лаская губами твой член. — Светка? — Он не вполне поверил своим ушам. В то же время сгусток странного жара в его груди, кажется, разгорелся ещё ярче, а пах кольнуло искрой знакомого возбуждения. Сама мысль, что он может держать в голове подобного рода фантазии о былом образе своих романтических дум, идеале высоких чувственных устремлений, была столь кощунственной, что чем-то помимо воли заводила? — Ты можешь не делать этого, — шепнула Лекки, теплая её ладошка скользнула к низу Максимова живота. — Если не хочешь. Ощущая, как от отлива крови мир перед ним мутнеет, как уподобляется стали злосчастный орган в юрких пальчиках девушки со смеющимися глазами, Максим вновь вызвал на экран меню выбора абонентов. И, стараясь не думать о совершаемом, начал набирать текст.

ИНТЕРЛЮДИЯ

— Ты не собираешься рассказать ему, что поменяла в его контактном листе номер сестры на номер одного из своих телефонов? И что «Светка Кабардаш» в его перечне тоже фейковая? — Разумеется, нет. Чем сильнее он убеждён, что уже совершил пару необратимых шагов, тем послушней он будет и тем приятней с ним будет играть. — Вот как? — Это, Дашок, азы психологии. Совершив нечто непоправимое, человек начинает себя убеждать, что ничего страшного в этом не было и что он в общем-то сам вожделел этого. — Ну и выражения у тебя. — А что, ты не заметила, что если сестрёнке он отослал своё голое фото почти через силу, то своей зазнобе из школы мессагу послал словно бы даже с некоторым удовольствием? — Так ты из него лепишь не просто раба, а раба-мазохиста, как хотела вылепить из меня? — Именно, идеального мазохиста, только не леплю, а по существу уже вылепила. Зомби постмодернового розлива, готового ко всему за один лишь мой — или твой — умилённый взгляд. Мне самой становится жарко от одной мысли о том, на какие вещи можно будет этого мальчика развести? — Тебе мало того, к чему ты уже понудила несчастного парня? — Это не более чем вершина айсберга, Дашка. Можно, к примеру, заставить его подбить клинья к сестричке, особенно если убедить его, что та сама провоцирует к этому. Можно поиграть с репутацией гроссмейстера Гвестарио в блогах, но не с помощью поддельных постингов, а по-крупному и с его же участием, это должно быть особо забавно. Хотя, если честно, это всё тоже крохотные игрушки, просто ум мой не может перейти с ходу к идеям стоящего масштаба? — Стерва ты всё-таки. — А ты нет? Ты начала этот спор неделю назад, ты не признаёшь до сих пор себя побеждённой, продолжая при этом следить — да-да, глазёнки твои так и сверкают? — за всем совершающимся. Признайся, тебе же приятно наблюдать за такими вещами, оставаясь белой и пушистой, мррр-рр?.. — Сте-ерва... — Да, милая. Можешь повторять это вместо моего имени, меня это... м-м... заводит? — Сте-е-е...

ЭПИЛОГ

Максим не вслушивался в едва уловимый шелест на противоположном краю широкого лежбища из сложенных вместе матрасов, хотя догадывался, что сёстры секретничают о девичьем. Периодически его всё ещё захлёстывал холодок от мысли о том, что он совершил не более получаса назад, но холодок этот был микроскопическим неудобством — можно даже сказать, был чем-то приятен? — по сравнению с Ужасом Космической Бездны, разверзшейся полусутками ранее. Он сдвинул колени. Ему представилась вновь Кабардаш Света, представилась в том самом виде, в котором он её описал в SMS под диктовку. Обнажённая, стоящая на коленях, приоткрывшая ротик? Это было нелепо, это было предательством былых чувств — не меньшим ли, впрочем, чем отправка той SMS? — но образ этот и впрямь заводил его. Или куда острее его заводила мысль, что он описал его по настоянию Лекки? Почему-то из памяти его ласточкой вынырнули позапрошлые сутки. Кафе. Сцена с салатиком. Инцидент с длинноногой блонди. Телефонная беседа с сестрой и — вслед за этим — позорное фиаско в библиотеке. Колени Максима вновь на мгновение сдвинулись, он ощутил, что его заводят воспоминания о начале позапрошлого дня, даже о нелепом последнем кунштюке. Конец того дня ему вспоминать не хотелось, изнасилование Даши ассоциативно соседствовало с воспоминаниями о вчерашнем ужасе, но вот начало и середину? Рука Максима почти помимо воли скользнула вниз. «Что я делаю?» До него донеслось слабое хихиканье, затем — приглушенная возня. Даша и Лекки вновь демонстрируют свою способность обойтись без своевольного сильного пола? «Мастурбирую, вспоминая, как надо мною издевалась эта егоза, эта стерва, это божественное видение, цветок, который я чуть было не убил. Более того, мечтаю, чтобы это продолжалось и дальше?» Полуприкрыв глаза, что в потёмках не особо сказывалось на видимом, пытаясь по едва уловимым звукам достроить в уме картинку происходящего на краю ложа, Макс сцепил крепче пальцы — осознавая всю унизительность происходящего, всю нелепость этого? — и застонал. Чувствуя себя, как это ни странно, впервые за долгое время счастливым.