Varius

Зима. Время года, не устраивающее многих своими морозами, метелями и гололедом. Радоваться зиме способны только дети и те взрослые, кто сумел сохранить в себе детский восторг перед огромными сугробами, пушистыми мягкими снежинками и морозными солнечными днями. Антону всегда нравилось находиться на улице во время снегопада, и поэтому путь от дома до магазина занимал у парня гораздо больше времени, чем обычно. Он шел, с нескрываемым удовольствием разглядывая преобразившиеся улицы и спрятав замерзающие руки в карманы пуховика. До супермаркета оставалась пара шагов, и Шастун не смог скрыть улыбки, заметив у входа переминающегося с ноги на ногу мужчину в черном зимнем пальто — с ним Антон познакомился месяца три назад, в забитой людьми кофейне, когда им пришлось делить один столик на двоих. Хорошо, что отказать прекрасной улыбке в тот день сил не набралось. Подойдя к другу, парень протянул ему украшенную металлическими кольцами ладонь и завороженно смотрел, как в коротких черных волосах поблескивают снежинки. — А, привет, Антох, — брюнет собирался пожать руку, но лишь секундное прикосновение заставило его вздрогнуть и возмущенной скороговоркой произнести: «ты обалдел, руки холоднее льда?» Антон с удивлением осмотрел свою ладонь, будто бы усомнившись, что та принадлежала ему, и скривил губы.  — По-моему, нормально всё. Смерив парня недовольным взглядом, как сделала бы это любая мать, мужчина подхватил его под руку и потащил в магазин под тихое ворчание: «отпусти меня, Арс, я не твой ребенок». Оказавшись в тепле, Арсений отряхнул плечи и взъерошил волосы, сморщив нос, когда небольшая кучка снега с макушки упала за шиворот пальто, а после взглянул на Шастуна. Тот находился в какой-то прострации, остановив взгляд чуть повыше глаз друга, и, кажется, так и собирался стоять в дверях супермаркета, если бы перед его лицом не сомкнулись ладони с громким хлопком. Парень ойкнул и дернулся назад, чуть не поскользнувшись на входном коврике, вызвав тихий смех своей неуклюжестью. — Земля вызывает двухметровый маяк, прием! — Протянул Попов, забавляясь реакцией Антона, но без ехидного ответа его фраза не осталась: — Ты назвал меня маяком, потому что только я освещаю твой путь. Все с вами ясно, Арсений. Довольный собой, Шастун ухмыльнулся и сделал шаг в направлении стеллажей, но слова, сорвавшиеся с языка брюнета, заставили его тот час же замереть на месте: — А что если это так? Сделав глубокий вдох, Антон попытался мысленно усмирить себя, чтобы спокойно разобраться в ситуации, а не накинуться на друга. Нет, не с кулаками, — с объятьями. Молчание затягивалось, а потому парню пришлось в срочном порядке брать себя в руки. Нацепив плутоватое выражение лица, он медленно развернулся, сразу же преодолевая расстояние до застывшего, взволнованного Арсения, и выпалил: — Тогда маяк делает тебя своим обогревателем! И прежде, чем Попов смог бы среагировать, холодные пальцы Антона, украшенные не менее холодными кольцами, прижались к его горячим щекам, напугав неожиданностью. Голубые глаза таращились на сияющее от счастья лицо Шастуна, пока сердце более-менее не восстановило свой ритм, а затем мужчина позволил себе страдальчески вздохнуть: — А еще жаловался, что я зову тебя ребенком. Спустя секунду парень фыркнул и заразительно рассмеялся, опустив руки вниз, а Арсений бессознательно улыбнулся, продолжая свою притворно недовольную тираду: — И руки у тебя действительно ледяные. Что ты скажешь в свое оправдание? Антон перестал смеяться, заговорщически посмотрев прямо в глаза Попова и прошептал, будто разглашая страшную тайну: — Скажу, что у людей с холодными руками, — упомянутые руки сжали теплую ладонь мужчины, а остаток фразы был произнесен с бешеной скоростью, — горячее сердце, которое требует сладкого прямо сейчас! В ответ Арсений цокнул языком и направился к стеллажам с шоколадом, влекомый жизнерадостным двухметровым ребенком, чьим обогревателем он с удовольствием согласился быть.