***
Освободиться с работы пораньше не получилось. Планы на романтичный сюрприз полетели псу под хвост. Фотограф с заказчиками мучили его лишних два часа. Студийная съемка, ничего особенного, но Кисе заставили изображать античного атланта, держащего над головой небесную сферу. Все до единой позы были с поднятыми в верх руками. К тому моменту, когда его отпустили домой, мышцы плеч горели огнем, а руки отказывались подниматься, протестуя мерзкой дрожью. Мидорима уже был дома и ждал его с готовым ужином. Кисе, виновато улыбнувшись, сбежал в душ, давя глупую обиду на себя, на обстоятельства. — Что с руками? — Мидорима наблюдал за его попытками вытереть волосы полотенцем. — Целый день пришлось их держать поднятыми вверх, — пожаловался Кисе, оставляя эту дурацкую затею. Сами высохнут. — Дай сюда, — Шинтаро отобрал у него полотенце, принимаясь вытирать мокрые желтые пряди. Кисе расслабился, позволяя. Когда процесс вытирания был завершён, подняв голову, он заметил влюбленный прищуренный взгляд зеленых глаз и чуть заметную улыбку на тонких губах. — Спасибо, — он потянулся за поцелуем, чувствуя деликатные пальцы на дрожащих от перегрузки мышцах плеч. — Ого, тут надо разминать, — Мидорима внимательно ощупал лопатки, бицепс, шею и предплечья. — Пошли, пока мышцы не остыли. — А можно мы сначала поедим? — есть хотелось просто ужасно. Даже больше, чем массажа. Немного подумав, Мидорима кивнул и набросил ему на плечи влажное полотенце. — Сегодня была моя очередь готовить ужин, — объявил Кисе, садясь за стол. — Отдохни, не нужно доказывать свою полезность, — мягкий тон Мидоримы позволил выдохнуть и благодарно склонить голову, взявшись за еду. Всё оказалось не так просто. Перетруженные руки дрожали при попытке донести палочки до рта. Рисовые зерна сыпались обратно в тарелку и в рот не попадало нисколько. Через несколько десятков безуспешных попыток, Кисе бросил палочки на стол и взял ложку. Особого успеха это не принесло. Тщательно скрываемое раздражение постепенно закипало. — Ты успел где-то ещё поужинать? Ты плохо ешь, — казалось, Мидорима вообще не обращает внимания на эту пытку едой. Шумно вздохнув, Кисе бросил бесполезный столовый прибор и попытался встать. Мидорима удержал его за руку. — Попробуй, это вкусно, — Шинтаро протягивал ему комок риса, зажатый в палочках. — Ну хоть чуть-чуть. Подавив раздражение, Кисе аккуратно взял губами угощение. — Вкусно ведь, — настаивал Мидорима, протягивая ему очередную порцию. — Ну вот, а ты не хотел. Дожидаясь пока Кисе прожует, потянулся за салфеткой, придвинулся поближе, аккуратно вытирая уголки его губ, и протянул следующую порцию. Некогда крепко запертое раздражение таяло как мороженное в летний жаркий день, растекаясь лёгким недоумением и благодарностью. Лицо Мидоримы оставалось совершенно серьезным, будто не он кормил с рук Кисе, но насмешливый взгляд под стеклами очков лучился восхищением и нежностью. Шинтаро невозможно отказать, когда он такой. Кисе почти не чувствовал вкуса. Он видел этот ласковый взгляд, покорно брал предложенную еду. Мидориме скоро надоела салфетка. Он стал больше пользоваться губами, собирая крошки с лица Кисе. Сначала почти невесомо, немного смущенно, потом все смелее и наконец, скормив парню последнюю порцию, жадно обхватил губами его губы, не давая выдохнуть или отстраниться. Не разрывая поцелуй, Шинтаро заставил подняться, жёстко стиснул сильными пальцами ягодицы, прижимая к себе. Мелкими короткими шажками, не позволяя себя обнять, они двигались в спальню — путь до кровати казался бесконечным. Теряя остатки разума в нетерпеливых поцелуях, Кисе смог опрокинуться на мягкую широкую поверхность. Секунды его растерянности хватило Шинтаро, чтобы перевернуть Рёту на живот, нетерпеливо стаскивая остатки одежды. Длинные пальцы прошлись по гудящим мышцам шеи и лопаток. Легкий нажим чередовался с поглаживаниями. Волшебные руки знали, где надавить, а где нужно просто провести ногтями по коже, чтобы Кисе расслабленно застонал. Болезненно приятные растирания унимали боль и дрожь, заставляли «таять» тело. Когда к массажу подключились губы, тепло начало скапливаться в паху, хотя «воздействие» было гораздо выше. Неугомонные руки разминали поясницу, язык шаловливо выводил колечки на выступающих шейных позвонках — лежать на животе стало совершенно неудобно. Кисе застонал, чувствуя бедрами точно такое же возбуждение, и провокационно потёрся. Мидорима шумно втянул воздух и вцепился укусом в зацелованный позвонок. Острая вспышка возбуждения прошибла, как электрический разряд. От приглушенного стона Кисе сжимающие его пальцы потеряли всякую осторожность, стянули трусы и откинули в сторону: не аккуратно сложили или развесили на спинке кровати, а именно отшвырнули, как мешающуюся бесполезную тряпку. Кисе едва не хихикнул, подумав, что вечно разумный и занудный Шинтаро отчётливо теряет контроль от него, покорно распластавшегося на его кровати, позволяя делать с собой всё что угодно. Рёта шире расставил ноги и чуть приподнял бедра, явно напрашиваясь, нарываясь. Интерес исследователя, испытателя подгонял узнать, что будет, на что ещё способен Шинтаро, когда его маска сдержанности готова вот-вот разлететься на кусочки. Можно ли рассчитывать на что-то большее, чем несдержанность сильных пальцев да припадочное дыхание? Кисе жалобно хныкнул, когда Мидорима отвлекся, прекратил терзать его спину языком и потянулся куда-то. — Мидорима-чи, ты… — сильная рука в волосах, почти грубо прижала его лицом в простыни, не дав сказать. Но передать желание можно и по-другому. — Замолчи, — непререкаемый требовательный срывающийся шепот. — Молчи, иначе… Шинтаро поперхнулся воздухом, глядя как Кисе руками разводит ягодицы, бесстыдно, бессовестно, предлагая себя. Только ему. Для него. Терпения хватило только кое-как выдавить густую смазку между ягодицами и постараться не наваливаться, слишком грубо протискиваясь внутрь. Кисе жалобно выдохнул и громко застонал. Не так — слишком неправильно. Мидорима мгновенно остановился, целуя желтоволосый затылок, напрягшиеся плечи, лопатки. Пытаясь извиниться, стараясь показать, как ему хорошо с ним. Бешеные поцелуи мерили секунды, одну за другой. Кисе впускал в себя буквально по миллиметру, упрямо держа ягодицы, разведенные в стороны. Полностью расслабившись, чувствуя одуряюще-распирающее давление, руки сами вцепились в Шинтаро, что непрерывно целовал его спину. Нетерпеливая хватка рук, переплетенные пальцы, горячечные ласки вперемешку со стонами. Так жарко, до предела хорошо, как ни с кем и никогда раньше. Именно с ним, с Мидоримой, если позволить себе довериться, не загадывая, не проверяя, не пытаясь хоть что-то контролировать. «Вот что значит принадлежать», — мелькнула в голове случайная бредовая мысль. Что-то опять шло не так. Возбуждение напрочь отключало мозги, но оргазмом не заканчивалось. Оно тихо откатывалось, чтобы с трудом быть накрученным на нервы. Уставший Кисе решил не заморачиваться. Дождавшись, пока Мидорима кончит, он провалился в сон. Какое-то огромное, всеобъемлющее чувство буквально не помещалось в груди, и Рёта не мог подобрать нужного слова, чтобы описать это. Он мог только вцепиться в беспокойного Шинтаро, во сне позволяя укрыть себя мягким, теплым одеялом.***
Какой-то полутемный зал или кабинет. Кисе покорно лежит на странном приспособлении, покорно подставив задницу раздирающим пальцам. Сколько их в нем, уже неизвестно и даже почти не больно. Пальцы — никогда не больно, неприятно только. Но им нравится. Нравится Ему, а Кисе потерпит. Все ради Него, даже это. Пальцы внутри расходятся, поворачиваются, стараются забраться все глубже, но не достают. Кисе рад и этому. Чьи-то руки терзают ягодицы, бьют, щипают, тащат в разные стороны. На коже уже нет ни одного живого места — все истерзано до синяков, кровоподтеков. Сцепив зубы, Кисе терпит. Наконец пальцы исчезают из его дырки. Он знает, что за этим последует и что сейчас будет. Член — не пальцы, больно будет все равно. Кисе старается расслабиться по максимуму. Интересно, кто будет первым? Наверняка Он. Он всегда первый. Твердый, еще влажный от его слюны орган с силой проталкивают внутрь. Без нарочитой грубости или же осторожности, просто и привычно, ведь задница Кисе только для этого и предназначена. Это точно Акаши. Всегда берет его первым, распечатывая, раскрывая всем остальным. Это больно. Кисе загнано дышит сквозь сжатые зубы, пережидая, пока растянутые мышцы не привыкнут и нервные окончания не потеряют чувствительность. Самое главное сейчас не напрягаться, чтобы сохранить целостность кожных покровов, а то боль не прекратится. Сегодня ему не дали передышки. Рвано выдыхая от боли, Кисе лихорадочно соображал, порвали его сегодня или нет. Акаши двигался быстро, но равномерно, словно ему все равно, кого трахать: пластиковую игрушку или собственный кулак. Постепенно чувствительность начала исчезать, осталось просто ощущение растянутости. Он отступил в сторону, давая место другому. Теперь главное не позволить дырке закрыться, а то боль вернется, хоть и не надолго, и не зажаться, а то разорвут и не заметят. Будет секс по крови. Другой член, гораздо больший, вогнали в задницу очень не осторожно. Всем было явно плевать. Он вбивался, втрахивался, в подставленную дырку, стараясь получить удовольствие за короткий срок. От его грубых, резких толчков, Кисе проезжался щекой по шершавому полу. Сообразив, он повернул голову, смотря вниз, царапая лоб, чтоб ему еще в рот не впихнули член. Но этим они уже насытились сегодня, Кисе знал, что пока они не пойдут за отсосом. Только за его доступной, открытой для каждого дыркой. Следующий член он почувствовал только по сменившемуся ритму, по громким, частым хлопкам сталкивающихся тел. Трахающий его, так грубо дергал на себя, словно старался запихнуть в него не только член, но и половину себя, но по техническим причинам это было невозможно. Кисе был этому рад. — Нравится, сучка! — знакомо протянул голос. Кисе на мгновение замер, узнавая. Что здесь делает Аомине? Он же с Куроко-чи теперь! Чьи-то пальцы пробрались в рот, оттягивая щеку. Кисе покорно лизнул, догадываясь, что от него хотят. Едва влажные от его слюны пальцы ворвались вместе с членом в задницу. Кисе не почувствовал боли, только ощущение растянутости усилилось. Грубые и сильные толчки не затихали. Оставалось только безмолвно благодарить свое тело, что оно почти ничего не чувствует. Кроме омерзения. И покорности. Ради Него. И испытывать почти кайф, не сопротивляться, когда Его огромный член мощными толчками возит тебя лицом по полу. Чьи-то руки толкнули в сторону, сваливая с низкой скамьи. Ноги сильно развели в сторону. Челка и макушка нового трахальщика были алыми. Он брал его как свое, вещь, только ему принадлежащую, не заботясь о желаниях и чувствах этой вещи, твердо уверенный, что Он и так все знает и дает. Кисе был благодарен. Это значит принадлежать, и Кисе был Его. — Тебе хорошо со мной? — на секунду мелькнули из-под алой челки разные по оттенку глаза. — Да, — прошептал Кисе, чувствуя, как кто-то проталкивает член ему в рот. Его брали с двух сторон, в едином ритме, в едином темпе, Кисе мог только выгибаться, когда они оба были в нем, до конца, и старались протолкнуться еще дальше, еще глубже. Кисе не помнил, должен ли он стонать от боли или удовольствия. Ему хотелось умереть. Он уже почти задыхался от чужого члена. Как вдруг его отпустили. Кто-то приподнял его усаживая, заставляя прислониться спиной к обнаженной груди. Легкий поцелуй обжег висок. — Ты мой навсегда, — услышал Кисе Его голос и обнимающие руки, подхватили ноги, разводя в стороны. Показывая, предлагая, подавая другим. Теперь нескончаемая вереница членов возбуждала. Кисе чувствовал, как они кончали внутри него, на его припухшую раскрытую от них дырку и снова проталкивались внутрь, размазывая эту естественную смазку, стараясь получить еще немного ускользающего удовольствия. Кисе был не против, он сам хотел кончить. Сперма лилась ему в открытый рот. Теплая и вязкая, скатывалась по языку. Он еле успевал глотать, пока ее не скопилось слишком много. Но их было много. Нескончаемая череда членов раздирали ему задницу и горло. Акаши, Аомине, кто-то безликий, похожий на Микимото, потом снова кажется Аомине и наконец, Он, Хозяин. Волосы болезненно трепали, заламывали руки, складывали в такие позы и давали унизительные пощечины, за то, что он физически не мог гнуться в нужную им сторону. — Да не сопротивляюсь я, — думал Кисе, чувствуя, как ему в очередной раз выворачивают плечи из суставов. — Вот, хотите, даже ягодицы разведу, чтоб все могли любоваться, как ты меня трахаешь. Хозяин. Зачем меня бить, — думал Кисе, чувствуя, как горит лицо, — если я и так твой? Ну хочешь, сыграем в сучку, как ты любишь? Я буду стонать как распоследняя шлюха, чтобы показать, как мне хорошо от того, что Ты делаешь со мной. Кисе сосал Его член с особым удовольствием, чувствуя, как вязкая сперма катится по горлу и чувствовал не радость — восторг, с легким привкусом разочарования, что не может кончить сам, для Него. — Кисе, — Хозяин водил ласковой рукой по лицу, измазанному спермой. — Кисе, — настойчиво повторял он, целуя лоб, виски. — Кисе, проснись! — Что? — подумал Кисе и открыл глаза. Мидорима уже включил свет и нависал над ним, тряся за плечо, пытаясь разбудить. Манэки сидел рядом на подушке, всматриваясь в лицо. Измятая перекрученная простынь, скинутое на пол одеяло и разрывающийся член, готовый выстрелить спермой. Кисе подскочил и кинулся в ванну, плотно закрывая за собой дверь. Одна секунда понадобилась, чтобы приспустить трусы и сжать в кулаке пульсирующий член. Несмотря на задыхающееся возбуждение, оргазм не пришел ни через пару движений, ни через десяток. Словно видение недосмотренного сна, рука переползла на бывший проколотым сосок и выкрутила с ужасной силой. Кисе увидел в зеркале напротив свой дикий, провалившийся взгляд и кончил так, что зазвенело в ушах. — Кисе, — Мидорима осторожно постучал в дверь, но не вошел. — Все в порядке? — Да, минуту, — Рёта умывался ледяной водой. Его всего трясло от пережитого оргазма, воспоминаний, осознания того, от чего он только что кончил. — Можно мне войти? — обеспокоенный голос Мидоримы заставил быстро сдернуть полотенце с крючка, спрятать лицо и распахнуть дверь. — Что тебе приснилось? — мягкий, заигрывающий тон почти заставил успокоиться. — Ты напугал и меня, и Манэки. — Не помню, — Кисе положил гудящую после кошмара голову на плечо своему парню. Сильные руки обняли, стараясь уничтожить мелькающие под закрытыми веками обрывки. — Это уже во второй раз, — беспокойство постоянно прорывалось даже сквозь шутливый тон. — Прости. Я не даю вам спать, — Кисе поднял голову, виновато смотря в зеленые глаза и подставляя губы для поцелуя. — Глупостей не говори, — Мидорима заправил за ухо желтую прядь волос и поцеловал мягко, ласково и нежно. Так, как умел только он. Кто бы что ни говорил, но Кисе твердо решил завтра ночевать у себя в квартире.***
Кисе сидел на кровати плотно обхватив голову руками, давя подкатывающие слезы. Рыжий кот беспокойно обнюхивал его руки, а Мидорима прятался в ванной. Прошлую ночь Кисе провел в своей квартире. Он прекрасно выспался. Никакие кошмары его не мучали, заставив «сиять» по этому поводу целый день. Мидорима немного поворчал, но к вечеру успокоился и даже принял просьбу обойтись на всякий случай сегодня без секса. Но пару поцелуев все же урвал. Кисе проснулся от кошмара сам. За окном занимался рассвет. Мидорима мирно спал. Рёта подскочил, не дожидаясь пока гадкий сон «войдет в силу». Но он все равно опоздал. Его стоящим членом можно было гвозди заколачивать. Пришлось будить Шинтаро поцелуями. Весь из себя правильный любитель утреннего секса, жаворонок по хронотипу, Мидорима отнесся к идее с восторгом. Он отвечал на поцелуи, терся всем телом, сонный, взъерошенный и слегка ленивый. Он сам с готовностью обнял коленями бедра Кисе и вручил ему смазку. Все было прекрасно ровно до того момента, пока Кисе не понял, что кончить он не может. Раскрасневшийся, раскинувшийся, тяжело дышащий Шинтаро, возбуждал, вызывал желание зацеловать, затрахать его до смерти, но Кисе просто не мог кончить. Что-то сломалась в организме и конкретно эта функция не работала. Жар и теснота тугих мышц накручивали возбуждение, но и только. Теперь и реальность стала походить на затянувшийся ночной кошмар. Заставив Шинтаро кончить, Кисе отчаянно позавидовал женщинам и пообещал себе в следующий раз иметь в кровати клизму с теплым молоком, чтоб в подобном случае имитировать то, чего нет. На самом деле было совсем не смешно. Он догадывается, что его ночные кошмары из-за Акаши. Вот теперь хорошо дрессированное тело отказывается получать удовольствие без боли и унижения. И что теперь с этим делать, непонятно. Единственное, что приходило на ум, это идти к врачу. Школьник, рассказывающий психологу, как и сколько человек его имели в стенах школы и какие у него теперь проблемы… В лучшем случае ему не поверят, в худшем — вызовут полицию. Еще, как вариант, можно попросить Мидориму вести себя как Акаши. Но он точно не станет так делать. Попробовать стоило. Вряд ли это хуже разговора с психологом. Мидорима вылез из ванной и пришлось делать вид, что все нормально, застилая кровать и готовя завтрак. — Как ты относишься к экстремальному сексу? — прямо спросил Кисе, замучавшись подбирать слова. Мидорима подавился тостом и мучительно закашлялся. — Ты имеешь ввиду секс на людях или в опасных местах? — восстановив дыхание, осторожно уточнил Шинтаро. Он отставил от себя завтрак подальше, опасаясь есть при таком разговоре. — Я имею в виду кляп, плетки и наручники, — осторожно ответил Кисе, опасаясь его реакции. — Нет, — рявкнул Шинтаро, даже не задумавшись. — Ужас какой! — Почему? — осторожно поинтересовался Кисе. — Я не причиню тебе вред. Никогда. Даже если ты сам об этом попросишь, — Мидорима уверено поправил очки и все же пододвинул к себе чашку с чаем. — А если мне это нравится? Я ведь могу попросить у тебя то, чего мне самому хочется? — Кисе не был уверен, что ему действительно это нужно, но других вариантов просто не было. — Скажи мне, пожалуйста, только честно, я надоел тебе? Ты больше не хочешь меня? — Мидорима нервно вертел чашку в руках. — Тебе снятся эротические сны. Я же вижу. Только после них ты не хочешь секса именно со мной. Ты засыпаешь в процессе и перестал даже делать вид, что хочешь меня. Кисе ошарашено захлопал глазами. — Бред какой-то, — ничего более умного не придумывалось. — Ты не прав. — Кисе, я уже говорил тебе, что ты можешь делать, все что захочешь. Я понимаю, что ты устал от меня и хочешь того, что тебе привычнее. Я этого делать не буду. Зато ты знаешь того, кто будет, — для подтверждения искренности, Мидорима сжал его руку холодными подрагивающими пальцами. — Да что за чушь! — Кисе вскочил, отшвыривая стул. — Опять ты про Акаши! Я не буду тебе изменять, тем более с ним. То, что он снится мне, не значит, что я его хочу! — Значит это он тебе снится? — голос Мидоримы тихий, с ноткой обреченности заставил прикусить язык. Шинтаро положил очки на стол и с силой растер глаза ладонями. — Уходи, Кисе. Прямо сейчас уходи. А то я потом не смогу тебя отпустить. — Отлично! — злой, как сотня чертей разом, Кисе вылетел из кухни, судорожно одеваясь, скидывая в сумку первые попавшиеся вещи. Злость и обида никак не хотели укладываться. Будто Кисе виноват в том, что ему снится всякая мерзость с участием Акаши. Шинтаро должен был понять, а не вбивать себе в голову непонятно что. Ничего, пускай посидит в одиночестве, может поймет, что Кисе тут не причем. Опять чертов Акаши. Вроде бы все давно кончено, но проблемы всплывают снова и снова. Сколько можно? По-хорошему, надо бы высказать Акаши все. Это он виноват, пускай сам и разбирается. Влетев в свою квартиру, Кисе зло бросил сумку на кровать и схватил телефон. Равномерные гудки соединения слегка «остудили». И что он сейчас скажет: «Ты мне снишься, и нам жить спокойно не даешь?» Бред и маразм. Не став ждать ответа, Кисе оборвал звонок.***
Прислонившись к стене дома, Кисе сбросил звонок, чувствуя себя маленькой злобной сволочью. Звонил Мидорима. Почти неделя прошла после того, как Шинтаро сказал «уходи». Правда, в тот же день одумался и попытался позвонить. Кисе не взял трубку ни в этот день, ни в последующие. С усмешкой читал смски, полные различных извинений: «Прости, меня, я дурак», «Поговори со мной, пожалуйста», «Я не прав, прости меня», «Я хочу, чтоб ты вернулся», «Обзови меня, ударь, но только не молчи», и все в таком духе. Кисе четко услышал его обидное «уходи» и ушел. Он, конечно, понимал, что Шинтаро это не со зла ляпнул и вернуться собирался, но потом. Он ждал от Мидоримы хоть каких-то действий, но сам не знал каких. Пока просто не разговаривал с ним. Часто он думал, что ведет себя как истеричная девчонка. Он и сам скучал по Шинтаро, по его вечно холодным рукам, по вечерам на двоих, по его мягкой улыбке, только глазами, через стекла очков. Привыкнув, что его обязательно кто-то ждет: либо Мидорима, либо Манэки, он извелся в своей тихой маленькой квартирке от скуки, пустоты и одиночества. Ездить отсюда до школы было не очень удобно. Если от Мидоримы до Кайдзе можно было доехать без пересадок, то по пути от своей квартиры их приходилось делать аж две. От всего этого бестолкового упрямства была только одна радость — за неделю, проведенную в одиночестве, ему не разу не приснился кошмар. Кисе подсознательно ожидал их возвращения после разговора с Шинтаро. Уже пора было как-то решать создавшуюся проблему, но Кисе каждый раз тянул до следующего звонка Мидоримы, пугаясь, что следующего может и не быть. Телефонный звонок застал его на пути к дому. Решив, что он точно не будет разговаривать с Шинтаро на улице, отложил ответ до следующего раза. Уже подходя к своему дому, Кисе заметил, что кто-то сидит у его двери. Сердце подпрыгнуло в горле, пропустило удар и заколотилось быстро-быстро. Высокий рост, зеленые волосы, блеснувшие в свете уличного фонаря очки. Мидорима ждал его, сидя на ступеньках и прислонившись к мокрой стене. Один, под холодным дождем, прикрывшись маленьким легким зонтиком. Почувствовав себя девчонкой, у которой дрожат коленки, Кисе медленно подошел, не в силах скрыть улыбку. Все обиды, скандалы, недопонимания, все это было полной чепухой. Мидорима был здесь, и Кисе больше ничего не было нужно. Огромное, не помещающееся в груди чувство наполнило тело легкостью, как воздушный шарик гелием. Хотелось обнимать Шинтаро, преданно заглядывать в глаза, вилять хвостом, не зная, как еще выразить свои чувства. Кажется, у этого чувства даже название было, но Кисе пугался даже думать об этом. — Привет, — он привалился к мокрой ограде, не скрывая счастливой улыбки. — Нам нужно поговорить, пожалуйста, — Мидорима тут же поднялся на ноги. Немного похудевшее лицо, отчетливые тени под глазами от бессонных ночей и тонкие дрожащие пальцы. Кисе хотелось целовать каждую черточку знакомого лица, стирая следы усталости и переживаний. Держа себя в руках, Кисе степенно кивнул, почти равнодушно прошел мимо и отпер дверь, впуская гостя. — Как ты нашел меня? — Кисе скинул сумку, поставил зонты в угол и привалился к стене, стараясь изображать равнодушие. Получалось плохо. — На контрактах стоит этот адрес, — Мидорима явно сбился с мысли, отвечая не на тот вопрос, которого он ожидал. Кое-какие уже выполненные контракты в беспорядке валялись в ящике. Кисе бездумно сваливал их туда вперемешку с действующими документами. Уходя неделю назад, Кисе и в голову не пришло взять их с собой. На контрактах адрес печатался автоматически, указанный при устройстве. Сменить его на адрес Мидоримы Кисе и в голову не приходило. Хотя было уже пора. — Я рад, что ты пришел. Я ждал тебя, — Кисе уже не соображал, что он говорит. Желание накинуться на Шинтаро с объятиями и поцелуями было просто нестерпимым. — Я пришел поговорить. Можно? — Мидорима кивнул на кровать, как на единственный предмет, на который можно сесть. Широко улыбаясь, Кисе кивнул, оставаясь у стены. — Прости, что наговорил тебе гадостей. Я не должен был так реагировать, — Шинтаро втайне осматривал комнату, делая вид, что вид жилья Кисе ему совсем не интересен. — Я ревную, хотя обещал не делать этого. Прости меня. Просто… Я вижу, что ты любишь Акаши, — он замолчал, не зная, что еще добавить к этой исчерпывающей информации. — Где ты взял такую глупость? — у Кисе не получалось держать серьезное лицо. Он был счастлив видеть Шинтаро и не собирался выпускать его отсюда так просто, что бы он тут сейчас не нес. — Ну, — Мидорима поежился, как будто ему враз стало холодно. — Я вообще шел сюда честно тебе сказать, что ты очевидно сделал неправильный выбор. Ты выбрал меня, а все еще любишь его, раз он снится тебе по ночам, а я тебе больше даже не нравлюсь. У вас были сложные отношения, вы бы разобрались со временем, а я влез и все сломал. За это тоже прости меня. Я хотел сказать, что тебе уже надо решить все с тем, кого ты действительно любишь, а не прятаться от проблем за отношениями со мной. Я постараюсь помочь вам, не знаю, чем, но постараюсь. Кисе внимательно слушал, ожидая, когда иссякнет поток бреда, надуманного Мидоримой за неделю. Шинтаро не смотрел ему в глаза. Весь какой-то смятый и растерянный. Красивый и желанный. Последние фразы он уже почти не слышал. Оттолкнулся от стены и решительно погасил свет, погрузив комнату в полный непроглядный мрак. Мидорима замолчал, не шевелясь. Кисе свои девять квадратных метров знал просто превосходно и ориентировался даже в полном непроглядном мраке. Преодолев расстояние до кровати, он перекинул ногу через Шинтаро, садясь ему на колени. — Ты несешь такую ахинею! — наконец стало возможным зарыться пальцами в аккуратно уложенные волосы, стянуть очки и отложить на табурет, рядом с чайником. — Не хочу, чтобы тебе в голову даже мысль такая приходила, что я люблю Акаши-чи. Это не правда. Я тебя… — Кисе замялся, не в силах произнести одно простое слово, которое значило так много. Вместо этого он наклонился, целуя Шинтаро. Изголодавшаяся жадность не давала отпустить хоть на мгновение. Он на ощупь расстегивал пуговицы, стараясь добраться до обнаженной кожи. Добравшись целовал, кусал и царапал, как хищный зверь. Непрестанно терся затвердевшим членом о его ширинку. Шинтаро, адаптировавшись к полной темноте, помогал ему, путаясь в галстуке и пиджаке. В конце концов он оставил это занятие, вцепившись пальцами в его волосы, постоянно целовал, будто боялся в темноте потерять его губы. Кисе сам расправлялся с одеждой, отшвыривая все, что снялось, в стороны. В полнейшей темноте руки растеряли всякую осторожность. Мидорима держал Кисе так, будто боялся, что он растворится в этом мраке. Сильные пальцы сжимали до боли, до синяков. Ногти оставляли болезненные метки. Кисе и сам не подозревал, как соскучился по сильным, властным объятиям, по тому, как кто-то непререкаемо перехватывает инициативу, без слов и просьб выжимает возбуждение и боль, не поддаваясь на мольбы и уговоры. Теперь он специально нарывался, напрашивался на такие грубые прикосновения, получая настоящий кайф от каждого возможного синяка. Оказавшись опрокинутым на спину, Кисе стащил с себя остатки одежды. В непроглядной темноте его плечи, грудь покрывали бешеными задыхающимися поцелуями, почти укусами. Левый сосок заныл, предвкушая. Остатками разума соображая, что сережки в нем давно нет, и простого поцелуя будет достаточно. Оказалось, недостаточно. Стараясь нагнать ощущения, Кисе сам с силой сжал зудящий сосок. Самому — было не то. Кисе зарылся пальцами в чужие волосы, настойчиво притягивая голову к груди и надавил. Снова поцелуй. — Пожалуйста, еще, — жалобно простонал он, с силой надавливая на чужой затылок. Влажный шершавый язык проехался по комочку плоти. Кисе жалобно хныкнул, выгибаясь в удерживающих руках. -Ну, пожалуйста, — он почти уже скулил, сходя с ума, не получая желаемое. На секунду задумавшись, Кисе резко крутанулся на постели, прижимаясь ягодицами к чужому члену. Это должно было сработать. Открытое непослушание или протест всегда приводят к наказанию. Он, замирая от восторга, ждал, что его плечи будут тут же отмечены зубами. Но ничего не произошло. Поцелуи легкие, как крылья бабочки, стали покрывать горящую от нетерпения кожу. Кисе в непроглядном мраке нашел чужую руку и притянул ее к своей груди, буквально заставляя сжать пальцы. — Пожалуйста, А…. — он еле успел остановить свой непомерно длинный язык. Возбуждение, нетерпение как отрезало. Темнота явно играла против него, подсовывая вместо собственника Мидоримы, садиста Акаши. Тонкое изощренное издевательство. Властные руки сильно сжали его ягодицы. Кисе чуть не вскрикнул, явственно представив бывшего капитана. — Стой, хватит! — Кисе испугано выворачивался из чужих объятий, подсознательно понимая, что Акаши никогда не остановится, как бы он не просил. — Остановись немедленно! — потребовал он, и когда хватка ослабла, вскочил с кровати включая свет. На его кровати был растрепанный, тяжело дышащий Мидорима с возбужденным румянцем на щеках. Совсем не бывший капитан. Это заставило выдохнуть, сесть на край кровати пытаясь успокоиться. — Я чуть не назвал тебя «Акаши», — виновато откликнулся Кисе на ласковое прикосновение к плечу. Поглаживающая его рука замерла. — Значит, вот как у вас все было, — Мидорима встал с кровати, стараясь держаться подальше от Кисе и начал судорожно одеваться. — Ты все еще думаешь, что не любишь его? — Подожди, — так и не подняв головы, Кисе схватил его за руку останавливая. — Ты ни черта понятия не имеешь, как у нас все было, — он с неожиданной злостью сжал его запястье, но вспышка мгновенно погасла и Кисе ослабил хватку. — Мне в последнее время, если я сплю с тобой, снится Акаши-чи. Наш с ним секс редко когда был добровольным. Вот и снится мне все это. То Акаши-чи, то Аомине-чи, то Микимото этот чертов, и они снова… пользуются мной, а я ничего не могу, даже сопротивляться. И сейчас вот, темнота эта проклятая…. Ты был таким… — Кисе замялся и замолчал на целый десяток секунд, — … почти как он. Я почему-то вместо тебя увидел его. Я не могу это контролировать, я не могу с этим бороться, — он поднял на Шинтаро покрасневшие, воспаленные глаза. — Помоги мне. Кисе замолчал, ожидая, что Мидорима сейчас встанет и уйдет. Зачем ему чужие проблемы? Тем более такие. Мидорима осторожно высвободил руку, опустился перед ним на колени и невесомо проведя по желтым волосам, явно приглаживая, привлек к себе и обнял. Облегчение затопило, позволило расслаблено уткнуться лицом в его плечо, позволило надеяться, что все будет хорошо. — Он насиловал тебя? — тихо спросил Мидорима почти, на ухо. Кисе кивнул, и слезы облегчения покатились градом. Наконец можно все рассказать, не боясь, что Мидорима не поймет или оттолкнет. — Они делали это в раздевалке, в парке, в туалете. Акаши-чи таскал меня к себе, иногда выдергивая прямо с работы. Я не хотел этого. Но они все равно делали, — слезы промочили рубашку Мидоримы, но Кисе не мог заткнуть рассказ, он продолжал, испытывая непривычно мутноватое ощущения дежа-вю. — Акаши-чи, ты ведь знаешь, какой он помешанный на контроле, на собственном идеале. Он всегда прав и ничто не может его переубедить. Он наказывал меня за все, даже за то, что он с отцом поругался в очередной раз. Мне всегда было больно. И стыдно. И мерзко. Мне теперь снится все это. Я стараюсь подменить плохие воспоминания хорошими, но не получается, ты сам видел. Я не знаю, что мне делать. Акаши-чи давно уже нет в моей жизни, но он все равно все портит. Мидорима молча слушал, обнимая, изредка целуя за ухом. — Давай одевайся, — распорядился он, когда словесный поток наконец иссяк. — Зачем? — лишенный объятий Кисе обхватил себя руками, будто замерзая. — Мы бы могли остаться здесь, но твоя квартира… — Мидорима сам одевал все еще хлюпавшего носом парня и застегивал пуговицы на его рубашке, — только не обижайся. Она ужасна. Я не знаю, как тут можно жить. Нарушены все жилищные нормы, какие только возможно. Так что мы едем ко мне, и не спорь. Сил спорить не осталось. Кисе умылся холодной водой, сложил вещи в сумку, пока Мидорима вызывал такси. После истерики не хотелось совсем ничего, просто лечь и заснуть. Уже дома, смотря на немного дерганые нервные движения Мидоримы, Кисе пожалел, что не настоял, чтобы остаться у себя. — Ты злишься? — спросил он, глядя как Шинтаро достает для себя второй комплект постельного белья и отправляется спать на диван. — Да, злюсь, — Мидорима нервно, не слишком аккуратно отбросил в сторону, что ему не нужно, — я злюсь, что ты молчал так долго. Я думал, что ты скучаешь по Акаши, и я своим присутствием отбираю твое счастье. А у тебя всего-то посттравматический синдром пережившего насилие. Это лечится, и никакой проблемы тут нет. — Я не пойду к врачу, — Кисе убеждающе коснулся его руки. — Что? — Мидорима перевел на него застывший, заледеневший взгляд. — Я не пойду к психиатру. Я не собираюсь рассказывать всю эту мерзость постороннему человеку. Да мне просто не поверят. Мидорима внимательно смотрел на него целую минуту, потом снял очки, потер глаза и снова надел. — Послушай, — он сел рядом с Кисе, — я все понимаю, но тут я не могу тебе помочь, просто не знаю как. Но нам с тобой нужна помощь. Кисе прикусил губу. Хотел бы он возразить, но Мидорима был прав. Прав, как всегда. — Я все равно не пойду к психиатру, — кроме тупого упрямства возразить было нечего. — Сами справимся, как-нибудь. Мидорима покачал головой и встал, забирая второй комплект белья. — Подумай, что мы можем сделать, — он обернулся в дверном проеме. — Спокойной ночи. Кисе остался в комнате один. Честно сказать, после такого разговора спать он опасался. Слишком много неприятных воспоминаний, слишком много Мидоримы и нерешенных проблем. Запросто снова мог присниться один из тех гадких снов. Будить от кошмара его тоже некому — Мидорима ушел в другую комнату вместе с котом. Решив вымотаться так, чтобы завтра в принципе ничего не могло присниться, он включил настольную лампу и достал из сумки учебник. Чтение было не самым интересным и через пару часов он изо всех сил боролся со сном. Но после того, как он сходил на кухню за кофе и посидел у открытого окна, стало немного легче. На поток свежего воздуха, зевая и потягиваясь, вылез Манэки. Понюхал свои пустые миски, попил воды и обнюхал сидящего на полу Кисе. Презрительно потряс лапами, всеми четырьмя. Укусил Кисе за палец и удалился в комнату к Мидориме. К четырем часам утра Рёту буквально подташнивало от недосыпа. Дикое желание пойти к Мидориме, подвинуть его на узком диване, залезть к нему под одеяло и заснуть, становилось все настойчивее. Решив бороться до конца, он постарался пересилить себя и взял другой учебник. Через десять минут он мирно спал, пуская слюни на раскрытые страницы.***
Кисе медленно шел по лестничному пролету. Буквально крался, чутко прислушиваясь к доносящимся звукам. На несколько минут замер около двери. Из квартиры не доносилось ни звука. Днем позвонил Мидорима и просил прийти домой пораньше. Довольно необычная просьба. Особенно в контексте вчерашнего разговора. Учитывая то, что он четко заявил, что к врачу не пойдет, Мидорима мог приволочь психиатра прямо домой. Трусливое желание сбежать к себе в квартирку, спрятаться, закрыться ото всех — от всего мира, от Шинтаро, такого понимающего — пришлось преодолевать усилием воли. Заходить в квартиру было реально страшно. Вдруг его заставят вспоминать, рассказывать. Кисе хотел бы похоронить всю эту дрянь, забыть, как будто ее и не было, а не ворошить поганые воспоминания, от которых больно было почти физически. Поняв, что стояние под дверью ни к чему хорошему не приведет — желание сбежать крепло с каждой секундой — он, сдерживая дрожь в пальцах, открыл дверь. Мидорима за столом, что-то писал, поглядывая в учебник. На звук открывшейся двери переложил с колен дрыхнущего кота и вышел в коридор, встречая. — Привет, ужинать будешь? — он разглядывал его так внимательно, будто старался выискать какие-то только ему понятные знаки. — Нет, что-то не хочется, — Кисе по неизвестной причине не знал, куда смотреть и девать свои руки. От чего-то было неловко. Не найдя никаких доказательств того, чего он опасался, стало возможным выдохнуть и успокоиться. Он шагнул к Мидориме, крепко обнимая, безмолвно благодаря. — Пойдем прогуляемся? — предложил Шинтаро, невесомо поцеловав в висок. — Куда? Я никуда не пойду, — Кисе испугано отпрянул. Мысль, что его сейчас обманом потащат к врачу, перепугала до нервной дорожи. — Куда захочешь. В парк или в кафе, — Шинтаро еле успел поймать Кисе за руку и теперь ласково поглаживал середину ладони. — Посмотри, сегодня хорошая погода. Не хочется дома сидеть. — Я никуда не хочу идти, — Кисе насторожено смотрел на Шинтаро, не реагируя на ласковые прикосновения. — Прогулки на свежем воздухе уменьшают стресс, улучшают память и концентрацию. И мы с тобой давно никуда вместе не ходили. Тем более, свежий воздух улучшает сон, — для убедительности Мидорима поправил очки. Кисе потихоньку начинал успокаиваться: на такую терапию он был согласен. Если только Шинтаро не врет. — Пошли, только никаких врачей, — он решил, что в случае чего всегда можно сбежать домой. — Никаких, — убедительно подтвердил Мидорима.***
Кисе в одиночку ворочался на простынях, задавался резонным вопросом: «Я дебил? Как я мог перестать верить ему?». Мидорима действительно увел его в парк. Выглянувшее после дождя солнце сделало зелень травы ярче и сочнее. Вымытое дождем солнце играло в волосах Мидоримы, отражалось в ярких зеленых глазах. Взяв по кофе в ближайшей кофейне, Мидорима утащил Кисе прямо в заросли, где оказалась скамейка. Заброшенная и вся заросшая, она надежно была спрятана в густой, чуть влажной листве. Зря Кисе опасался неудобных вопросов или противных разговоров. Спрятанные от глаз случайных прохожих они целовались до распухших губ, встрепанных волос и горящих от возбуждения щек. Мидорима был ласков и сдержан, будто боялся все испортить, напомнить. Снова, как вначале их отношений, невесомо касался, соблазняя и лаская. От нежности поцелуев кружилось голова. Давно забытое ощущение мути, обмякших коленок и обволакивающей нежности вернулось и набросилось на уединившуюся парочку со всей силы. Когда яркое солнце стало клониться к закату, и на их укрытие наползла прохладная тень, они пошли смотреть на золотых рыбок в пруду. Подкрашенные закатом, они казались огненными. Почувствовав посетителей и возможную кормежку, отбросив ленивость, рыбки резвились, сверкая чешуей, наполняли легкостью, заставляли улыбаться. Огромное чувство в груди росло и ширилось. Кисе, притираясь виском к плечу Мидоримы, явственно понимал, что любит. Несмотря ни на что. Только никак он не мог отвязаться от мыслей, что вот где-то здесь его поджидает засада из врачей, которые сейчас набросятся на него с неудобными вопросами. Эти мысли уходить не хотели, отравляя сказочный вечер. Наверное, только это и мешало повернуться к Мидориме, заглянуть в чуть улыбающиеся зеленые глаза и сказать: «Я тебя люблю». Три простейших слова, произнести которые оказалось так сложно. Вернувшись домой, Мидорима накормил их ужином и снова оставил Кисе спать в одиночестве. Рёта без сна мучился в холодной постели, снова и снова задаваясь идиотскими вопросами. С каких пор он перестал доверять Мидориме? Почему он стал ожидать от него подставы? Разве Шинтаро это когда-нибудь чем-нибудь заслужил? Под покровом ночи он честно, с ужасающей честностью признался себе, что любит Мидориму. Но не доверяет. Как такое может быть? Почувствовав, что окончательно запутывается, Кисе постарался заснуть, но не смог. К утру он решил, что он просто истеричка и с завтрашнего дня будет верить безоглядно. Если Шинтаро скажет «надо», значит надо, скажет «идем к врачу», значит идем, скажет — «в полицию», стало быть нужно идти и не спорить. Это оказалось страшно — верить, даже в теории, в мыслях страшно. Что будет когда дойдет до практики? Кисе испугался, что не сможет справиться с собой, пересилить собственные страхи и доверить свою жизнь любимому человеку. Вот даже сейчас Мидорима бросил его одного разобраться со своими заморочками самостоятельно, или давал возможность спать без кошмаров, ограждая от своего присутствия? Кисе не мог выбрать из этих двух вариантов. Нужно было с кем-то поговорить об этом. Спросить совета. С кем-нибудь, кто научился доверять. Таких людей Кисе не знал. Ни одного.***
— Ты можешь рассказать мне, как получилось, что вы с Акаши стали встречаться? — осторожно спросил Мидорима. Кисе вскинул голову. Вся непоколебимая решимость доверять, безоглядно верить рухнула, как карточный домик. — Зачем тебе эта грязь? — он отвернулся, намереваясь сбежать куда подальше. — Хочу знать про тебя побольше, — Мидорима спокойно пожал плечами. — Мне интересна твоя жизнь, и как ты жил до меня. В свете последних событий все это было крайне подозрительно. — Я не хотел бы делиться с тобой этим, — честно признался Кисе. — Давай просто обменяемся историями. Я отвечу на любой твой вопрос и расскажу все, что ты хочешь знать, — Мидорима удобнее устроился на диване, поправляя рядом с собой талисман — небольшого плюшевого медведя. — Ладно, — Кисе опасливо сел на пол, привалившись спиной к креслу. Почему-то так показалось удобнее. — Это я сказал, что мы встречаемся. Акаши-чи и Аомине-чи просто не возражали. На самом деле я сам во всем виноват. Если бы я не подчинился и ушел бы из баскетбола, ничего бы этого не было. Акаши-чи решил наказать меня за проигрыш, а я, дурак, подумал, что всех так воспитывают, поэтому вы и лучшие. Аомине-чи тогда вообще случайно оказался в раздевалке, вуайерист хренов. Только потом он мне рассказал, что я один тут такой, особенный. — Почему ты считаешь, что сам виноват? — Мидорима тоже сполз с дивана и сел на пол напротив Кисе, вытягивая длинные ноги. — Да потому что… — Кисе показушно беспечно махнул рукой. — Если бы не поддался на уговоры друга и не пошел на показ, то никогда бы не знал чертовых Микимото, и Акаши бы не пришлось меня вытаскивать. Если бы не согласился на предложение Микимото, то сережку бы носил в ухе. Если бы не поплелся ночью через парк, не попался бы Дайки, который, оказывается, там живет. Если бы не влез в семейные разборки Акаши и не спорил, то ему бы не пришлось…. Ладно. Черт с ним. Вообще-то, Мидорима-чи, это было два вопроса. Сейчас моя очередь, — Кисе задумался, выискивая вопрос покаверзней. — Что там за история у вас с Микимото Кокити? Судя по лицу, Мидорима ожидал каких угодно личных вопросов, но не таких. — Я сам мало знаю, — честно признался он. — Помню только, что однажды любимый дядя перестал приходить со мной играть, а родители сказали никогда с ним больше не разговаривать на улице и ни в коем случае не подходить. Сразу звать кого-то из взрослых. Став постарше, я узнал, что была какая-то грязная история, что мой дядя со своим другом в какой-то подвал водили детей моего возраста и там их то ли фотографировали, то ли на камеру снимали. Когда все раскрылось, того друга посадили пожизненно, а вину дяди так и не удалось доказать. Это все, что мне удалось узнать из рассказов старших и средств массовой информации. — Да уж, — Кисе спрятал лицо в ладонях. — Жаль, что не смогли. Сразу бы моих кошмаров стало бы меньше. Мидорима подполз к нему поближе и взял за руку отчетливо дрожащими пальцами. — Расскажешь мне, как все это у вас было? Я хочу подробностей. Про моего дядю, — он, наклонившись, поцеловал костяшки его пальцев, словно извиняясь. Кисе отвернулся, не реагируя. — Нет, — категорично ответил он. — Тем более про твоего дядю. Не хочу вспоминать эту дрянь. Мидорима явно недовольно вскинул на него взгляд, но тут же скрыл лицо, наклонившись еще раз поцеловать его пальцы. — Тогда расскажи мне про самый ужасный раз, тот, что тебе теперь снится, — такой искренний взгляд сквозь стекла очков. Кисе честно постарался выбрать. Не смог. Было что-то странное в вопросах Мидоримы. Такое ощущение, что они были то ли четко продуманы, то ли составлены вовсе не Шинтаро. Вспомнив свое обещание попробовать доверять, он набрал воздуха, открыл рот, но не смог сказать ни слова. Будто проклятие немоты наложили. Он даже не знал, с чего начать. — Я не могу, — наконец признался он. — Я честно хочу, но не могу. Не знаю, с чего начать, какие слова подобрать. — Тогда, — Мидорима повернулся к дивану, беря в руки свой талисман, — может быть просто покажешь? На нем, — он протянул Кисе плюшевого медведя. Рёта вырвал свою руку из цепких пальцев Шинтаро, сложил руки на груди, глядя на него в упор. Вот до этой глупости Мидорима явно не сам додумался. Это явно был какой-то особый курс для вправления мозгов. И явно не для самых умных. Кисе молча поднялся, намереваясь уйти и не продолжать эту глупость. — Кисе, пожалуйста, — сидящий на полу Шинтаро умоляюще смотрел на него снизу-вверх и протягивал игрушку. — Просто я должен знать. — Нет, — едва сдерживая злость, Кисе попытался уйти, но снова был пойман за руку. — Что ты хочешь знать? Что Акаши выдрессировал меня как сучку покорную, всегда готовую? Да эта игрушка развалится на куски, едва я дойду до середины воспоминаний. — Подожди. Ладно. Прости, — Мидорима поднялся с пола, пытаясь его удержать. — Я поспешил. Мне говорили, что надо двигаться по одному шагу. Прости, я не должен был. — Кто тебе это говорил? — от страшного, дикого предположения по спине забегали холодные мурашки. — Я был у психиатра, — со вздохом признался Мидорима. — Консультировался насчет тебя, — он поймал за руку дернувшегося парня. — Я не называл ему твоего имени. Я просто спросил совета, что мне делать в такой ситуации. Кисе непроизвольно отступил от него на пару шагов. Уже не мысль, а знание, что кто-то чужой, посторонний знает всю эту грязь явственно отдавала привкусом страха и паники. Об этом никто не должен знать. Зачем? Еще неизвестно к какому специалисту Шинтаро обратился и как этот «специалист» отреагирует, что сделает и что заставит думать и делать Мидориму. Паническое желание сбежать, спрятаться, собрать вещи и никогда не видеть Шинтаро, такого правильного и знающего, победило. Помощник чертов. — Подожди, — Мидорима встал у него на пути. — Ты должен понять, что без опытного специалиста в таких вопросах я не справлюсь. Мы не справимся. Если я где-то напортачу, станет еще хуже. Ты же не хочешь сам к нему обращаться. Но мне придется, или наши отношения развалятся. А я, — Мидорима ласково коснулся упавшей на лицо пряди желтых волос, — сделаю все для тебя. Кисе отшатнулся от его руки. — Не трогай меня больше! Никогда! — сквозь зубы прошипел он. К черту вещи. Он уходит прямо сейчас. От злости не разбирая, схватив первую попавшуюся куртку и ботинки, он выскочил в ночь под ледяной дождь.***
Кисе прислонился к дверному проему на кухню, смотря на то, как Мидорима пытается накормить кота и готовить одновременно. Прошедшую неделю после скандала они не разговаривали. Им просто было нечего друг другу сказать. Тупик. Их отношения зашли в тупик — признался сам себе Кисе очередной бессонной ночью. Тогда, после скандала, выскочив на улицу, он обнаружил, что не взял с собой ни ключей, ни денег. Прошатавшись под проливным дождем в тонкой куртке, он решил, что надо возвращаться. Плюс ко всему, кажется, Мидорима был прав, а Кисе повел себя как напуганная маленькая истеричка. Ну и что такого, что немного его истории рассказали психиатру? Если он действительно хороший специалист, то наверняка он истории и похлеще слыхал. В принципе, ничего такого страшного и ужасного не произошло. Дверь в квартиру была открыта. Его явно ждали. Только, слава богам, Мидоримы поблизости не наблюдалось. Приняв душ, он закрылся в спальне. С того дня они почти не разговаривали, избегая друг друга. Кисе старался возвращаться домой как можно позже, задерживаясь то на тренировках, то на работе, благо ее было предостаточно. Мидорима уходил из дома пораньше, оставляя на столе завтрак и талисман для него. Не переписываясь и не разговаривая, как чужие люди, проживающие в одной квартире. Единственным связующим звеном был Манэки, которому закрытые двери — не указ. Иногда ночью сонный кот уходил от Мидоримы и ложился рядом с Кисе, все еще храня тепло его объятий. Рёта обнимал теплое сонное животное, зарываясь лицом в кошачью шерсть, которая пахла Шинтаро. Мидорима теперь не будил его по утрам и вообще не входил в комнату, если там был Кисе, забирая и складывая вещи, когда его не было. Теперь по утрам Кисе будил Манэки. Нюхал лицо холодным носом, щекоча кожу длинными усами. Не захочешь, проснешься. Кот явно не понимал, что происходит между хозяевами. Приглашал Кисе на кухню, если там был Шинтаро и жалобно мяукал — жаловался любимому хозяину, что вредный Рёта не идет за ним, как обычно. Перестал хулиганить и безобразничать. Подолгу наблюдал, сидя в стороне, то за одним хозяином, то за другим, явно силясь понять. Сегодня Манэки отказался есть. Кисе проснулся от того, что Мидорима в пол голоса упрашивал вредное животное, пытаясь скормить ему все любимые лакомства. Кот не поддавался, только жалобно мяукал, заглядывая в глаза. Подумав, что из-за их ссоры плохо не только им, но и коту, Кисе решил, что пора прекращать все это. Прямо сейчас. — Может, у него что-то болит? — Кисе перестал подпирать косяк и вошел в кухню. — Доброе утро, — Мидорима прекратил попытки впихнуть в кота йогурт и встал. — Садись, сейчас кофе налью. Чуть растрепанный, мягкий, домашний, с чуть заметными синяками под глазами Мидорима показался таким близким и родным. Рядом с ним было так тихо и спокойно. Как я мог жить без него? — подумал Кисе, подходя к замершему Шинтаро и обнимая. Тишина, родной запах Мидоримы, его сильные ласковые руки — больше ничего не было нужно. Уткнуться лицом в его шею и простоять так вечность. Простейшая фраза «Я тебя люблю» навязчиво маячила в голове. Чувство тепла, уюта, защищенности поднималось по телу, плавило мышцы, превращая их в желе. Только он, только с ним так хорошо. Все это умещалось всего в три простых слова, и их с каждой секундой становилось сказать просто необходимо, пока это чувство не разорвало грудную клетку. Чувствуя поглаживания по спине, Кисе поднял голову и заглянул в сияющие теплом зеленые глаза. — Я… — горло будто сдавило, не давая произнести больше ни звука. Кисе потянулся к его губам, целуя мягко, бережно. Губы Мидоримы чуть дрогнули, раскрываясь, отвечая. Все то, что Кисе не смог сказать, выливалось в поцелуй. Руки старались помочь, гладя, ногтями царапая футболку. Пальцы перебирали мягкие волосы. Невозможно прекрасный миг, растянувшийся на целую вечность. Забота и нежность перемешались, не оставили место для нетерпения и жадности. «Как я мог быть без тебя?» — говорили губы Кисе. «Прости меня» — отвечали губы Мидоримы. «Я дурак» — Кисе прижимался всем телом, слепо шаря руками. «Ты нужен мне» — Мидорима держал его двумя руками, не давая осесть на ватных ногах. «Сейчас» — Кисе ненадолго прервал поцелуй, стягивая с Шинтаро очки и откладывая их на стол. Уже даже не поцелуй, а ласка деликатных губ, сильных пальцев — разговор двоих замерших во времени. Дотронуться друг до друга, почувствовать кожей, всем телом, впитать в себя все тепло, до капли. Все лишние преграды в виде одежды ничего не значат и подлежат уничтожению. — Остановись, подожди, — Мидорима разорвал поцелуй, когда руки Кисе проникли под футболку, заворачивая ее. — Давай не сейчас, — он кивнул на плиту на которой судя по запаху что-то безнадежно сгорело. Кухню заволокло сизым дымом. Как еще датчики не сработали, не понятно. Все еще тяжело дышащий Кисе немного отступил, позволяя Шинтаро спасти кухню от пожара. Хоть завтрак и сгорел, но кофе ничего не сделалось, как и вчерашним рисовым лепешкам. — Я же сказал, что сам налью, — Мидорима перехватил кофейник у Кисе. — У меня что, рук нет? — буркнул он почти недовольно, подставляя две чашки. Мидорима ухмыльнулся, так, как умел только он, одними глазами, и важно поправил очки. — Ты сегодня работаешь? — он раскрыл окно, стараясь избавиться от дыма в кухне. Когда дым рассеялся, стало видно, как Манэки уплетает кошачий корм из своей тарелки так жадно, будто сейчас его тарелку кто-то отнимет. — Мне надо в агентство, — по правде, Кисе уже опаздывал, но уходить сейчас не хотелось до крика. — Пойдем вечером прогуляемся? В кино сходим? — как-то неестественно ровно спросил Мидорима, и сомнения и недоверие вновь подняли голову. — Пошли, — как можно беззаботнее отозвался Кисе, быстро заталкивая в себя завтрак, торопясь на работу. В агентстве его встретили недовольным взглядом, но ничего не сказали. Здесь вообще, на удивление, лояльно относились к опозданиям. Без лишних проблем обновили контракт. Вручили целый ворох текущих заказов и велели разбираться самостоятельно. Пожурили, что Кисе давно пора обзавестись собственным агентом, чтоб целое модельное агентство не возилось только с ним одним и его заказами. С этим ворохом документов Кисе просидел почти до самого вечера. Вспомнив, что Мидорима звал на прогулку, он решил посидеть подольше. Вряд ли они пойдут гулять, когда уже стемнеет. Один из запросов сбил ему весь рабочий настрой. Центр психологической помощи запрашивал мужскую и женскую модель на рекламные плакаты для своих семинаров и тренингов. Концепция состояла в том, чтобы изобразить жертву психологического, физического и сексуального насилия, разумеется, до обращения в данный психологический Центр. Как это попало в стопку его запросов? Он что, похож на жертву? Кисе захлопнул запрос и отбросил его на край стола подальше от себя. Забыть об этих бумажках не получалось никак, взгляд то и дело возвращался к ним. Фантазия и опыт уже работали вовсю, предлагая позы к этому проекту, тем более, что ничего особо выдумывать не приходилось. Разозлившись, он вышвырнул это предложение в мусорную корзину. Но чувство, что его обидели, оскорбили никак не хотело проходить. Взгляд словно магнитом тянуло к мусорке. — Хочешь, порвем или сожжем? — насмешливо спросила дочь владельца агентства, которая уже некоторое время наблюдала за его метаниями, не поднимая головы от стопки своих бумаг. — Если тебе от этого станет легче. — София-сан, я был бы благодарен, если бы вы больше не подсовывали мне такую мерзость, — злость еле удалось сдержать, чтобы не сорваться на ни в чем не повинную девушку. — Нормальное предложение, самое обычное. Не знаю, что тебя так взбесило, — София флегматично накручивала на палец прядь волос. Кисе подскочил с места, сгребая куртку и сумку. — С остальным потом разберусь, — почти спокойно пояснил уже около выхода. — Ага, — голос девушки сочился сарказмом. — Агента себе найди, тогда психовать меньше будешь. Кисе еле удержался, чтобы не послать ее в задницу или еще куда-нибудь. Сумел удержать руки, чтобы не хлопнуть дверью, и выскочил на улицу. Девушка проводила его удивленным взглядом, достала из мусорки измятое предложение. Хмыкнула и снова положила его в неразобранную стопу предложений Кисе Рёты. Мидориме оказалось все равно на темноту за окном, и это слегка настораживало. В темный парк они не пошли. Просто шли по освещенным улицам, вдоль ярко подсвеченных витрин магазинов, вывесок и рекламных плакатов. Не спеша, чуть соприкасаясь рукавами, поедая мороженное. Они шли без определенной цели и направления. Кисе начал потихоньку успокаиваться. В кино они так и не пошли. Не хотелось отвлекаться на что-то кроме друг друга. Хотелось просто идти вперед рука об руку, не обращая внимания на прохожих, переходя улицы и иногда заворачивая в понравившийся магазин или кафе. Ночь опускалась все плотнее, а шумный Токио даже и не думал затихать. Поток людей слегка уменьшился, и на них двоих все меньше обращали внимания. Закрылось метро, но поворачивать назад к дому все еще не хотелось. Вечность бы так идти вдвоем в никуда, периодически спрашивая друг друга, налево или направо. Когда впереди замаячила знакомая до боли вывеска кафе, Кисе удивился. У них не было конкретной цели, и сворачивали они, наобум выбирая направление. Он сам частенько выбирал, по какой дороге идти. — Не хочешь зайти домой? — Мидорима кивнул в нужную сторону. — Зачем? — Кисе остановился на половине шага. — Ну не знаю, проверить, все ли в порядке? — несмотря на беззаботный тон, что-то было не так. Кисе сам не осознавал, просто предчувствовал. Он пристально вглядывался в скрытые линзами зеленые глаза, надеясь понять, что происходит на самом деле. — Я просто немного устал, — нехотя признался Шинтаро. — Хотел бы немного отдохнуть прежде чем идти домой. Не то чтобы Кисе поверил, но согласился. Заходя, Мидорима немного помедлил и, словно на что-то решился, смело шагнул внутрь, закрывая за собой дверь. Воспользовавшись тем, что Кисе отвернулся, поцеловал зажатый в ладони талисман и спрятал в сумку. — У меня даже нечем тебя угостить, — Кисе раскрыл маленький шкафчик, который с некоторых пор заменил табурет. — У меня есть пачка чая, чайник и одна кружка. Можем попить чай. — Вообще-то, — Мидорима решительно поставил сумку в угол и бросил на нее свою куртку, — мы с утра на чем-то остановились, — он снял очки, отправляя их туда же. Кисе обалдело захлопал глазами. Мидорима набросился на него с грацией хищника, прижимая к стене и жестко целуя. Это больше напоминало голодные укусы, чем ласку, но изголодавшееся тело отреагировало моментально. От резкой вспышки возбуждения потемнело в глазах. Вся мягкость, которая была утром, исчезла. Мидорима буквально метил его укусами, всем весом придавливая, исключая любую попытку сопротивления, проталкивая колено между ног. Было слишком быстро и слишком жестко. Так не похоже на обычно до умопомрачения ласкового Шинтаро. Кисе протестующе застонал и попытался вывернуться. Сильные пальцы до синяков сжали запястья, подняли над головой и костяшками больно вжали в стену. Колено между ног начало двигаться, придавливая пах. Это не Мидорима, — пришла больная мысль. Мидорима не может быть таким грубовато жадным. Неужели это опять сон? Кисе распахнул глаза, всматриваясь в знакомые до боли черты. — Тебе так нравится? — Мидорима поднял голову, заглядывая в глаза. Какая-то почти незаметная нотка неуверенности точно дала понять — это он. Точно он. Это не сон. — Да, — ответ громче шепота не получилось. Пускай ему потом всю ночь снятся кошмары, но он хочет этого сейчас. — Хочу тебя. Мидорима отпустил его руки, резво стащил с него футболку. Но, кажется, на этом запал и кончился. — Только я первый, — Мидорима отступил на несколько шагов и снял свою футболку. — Что первый? — не понял Кисе. Член неприятно упирался в ширинку, и голова соображать не хотела. — Ты же хотел экстремального секса? Сначала я, — выражение лица без привычных очков казалось наивным. — Тебе это зачем? — Рёта сложил руки на груди. — Психиатр сказал, что иногда боль, унижение и удовольствие одно и тоже. Сначала я должен попробовать это на себе. — Что за глупость? — несдержанно рявкнул Кисе. — Пожалуйста, сделай это со мной. Так, как делал Акаши, — странный решительный, умоляющий тон бесил с каждой секундой все больше. Он так и знал, что ничего хорошего из общения с этими психиатрами не выйдет. — Нет, я сказал! — осознание того, что какой-то незнакомый человек диктует ему, что и как делать, рвало показные барьеры спокойствия. — Покажи мне, что он делал. И тогда ты сможешь хотя бы поговорить со мной об этом, — Мидорима дотянулся до его руки и потянул на кровать. — Обалдел что ли? — Кисе резко высвободился, отступил и спрятал лицо в ладонях. Обрывки снов, воспоминаний плескались в алом мареве едва сдерживаемого бешенства. — Кисе, честно признайся, что тебе ведь нравилось, что делал Акаши. Ты был против, но тебе это нравилось, — это уже было за гранью чуши и бреда. Шинтаро не понимает, о чем говорит и не имеет права требовать такого. — Замолчи. Прекрати немедленно, — Кисе уже не видел перед собой ничего. Какая-то маленькая злобная внутренняя сущность нашептывала: «покажи ему, отомсти». — Я должен знать, как это было. Ведь тебе так нравилось, что ты даже сейчас не можешь признаться, — фраза, совпавшая с бешеной дурью в голове, сорвала последние тормоза. — Пожалуйста, — Мидорима ласково коснулся пряди желтых волос. Кисе отшвырнул его руку. Хотелось ударить, рявкнуть так, чтобы Шинтаро понял, что все это не игрушки. Так нельзя. — Хочешь знать, как это было? — он с силой оттолкнул Шинтаро в сторону кровати. — Сейчас я тебе устрою. Мидорима опасливо опустился на покрывало. Кисе навалился на него сверху, сгреб в кулак зеленые волосы, запрокидывая его голову. — Ты будешь так кричать, что б весь этот долбанный дом слышал! — полустертое воспоминание само подсказывало слова, подогреваемые яростным бешенством. — Раздевайся, — приказал он. Не справляясь с собственной злостью Кисе не стал дожидаться, пока тот расправится с брюками. Сам грубо стащил остатки одежды и отбросил в сторону. Навалился сверху, сильно кусая сосок. Мидорима изо всех сил напрягся, стараясь терпеть, но надолго его не хватило. Он болезненно застонал и непроизвольно попытался вывернуться. Привкус крови окончательно разорвал связь с реальностью. — Ты мой, — перед глазами колыхалась мутная алая пелена. — Я сделаю с тобой что захочу. Ответа он не ждал, да он был и не нужен. Грубо раздвинув чужие ноги, он навалился сверху, с силой проталкивая пальцы в анус. Не сколько подготовить, а показать кто здесь хозяин. — Ты этого хотел? — голос был как будто не его. — Этого? — настойчиво спрашивал, грубо вгоняя пальцы внутрь. — Нет, — от него явно пытались отползти, закрыться, сопротивляться. — Не смей мне перечить! А то… — резко выдернув пальцы из чужой задницы Кисе потянулся за сумкой, доставая телефон. — Здесь слишком тихо, — он проталкивал аппарат в непредназначенное для этого место. Он с жадностью смотрел как сменяются оттенки боли на чужом лице. Сейчас это он снова беспомощно лежит, терпя издевательства. Его пальцы комкают покрывало. Это его болезненные стоны рвутся из раскрытых губ. Это по его вискам безостановочно катятся слезы. — Тебе хорошо со мной? — спрашивает голос очень похожий на его. — Отвечай, — Кисе наклоняется слизывая маленькую соленую слезинку. — Да, всегда было, — дрожащий, задыхающийся от боли голос. Кисе точно знает, что это ложь. Ему не может быть хорошо. Ему должно быть больно и плохо. Он точно это помнил. — Врешь! — он наотмашь бьет по щеке того беспомощно задыхающегося парня, что позволяет делать с собой такое. — Нет. Пьяное колыхающееся покрывало отдернулось. Кисе вдруг увидел перед собой Мидориму, что кусал губы, стараясь сдерживать стоны. И это он, Кисе, делал с ним такое. Рёта отшвырнул перемазанный кровью телефон так, что тот врезался в стену и разлетелся на куски. — Прости меня, — он исступленно целовал пальцы Мидоримы, глотая собственные слезы. — Я не хотел. — Зато я хотел, — Мидорима дрожащими руками вытер слезинку с его щеки. — Я и сейчас хочу. Продолжай. — Тебе мало? — выкрикнул Кисе, отбрасывая его руку. — Ты такой же как он! Садист и извращенец! — Ну и что? — от этого невинного вопроса, тормоза съехали окончательно. — Сейчас будет «что»! — Рёта негнущимися пальцами швырялся в сумке. Ни карандаша, ни ручки не было. Попался только кабель от зарядки для телефона. Он рванул его оттуда, рассыпая по полу все, что было в сумке. Разрезать провод было нечем, и Кисе просто сложил его пополам. Явственная попытка отодвинуться, когда он взял в руку чужой член, добавила поспешности. Он проталкивал сгиб кабеля в маленькую дырочку, отчаянно желая причинить как можно боли, чтобы умер, исчез тот беспомощный напуганный парень, что позволяет с собой делать это. Но тот только ерзал, стонал и плакал. Это было даже не наказание. Просто Кисе так хотелось. Тот, другой здесь совершенно не причем. С каждым сильным движением провода внутрь и обратно, что-то гадкое и страшное отступало по шагу, по миллиметру, позволяя наконец дышать. Давало понять, что раньше он не дышал, а просто делал вид. Теперь он вдыхал кислород полной грудью, глотая слезы облегчения. Все сильнее и глубже вгонял застрявший в пальцах тонкий предмет, прогоняя остатки того, что перехватывало горло, мешало дышать, незаметно, по капле отравляло дни, недели и месяцы. Залитое слезами лицо перед ним, умоляюще цепляющиеся на его руки пальцы. Кисе знал, от чего это. С ним тоже так было. Было и прошло. И никогда уже больше не будет. Кисе не позволит. Но точно помнил, что сейчас это важно для распростертого под ним парня. Кисе тоже было важно. Теперь он знает, что такое нежность и огромное чувство не помещается груди и которое можно выразить тремя простыми словами. Их можно сказать ему. Собственный член уже давно рвет штаны. Свободной рукой от дернул молнию, освобождая. Движения обеих рук почти совпали. Коротко застонав от удовольствия Кисе, залил спермой чужой член. — Тебе хорошо со мной? — спрашивал он уже больше по инерции, чем из желания услышать ответ. Фраза потеряла всякий смысл, оставив его только для того, кого Кисе так любил. Зеленые волосы, зеленые глаза, открытое беззащитное лицо, когда он снимает очки, вечно ледяные перемотанные пластырем пальцы, талисманы, гороскопы и мелкое занудство по любому поводу. И это он сейчас стонал от боли, от рук Кисе. — Господи, что же я делаю! — он как можно осторожнее вынул шнур и отбросил его в сторону. — Шинтаро, ты придурок, каких поискать! Идиот! Кисе видел следы зубов, пятна крови, потеки спермы — жуткие доказательства того, что он натворил. Вряд ли Мидорима после такого будет с ним общаться. И извиняться бесполезно. Себя бы Кисе ни за что не простил. Кое-как прикрывшись, он отодвинулся подальше и уперся лбом в стену. Он придурок. Все испортил. Слезы покатились по щекам, прокладывая новые дорожки. С ужасом и замиранием сердца он ждал, когда Мидорима кое-как встанет и начнет одеваться. И Кисе снова останется один. Мидорима зашевелился на кровати. Вот теперь точно все. Конец отношениям. Кисе все разрушил собственными руками. Поток ненависти и жалости к себе, выжимал все новые слезы. — Кисе, — холодные пальцы дотронулись до его плеча. — Кисе, повернись ко мне. «Надо же, после всего ему не противно ко мне прикасаться». — Что? — он развернулся, с удивлением видя нежность в зеленых глазах. — Ты кончил, я тоже хочу, — Шинтаро наиграно попытался изобразить обиду. Вот это уже точно не было правдой. Я, наверное, сошел с ума и мне все это кажется, — думал Кисе приближаясь к нему. — А тебе не противно прикасаться ко мне? — он с опаской поцеловал кончики холодных пальцев. Я ведь… — Я тебя люблю, — это было так убедительно, будто это все могло объяснить. И Кисе поверил. Слезы превратились в настоящие рыдания, почти детские, искренние, очищающие. Мидорима обнял, притягивая к себе, давая понять, что любит его любым — и таким тоже. Вскоре на смену слезам пришла неприподъемная усталость. Поглаживания по спине были самим раем. Кисе казалось, что он снова начал дышать после длительного перерыва, и сейчас захлебывается потоком свежего воздуха. — Ну так что, секс сегодня будет? — весело спросил Мидорима в воцарившейся тишине. — Ну ты… — Кисе обалдело вглядывался в его лицо. По правде говоря, сейчас он был готов сделать для Шинтаро все, что он попросит, возможное и невозможное: достать звезду, спрыгнуть с крыши или никогда в жизни не спорить. — Уверен, что хочешь? Тебе и так завтра будет больно. Мидорима уверено кивнул. — Только осторожнее, пожалуйста, — попросил он, удержав за руку. — Конечно, все что захочешь, — Кисе прикоснулся губами к его груди, сцеловывая метки, уничтожая пятна. По животу спустился к паху, не оставляя ни одного кусочка кожи не поцелованным. Языком уничтожил кровь и сперму, лаская, пытаясь стереть всю боль, что ему причинил. Почувствовав губы на члене, Мидорима сладко выдохнул, путаясь пальцами в его волосах и шире расставил ноги, давая больше доступа. На язык в саднящей заднице — чаще задышал и выгнулся. Кисе вылизывал его с восторгом и восхищением, лаская то что член, то анус. Он ловил меняющееся дыхание, кайфовал от реакции Шинтаро, умело подводя его к самому краю. — Ну хватит. Иди ко мне, — Мидорима потянул его, укладывая на себя и скрестил лодыжки на его пояснице. Как голодный, присосался поцелуем, нетерпеливо вскидывая бедра. Кисе проникал в него потихоньку, по миллиметру, опасаясь причинить боль поверх того, что уже причинил. Мидорима был не согласен. Он нетерпеливо подталкивал его в спину, терся твердым членом о живот, вскидывал бедра, вцеплялся ногтями в плечи. Кисе позволял ему управлять собой, чутко прислушивался к его желаниям, ловил отголоски в потемневших от возбуждения глазах. Свое удовольствие было не важно. Важно только то, чего хочет Шинтаро. Нежно и ласково, постепенно ускоряясь, осмелев, но сдерживая свое удовольствие — все только для него. Отпустить себя можно стало только когда Мидорима с криком кончил ему на живот. Душа в его квартире не было, как и горячей воды, и пока чайник грел воду, Кисе осторожно разобрал постель, бережно укрывая одеялом голого Шинтаро. Теплое полотенце помогло удалить следы произошедшего за вечер. — Свет выключать будешь? — поднявшись на локте, Мидорима наблюдал, как Кисе складывает разбросанную одежду. Рёта молча погасил свет и залез под одеяло к Мидориме. Тот собственнически привычно уложил его себе на плечо. Кисе обнял его двумя руками, подозревая, что сегодня не будет никаких мерзких снов. И вообще их больше не будет никогда. — Дашь мне номер телефона того психиатра? — Кисе доверчиво потерся носом о его грудь. — Мне все же нужна помощь специалиста. Все равно хуже того, что он сделал сегодня, уже не будет. И не дай бог, это повторится снова. — Я пойду туда вместе с тобой, — пообещал Мидорима. — Я не оставлю тебя одного справляться со всем этим. Только, — насмешливая заминка в голосе, — давай не завтра. — Ты завтра с кровати вообще не встанешь, — Кисе поднял голову, но в непроглядной темноте ничего не увидел. –Я с утра схожу в аптеку за обезболивающими и раздобуду нам завтрак. Не вздумай вставать. — Я предполагал что-то такое, и у меня в сумке есть таблетка, — если бы на Шинтаро сейчас были очки, он бы их поправил. — Этого не хватит, — Кисе обнял его покрепче. — Я точно знаю, что будет. Не спорь со мной. — Хорошо, — согласился Мидорима. В тишине было слышно только ровное дыхание. — Я люблю тебя, — прошептал Мидорима, видимо, засыпая. Кисе мог только кивнуть в ответ. То, что он чувствовал сейчас, никак не умещалось в три простых слова.