Удачный рейс

Раннее морозное утро, за окном блестящий снег, что так раздражает глаза. Благо, света не так много, иначе ослепнуть не долго. Сейчас от силы пол пятого утра. Но кто, да еще и в такое время, смотрит в окно? Конечно же я. Спросите почему? Да потому что кое-кто, не будем показывать пальцем, постоянно опаздывает. Этот раз исключением не стал... Поэтому теперь я добираюсь на учебу через хуюшки — кукуюшки. Разве не прекрасно? Душераздирающий зевок раздался на весь вагон. Темные пейзажи сменяли друг друга за стеклянной преградой с морозными узорами. В этом маленьком помещении было настолько жарко, что появлялось желание прислониться лицом к хрупкой прохладе. Но помимо жары клонило в сон, а еще очень хотелось пить. Настроение стремительно падало вниз, к отметке минус вечность. Не спасала даже музыка в барахлящем наушнике и огни, мерцающие в темноте как звезды. А эта попутчица что уселась рядом, поднимала в душе только вихрь раздражения. Она, будучи не маленьких размеров, багаж таскала примерно такой же, как и ее бедра в диаметре. Женщина то и дело помахивала себе чем только можно, ссылаясь на духоту. Ее маленькие глазки зыркали то на меня, то на окно. Как бы намекая, что стоит его открыть. Но я-то уже перестала пытаться его открыть. После слов проводницы о том, что затворки у окон слабые и их пришлось проклеить, вопросы отпали сами собой. Но об этом женщина не знала, поэтому уже раздраженно пыхтела, снимая куртку. — Девушка, — вымолвила попутчица со свистом, — может уже откроете окно? Я лишь помотала головой в знак отказа, а она уже возмущенно поперхнулась воздухом. — Да вы посмотрите! — всплеснула она руками, а из ушей уже пар валит, — Что за молодёжь пошла, ей-Богу, тьфу! На конфликт нарываться не хотелось, поэтому мое молчание было красноречивее слов. Баба просто взбесилась, начиная искать поддержки у окружающих. — Девушка, все уже и так поняли что вам не жарко, — визгливым тоном обратилась "погарелица", собирая недовольные реплики, обращенные ко мне, — Откройте уже окно, пол вагона уже задохнулось! — В самом деле, — поддакнула женщина с заднего сиденья, — если вам не жарко, это не значит что остальные себя чувствуют так же. Все новые пассажиры, что пришли после того как проводница объясняла причину духоты, недовольно перешёптывались. Раздраженные реплики так и сыпались в мою сторону, словно от этого окна зависела жизнь всего вагона — Я не могу открыть вам окно, извините. Умом я понимала, что извиняться не за что, но иначе скандала было бы не избежать. — Все вы можете! — вскрикнула женщина еще громче, уже не успевая обмахиваться, — Это уже неуважение к старшему поколению! Что ж за молодёжь, то а? А потом все удивляются, от куда берутся сектанты и эти педики? С этого все и начинается, тьфу! От неприятного слова только нос поморщился, закатывать глаза не стала, но выглядело бы эффектно. — Женщина, — голос стал не много хрипловатым, — если бы я могла, я бы давно уже открыла это злосчастное окно. Она мне как и ожидалось, не поверила и продолжила гневную триаду на тему молодежи. Тем временем поезд остановился на очередной остановке и зашло пару человек. В том числе и паренек с радужной сумкой, которая красноречиво давала понять, что девушкам тут ничего не светит. Боже, такой милый, глаз не отвести. Брат бы тоже оценил, не будь у него парня. Разговор у этой женщины, прошу заметить, с самой собой, опять зашел в степь нетрадиционной ориентации представителей современной молодежи. Новый пассажир посмотрел на нее с презрением, а меня одарил сочувствующим выражением лица. Окинув мою скромную персону взглядом, он наткнулся на радужную толстовку с белыми тонкими завитушками, что складывались в надпись. Дружелюбно кивнул головой и улыбнулся. Боже, боже, боже... Какая прелесть. Щёки слегка заалели, поэтому в ответ я только кивнула и уткнулась в окно. Еще несколько раз женщина пыталась меня вразумить, а точнее заставить открыть окно. Злоебучее окно, которое уже поперек горла стоит. После того как эта особа потеребила меня по плечу, я не выдержала. Вскочив с места, я показательно попыталась открыть стеклянную преграду. На меня с ожиданием смотрело пол вагона, в надежде что сейчас духота вылетит в окно. Но не тут то было, бляди. Тихонько села и громко вздохнула, да так, что старушка на соседнем сидении дернулась. А потом стала сетовать женщине о том как трудно нажать на створку и так далее. Постепенно стала просто капать ей на мозг, бабища хотела меня переговорить. Ага, щаз. Так у нее и получилось. Закончилось все тем, что она наконец заткнулась и помалкивала в тряпочку. Через время мне и впрямь стало жарко, прихватив портфель и оставив парку, я вышла в тамбур. Тут было прохладно и приятно, воздух свежий и морозный. Как-то быстро получилось остыть. Взгляд невольно цеплялся за все, что стало проявляться в свете восходящего солнца. Когда уже пальцы стали зябнуть, я решила вернуться, но остановилась. Вагон стало отчего-то трясти. И это не та обычная тряска, это что-то гораздо сильнее. Паника начала медленно нарастать, но что-то в голове щелкнуло и решение пришло само собой. Что бы это ни было, лучше все будет с собой. Как ошпаренная я влетела в вагон и судорожно начала одеваться. Бабища красноречиво зыркнула и продолжала помалкивать. Парнишка с недоумением уставился на меня, я же кивнула на одежду, а потом в сторону тамбура. Он неохотно приподнялся, но из-за тряски подскочил и чуть не перелетел через сиденье. Недоумение на его лице сменилось страхом. Догнал наконец-то. Он начал собираться и натягивать куртку. Но не успел. Поезд стал ходить ходуном, вагон затрясло, а люди стали голосить на манер церковного хора. Я прижала к себе портфель и вцепилась в перегородку сидений, когда поняла, что мы падаем. Тот парень тоже держался за сидения, но когда опять тряхнуло, он оказался рядом со мной. Вцепившись в ворот его куртки, я заставила схватится за перегородку. Нас еще долго трясло, прилично так кстати. Когда все затихло, страшно было смотреть по сторонам. Вагон переворачивался несколько раз, теперь окна выбиты, осколки повсюду. А самое главное, что живых людей почти не осталось. Было страшно даже выйти, вдруг мы одни, кто остались в живых. Руки тряслись от напряжения, колени подкашивались. Мы осторожно поднялись и стали оглядываться. Вокруг лежали люди, в нос ударил металлический запах крови. Стены и сиденья, разбитые стекла, недавно живые люди... Все было окрашено в темно-бордовый цвет. Постепенно приходило осознание, а от этого не лучше. Первые нотки истерики проскальзывали в моем дыхании. — Нужно выйти, — глухо сказал парень, — Может... Может еще кто—нибудь уцелел... И мы стали осторожно пробираться по грудам тел, которые людьми язык не поворачивался назвать. Ноги путались в осколках и конечностях остывающих трупов, нервы натянулись как струны. В общей картине, я даже не поняла когда успела упасть. На меня смотрели потухшие глаза той самой бабищи, которая просила открыть окно. Ком встал в горле, даже дышать не получалось. Но меня поднял парнишка, придерживая за руку повел к выходу. Двери были прилично покарежены, в некоторых местах даже смяты, как вскрытые консервы. Создавалось ощущение что выйти уже не получится. А начинающаяся истерика, подстегивала биться в панике и разбиваться о стены. Дыхание перехватывало, а в животе скрутился ком. Как—то, но нам удалось выжить. Даже удивительно.