Остерегайся тихой воды

Война из бальных залов, министерских атриумов и разговоров за чашкой чая под чарами конфиденциальности быстро распространялась на улицы и поля. Она пожирала мир в Британии как стая хищников, убивающая всех слабых, одиноких, больных и немощных. Люди умирали на улицах под перекрестным огнем, несмотря на все меры защиты, предпринятые нами. Мужчины и женщины теряли жизни в собственных домах и в темных переулках. Смерть могла настигнуть абсолютно любого. В Британии практически не осталось безопасных мест. По факту, такими оставались только области, внесенные в список международного значения. Стычка могла начаться где угодно. И где бы это не происходило, в результате всегда повреждались те самые амулеты и ритуальные якоря, что были установлены до всего этого беспорядка. На их восстановление вызывали любого известного артефактора или ритуалиста. И как только в офисе Министерства становилось известно, что пригласили кого-то из Энтузиастов, на ту же точку быстро прибывали Пожиратели. Два года перевес был против Реддла. Два долгих года у нас были только раненые и проклятые, в то время как наши противники пополняли судебные скамьи и камеры заключения. А потом вспышка заклинания убила Джозефа. Это должен был быть стандартный выезд на дом, где нужно было установить защитные чары. Все было заранее согласовано, проверено, рассчитано и продумано. И все шло по плану ровно до тех пор, пока группа Пожирателей не аппарировала на задний двор и не начала метать заклинания. Джозеф пал как подкошенный. Впрочем, почему, "как", его разрезали посередине. Заминка в бою была более чем красноречивым свидетельством того, что заклинание было случайным. А потом разразился хаос. В той стычке мы разменяли жизнь одного на весь отряд прибывших. От них не осталось даже раненых, которых можно было бы полуживыми доставить в Мунго. Но Джозефа это вернуть не могло. С того момента началась самая жестокая часть гражданской войны. Дети, в целях безопасности, оставались в Хогвартсе на рождественские и пасхальные каникулы, каждый Хогвартс-экспресс сопровождался отрядами авроров. Взрослые же ходили с палочкой в руке, готовые к быстрому касту защитных или атакующих чар. Половина нашего младшего состава сбежала за границу после этого. Хоть так, но они остались живы. Некоторые из оставшихся погибли, защищая других людей. Их хоронили в лучших традициях старых воинов. Мы убивали и ранили, проклинали и боялись, и кричали и видели в кошмарах смерть близких. Мы обнимали и хоронили мертвые тела, поднимая бокалы за храбрость героев, близкую к безрассудной глупости. Мы оплакивали мертвых и прощались с живыми. И главное, мы понимали, что вся наша борьба - глупость чистой воды, построенная на вере в лучшее, чести и достоинстве. Мой дар стал абсолютно бесполезен со смерти Долохова. Все словно вернулось в далекие школьные годы, когда я только и могла, что видеть смерть и кошмары. Антонин сгорел заживо в адском пламени, которое бросил Реддл. Это должно было стать переломным моментом войны. Ритуал, созданный нами на основе трех других, находил осколки души, собирал их в живое тело, а потом скреплял их до самой смерти. Ему было не важно крестраж ли это, или гримуар, или что-то еще. Главное, чтобы это была часть души, а не её копия. С одной стороны, ритуал сработал. С другой стороны, Реддл стал еще яростней, безумнее и злее. Все, что утешало - теперь его убийство точно положит конец. Тем более, что перебежчиков становилось все больше. Из всего основного состава к семьдесят пятому осталось восемь человек. Джозеф, Коул и Грейс покоились в могилах. Эпитафии для их надгробий были взяты из героических баллад, а сами могильные плиты были пропитаны чарами от разрушения захоронения. Там всегда оставались один или два букета от тех, кого они когда-то спасли, но от этого никому из нас не становилось легче. Эдвард лежал в Мунго под неусыпной заботой коллег-целителей и вздрагивал от любого движения волшебной палочки. Он попал туда после того как мы вывели его из подземелий дома Реддлов. От самого здания не осталось ничего, а на земле еще долгое время ничего не сможет расти. Это треть от изначального состава. Кук и Поттер стали инвалидами. У первого была потеряна доминирующая рука, которую потом заменил протез. У второго были уничтожены глаза авторским проклятием Реддла. У каждого были впечатляющие шрамы от проклятий и личные истории потерь. Еще в самом начале, между собой, в шуточной форме, мы иногда называли наше сборище "редакцией". Сейчас это действительно стало так. К семьдесят пятому каждый из нас что-то писал, издавал, редактировал. В дни самых яростных сражений газета стала единственной отдушиной, чем-то устойчивым во всеобщем хаосе. Письма благодарных читателей поднимали настроение и напоминали нам о том, зачем мы все это делаем, вопросы школьников и молодых волшебников вытаскивали, казалось, давно забытое мирное применение чар, ставших боевыми в этой безумной войне. Именно это держало нас на плаву, давало силы продолжать бороться и жить. В тысяча девятьсот семьдесят пятом Чарльз вошел в двери большого конференц-зала издательства. Это было первое сентября, девять часов вечера. Чарльз был одет в легкое осеннее, со слишком большим количеством наложенных чар для защиты, пальто. Флимонт следовал за ним чуть в стороне. Это давно уже стало традицией, собираться в издательстве после того, как будет ясно, что Хогвартс-экспресс без потерь добрался до школы. Младший из братьев стал появляться на наших собраниях с тех пор, как его сын поступил в Хогвартс. С сентября по июнь он был одним из штатных зельеваров, а в остальное время держал свой дом открытым для каждого волшебного ребенка в Британии. У него была впечатляющая защита дома, лишь немного уступающая той, что была на издательстве. Чарльз смотрит на нас пустыми глазницами, опираясь на руку брата, и говорит, что скоро все закончится. Это не облегчает ни настроения в комнате, ни рассеивает атмосферу. Никто из нас не мог сотворить Патронус с тех пор, как умер Джозеф. Габриэль отослал свою семью из Британии и рычит на каждого, кто рискует обратиться к нему не по делу. Ампелиус приобрел впечатляющие шрамы и был вынужден похоронить своих кузенов. Хардвин потерял почти всю семью во впечатляющем огненном кошмаре. Наверное, я могла бы сказать, что никого не теряла на этой войне, но это было бы ложью. Мне нравились мои разговоры с Долоховым, мне нравился флирт с Альфардом, мне нравилось смеяться с Габриэлем и дразнить Хардвина. Это не люди, да, это эмоции. Но для меня они всегда были важнее. Где-то в середине изысканий решения проблемы условного бессмертия Реддла мой дар вышел наружу. Это не было чем-то эффектным или кричащим, просто очередное собрание в полном составе. У Энтузиастов было мое доверие, а за моими плечами было достаточно навыков для того, чтобы выбраться из любой ситуации, если мне будет угрожать опасность. Рассказ о моем даре был лаконичным, четким и внятным. Тишина не была оглушающей или преданной. Такое можно спрятать, когда тебе тринадцать и ты среди подростков, это можно утаить когда тебе двадцать и у тебя больше знакомых, чем друзей, скрыть подобное не сложно, когда тебе около сорока и исследования требуют интуиции и быстрого расчета. Каждый среди Энтузиастов догадывался о чем-то подобном, еще когда все только начиналось и слишком удачно все складывалось. В тот же вечер Чарльз рассказал историю своей семьи и некоторые побочные эффекты родства с Певереллами. Вроде удачи на грани фола, которая есть не у каждого поколения, или определенном родстве с некоторыми более темными направлениями магии, чем принято говорить. Он вскользь прошелся по семейному дереву и ухмыльнулся красными губами, когда сказал что у него в детстве нашли склонность к видению душ. - Ничего особенного, - сказал он, - я никогда не развивал именно это. А потом Реддл ослепил его и, внезапно, в наших рядах оказался Вестник Смерти. Никто не радовался, когда Чарльз сказал, что Реддл не увидит Йоля. Мы были слишком уставшими и сломленными, для того чтобы радоваться даже этому. Я думаю, что Реддл тоже понимал: развязка близка. Сентябрь и октябрь были слишком тихими месяцами, особенно по сравнению с летом и весной. Минимум стычек, минимум ущерба и провокаций. И в ночь на Хэллоуин загорелась Косая аллея. Какая-то модификация Адского пламени попыталась прорваться через щиты издательства, но была поглощена ангельской пылью. Той самой, что Теллер высадил на подоконниках первого этажа и в клумбах у входа. Попробуйте представить себе это. Огромная стена огня, принимающая формы животных из мифов, поглощает улицу. Оно опаляет жаром каждое здание, плавит окна и высушивает камни, заставляя их трещать. А потом, пропадает в ярчайшей вспышке света. И следующее, что вы видите - гигантские зеленые стебли с белоснежными цветами, устремляющиеся по брусчатке к каждому зажженному огню. Тихая ночь была разбита криками и вспыхнувшими звуками боя. Мы рассредоточились по Лондону парами так, чтобы иметь возможность быстро прийти на помощь друг другу и, если возникнет необходимость, броситься в магические кварталы других городов. Каждая команда была сработана и прекрасно знала, где лежит её зона ответственности. Я и Грег отвечали за Мунго. Хардвин и Ампелиус занимали Министерство. Габриэль и Чарльз стояли на Косой аллее. Кристиан и Эрих прикрывали Кинг-Кросс. К рассвету все было кончено. Косая аллея была растерзана как мертвое тело, оставленное на съедение воронам и диким зверям. Камни Ночной аллеи были залиты кровью, Министерство оказалось разрушено до подземных уровней, а Мунго устояло только благодаря чуду. Вокзал был заполнен ранеными волшебниками и там разместили временный лазарет. Реддл был мертв. Его тело лежало перед издательством. Чарльз улыбался кровавыми губами, а Дорея лежала над ним, сжимая палочку мертвыми руками. Габриэль смотрел в небо холодными глазами, его протез все еще удерживал щит над зданиями с мирными жителями до тех пор, пока не появились специалисты, способные снять чары. Хардвин казался мертвым вплоть до прибытия медиков, которые сказали, что не стоит и надеяться. Я и Грег стояли, шатаясь, на пороге Мунго до тех пор, пока целители не смогли вырубить нас и напоить успокоительным. Это было грубо. Это было жестоко, и бессмысленно, и кроваво. Ампелиус был тем, кто разгребал весь политический, моральный и прочий хаос. Он выступал, давал интервью, организовывал похороны мертвым, помогал живым. Он был там, когда авроры арестовывали сбежавших и дезертировавших. Он был тем, кто объявил в большом зале Хогвартса детям и профессорам, что все кончено. Эрих был тем, кто заставлял печатные станки не останавливаться. Благодаря ему "Энтузиасты магии" продолжали выходить в печать, а "Пророк" не усугублял панику среди населения. Он организовал пункты помощи пострадавшим и создал несколько стендов взаимопомощи. Кристиан был тем, кто не позволил маглам увидеть весь созданный волшебниками беспорядок. Он путешествовал по Лондону и восстанавливал все магические защиты, обеспечивающие статут. Он организовывал взрослых волшебников на восстановление Косой и Ночной аллей, помогал заново отстроить Министерство и восстанавливал Мунго. Все эти месяцы остальные из нас, кто еще был жив, сначала без сознания лежали в Мунго, а потом еще долго оставались в койках с полным истощением сил. Ряды и ряды холмиков с аккуратными надгробиями занимали кладбище волшебников. После выписки я стояла на могиле Чарльза Поттера с собранными вещами, смотрела на его надгробие и думала, что это именно то, что я видела в тот день, все эти годы назад, когда он только сделал то предложение и собрал нас всех. - Ты уходишь, - Альфард стоял рядом со мной и смотрел на могилу Дореи. Эта война стала для Блэков проверкой на прочность. Они пытались сохранять нейтралитет, еще когда это было возможно. А после этого они раскололись, некоторые присоединились к Реддлу, некоторые уехали из страны, а некоторые остались и негласно помогали Чарльзу. В итоге от некогда великого и могущественного рода остались только подростки и четыре взрослых волшебника: Альфард, Кассиопея, Арктурус и Мелания. - Ну, это то, что я умею лучше всего, не так ли? - улыбка кажется слишком чужой для лицевых мышц, - Убегать, уходить и покидать. - Ха-ха-ха. Ты бы даже не попрощалась? - Мне есть где быть, что увидеть и забыть. - Как и всем нам, - он развернулся и пошел к выходу, я не собиралась отставать. - Чего ты хочешь, Блэк? Прощальный бал? - Слышал, ты сделала заказ через одну из строительных фирм? - он оставил мой вопрос без ответа, впрочем, я и не ожидала иного. - Ты много слушаешь в эти дни. Но да. У меня нет опыта в строительстве действительно больших зданий, а этих порекомендовал Грег. Вернусь летом, заколдую дом под свои стандарты. - И что дальше? - спросил Альфард, когда я замолчала, - Будешь в нем жить? - Зачем? Отдам Грегу и Кристиану. У нас был проект, не знаю, рассказывала ли тебе Дорея, о доме для волшебников, не достигших совершеннолетия. - Да, я слышал о нем разговоры, но это глупо. - Разве? Ты еще не знаешь, какие чары я собираюсь накладывать. - И как же это изменит ситуацию? - Ты, наверняка, слышал истории о тех дверях, которые открываются перед тобой и ведут совсем не туда, куда предполагалось. И о тех местах, что внутри больше, чем снаружи. И о тех домах, что сами выбирают, кого впускать, а кого нет. Мы долго думали над этой задачкой, прорабатывали нормативно-правовую базу, выбирали место всем коллективом. Альфард остановился чуть позади меня и смотрит как... Я даже не хочу думать о том, как именно он смотрит. Когда-то я бы сказала с удивлением, сейчас же я скучаю по легкому флирту и не имею ни малейшего желания разбираться в его эмоциональном состоянии. - Вы хотите сделать что-то вроде комнаты Сокровенного в Хогвартсе? - Да. И тогда неважно, кто и как будет управлять островами. Дети всегда найдут приют в трудную минуту. В конце концов, - снег медленно падал из темного провала неба, - разве не из детей вырастают самые жестокие монстры? Я слышала истеричный смех Альфарда сквозь аппарацию.