***
Я прихожу в себя не сразу, постепенно выныриваю из тяжелого забытья. Все тело пронзает острая боль, и это лучшее доказательство того, что я еще жив. Пару минут прислушиваюсь к своим ощущениям, пытаясь понять, что со мной, и где я нахожусь. Вокруг тихо, лишь издалека доносятся негромкие людские голоса. Попытка прислушаться успеха не приносит: от малейшего усилия в голове словно разрывается маленькая бомба. Однако от футона, на котором я лежу, неуловимо пахнет чем-то приятным и очень знакомым. Мята… ромашка… чабрец…- такой настой от бессонницы делает для меня мой брат, а это значит, что я дома, в своей комнате, и это открытие не может меня не радовать. Я с трудом приоткрываю тяжелые веки, но перед глазами по-прежнему лишь темнота. Ночь? Нет, ни одна ночь не может быть настолько темной, чтоб я не смог разглядеть даже собственных рук. А значит… С трудом пошевелившись, я дотрагиваюсь до своего лица, под пальцами тут же ощущая плотную ткань. В душу закрадывается какое-то нехорошее предчувствие, но я аккуратно снимаю повязку и, помедлив пару секунд, все же открываю глаза… И снова вижу лишь темноту! Эта чернильная тьма клубится, как живая, и окутывает меня со всех сторон. Кажется, она затягивает меня вглубь, и я падаю в пустоту, безуспешно пытаясь уцепиться за что-нибудь. Но руки не находят опоры, а по ушам, едва не разрывая барабанные перепонки, ударяет чей-то громкий крик, полный ужаса и отчаяния. В черной бездне время останавливается, и, кажется, эта пытка длится целую вечность. Не могу больше этого выносить, еще секунда и я сойду с ума! - Нии-сан! Нии-сан!- взволнованный голос вырывает меня из пучины безумия, и я чувствую, как чьи-то руки трясут меня за плечи.- Успокойся! Прошу тебя, Нии-сан! Резко замираю, понимая, что падение прекратилось, и я по-прежнему сижу на футоне, а крик, терзавший мои уши еще мгновение назад, был моим собственным. Вот только темнота перед глазами никуда не делась. Тяжело вздыхаю, приводя мысли в порядок: похоже, тот бой мы все-таки выиграли, но цена за использование Мангекьё оказалась слишком высока. Рядом слышится удивленный выдох, и чье-то дыхание шевелит мои волосы. - Это ты, Кайдэ?- тихо спрашиваю, уловив исходящий от него знакомый цветочный аромат. Руки, обнимающие меня за плечи, вздрагивают. - Нии-сан,- горький шепот совсем близко,- неужели ты… Окончание фразы заглушают всхлипы, но брат только сильнее прижимает меня к себе, и я чувствую, как капают на мое лицо его слезы. - Не может быть… Да, Кайдэ, я тоже не могу в это поверить.***
- Так значит, ты…- ты замолкаешь на полуслове и ошарашено смотришь на меня. Да, Сенджу, ты все правильно понял. - Я ослеп,- в моем голосе нет никаких эмоций, это лишь сухая констатация факта. Ты молчишь, явно не зная, что на такое ответить. Еще бы, зрячему человеку никогда не понять, что я испытал в тот момент, не понять, почему даже спустя столько лет это остается для меня одним из самых страшных ночных кошмаров. - И сколько это продолжалось?- наконец, выдавливаешь ты, и я вижу, с каким трудом тебе дается каждое слово. - Почти месяц…***
Шел двадцать восьмой день моего пребывания во тьме. Да и то, «днями» это можно было назвать чисто условно, ведь я больше не видел солнечного света, и определить время суток удавалось с большим трудом. Только сейчас я понял, насколько сильно полагался на зрение. Это стало для меня неприятным открытием, так как я знал, что теперь остаток жизни мне придется провести без него. Странно было исследовать заново свою комнату и едва узнавать на ощупь предметы, которыми раньше, не задумываясь, пользовался каждый день. Приятная мягкость хлопкового кимоно и маленькая трещинка на любимой кружке – все эти мелочи стали теперь неотъемлемой частью моего нового мира. Кайдэ приходил ко мне каждый день, принося еду и свежие новости. Все остальные члены клана считали, что мне просто нездоровиться, и лишь он один знал истинную причину моего отсутствия. И это именно он настаивал на том, чтобы скрывать ото всех правду о моем состоянии, хотя я сам уже давно не видел в этом смысла. Клану Учиха не нужно то, что от меня осталось, и теперь моему младшему брату просто следовало взять все дела в свои руки. Но стоило мне об этом заговорить, как он тут же перебивал и с непоколебимым упорством доказывал мне, что «еще не поздно», и он обязательно «найдет способ». Упрямый младший братик, слишком наивный и слишком добрый… В итоге я просто уставал с ним спорить, позволяя делать так, как он сочтем нужным. А время шло, и эта чертова война никак не заканчивалась. Последние несколько сражений мы проиграли, и теперь нужно было срочно что-то предпринять, пока нас совсем не оттеснили. Кайдэ приходил ко мне за советом по малейшему поводу, но в теперешнем положении я не многим мог помочь. Я уже собираюсь лечь спать, когда вдруг слышу за дверью знакомые шаги: сегодня он что-то припозднился. Кайдэ входит в комнату и от него сильнее обычного веет холодом и сыростью. Даже не видя его лица, я могу с уверенностью сказать, что он очень измотан и едва стоит на ногах от усталости. Только что с поля боя, да? Ему бы сейчас отдохнуть хорошенько, а не со мной сидеть. Впрочем, говорить это все равно бесполезно. Он скидывает на пол промокший плащ (дождь, не переставая, идет уже вторые сутки) и присаживается на футон рядом со мной. Мне не нужно ничего спрашивать, за это время я научился распознавать его настроение без слов. - Нии-сан,- произносит он через пару минут молчания, и я явственно слышу нотки отчаяния в его голосе. Неужели все настолько плохо? - Нии-сан,- вновь повторяет он, как будто само это слово дает ему силы. Я вдруг думаю о том, что он никогда не зовет меня по имени, а только так, словно каждый раз подчеркивает мое превосходство. - Ну что там стряслось?- тихим голосом спрашиваю я, принимая сидячее положение. И тут же чувствую, как брат обнимает меня за плечи и одним отчаянным рывком прижимает к себе. Влажные пряди волос касаются моего лица и шеи, но я не отстраняюсь, лишь прислушиваюсь к тому, как учащенно бьется его сердце. - Я устал,- шепчет он, подавив тяжелый вздох,- не могу больше смотреть, как они гибнут на моих глазах… - Это война, Кайдэ. А что еще я могу сказать? Все слова кажутся сейчас глупыми и неуместными. Я слишком хорошо его понимаю, потому что сам прошел через это. - Они рассчитывают на тебя, поэтому ты должен стать главой Учиха и вести клан вперед. - Нет!- он еще сильнее прижимает меня к себе.- Это твое место… только твое! - Перестань,- я немного повышаю голос и уверенно отстраняюсь, упираясь ладонями ему в грудь.- Не отрицай очевидное – я больше не могу быть лидером. Мое зрение не вернуть. Некоторое время он молчит (неужели не возражает? удивительно), а потом до моего слуха долетает его шепот: - Неправда… И уже громче: - Неправда! Я замираю, почти физически ощущая, как напряженно он всматривается в мое лицо. - Есть один… способ, я читал в архиве…,- его голос дрожит и срывается. Вот черт, раскопал-таки! А я думал, что хорошо спрятал те документы! - Ни за что,- твердо отвечаю я, окончательно высвобождаясь из кольца его рук. - Но, Нии-сан… - Я СКАЗАЛ НЕТ! А вот кричать, наверное, не следовало. Кайдэ замолкает, пораженный внезапной догадкой. - Так ты знал…- неверяще восклицает он,- знал и молчал… все это время!? Брат обижен и зол, и его глаза сейчас, наверняка, лихорадочно поблескивают. Я отворачиваюсь к нему спиной, но все равно чувствую между лопаток обжигающий взгляд. - Посмотри на меня!- он за плечо разворачивает меня обратно, но вдруг отдергивает руку, сообразив, какую глупость только что ляпнул. Но через пару секунд сам подается вперед и вновь заключает меня в объятья. - Прости,- его дыхание щекочет шею,- прости… пожалуйста, прости… Я чувствую только невыносимую усталость. Да, Кайдэ, я знал, что есть возможность вернуть мне зрение. Знал еще задолго до того, как все это со мной случилось. Никакие медицинские техники здесь не помогут – это правда, но один способ все же есть… совершенно чудовищный способ. Забрать глаза своего брата… Чтобы самому увидеть свет, навсегда погрузить во тьму самого близкого человека. Только нашему сумасшедшему клану такое могло прийти в голову. Тогда я запрятал эти записи подальше, очень надеясь, что ни тебе, не мне не придется их читать. Но, видимо, Лунный Бог распорядился по-другому. - Я знаю, что это единственный выход,- неожиданно твердо произносит Кайдэ и его голос больше не дрожит,- и я согласен. «Зато я – нет!»- уже хочу произнести, но он перебивает: - Выслушай меня, пожалуйста,- непривычно настойчив и серьезен, несколько секунд молчит, собираясь с мыслями,- я не подхожу на роль главы клана Учиха, и ты это прекрасно знаешь… Ты всегда заботился обо мне, всегда защищал, позволь и мне хоть раз сделать для тебя то же самое. Это все, чего я хочу. И если ради этого придется отдать тебе свои глаза, то я готов. Я сам принял такое решение. Его речь звучит сбивчиво, но за каждым словом чувствуется железная решимость идти до конца. Когда же он успел так повзрослеть? - Но если я это сделаю,- я вовсе не собираюсь сдаваться,- ты больше никогда не сможешь быть шиноби. Мне показалось, или он действительно улыбается? - Но я ведь все равно останусь твоим братом, не так ли? Эээ… ну конечно! К чему такие странные вопросы? Я киваю, и он облегченно вздыхает, зарывшись носом в мои волосы. - Это самое главное…- тихий шепот у моего уха,- а на остальное мне наплевать. Я вздрагиваю, когда он теплыми пальцами касается моего лица, когда аккуратно снимает с глаз повязку. Потом берет мои озябшие руки, согревает горячим дыханием и уверенно кладет поверх собственных глаз. И в кромешной тьме загораются лиловые искорки. Они скачут, словно танцуя неведомый танец, переливаются разными цветами, разгоняя темноту. И я кружусь вместе с ними в этом пестром хороводе, потеряв чувство пространства и времени. К реальности меня возвращает резкая боль – глаза словно горят в огне, но сквозь бардовую пелену, застилающую взор, проступают очертания комнаты. И первое, что я вижу – собственные окровавленные руки и тело брата, корчащееся у моих ног. С тех пор это еще один из моих ночных кошмаров. Уже потом, обработав раны так и не пришедшего в сознание Кайдэ и уложив его на свой футон, я сижу рядом до утра, бездумно глядя на зарождающийся рассвет. Рассвет цвета крови… я ни до, ни после таких не видел.***
- Я думаю, что ни за что не поступил бы так, если бы Кайдэ хоть в чем-то был не прав,- я смотрю в окно, не желая встречаться с тобой взглядом,- он в самом деле не смог бы быть главой Учиха: сильный, но слишком мягкий… Наверное, он просто родился не в том клане. Однако в мире нет ничего, что оправдало бы мой поступок. Мне плевать на чужое мнение, но сам я никогда не перестану ненавидеть себя за то, что сделал. Ты молчишь, и я искренне за это благодарен. Мне не нужно сочувствие или жалость, ни к чему пустые слова, я даже не прошу меня понять (ни за что не пожелал бы тебе испытать такое), я просто рассказываю, как все было. А как к этому относиться, решай сам, Сенджу.***
Как все-таки удивительно устроена жизнь: ты можешь годами влачить спокойное существование, не обремененное лишними заботами - просто плыть по течению, вальяжно раскинув руки,- а потом вдруг в одночасье мир перевернется с ног на голову, обдав ледяной волной и заставив судорожно барахтаться в темной глубине. И тебе остается лишь надеяться, что ты действительно движешься к свету, а не опускаешься еще больше на дно. Это довольно точное определение тому, что я чувствую с тех пор, как снова обрел зрение. Мое тело восприняло глаза Кайдэ удивительно хорошо, и боль прекратилась уже на следующий день, словно так и должно было быть. Тошнотворная «правильность» этой ситуации просто выводит меня из себя. Как только я смог нормально видеть и передвигаться по дому, не натыкаясь на всевозможные углы (сказалось длительное отсутствие движения), я тут же вернулся к работе. Разгребание кучи дел, накопившихся за время моего вынужденного отсутствия, немного отвлекало меня от тягостных раздумий, но заметного облегчения не приносило. Да и как тут расслабишься, когда точно знаешь, что в спальне прямо над моим кабинетом, на смятом футоне ворочается Кайдэ, страдающий от жуткой боли. Кайдэ, пожертвовавший ради меня своей силой, зрением и будущим… Иногда мне даже кажется, что сквозь шелест бумаги в моих руках и скрип пера, я отчетливо слышу его хриплое дыхание. Однако через пару недель мне приходится спешно отбыть на фронт (поступающие от наших шиноби доклады волнуют меня все больше). Мое появление приносит в заскучавший военный лагерь настоящее оживление – ребята бросаются исполнять мои приказы едва ли не раньше, чем я успеваю их произнести, однако настоящее положение дел куда хуже, чем я думал. Война слишком затянулась, и маленькие пограничные стычки, на которые провоцирует нас враг, только усугубляют положение. Единственный выход, который я вижу, - это одна массированная атака, чтобы разом покончить с этим противостоянием. Когда я возвращаюсь домой, то первым делом иду к Кайдэ. И, приоткрывая дверь в полутемную спальню, пытаюсь избавиться от мерзкого сосущего чувства в груди. Предчувствие чего-то нехорошего..? Шторы на окне плотно задернуты, и поначалу мне сложно что-то разглядеть, лишь лицо брата бледным пятном выделяется на фоне окружающего сумрака. Он лежит совершенно неподвижно, и лишь дыхание – слишком тихое и прерывистое для спящего человека – выдает, что Кайдэ все же бодрствует. Я присаживаюсь рядом и начинаю говорить: о том, что видел в поездке, о том, чем занимался все это время, о лагере, об армии, о знакомых, которых удалось повстречать – говорю все, что приходит в голову, только чтобы разогнать ту густую, болезненную тишину, царившую здесь во время моего отсутствия и все еще не желающую отступать. И Кайдэ постепенно оживает: чуть приподнимаются в удивлении черные брови, и тонкие губы растягиваются в слабом подобии улыбки. Однако, услышав о засаде, в которую мы попали по дороге обратно, он вздрагивает, и по лицу пробегает едва заметная тень. - Ты не ранен? Мое сердце болезненно сжимается: милый Кайдэ, даже в таком состоянии он не перестает обо мне волноваться. - Я в порядке,- отвечаю, сжимая в своих ладонях его руку.- Мы победили. Скоро будет большое сражение, я собираюсь положить конец этой войне. - Я рад,- и непонятно, к какой именно части моего ответа относятся его слова. С некоторых пор его голос только такой – тихий и безжизненный, и мне приходится наклоняться к его лицу, чтобы расслышать. Мои глаза постепенно привыкают к темноте, и я против воли отмечаю, насколько же изменился мой брат за то короткое время, что меня не было. И, к сожалению, не в лучшую сторону. Глупо, конечно, думать, что человек, полностью лишившийся глаз, может выглядеть здоровым и бодрым, однако мне кажется, что Кайдэ вовсе не выглядел так плохо, когда я видел его в последний раз. По крайней мере, не было этой смертельной бледности, когда кожа кажется почти прозрачной, не было ввалившихся щек и тонких, выпирающих ключиц, и того странного холода, что словно поселился где-то внутри, неизбежно распространяясь по всему телу, тоже… не было. Безумно хочется открыть окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха в эту мрачную, словно застывшую во времени комнату, но, вопреки своему желанию, я не двигаюсь с места, лишь спрашиваю, почти не надеясь на ответ: - Я могу что-нибудь для тебя сделать? Я говорю это уже не в первый раз, но до этого он всегда лишь слегка улыбался и качал головой, а мне оставалось лишь скрежетать зубами от собственного бессилия. - Да…- едва слышно отвечает он и пытается приподняться. Я помогаю Кайдэ сесть, мельком удивляясь, насколько же он похудел. Кажется, одно неосторожное движение – и он рассыплется в моих руках. - Есть кое-что… но ты должен пообещать мне, что сделаешь то, о чем я попрошу… В любом другом случае моя природная недоверчивость не позволила бы мне согласиться, но это же Кайдэ, а его я просто не могу ни в чем подозревать, поэтому… - Обещаю! Он облегченно вздыхает и тонкими руками тянется ко мне, обнимает за шею и шепчет в самое ухо: - Убей меня. По моему телу словно пробегает электрический разряд, колени мгновенно слабеют, и если бы я не сидел на краю футона, то едва ли удержался бы на ногах. - Что за глупости?.. Что ты такое говоришь?- голос предательски дрожит, а в груди пустота, словно кто-то сжимает невидимой рукой мое сердце. Кайдэ улыбается, как-то грустно и понимающе. - Я умираю, нии-сан… чакра покидает мое тело… каждый день… уже немного осталось… не хочу, чтобы моя смерть… была такой жалкой… Он говорит с трудом, тяжело дыша, и сильнее сжимает руками ворот моего кимоно. Нет, нет, нет, нет, нет! Прошу тебя, Кайдэ, все, что угодно, только не это! - Я думал, что смогу выдержать… прости, что оказался таким слабым… мне снова нужна твоя помощь… Не могу это слышать, не хочу в это верить… отрицаю очевидное… - Но мы же хотели умереть на поле боя, под свист оружия, как и подобает настоящим шиноби,- отчаянно ищу выход, но лишь мечусь в лабиринте собственного бессилия. Его губы трогает еще одна слабая улыбка: - Это была не моя мечта… я всегда хотел… умереть от твоей руки… только так… Ты жесток, Кайдэ… - Нет! Я не могу!- последняя попытка прекратить это безумие. - Я… пытался сам, но… не хватило духа,- он слегка поглаживает меня по плечу,- но ты сможешь… ты сильный… я знаю… С суеверным страхом смотрю на вложенный в мою руку кунай, его лезвие холодно поблескивает в темноте. Ками-сама, пусть это окажется всего лишь очередным ночным кошмаром! - Я всегда в первую очередь думал о других… позволь мне хоть раз побыть эгоистом… Он кладет руки на кунай поверх моих и приставляет острие к своей груди. Чувствую, как спокойно и размеренно бьется его сердце. Ни боли, ни страха… безграничное доверие. Как я могу обмануть его..? Как могу не выполнить последнюю просьбу..? Ведь пообещал… поклялся… И приходится рвать на куски собственное сердце, чтобы надавить на холодную рукоять, ощущая, как погружается лезвие в живую плоть. И обнимать вздрогнувшее тело, так сильно, как только могу. - Я… открою тебе секрет… теперь уже можно…,- и услышать булькающий шепот, и самому, как наяву почувствовать привкус крови во рту,- мне… наплевать на клан… все, что я делал до этого момента… я делал только для тебя… я… люблю тебя… Мадара… давно хотел это сказать… Все слышать, но не понимать смысла, потерять себя в море отчаяния, с горьковатым привкусом безумия, и теперь словно наблюдать за всем со стороны. Подхватить обмякшее, начавшее заваливаться на бок тело… теперь уже просто тело. И ощущать, как течет по щекам солоноватая влага. Заворожено смотреть, как срываются вниз прозрачные капли, разбиваясь о бледное мертвое лицо… знакомое и родное, но чье…? Я что, плачу? Да и я ли это? А потом сидеть у настежь раскрытого окна, позволяя дождю хлестать по щекам, словно смешивая свои слезы с моими. Ты ведь тоже скорбишь о нем, не так ли? И до самого конца сжимать в руке клочок бумаги, найденный под футоном, с двумя неровными строчками, навсегда впечатавшимися в память: «Я пошел вперед, нии-сан. Но ты не торопись за мной…»***
- Я умер той ночью. Тот я, которого все знали, перестал существовать… А назавтра был бой. Бой, названный позже самым жестоким и кровавым за всю историю клана Учиха,- я закрываю лицо рукой и смотрю на тебя сквозь пальцы, даже не сдерживая хищную улыбку.- Я убил их всех, всех до единого…. И черное пламя Аматерасу еще несколько дней догорало на камнях. Не могу утверждать, что все нелепые слухи о нашем клане, пошедшие с тех пор, не имеют ничего общего с реальностью. Я, наконец, успокаиваюсь и, опустив руку, закрываю глаза. Откидываюсь на подушки, чувствуя лишь безмерную усталость во всем теле. Через пару минут тяжело вздыхаю и позволяю себе легкую улыбку. - Теперь ты понимаешь, Сенджу…- горечь в голосе удивляет меня самого,- что никто не может ненавидеть меня сильнее, чем я сам. И спустя, кажется, целую вечность, когда я уже и не рассчитываю услышать ответ, в комнате вдруг раздаются твои тихие слова: - Судить себя… действительно, самое страшное.