Петербургские ночи

Никто не предупредил, что жажда крови сильнее всего в мире. И никто не предупредил, что ты не сможешь ей противостоять, а твоей жертвой падёт каждый встречный. Даже тот, ради кого ты готов распрощаться с вечностью. ***** Я жил в тени не всегда. Более полутора веков назад я вполне спокойно покидал свой дом, навещал друзей и даже любовался морем в солнечный день. По понедельникам я проводил время с пожилой матерью, которая всё так же любила фортепьянные концерты и высшее общество, так что мы посещали дом Анны Есиповой и её учеников. По вторникам и пятницам я уделял время юной Варе Никитиной – дочери настоятеля Владимирского собора. Здесь же меня познакомили с Достоевским, что, как говорила Варенька, полюбил это место. - «Здесь свод пропускает свет нежнее, чем его излучали глаза Арины Родионовны. А уж эта женщина о нежности знала всё», - говаривала девушка, цитируя писателя. В то время мы с ней не смели покидать стены храма, дабы отец не препятствовал нашим отношениям. Так что мои вторники и пятницы были полны любви, но только платонической. По средам и четвергам я посещал мятежные организации, которые сильные мира сего не трогали, понимая, что избалованные жизнью молодые люди из зажиточных семей не пойдут свергать власть. Там мы читали запрещенную литературу, политические памфлеты, кричали, что надо убивать Александра II и строить новое государство. А потом, откланявшись друг другу, писали хвалебные оды в честь царя, выдавали их под псевдонимами, и всё возвращалось на круги своя. А день субботний и воскресный были моими любимыми. Я часто выезжал на охоту со своим товарищем – сыном князя Шаховского. А коль он не находил для меня минутки, то проводил время с отцом в картёжном мужском клубе. А затем, в одно пасмурное утро стылого декабря, меня навестила чудесная во всех отношениях гостья из Азии, что своим приходом ознаменовала начало Третьей Пандемии. Представляю вашему вниманию, мисс Лёгочная чума, прошу любить и жаловать. И болеть ею. Вот и я не удержался и пустил её в свою крепость – тело. На третий день я уже сгорал от лихорадочного возбуждения и врач был уверен, что мне уже ничем не помочь. - «Терминальная стадия, господин Орлов. Увы, я ничем не смогу помочь вашему сыну. Всего доброго». Терминальная стадия. Я даже обрадовался, что он констатировал так сухо, без излишней жеманности, похлопываний по плечу и утешительных слов. Коль умирать – так с достоинством, а не под плач и вой. В то время наш дом украдкой посели Варя. Случилось это около полуночи 13 декабря 18.. года. Она пробралась в мои покои, открыла настежь окно и, увидев мое бледное и худое от истощения лицо, вскрикнула. - «Тише, Варенька, прошу, дом ещё не спит», - сипло шептал я. - «Ещё ведь неделю назад мы желали сбежать ото всех. Неужто, конец?» - девушка осела и прикрыла лицо руками. - «Не бойся, Варь, не в этом мире, так где-то там, если он есть, вместе будем». - «Не греши перед кончиной, Дмитрий, всем воздастся за грехи наши. Не время богохульствовать». - «У меня его и не осталось толком. Жаль. Отец говорил, что в воскресенье большая игра будет. Пожалуй, уступлю». Варенька смотрела мимо меня, в пустоту, а в глазах то и дело застывали непролитые слёзы. И ведь полюбила же что-то во мне… - «Не время убиваться, Варенька, мир то и дальше будет пылать жизнью. После нас хоть потоп. Хотелось бы, да не вышло. Ну, запомнюсь миру благоразумным. Эх, чертово лицедейство». Девушка встала, не глядя, и подошла ко мне, а затем склонилась и обхватила мое лицо руками. - «Не стоит меня целовать. И вообще не стоит ко мне приближаться». - «У меня есть лекарство», - горячо шептала девушка, приподнимая моё тело над кроватью. А затем меня моё горло пронзила острая боль… - «Добро пожаловать в вечность».