Петербургские ночи

С момента моего превращения прошло около ста тридцати лет, если не больше. Изменился мир вокруг меня, изменился и я сам. Тяжелее всего было отойти от привычных норм литературного речи и перейти к неологизмам, разного рода жаргонизмам, а фрак сменить на джинсы и свитер-мантию. Должен признать, будущее меня радует. Мне больше не приходится узнавать всю родословную человека перед тем, как принять его в свое общество, не надо просиживать дни в храме, в ожидании благословения отца понравившейся девушки и даже не обязательно ждать взаимности именно от девушки. Грустно, что в больших городах нельзя полюбоваться звездным небом, но тем-то они и прелестны – никогда не спят, всё время проводишься в компании веселья и пьяного угара. А это именно то, чего мне не хватало в XX веке. Мятежные времена, тяжелое столкновение эпох, СССР, в конце-то концов. Было радостно духу, но не телу. Так вот, фрак я сменил, привык к современному языку, завел себе парочку друзей и вполне неплохо освоил телефон. Что меня печалит, так это факт смены имени, дабы никто не догадался, что «тот самый» Орлов Дмитрий Алексеевич – я. За всё это время я был и Борисовым Евгением Алексеевичем, и Шолоховым Александром Алексеевичем, и Светлым Владимиром Алексеевичем. Да, должен признать, что влияние отца на меня в годы моей человеческой жизни было столь сильным, что его отчество я так и не смог променять. И вот частые смены имени вылились в незамысловатое Кадыров Даниил Алексеевич. По крайней мере, меня никто не узнает – фамилия, присущая мусульманским народам, библейское имя и отчество, происходящее от греческого имени. Что-то более парадоксальное и придумать сложно. И по итогу моего вампирского столетия – я так и не научился сдерживать жажду. И пускай я растворяюсь среди людей и ни у кого и мысли не возникает, что я не столь молод, но я чужой для них и где-то на уровне инстинктов они это чувствуют. Хищник. Слишком необуздан для современно мира, потерян в своей бескрайней жажде и пороке. Я столь отдалён от всего мира, что давно перестал считать годы, количество сменённых городов и жертв. Я так ни разу и не встретил иного вампира. Варенька была единственным порождением ночи, которое оказалось на моем жизненном пути. На следующее утро после моего перерождения она бесследно исчезла, не объяснив мне, что дальше-то делать с таким неожиданным подарком. Я остался совершенно один. Нелюдим, игнорируемый людьми, которые не верили в мое исцеление от смертоносной болезни, откинут обществом и даже своей семьей, которая сразу же выделила мне определенную сумму денег и отправила восвояси. Кажется, именно тогда я сломался и решил полностью обесценить человеческую жизнь. Мне понравилось наводить страх на селения, города. Это будоражило те немногие оставшиеся при мне эмоции, заставляло двигаться дальше и становиться изощренным и умелым убийцей, настоящим Потрошителем. Первую сотню человек я убил в попытках понять, как же мне достичь своей цели – их крови. Она окружала меня повсюду, стучала в капиллярах, венах, артериях, проливалась, перекачивалась из органа в орган, становилась то густой, то жидкой. Я просто не мог себя сдерживать. Едва ли уловимый запах железа с солью возбуждал и заставлял убивать одного человека за другим. Затем я всё же понял механизм – ищешь самый притягательный запах, преследуешь жертву, возбуждаешься от своей власти, насилуешь и только затем получаешь доступ к безвольному, ослабшему в сопротивлениях телу и его крови. А дальше – только упиваться теплой жидкостью. Окунать в неё пальцы и медленно слизывать, глядя в глаза обреченной жертве. И видеть это полнейшее омерзение и ненависть. Так ненавидят только сокрушенные. И сегодня я вновь на охоте. 13 декабря… Любимый день в году. День, подаривший мне право отомстить миру за всё, отыграться даже за то, чего не было. Я медленно перехожу Литейный мост и сворачиваю в сторону Марсова поля. В воздухе стоит резкий запах жжёной резины и я ненавижу его всем сердцем, так как он перебивает все остальные запахи и я не могу определиться с жертвой. Практически перебегаю мост, соединяющий набережную Кутузова с Дворцовой и подхожу к Летнему саду. Наконец-то дует легкий ветер и я начинаю различать запахи. Снег так и не выпал, поэтому пока что вместо морозной зимней свежести ощущается стойкий запах сгнившей листвы. К нему вплетается запах сахара – горожане празднуют День карамели, сырости от Фонтанки и самый будоражащий рецепторы – крови. Все люди пахнут в той или иной мере соблазнительно, но один из них всё же чуточку лучше. Запах крови очень сильный, практически перебивает всё остальное. Я ускоряюсь и буквально ныряю в толпу, продвигаясь к своей изначальной цели – Марсово поле. В самом его центре стоит юный парень и медленно курит. Сигареты отдают чем-то сладким и меня это выводит из себя. Никотин портит его кровь и я не смогу получить максимум удовольствия от его убийства. Я скрываюсь в полумраке деревьев и подхожу всё ближе и ближе. Низ живота болезненно ноет в предвкушении, а клыки уже заострились. Сердцебиение ускоряется прямо пропорционально тому, как я ускоряю шаг. Шаг, задержать дыхание, чтобы не сорваться, ещё шаг. Температура тела растёт, хищная сущность проситься наружу, шаг, ещё один, ближе. Парень докуривает сигарету и выбрасывает окурок в урну. Уже стемнело и я едва ли различаю черты его лица. Он бездумно смотрит на небо, а затем улыбается своим мыслям. В лунном свете я замечаю точно такие же, как и у меня, клыки.