И падал снег

      Последние пять с лишним часов выдались для Альфреда настоящей гонкой на выживание. Он в жизни своей так не носился, разве что в далеком детстве, удирая от солдатского сапога отца, который был кинут в него в «благодарность» за разлитый на пол самогон.       Хм, сегодняшней ночью паренек попортил нечто гораздо ценнее этого «пойла», например, два дорогих канделябра. Ну что ж, их тяжесть оказалось весьма полезной, когда один из вампиров захотел отхватить от него кусок.       Да, бедолага таки не успел к положенному сроку сбежать из замка фон Кролока. Собственно, произошло это из-за долгих поисков профессора, а потом из-за капризов Сары, которую приходилось волочить силком. Ну, это пока ее за платье не начали хватать кровососы, клацая зубами от голода так, что дрожали стены. Дальше дело пошло быстрее.       Сверкая пятками, троица принялась искать выход, однако, пройти лабиринт коридоров оказалось не так просто, к тому же, будучи преследуемыми теми, чью церемонию ритуала нахально прервали. Но, хвала небесам, вампиры из-за голода были крайне медлительны, а приготовленные распятие, чесночные снаряды и бутыль святой воды хорошенько их потрепали. Выигранное при помощи этих вещей время в итоге помогло Альфреду, Абронзиусу и Саре, наконец, очутиться снаружи.  — Мальчик мой, чего ты там копаешься? Хочешь, чтобы нас осушили до капли?!       Привычная картавость ученого только подстегнула студента к грубым словам.  — Я копаюсь? Напомнить по чьей вине мы там застряли?       Вообще-то собак спускать юноша планировал только на зазнавшегося профессора, но так получилось, что от сказанного ударилась в слезы девушка, растирая рукой вымокший нос.  — Так! Без истерик! — прервал общий хаос Абронзиус, щелкнув пальцами, чтобы присутствующие обратили на него внимание. — Позже будет время обсудить, кто виноват, а кто нет. Сейчас главное — сбежать подальше отсюда, желательно не окоченев от холода и не оказавшись трапезой как здешних обитателей, так и волков.       Сглотнув подступивший ком в горле от нахлынувших эмоций, причина которых — слезы Сары, студент растер ей плечи, чтобы она хоть немного согрелась. Началась метель. Даже будучи одетыми в теплые полушубки, беглецы все равно стучали зубами от мороза.  — Меня удивляет, что уносили ноги мы только от гостей. Где же был граф? — пробираясь сквозь сугробы, бормотал профессор. — В целом отделались мы неплохо.       «Ну да, неплохо. Лишь моим разбитым носом, когда я упал, разодранным платьем Сары, а так же вышибленными дверями. И кажется не одними, — буравя взглядом спину ученого, саркастически рассуждал молодой человек, — средств у Кролока после нашего визита уйдет не мало для восстановления прежнего состояния внутреннего убранства.»       В эту до дрожи волнительную минуту Альфред и не думал скидывать на везение неучастие хозяина в их преследовании. Не иначе это работа младшего Кролока, за чью доброту ему уже не удастся отплатить. Оставалось лишь молиться, чтобы граф не наказал сына, который каким-то мистическим образом не давал ему все это время пуститься в погоню за людьми вместе с остальными вампирами.  — Что это тут у нас, неужто сани, а? — тыкая своей тростью, как паралитик, в нечто занесенное снегом, вопрошал ученый, — ну-ка, быстро вытаскивайте их!       Внезапно улыбнувшаяся удача растворила страхи Альфреда, нацелив внимание на путь к спасению. Провести логическую цепочку между находкой и пологим склоном, с которого надо было спуститься, чтобы сэкономить время, не составило труда. Неужели теперь они смогут быстро добраться до деревни?!       Юноша выполнил поручение, окоченелыми пальцами смахнув налипший снег с указанного объекта и откатив его от стен замка, у которых они его обнаружили. К слову, их будущее средство передвижения представляло собой довольно простую конструкцию: полозья, приделанные к двум ножкам так называемого деревянного стула, и само сидение, которое вполне могло поместить двух человек. Чем-то эти сани напоминали финские, однако выглядели массивнее. Альфред был слегка сбит с толку. Финские сани появились в девятнадцатом веке, можно считать, совсем недавно, неужели граф поддерживает такую крепкую связь с внешним миром и интересуется новыми изобретениями?  — Похоже, Вы правы, профессор, это и вправду сани, только не развалятся ли они по пути? Слишком старые, а дорога немалая.  — Глупости, — топнул ногой старик, тряхнув своими седыми лохмами так, что хлопья снега с них разлетелись во все стороны, — если аккуратно ими управлять, все получится.  — Здесь такие крутые склоны, — сокрушенно подала голос фроляйн Шагал, боязливо озираясь: вдруг вампиры поняли, что они покинули замок и обнаружили их, — и вообще, подозрительно это. Зачем таким господам, как Кролоки, держать эту рухлядь у своего замка?  — Не забывай, что помимо графа и его сына здесь есть еще их прислуга, Куколь. Логично предположить, что этот горбун должен как-то быстро и безопасно для себя путешествовать к деревне и обратно. Ведь именно его посылают собирать с деревенских налоги для Его Сиятельства! Не на своих же двоих, право слова, он должен туда добираться, — разъяснил ворчливо ученый, принявшись помогать своему ассистенту с передвижением саней. Нужно было протолкать их к краю склона, чтобы потом на них спокойно съехать вниз.  — Черт бы побрал этот снег! — кряхтя заметил Альфред, силясь ускориться. Однако, в этом удалось преуспеть, лишь когда на помощь пришла Сара, тоже принявшись толкать через толщу белого месива сани.       Когда дело было сделано, двое ученых сразу усадили в них трясущуюся от холода девушку, стараясь не думать о предстоящем спуске. Так и шею не далеко свернуть, но все-же на санях спускаться лучше, чем на пятой точке.  — Мальчик мой, — перекрикивая ветер, позвал Абронзиус, — когда я усядусь, встань сзади саней ногами на полозья, и когда я досчитаю до трех, оттолкнись одной ногой. Не забудь держаться за спинку! Управление беру на себя, все понятно?  — Да, — утвердительно кивнул юноша, занимая удобную позицию.  — Раз, два…       Сара, вцепившись мертвой хваткой в профессора, от страха зажмурилась, тогда как от старика пахло решимостью. …Три!       Ничего не происходило. —ТРИ.       В возникшей тишине был слышен только свист ветра.  — На что ты там уставился?! Я сказал: Т-Р-И!!! — обернувшись чтобы дать затрещину нерадивому ассистенту, Абронзиус будто примерз к саням, когда проследил за взором Альфреда. У ворот замка стояла высокая фигура в плаще, в упор глядящая на них. — Силы небесные, это Герберт, давай скорее, мой мальчик, он же сейчас нас догонит!       Сознание услужливо воскресило в памяти студента зловещее напутствие младшего Кролока, завершающееся фразой о том, что если он будет послан в погоню, вся троица может прощаться с жизнью сразу. Но сейчас, по воле божьей, на стороне счастливцев было одно преимущество.  — Не догонит, — спокойно отозвался юноша, указав на начинающее потихоньку светлеть небо. Надо же, погоня-то длилась всю ночь. — Светает…  — Пр.р.ревосходно, — облегченно каркнул ученый, выставив на радостях вперед большой палец правой руки. — Однако, лучше поспешить! Теорию, относительно губительного влияния солнечных лучей на вампиров я, конечно, не опровергаю, но в замке есть еще Куколь, которому катаклизмы погоды вреда не причиняют. Нам погоня не нужна. Вперед, мой мальчик!       Альфред не шелохнулся, съедаемым плохим предчувствием.       Фигура Герберта будто терялась на зловещем фоне построенного из каменных плит замка, что возвышался над ним неприступной крепостью. Отличающееся уравновешенностью пропорций сооружение все же имело необычные, с точки зрения геометрии, выступы. Один из которых, подобно отдельной постройке (хоть и соединенной с замком) отбрасывал довольно большую тень на снег. В ее спасительном мраке вампир и нашел убежище, уверенно передвигаясь в сторону беглецов. Надо ли сказать, какой ужас испытывал Альфред, наблюдая за балансировкой блондина, который своей фирменной беззаботной походкой, слегка покачивая бедрами, вышагивал четко по границе света и тени.       «Еще и насвистывает, гад, — про себя, по-доброму журит его юноша, чувствуя как волнение за Герберта превосходит другие страхи, — будто не понимает, что малейшая потеря равновесия грозит ему гибелью!»       Но, похоже, вампир все прекрасно понимал. Зеленые глаза тепло смотрели прямо на Альфреда, который даже с приличного расстояния ощущал в них неподдельную заботу. От этого зрительного контакта согревалась душа, отгоняя прочь холод суровых трансильванских зим.       Сам до конца не понимая, что делает, Альфред толкнул сани со склона, не став запрыгивать к остальным пассажирам. Проследив за их благополучным спуском, он несколько секунд провожал взглядом удаляющиеся спины друзей, которые, даже если бы захотели, не смогли мгновенно из-за инерции остановить свое средство передвижения, набравшее большой разгон, не говоря уже о том, чтобы забраться на занесенный мокрым снегом склон обратно. Свой спонтанный поступок студент охарактеризовал не только порывом попрощаться со спасшим их вампиром, но и зародившимся в подсознании предрассудком, гласящим о каком-то роковом событии…       Ноги понесли юношу обратно к замку. К сожалению, очутиться рядом с Гербертом он в мгновение ока не мог, так как ноги увязали в сугробах. Вся природа будто противилась его возвращению, стихийно обрушивая сильные порывы ветра, а так же острые ледышки затвердевшего снега прямо в лицо. Но эти свирепые попытки отсрочить момент воссоединения Альфреда не страшили, куда более темный страх от гнетущих размышлений застрял где-то в районе солнечного сплетения, не давая нормально дышать.       Чутье подсказывало, что вампир не помахать белым платочком на прощание вышел и, тем более, не любоваться лучами солнца, что сейчас освещали готический скульптурный орнамент, выполненный на отесанной поверхности стен замка. Молодой человек, нарушавший обещание успеть за час с момента начала бала увести своих друзей, похоже вынудил виконта открыто пойти наперерез строгим отцовским запретам. Конечно, не мог же Герберт позволить погибнуть ему в этих стенах! Ах, если бы Альфред провернул дело быстрее, он бы отвел от младшего Кролока подозрения, ведь по намеченному плану блондин должен был выйти сухим из воды, оказав помощь людям незаметно для внимательных отцовских глаз.       Худшие опасения студента подтвердились, когда печально улыбнувшись, Герберт шагнул под солнце. Его расслабленные утонченные черты лица тут же исказила гримаса боли и настоящего ужаса. Кожа задымилась, начав потихоньку слезать, и ее ошметки обвисали лохмотьями, превращая лицо в страшную маску смерти. Ослепленный от расшитого золотыми и серебряными нитками парадного жюстокора виконта, который сверкал под лучами слишком ярко, Альфред непроизвольно зажмурился. Он был не в состоянии сразу поверить, что этот кошмарный феномен происходит наяву, а не является ужасной ошибкой зрения, которую выдало взвинченное на нервной почве подсознание от того, как быстро разворачивались события. Герберт попытался укутаться в свой плащ, видимо решив укрыть от взора смертного свою ужасную кончину, однако, охвативший все тело паралич от боли не позволил рукам слушаться команды мозга. По сему, виконт прекратил тщетные попытки подчинить себе свое же тело и рухнул на подкошенных ногах в снег.  — Дурак, дурак, что же ты наделал?! — крик Альфреда потонул в порывах ветра, однако он, заслоняясь от него, сделал последний рывок, наконец, добравшись до своей цели.       Что поганое солнце сотворило с когда-то прекрасным и очаровательным лицом младшего Кролока не поддается описанию. Пожалуй, не тронутыми пламенем остались только глаза, широко распахнутые, будто уже созерцающие врата ада, куда должна попасть неспокойная душа (коли у вампиров она имеется, конечно). Альфред столько времени наблюдал минувшей ночью за сверкающими в лунном свете белоснежными волосами виконта, считая, что под взором луны они выглядят эффектнее всего. Сейчас, разметавшиеся кругом, будто нимб, вокруг головы бессмертного, они выглядели не просто завораживающе, а ошеломительно блистательными. Длинные светлые пряди явили миру всю свою красоту, лишь когда их обладатель угодил в цепкие когти смерти, и настолько был прекрасен их вид, насколько в противоположность этому было изуродовано солнцем лицо вампира.       Правду говорил своему ассистенту профессор: нет гнева сильнее гнева бессилия. Не передать, как исказилась душа Альфреда под натиском собственной беспомощности. Оттащить в тень, от которой виконт, не прекращая биться в конвульсиях, отошел на приличное расстояние, было хоть и реально, но непростительно долго. К тому же, самоубийца умудрялся мешать своему спасителю, нарочно отпихивая его уже обоженные огнем руки, чтобы тот не вздумал прикасаться к нему.  — Перестань, молю! Я хочу помочь! — голос у Альфреда предательски сорвался, когда в очередной раз рука с силой толкнула его в грудь, отбросив назад.       В ушах шумело, сердце билось так громко, что, казалось, его стук слышен на добрый километр. По щекам юноши катились горячие слезы, падая на почти догоревшее тело. Если бы только Альфред был в состоянии выплакать десять ведер, чтобы потушить этот чертов огонь, не важно какая бы потом его в расплату поджидала участь, он бы сделал это, не усомнившись в своем выборе. За последнее время ему уже удалось питать страх потерять любимого человека в лице Сары. Неужели пройденных испытаний было мало, и печальный жребий выпал юноше, чтобы подытожить все предыдущие старания, выжимая последние крупицы сил из него и выворачивая душу наизнанку? Почему, как только он встречает кого-то, кто становится близким, судьба сразу пытается его отнять? Точнее, даже убить!       Черную горстку пепла похоронил снег, на чьей белизне страшная пыль выделялась особенно четко. Студент не сразу понял, что кричит, не в силах сдержать своего горя. Горло вскоре начало саднить, голова закружилась, так что обессиленный молодой человек упал навзничь в снег, тяжело дыша.       Будто издеваясь, перед глазами поплыли воспоминания самой прекрасной ночи на свете: страстные поцелуи, крепкие объятия и ласковый взгляд, отгоняющий тревогу и вселяющий умиротворение.       Кто бы мог подумать, как кардинально поменяется отношение Альфреда к белокурому вампиру за столь короткий срок?..       Впервые увидев его у ворот замка, за спиной графа, студент сильно смутился, ведь зеленые глаза рассматривали его с неподдельным изумлением, переходящим в восхищение: так на молодого человека еще никто никогда не глядел. А твердая рука, настойчиво, но в тоже время мягко, сцепившая его плечо, когда виконт вводил его в ворота?.. Тогда казалось, что это смахивает на принуждение, но сейчас студент понял: эти руки лишь давали понять, что ему здесь рады. Почему тогда он не прочитал в жестах младшего Кролока заботу и покровительство? Взять хотя бы то, с каким важным видом взял под крыло своего плаща его Герберт, когда вводил в парадную залу.       Неужели этим воспоминаниям навсегда суждено кануть в небытие?..       Как же профессор, да и сам, Альфред, были неправы, считая, что все вампиры жестокие, бессердечные убийцы, коротающие века на поводке собственного проклятия — жажды крови!       Сминая в порыве бесполезной ярости липкий снег в кулаки, студенту пришла в голову мысль перечеркнуть лично в толстой записной книжке профессора все записи касательно их последней экспедиции, дабы стереть домыслы, прежде принимающиеся за истину. А лучше вообще сжечь эту книжку, ибо нечего травить потом умы таких, как Альфред: только начинающих свой путь ученого.  — И что мой сын умудрился разглядеть в тебе?       Юноша вскочил на ноги слишком резко, испугавшись чужого голоса. Результат — головокружение. К счастью, он смог совладать с собой и удержаться на ногах.       В той же тени, где несколько минут назад стоял еще живой Герберт, застыла темная фигура, полностью закутанная в черный меховой плащ.  — Ваше Сиятельство, — констатировал факт хриплым голосом Альфред, чувствуя как его наполняет негодование. Почему граф не остановил сына? Он же быстрый, он мог успеть!  — Неподдельна ли твоя скорбь, смертное дитя? — негромко, но четко, задал вопрос хозяин замка, чей и без того холодный лик сейчас выглядел, будто покрытым коркой льда. Однако в синих глазах, в отличии от безмятежности черт аристократического лица, бушевал ураган. Оставалось только догадываться, какими усилиями стоит ему сдерживать свой гнев.  — Неподдельна, — без заминки, уже немного окрепшим голосом, отозвался Альфред, совсем не чувствуя страха перед грозным владыкой, который вполне (если б не солнце) мог сейчас в отместку за свою горечь пойти и перерезать глотки всей деревне, начав с Альфреда, конечно. — Почему Вы не спасли сына?! Я прекрасно понимаю, что он нарушил правила, но… я мог бы взять вину на себя, добровольно подарить Вам и Вашим гостям свою кровь в уплату за испорченный бал.       Раздавшийся скрежет ногтей, которыми вампир царапнул стену, оставив пять глубоких полос, заставил юношу буквально задавиться воздухом.  — Глупое создание, мой сын сделал все возможное, чтобы избежать такого расклада. Хотя только что намеченный тобой поворот событий мне и был по душе, увы, не в моей власти было что-то изменить. Ему уже достаточно веков, чтобы самому отвечать за свои поступки, что он сегодня и сделал в полной мере. Ты и вправду считаешь, что я спокойно послал сына на смерть? — играя желваками, фон Кролок так посмотрел на студента, что у последнего заметно подскочил от напряжения пульс и предательски задрожали коленки, — Герберт фон Кролок прямо при гостях вынужден был сознаться в своем преступлении, в дураках никто оставаться не желал и требовал правды. Заваренная им каша поставила под сомнение мою власть. Помочь людям сбежать — это же не слыхано! Наш род был бы опорочен, и многовековое правление фон Кролоков прекратило свое существование, если бы мой сын добровольно не искупил свою вину. Даже у предателя есть право очистить свое имя от позора, чем мой сын и занялся, как и подобает нашим порядкам, достойно уйдя из жизни.       Образованность Альфреда позволяла ему заметить, какое важное место занимала для богатых господ честь. Династия Кролоков уходила корнями глубоко в древность. Имя благополучно пронесло сквозь призму времени и ни капли не растеряло свое величие, процветание и уважение. Надо ли гадать, сколько жертв и ранее было положено на запачканный кровью алтарь, чтобы не сломить обретенное могущество. Одна из таких жертв — Герберт, отдавший свою жизнь в обмен на ту, которую вампирам отнять не удалось. Одна смерть — ничто, капля в море крови. Все же, сейчас такие высокие мысли, по мнению Альфреда, приходят в голову чудакам, как Абронзиус, которые ставят разум и логику превыше чувств и прочих человеческих слабостей. Он же, как не старался соответствовать своему учителю, а перестать слушать сердце все равно не мог. Что уж говорить, а парнишка всегда был чересчур восприимчив к агрессии внешнего мира. Вот сейчас ему, как всегда, аукается его неспособность принимать вещи, как они есть, он готов рвать и метать, лишь бы сломать железную систему нравов и устоев прошлых столетий, ибо они отняли у него небезразличного душе человека. Ну точнее, не совсем человека.       Собираясь опять выплеснуть ядовитые обвинения в лицо графа, юноша внезапно проглотил язык, столкнувшись с бесцветным выражением лица Его Сиятельства, чей взор устремлялся на безмолвные вершины Карпат, будто там должна была возникнуть какая-то разгадка всего его существования. В целом, вид графа, который на данный момент будто попал в прострацию, производил впечатление заживо горящего человека. И без того бледное лицо приобрело цианотичный оттенок, а прямая спина, как-будто ссутулилась, превращая статную осанку в жалкое подобие прежнего величия.       «Стоит ему посочувствовать, — здраво рассудил Альфред, — ему вечно жить с этой тупой иглой в сердце, к которой с годами не привыкают, а ощущают еще более глубокое проникновение в плоть. Иное дело простой смертный, вроде меня. Увеличенная доза снотворного, петля, прыжок с крутого склона, подобного здешним, и готово. Никаких страданий. Пустота.»  — Даже помышлять о кончине не смей, — грубо прервал суицидальные помыслы парнишки граф, пелена взгляда которого резко спала, уступая место бурлящему водовороту негодования, — это самое что ни наесть надругательство над смертью моего сына и твоя неблагодарность. Ради кого, по твоему, он натворил столько глупостей?!  — Как Вы догадались, о чем я думаю? — вскрикнул студент, всерьез испугавшись на сохранность своих мыслей.       Он бы никогда не посмел по-скотски отнестись к храброму поступку Герберта, пусть фон Кролок не сомневается в его искренней признательности. Однако, как ужасны были перспективы будущей жизни, где каждый день будут всплывать из недр памяти роковые воспоминания.  — Ты такой же, как и мой сын: все, что в твоей голове, написано на лице. Я все еще жду ответа, — отмахнувшись от увиливающих от сути вопросов, настойчиво вернул в прежнее русло диалог Его Сиятельство.  — Я понимаю, что Герберт погиб из-за меня, — стараясь не вникать в ужасающий смысл сказанных слов, ответил юноша.       В уголках глаз скопилась предательская влага, и Альфред поспешил поднять лицо вверх, чтобы не дать ей намочить лицо. Внимание его приковало испещренное клочками облаков небо, которое спрятало за ними солнечный свет. Что ж, сейчас Граф мог покинуть ненадолго свое укрытие (дневной свет без прямого попадания солнца на тело обойдется в ожоги, но не в жизнь), чтобы лично выбить из дурной головы студента весь на придуманный абсурд. Но фон Кролок этого делать не стал. Скорей всего, он понимал: у человека, который не смог вбить кол в сердце вампиру, пока тот спал, кишка тонка и себе причинить какой-либо вред.  — Я не наложу на себя руки, — пообещал Альфред, вновь наткнувшись на внимательный взгляд синих глаз.       Выдержав несколько минут зрительного контакта, Альфред опустился на снег, так как каждая частица тела будто налилась свинцом. То, что у Его Сиятельства поистине тяжелый взгляд, спорить не приходилось. Смертный наблюдал, как взмахнув плащом, граф укрыл себя им целиком, начиная после этого трансформироваться в более мелкое кровососущее — летучую мышь. Воздух вокруг его фигуры закружился, образуя воронку, постепенно набирая скорость, и вот уже растворилось тело графа, а вместо него в воздухе парило мохнатое и маленькое порождение ночи. Через миг существо взмыло в небо, держа курс на крышу замка, держась при этом как можно ближе к стенам, чтобы не попасть под лучи. Пока студент, точно загипнотизированный, провожал глазами вампира, сам фон Кролок мысленно уже составил план будущих терзаний, которые тисками сдавливали давно небьющееся сердце.       На самом верхнем этаже западного крыла замка есть одна заброшенная комната — бывшие покои, в которых спал он до того, как стал вампиром, и его супруга. Теперь же, это место стало чем-то вроде исповедального пространства. Да-да, вампирам порой тоже нужно высказаться и излить душу, или как назвать то, что у них внутри? И что, как не безмолвные холодные стены, смогут выслушать оды страданий, успокоить своей тишиной и помочь найти решение? Песнопения возле могильных плит стали в последнее время графу в тягость, ведь они могли быть услышаны посторонними. Куколь, конечно, рано или поздно поднимется наверх, в эту комнату, за своим хозяином (он ведь не первый год служит Кролоку, чтобы не знать его привычек), а до того момента можно все обдумать. Произошедшее оказало гораздо большее потрясение, ежели все предыдущие произошедшие с графом события. Теперь он потерял сына, единственного, кто был с ним от начала его вампирского существования и мог разделить душевную агонию, что ни оставляла ни на секунду. Мужчина готов был покаяться, что прослыл настоящим глупцом, который не замечал, как ему повезло, ведь какая бы суровая ни выпала ему участь, он переживал ее не в одиночку! Огромная ложка дегтя примешивалась к и так горькому напитку под названием «вечная жизнь» — и это были не сказанные слова одобрения сыну. Подумать только, за два с лишним века фон Кролок ни разу не сказал Герберту: я горд тобой. Нет, как отец он сделал для него многое, дав отличное воспитание и ощущение защищенности, но уж слишком граф завуалировал свою любовь за этими делами, полными хороших побуждений, но в то же время преисполненными хладнокровия. Сожаления о сыне дали фон Кролоку почувствовать себя жертвой одной из средневековых пыток, где осужденному связывали веревкой за спиной руки и ноги, вплетая так же в этот узел веревку, обвитую вокруг шеи. Вся соль была в том, что пока узник в состоянии достаточно сильно прогибать спину, петля на шеи расслаблена, но стоит только начать сдавать позиции, и петля затягивалась. Вот и Его Сиятельство сейчас ощущал фантомное удушение от затянувшихся на шеи пут, ведь сейчас он давал слабину, выпуская наружу свои страдания, запрятанные под семью замками.       «И этот мальчик, Альфред, — рассуждал хозяин замка, вспоминая бледное худое юношеское лицо с покрасневшими от слез глазами, — как теперь этот смертный намерен поступать? В любом случае следить за ним — лучший вариант, чтобы он не вздумал ничего с собой сделать.»       Тем временем студент поднялся на слабые ноги, поняв что окоченеет на смерть, если просидит на снегу еще хоть немного. Казалось бы, в нем ничего не могло сейчас остаться кроме скорби и желания отправиться на тот свет, однако, разум — штука непредсказуемая. То, с какой внезапностью ворвалась в сознание Альфреда идея, заставило его на несколько секунд перестать дышать. Определенно юноша не сможет продолжать свою жизнь, раболепно вымаливая у Бога прощение, или, подобно Кролоку, затворнически коротать года. Он, начинающий ученый, и у кого, как не у него, есть власть переменить данность, сделать умопомрачительное открытие, вернув к жизнь умертвленное существо, а именно вампира. Что если, ему удастся со временем найти драгоценную формулу, рецепт воскрешения! Он же столько времени находился, да и сейчас находится, под началом вампиролога в лице Абронзиуса, чтобы привить себе интерес к порождениям ночи. Не настал ли момент проявить себя?       Рывком стащив со своей шеи платок, Альфред, точно помешанный, на четвереньках заползал по снегу, собирая в него подобные антрацитовой крошке останки младшего фон Кролока. Закончив это дело, он туго завязал платок узлом, убирая ношу за пазуху. Счастье, что ветер не успел разнести пепел по всей округе!       Как там говорил Абронзиус? На все вопросы мира можно найти ответ в книге? Тогда пробил час углубиться в изучение всех трудов вампирологов, которые так настоятельно рекомендовал ему учитель, но Альфред, как самый настоящий студент, прочел лишь одну треть… с большим натягом… по диагонали…       Сориентировавшись на местности, молодой человек зашагал в нужную сторону, решив пойти в обход, так как это было безопаснее, чем более короткий путь: по крутому склону вниз, а потом еще и через лес. Его новая цель обогатила только что разрушенную жизнь смыслом. Юноша грезил тем, как в один прекрасный день добьется успеха и вновь увидит лицо Герберта. Только бы его человеческой жизни хватило, чтобы вернуть вампира к жизни. Будто подхватив его настрой, природа перестала ставить ему преграды. Ветер больше не дул порывисто в лицо, мороз не жалил щеки, так как выглянуло солнце, которое теперь было Альфреду до омерзения противно.       Только снег продолжал падать, заметая следы отходящего все дальше и дальше от замка героя…