***
Он должен ее спасти! В маленькой детской головке в тот момент была одна-единственная связная мысль: не дать этому человеку навредить его маме. И плевать, что незнакомец минимум раз в пять старше его и выглядит очень опасным. Плевать, что говорит он уже давно не угрозы, а что-то более пугающее и непонятное для ребенка. А ведь латынь он знал очень даже хорошо… (Просто его не учили темной магии). Он не думал о том, что его жизнь намного дороже для нее, чем её собственная. Ах да, это просто было взаимно. Он не позволит ей навредить! Именно поэтому он без колебаний заслонил обессиленную женщину собой от чудовищного удара магическим лучом. И прежде, чем его мир померк, он успел подумать, что как же хорошо, что он решил ослушаться маму и, играючи, проследить за ней. Он и не подозревал тогда, что таинственный незнакомец, которому мама немножечко доверяла, захочет её убить. Адриан ни о чём не жалел.***
Он любил ее. В отличие от холодно-отстраненного отца она всегда была рядом, поддерживала, утешала, учила. Вообще, все знакомые замечали, что Адриан был копией матери: такие же зеленые глаза, светлые волосы… Но никто (включая самого мальчика) не догадывался, что всё намного… обширнее. Дело было не только во внешности, и даже не в характере (что было чем-то саморазумеющимся)… Они были… другими. Нет, у них не было лишних рук или каких-либо еще ненужных частей тела, но они имели кое-что, неподвластное большинству. Они владели магией. Вернее, владела-то Авелин*, но…Адриан был ее копией…
***
О том, что мадам Агрест владеет магией, знал лишь её муж, да родители. Для Адриана то, что мама могла песней унять боль в ушибленной коленке, не было чем-то паранормальным (ведь иначе никогда и не было). Откуда взялась у нее эта сила, никто и предположить не мог. Родители были простыми мельниками и знали свою родословную до седьмого колена. Никаких волшебников среди их предков и в помине не было. А вот дочь едва ли не с пеленок могла исцелять раны и зазывать дождь на свой участок. По настоянию родителей, по слухам знавшим о некой магической деревне и крайне нежелавшим терять единственную дочь, она скрывала этот дар, впрочем, не забывая помогать жителям родной деревни. Анонимно, правда, но сей факт девочку, а потом уже и девушку ничуть не расстраивал: к славе она не стремилась от слова совсем. Чета Парфемо* просто боялась потерять свою дочь, мало ли какие твари в магической деревне водятся. Но, когда ей пришлось выбирать между анонимностью и жизнью незнакомого человека (бонусом к которой была опасность инквизиции), она, не колеблясь, выбрала второе, совершенно не боясь последствий. Пока она разглядывала человека, висящего на отвесном склоне прямо над не очень уж ласковой рекой, и думала, чем же можно ему помочь, она успела поразиться его глупости (или безрассудству), ведь все в округе знали, что веревочный мост, сделанный Бог знает сколько веков назад, держался на соплях вот уже пару поколений. А у этого молодого человека (то, что это парень, Авелин заметила, пусть и не сразу) хватило ума потащиться на этот кусок хитро переплетенной веревки, по ошибке еще называемый мостом! Бормоча себе под нос несерьезные ругательства (а то сбудется чего случайно!), она протянула руку к ветке, за которую и держался горе-смельчак, будто пытаясь дотянуться к ней (хотя расстояние-то было метров пять!). Наконец перестав думать об уровне глупости парня, оказавшегося при более детальном рассмотрении довольно красивым (нет, что Вы, она совершенно не думала о его внешности!), она сосредоточилась, и… Ветка, к огромному шоку юноши, начала подниматься вверх, будто стремясь к руке девушки. Когда сук (при более близком осмотре оказавшийся корнем, начавшим функционировать, как побег*) «поставил» едва покачнувшегося парня, тот всё так же продолжал пялиться на незнакомку ошарашенными глазами и не падал только потому, что мышцы расслабить он не мог. И только сейчас она поняла весь ужас своего положения: парень был богато одет (она заметила это, даже не смотря на то, что куски ткани, когда-то бывшие его нарядом, уже никогда не будут использоваться по назначению), к тому же он был явно не местным, и хуже того — он был со знати. А у вельмож со всяким волшебством был разговор короткий, и назывался он инквизицией. Она могла бы сбежать сейчас: вряд ли он ее запомнил, но… Она не могла бросить его в таком состоянии, а никого другого рядом не наблюдалось. И как его угораздило сюда в одиночку притащиться? Следовало что-то сделать, и ей не пришло в голову ничего лучше, чем сдавленно спросить: — Эй, Вы живы, В-ваша… светлость? — более глупого вопроса придумать было невозможно (если касательно его вменяемости сомнения были, то глазел он явно по-живому), но она надеялась, что хотя бы подобное обращение его хоть немного задобрит. Впрочем, её слова не достигли адресата, поэтому девушке пришлось самой тащить несопротивляющегося парня за собой, в заброшенную лесную хижину, в которой она иногда тренировала свои магические способности. Рискованно, да. Но сбежать потом проще. Без риска для родителей. Юноша безропотно следовал за ней до самой избушки и не пришел в себя даже тогда, когда она заваривала какую-то настойку (а то стал бы он в своем уме пить непонятную жидкость с рук незнакомой колдуньи?). Но она сработала: парень часто-часто заморгал и удивлённо пропищал (хотя вообще у него обычно голос более мужественным был): — В-вы кто? Девушка на этот (вполне логичный, впрочем) вопрос вздрогнула и, отведя глаза, ответила: — Авелин, — но по его всё ещё вопрошающему взгляду она поняла, что имя ему ничего не прояснило, и решилась всё-таки добавить: — Волшебница. По тому, как округлились его глаза, она поняла, что такой прямоты он не ожидал. Но какой был смысл ей это скрывать? Тут к ведунье не ходи, и так понятно, что спасла она его магией (рано или поздно он всё равно об этом вспомнит), да и если он сдать её захочет, она успеет убежать. А вот имя называть было глупо. Теперь и деревню покинуть придётся. Но было в нём что-то такое, что она захотела ему верить. «Неужели?!. Да нет, глупость какая!» — Авелин легонько потрясла головой, отгоняя непрошенные мысли, чем напугала и без того не слишком спокойного парня (а вдруг она на него заклятие какое-то так насылает?). Парфемо была девушкой неглупой: сразу поняла, что эта его реакция значит. Не сказать, что это было неожиданно, но… обидно немного всё-таки. Оправившийся уже почти полностью, он резко дернулся и рванул в сторону выхода, едва не упав на пороге. «Это конец…» — печально подумала девушка, но останавливать его не стала: использовать магию в личных целях и во вред этому (будем честными) приглянувшемуся ей парню она не собиралась. Лишь только мысленно приготовилась покинуть родную деревеньку. Навсегда.***
В хижину эту Авелин вернулась на следующий день только за тем, чтобы забрать несколько важных вещей перед поездкой в… неизвестность. И уж никак не ожидала встретить на пороге спасённого ею парня. Ну, может и ожидала, с парочкой инквизиторов, но уж точно не одного и с букетом цветов и искренней благодарностью.И всё-таки она уехала. Вот только не в никуда, а к нему в особняк.
Так и началась их история любви.***
Вельможу звали Габриэль, и он был юным графом, приближенным к королевскому двору. Несмотря на это, он был не слишком заносчивым и… одиноким. Потерявший родителей год назад, он нашёл в своей спасительнице то, чего ему так не хватало, — тепло и заботу. Из любви к ней он даже был готов терпеть магию, к которой прежде испытывал ужас и отторжение.***
Когда Авелин ждала малыша, он частенько говорил ей в шутку, что надеется, что их ребёнок будет обычным. Но в каждой шутке есть доля правды. Габриэль всё ещё боялся магии.***
Получив удар магией, Адриан был абсолютно уверен, что не выживет. Пусть ему было лишь восемь лет от роду, он был ребенком смышлёным и опасность анализировать умел хорошо. Вот только учесть то, чего не знал, он не мог. Адриан был волшебником. Колдун, пытавшийся убить Авелин, был чрезвычайно удивлен тому, что заместо дамочки удар принял какой-то ребёнок. Но то, что произошло после, его просто шокировало: чёрно-фиолетовый луч, наткнувшись на мальчишку, изменил свой цвет на зелёный и отразился от него, будто от зеркала. В следующий миг женщина (и откуда только силы взялись?) подбежала к мальчику, с отчаянным криком опускаясь подле него на колени. Сейчас она была ещё более уязвимой (и защитить некому), но все свои силы колдун истратил на тот единственный смертоносный (?) удар. Поэтому он быстро, пока на шум не сбежалась вся прислуга и стража, перемахнул через забор — и испарился. Авелин была в панике: она была уже готова к тому, чтобы принять свою смерть, но уж точно не к тому, что её сын кинется её защищать. Собой. И сейчас он лежал без движения, такой бледный и маленький, будто меньше обычного. Но живой! Его грудь едва заметно вздымалась и опускалась, с невероятным облегчением заметила Авелин.Вот только он больше не был прежним.
Мадам Агрест нежно провела рукой по его волосам, с***
Когда с Адрианом случилась эта… метаморфоза, Агрест-старший начал отдаляется от него (ещё больше). Он боялся собственного сына. Мужчина хоть и не был волшебником, но отчётливо понимал, что для того, чтобы пережить (да ещё и перенаправить в другое русло) то явно опасное заклятие, нужна огромная сила. И отнюдь не только воли. Адриан оказался магом. Очень сильным магом. Сильнее матери (ведь заклятие должно было убить её). Даже Габриэль понял это. И испугался.***
Вот только маленькому мальчику, напуганному случившимся больше всех (это ведь он чуть не умер, ему такие «аксессуары» в «подарок» достались!), было невдомёк, что его бояться могут, и он отчаянно пытался понять, почему отец его избегает. «Это всё дурацкие хвост и уши виноваты!» — решил он. А потом мать со слезами на глазах умоляла его выбросить нож. Ведь он пытался их отрезать. Она единственная не отталкивала его. И не боялась. Любила. Местные дети, с которыми он иногда гулял с одобрения матери и несмотря на недовольство отца, стоило теперь ему выйти на улицу, начинали смеяться, а те, что помладше, тоже боялись. И лишь одна маленькая (он так и не понял: младше ли она его, или просто ростом невысокая) девочка не избегала его. Она первая предложила ему дружбу (он к тому времени уже отчаялся), ласково, без насмешки, называла его милым котёнком (как мама), угощала вкусными булочками, что пекли её родители, и в целом относилась к нему как к обычному ребенку. И Адриан, будучи не по возрасту взрослым, очень ценил это.***
А потом исчезла его мать. А потом он оказался заперт***
А Габриэль решил, что Адриан опасен и запретил ему покидать пределы владений. А потом он убежал. А потом он встретил её. Она казалась ему благословением, а на деле была проклятием, похуже того, что предназначалось его матери.* * *
Кот с трудом удержался от того, чтобы не грохнуться в обморок, сильнейший маг всё-таки! Что, простите? Она его видит? — Это Вы мне? — сдавленно пробормотал он. Вопрос был донельзя глупым, так как мгновение назад девушка фактически на него и ответила, но это было единственным, что он смог выдавить из себя в тот момент. Леди на сей раз лишь кивнула, дивясь такой нерасторопности этого чудно́го юноши; что ж тут странного-то, в простом обращении? Нуар усилием воли взял себя в руки (ну почти) и пролепетал, тщетно пытаясь придать голосу больше уверенности: — А я это… ну э-э-э… Заблудился! Вот… — и это — могущественнейший волшебник магического селения? Будто он не Кот, а мышь какая-то трусливая! Узнаёт кто, от насмешек ему не отвертеться! Но он был уверен, стопроцентно уверен, что люди его не видят и не слышат, разве что только сквозь него не проходят (он проверял, проводя не раз в людских поселениях не один день в свободное от поручений время). А она видела, слышала и ещё и общалась к тому же! Какого?.. Оставалось лишь тих радоваться тому, что его «рабочая» одежда включала в себя длинный чёрный плащ с глубоким капюшоном, скрывающим все его… аномалии. А то мало ли, как бы эта леди отреагировала на парня с кошачьими ушками и хвостом. Девушка же, не замечая (к счастью) его терзаний, снова добродушно улыбнулась, а в следующую секунду он ещё больше пожалел о её излишней любезности. — А что Вы ищите? — и нет бы ему сказать что-то менее конкретное, «гулял» там или просто «в гости приехал»… Хотя и в тех вариантах подвохи были, да и сказанного не воротишь, как говорится. Он промолчал мгновение, судорожно пытаясь придумать, что сказать в ответ. И, кажется, ото всех потрясений его здравый смысл решил смотаться в отпуск. Сказал бы что-то обобщенное, пекарню, например, должна же в каждом поселке быть, но нет… Ляпнул, что первое в голову пришло: — Туманную поляну… Это название появилось в его мыслях как-то само собой, будто из глубины воспоминаний. Он уже жалел, что сказал именно это, ведь уверенности в том, что это место относилось к этому конкретному населенному пункту, да и вообще к миру людей в целом, не было никакой. Реакция девушки напрягла его ещё больше: она нахмурилась и как-то разом растеряла всю свою веселость. — Это совсем в другую сторону… А зачем Вам туда? Нехорошее это место, страшное. — Почему? — напряжённо спросил он, холодея от собственного нехорошего предчувствия. Девушка, погрустнев, ответила, тем самым его лишь усилив: — Там один мальчик… пропал.