***
Время. Время, стремительно утекающее сквозь пальцы, лишающее спасительного глотка воздуха, неумолимыми шагами отмеряет оставшееся юноше пространство для маневра. Англия оказалась гораздо менее гостеприимной к юному обскуру, авроры мигом вычислили незнакомую магическую вспышку среди сотен других, и через полчаса за Криденсом гонялась уже половина Аврората Министерства магии, но если события в Америке чему-то и научили юношу, так это виртуозно манипулировать формой обскура. После той погони, едва не стоившей Криденсу жизни, он большую часть времени проводит под землей, серым туманом перетекая по линиям подземки, слушая, собирая информацию, анализируя, пока в один из дней не натыкается на двух бродяг, от которых отчетливо разит спиртным и магией. — А Чарли-то не дурак, слыхал, он подался за море, во Францию, говорят, они этим хлыщам из Аврората пару раз нос знатно утерли. — Не заливай мне тут. — Да горегубка меня загрызи, если я хоть словом соврал! Двое пьяниц затевают возню в темноте технического тоннеля, разгоняемой лишь тусклым светом керосиновой лампы, а перья серого тумана уже плывут дальше, в сторону выхода к портовым складам и грузовой верфи.***
Ледяные руки Обскура будто бы из-под воды выдергивают Криденса из воспоминания. — У нас не настолько много времени, чтобы тратить его на эту мелочь, — раздраженно шипит мужчина с пустыми глазами, обсасывая палец, посеченный все тем же вездесущим серым туманом, и тянет Бэрбоуна за собой, в дальний конец круглой залы, к раме, занимающей половину стены. В темном золоте орнамента, покрывающего прямоугольник, Криденс с удивлением узнает флердоранж, который рос на балконе напротив, куда выходили окна его квартирки в Париже, а Обскур уже свивает клочья серого тумана с полотна в тонкое покрывало и накрывает им своего гостя с головой.***
Солнечный лучик, украдкой пробравшийся в сумрак маленькой комнаты, ласково гладит бледную щеку юноши, путаясь в длинных ресницах. Криденса Бэрбоуна будит знакомый запах табака, который тлеет в единственной своего рода трубке из дерева морта. Юноша открывает глаза и сонно обводит взглядом ставшую такой родной комнату, тонущую сейчас в сюрреалистичных завитках дыма, и улыбается, когда особо наглый завиток, похожий на маленькую рыбку, ударяется о его щеку, чтоб в следующую секунду рассыпаться на еще парочку подобных хвостатых разбойников. Кровать, пара стульев, круглый столик, карандашные наброски на стенах в простеньких рамках. Вся обстановка тонет в хрустальном свете раннего парижского утра, переливающемся в волнах полупрозрачного дыма, теплый ветер, принесший запах табака, лениво треплет уголки листов лежащего на столе раскрытого тома «Магических животных и мест их обитания» авторства Ньюта Саламандера. Жмыр на иллюстрации карикатурно прячет нос за хвостом-кисточкой, корча брезгливые гримасы и чихая. Комнатку нашел для него мистер Грейвз, наложил массу охраняющих чар и пообещал, что Криденса больше не потревожат ни охотники за головами, ни любопытствующие маги. Когда юноша в первый раз переступил ее порог, его ужаснули размеры того, что по словам мистера Грейвза теперь принадлежало только ему. Никогда раньше он и не задумывался, что его комната может быть такой огромной. Как долго Криденс привыкал называть ее своим домом, как боялся однажды проснуться и обнаружить, что ему приснились эти плетеные стулья, эти пожелтевшие от времени эскизы, почудились стены цвета морской воды в пасмурный день, но теперь, обжившись, представить себя где-то в другом месте больше не мог. Циник мог бы назвать жилище юноши клеткой, но Криденс был счастлив в своем огромном маленьком мирке, где он мог спокойно заниматься всем, чем душа пожелает, не рискуя при этом получить ремнем по рукам за несоблюдение каких-то непонятных правил, поэтому мистер Грейвз регулярно спотыкался о то тут то там забытые чашки и книги. Криденс, дорвавшийся до волшебного мира, с жадностью набрасывался как на книги по истории, так и на детские сказки, а однажды мистер Грейвз застал его уткнувшимся в книгу и макающим огурец в чашку с чаем. Юноша выходит на балкон, кутаясь в простыни и остатки табачного дыма, щурится ласковому утреннему солнцу, в который раз наблюдает, как мужчина, стоящий на балконе, делает пару привычных пассов руками и кладет бархатный футляр с трубкой в карман, и прислоняется плечом к плечу мистера Грейвза. Тот склоняет голову навстречу движению в ответ на прикосновение, легко касается головы юноши и ласково произносит: — О, доброе утро, — Криденс счастливо улыбается в ответ на слова. — Я безумно голоден и готов взять штурмом булочную мадам Фифи, — юноша розовеет от звуков, что издает его голодный желудок. — Опять вчера зачитался и никуда не выходил? — мистер Грейвз шутливо хмурит брови, — не стоит пугать милую старушку, пойдем лучше к Тибо. Уверен, этот пройдоха уже открылся для утренних грабежей, — Криденс искренне смеется незамысловатой шутке. Улыбаются редкие прохожие, улыбаются витрины еще спящих магазинов, улыбается солнечными бликами Сена, улыбается сердце Криденса. Юноша шагает рядом с самым чудесным человеком на свете, смотрит на него влюбленными глазами, а мистер Грейвз улыбается в ответ.***
Серая пелена спадает с глаз, не давая шанса вернуться в этот чудесный сон. Мужчина выпрямляется во весь свой немалый рост и в упор смотрит на стоящий напротив темный силуэт, поблескивающий в сумраке холодными белыми глазами. — Зачем ты мне это показываешь? — шепчет Бэрбоун, а Обскур лишь смеется в ответ, набрасывая на глаза мужчине очередной серый лоскут.***
Еще каких-то пять лет назад этот улыбающийся юноша и подумать не мог, что его сердце будет наполнено таким светом. Произошедшая трагедия в доме Ньюта Саламандера казалась теперь не более чем дурным сном, хотя иногда его все еще преследовали кошмары, наполненные ужасными образами и видениями прошлого. Вдоволь набегавшись по всей Англии от охотящихся за ним мракоборцев, Криденс, тогда еще семнадцатилетний мальчишка, пробрался на один из грузовых кораблей, направлявшихся в Па-де-Кале, а оттуда уже во французские владения. Как рассказывал ему такой же беглец от закона, английские и французские маги издавна не поддерживали дружеских отношений из-за какой-то мутной истории с подвесками одного из директоров Шармбатона, поэтому в Париже он будет чувствовать себя в относительной безопасности. Криденса удивлял тот факт, что мистер Саламандер не присоединился к преследователям, а предпочел вообще пропасть из виду. Порой юноша ловил себя на мысли, что скучает по тому печенью, которым угощала его Тина в том доме, по странной кошке мистера Саламандера, по теплу камина и запаху трав. Вновь прибившись к приюту, на этот раз не воинствующих фанатиков, слава богу, юноша попытался начать новую жизнь, но призраки прошлого не готовы были его так легко отпустить. Гуляя по улицам ил направляясь по приютским делам, Криденс безотчетно всматривался в лица прохожих, цепляясь взглядом за любую знакомую мелочь — жест, смех, пальто, шляпку. Порой, следуя за показавшимся знакомым человеком, он уходил на другой конец города, возвращаясь в приют только под утро, искренне радуясь, что мадам Лурье всего лишь незлобно журила его, потом вздыхала, гладила его по голове, и они шли на кухню пить горячее какао. В один из тех спокойных весенних дней на пороге приюта появился Персиваль Грейвз. Криденс как раз спускался к завтраку, когда, услышав голоса у входной двери, решил полюбопытствовать. Как же велико было его удивление, когда он увидел посетителя, а тот, в свою очередь увидев юношу, властно отодвинул мадам с прохода, порывисто шагнул к Криденсу и стиснул в объятьях. — Как же хорошо, что я наконец тебя нашел, мой мальчик! — в голосе мужчины слышалось такое облегчение, что сердце Криденса, и без того бешено стучащее по ребрам, пропустило еще пару ударов. Юноша был настолько шокирован, что не смог проронить и слова. Мадам понятливо повела их в свой кабинет и устроила допрос с пристрастием, откуда этот незнакомый мужчина в странном пижонском пальто знал ее дорогого воспитанника. По обмолвкам и намекам, понятным только двоим выяснилось, что мистер Саламандер смог обратить повреждения нанесенные обскуром, хотя потребовалось немало времени на исцеление. Как только мистер Грейвз смог передвигаться и колдовать без посторонней помощи, он тут же бросился на поиски Криденса. «Ох и заставил ты меня побегать,» — улыбается мистер Грейвз, а Криденс безотрывно следит за движениями его пальцев и прижимает руки к горящим щекам, вспоминая прикосновения. Мистер Грейвз и мадам Лурье еще о чем-то говорят, а Криденс отпрашивается на завтрак, и, уходя, спиной чувствует взгляд холодных карих глаз. Закончив завтракать, юноша направляется в кухню, где сегодня его ждут коробки с тушенкой для доставки. Не дойдя до кухни один поворот коридора, он сталкивается с мистером Грейвзом: — Как хорошо, что ты смог сохранить медальон, — Криденс невольно прижимает руку к груди, где под рубашкой прячется маленький серебряный треугольник со вписанным в него кругом. — Я не смог его выкинуть, — от привычки смотреть в пол он все еще не отвык. — Ты даже не представляешь, насколько правильно ты поступил, — юноша вздрагивает, когда мистер Грейвз поднимает его голову за подбородок, — я так рад, мой мальчик, — в темном горьком шоколаде глаз плещется неподдельное облегчение. Мистер Грейвз обнимает его таким знакомым, таким родным жестом, что Криденс задерживает дыхание на несколько секунд, чтобы не расплакаться. — Ты не можешь здесь оставаться, я больше не хочу подвергать тебя опасности, поэтому мы найдем тебе новое жилище, спрячем тебя от любопытных глаз. Хорошо, Криденс? — юноша может в ответ только кивнуть, сглатывая подкатившие к самому горлу слезы облегчения.***
В те годы они много разговаривают, о положении магов в обществе, об обскурах, о причинах приведших к их появлению. Мистер Грейвз любит совершать пространные экскурсы в историю США, рассказывает об охотниках за головами, рассказывает о трагедии в Салеме, цитирует Закон Раппапорт целыми абзацами, раздраженно фыркая, и просит Криденса быть предельно осторожным, а мальчик просто искренне счастлив, ведь Персиваль, внутри себя он называет его Персивалем, принадлежит только ему.***
Та зима удивляет каким-то аномальным количеством снега. Именно в ту неделю, когда мистер Грейвз отсутствует по делам, Криденс валится с простудой, зачитавшись сказками барда Бигля на балконе в ожидании знакомого вихря трансгрессии. Вся неделя проходит в кошмарных видениях о Мэри Лу, воспоминаниях о ледяной комнате на чердаке, о дырявом одеяле, не дающем ни крохи тепла, а потом в сером тумане на грани между реальностью и сном появляется мистер Грейвз, дышащий холодом, заботливым жестом прикладывает прохладную руку ко лбу, и Криденс проваливается в беспамятство под такой родной шепот.***
Снова серая пелена спадает с глаз, оставляя противную горечь на языке, мужчина шумно сглатывает и переводит взгляд на Обскура, деловито загоняющего серый дымок обратно в гладкую черную раму, покрытую лаком. — Это было довольно мило, ты так не считаешь? — в белых глазах невозможно разглядеть ни грана эмоций. — И что теперь? — сиплым голосом спрашивает Бэрбоун, все еще пребывая в плену отголосков счастья, и исподлобья смотрит на свое улыбающееся отражение. Отражение манит за собой и ведет прочь из круглой комнаты.