А может все было наоборот?

Ветер тихонько шуршал кронами могучих деревьев, а Юрка радостно ворочался в куче прелой осенней листвы. Хорошо было, благодатно. Принцесса пристроена – носится вон со своим рыцарем, седым да лысеющим, кормит кацудоном, да в рот влюбленно заглядывает. Юрка, правда, до сих пор не понял, то ли рот сердечком ее так завораживает, то ли тот самый кацудон в невероятных количествах в нем исчезающий. А и не его это дело. Совет да любовь. Да свиная котлета. У него, вот, Отабек есть. Юрка даже на него взгляд довольный перевел. Отабек перестал щуриться под солнечными лучами и тоже поглядел в ответ. И вдруг радостно сверкнувши глазами своими раскосыми, вперед подался: - Юра! Пятно! - Что?! Где?? – с Юрки моментом вся лень теплым осенним вечером навеянная слетела. - Вот тут, - Отабек нерешительно прикоснулся к шее, чешуйками прохладными подрагивающей. - Гонишь, - просипел Юрка, а сердце в груди так и затрепетало пойманной птицей. Поди пойми отчего – от перспектив ли пятнистых, али от прикосновения легкого. И яростно место указанное тереть стал. - Не пропадает. Юр, не пропадает! – и столько в голосе Отабековом было искренней радости, что Юрка от растерянности перед такой неприкрытой заботой чуть не послал его на всех языках да по всем направлениям. Вместо этого отполз к глубокой луже и аж дышать перестал. Вот оно. Вот. В мутной поверхности отразилась белоснежная шея и бледное, еле обозначившееся, но определенно настоящее темноватое пятнышко. На глаза навернулись слезы, и не соленые от злости как обычно, а сладкие – счастливые. Дедушку вспомнил: тепло его кожистых крыльев, щекотанье длинных колючих усов, мягкое добродушное пофыркивание, яркость пламени, так завораживавшего в детстве, когда у самого только искринки вылетали. И долгие мудрые речи. Тронул когтистой лапой воду, согнав отражение и повернулся к Отабеку, терпеливо ждущему и тихонько листья копошащему. Дедушка именно про это говорил. Теперь можно. Ему – можно. - Бека, - начал неловко, едва слышно - А я в человека могу. - Что можешь? – нахмурился тот. - Ну, могу. Смотри, вот. Юрка обнял себя крыльями и напряг каждую клеточку тела. Задрожал боязливо. Переход в иную форму он практиковал до этого раза три всего, и никогда еще перед кем-то. А это и не какой-то там кто-то, успокоил он себя. Это Бека. С ним не страшно. Охряные закатные лучи теплом обняли тонкую светлую кожу, совсем не так, как под чешуйками. Юрка вытянул вперед узкую ручку с тоненьким запястьем и перебрал в воздухе аккуратными розовыми пальчиками с тупыми ноготками. Это хорошо, в прошлый раз когтищи остались. Хвост! В позапрошлый раз еще и хвост был! Юрка судорожно схватил себя за крепкий тощий зад. Уф. Пронесло. Кожа была гладкой и завораживающей, Юрка еще немного свой зад помял и перевел взгляд на Отабека. И только встретившись с квадратными от удивления глазами, сообразил, что сверкает сейчас всеми подробностями, как одна печально известная пятикратно-мировое-зло-победившая лысеющая мертвечина. Юрка окопался было в листву, но ее хватило ненамного. Судорожно сгребал к себе все без разбору: какой-то хвойник, вереск, мох клочьями; пока не наткнулся на грубую рыцарскую куртку, молча дружественно протянутую. Юрка быстренько натянул ее, утопнув в широких плечах, и только тогда повторно на Отабека поднять взор решился. У Отабека в глазах были солнце и звезды, весь мир и все слоны и черепахи. У него в глазах был сам Юрка и было там ему самое место. - У тебя рожки такие. Милые. Как ушки кошачьи, - черт, ну вечно что-нибудь да не перевоплотится. – Можно? – И рукой потянулся. Юрка кивнул завороженно. Отабек ласково коснулся мягеньких рожек и пощекотал их легонько. - Тс, дурак! Они у нас очень чувствительные, - гаркнул Юрка, обнаруживший внезапно у себя новую эрогенную зону. И краской залился. Нежной такой… зелененькой.