***
Абраксас с затаенной горечью смотрел на своего единственного сына, который с совершенно отсутствующим видом водил вилкой по тарелке. Они когда-то долго спорили с Сигнусом, но все же сошлись во мнении, что шестьдесят процентов за благополучный исход — это очень даже неплохо. Дети были так искренне влюблены друг в друга, а это большая редкость в их среде. К несчастью, все, что могло пойти не так, пошло наперекосяк, и теперь эта светлая сильная девочка умирала, а вместе с ней угасал и его сын. Он так хотел, чтобы Люциус был счастлив, но семь лет — это слишком мало. Когда-то он тоже любил, но родители не дали разрешения на бракосочетание. А ведь у них вероятность благоприятного исхода была даже выше — на целых пять процентов. Кто знает, возможно, и он похоронил бы свою Иоланту… Но свадьба не состоялась, девушку увезли, а он через год женился, через девять месяцев родился Люциус, и только благодаря ему молодые смогли найти общий язык, а через несколько лет стали добрыми друзьями и партнерами. Памятуя о собственном опыте, он разрешил сыну рискнуть и благословил их брак, и вот во что это все вылилось. Конечно, он не оставил все на откуп пусть и безмерно талантливого, но молодого мастера, отторгнутого от рода. За эти месяцы Абраксас добился консультаций у самых видных целителей магического мира. Да что уж там говорить, он притащил в мэнор служителя культа майя. Но все единодушно развели руками. Только один из них после очередного разочаровывающего, убивающего надежду разговора указал на призрачную возможность спасти род от угасания. Поначалу сын категорически отверг этот вариант. Абраксас любил Нарциссу как дочь, но интересы рода превыше всего. Он так и не смог найти в родовых хрониках, когда и кто проклял Малфоев, но вот уже три столетия у них рождался один-единственный ребенок, и всегда это был мальчик, которого оберегали всеми силами. Ведь гибель единственного наследника означала и гибель их рода, а это самый страшный кошмар для любого лорда. Им повезло: девочка не только любила Люциуса, но и была правильно воспитана, а еще она безмерно любила своего еще нерожденного сына. Поэтому именно Нарцисса настояла на проведении ритуала призыва души. Если в министерстве пронюхают про это, то они с сыном проведут в Азкабане как минимум четверть века. А ведь ритуал основан на добровольной жертве — если у отдающего будет хоть малейшее сомнение, то он просто не состоится. Никаких трупов, просто магия не откликнется на призыв. Сколько за эти годы было всего запрещено, уже и не упомнишь. И эта вакханалия никак не прекратится. Несколько лет назад на политической арене Британии появился его сокурсник. Правда, имя он сменил, не пожелал носить фамилию отца, который отказался от него. Что с того взять, магл — он и есть магл. Как можно отказаться от своей плоти и крови? Впрочем, волшебники так деградировали, что это случается и в их среде, особенно если в семье рождается сквиб. Вот только в последнее время что-то не то происходит с Марволо. Впрочем, сейчас есть чем заняться и некогда забивать себе голову еще и чужими проблемами. Зал готов, молодой зельевар вечером принесет все необходимые зелья. Хватит мучить девочку, и пусть сыну будет больно, он переживет это. Главное, чтобы все получилось, тогда Люциусу будет ради чего жить.***
В огромном темном зале, расположенном глубоко под землей, иссиня-черным пламенем горели тринадцать свечей. В центре, на каменном алтаре, плотно покрытым каменной резьбой, лежала обнаженная женщина, тело которой было расчерчено знаками, написанными кровью — ее собственной и мужчин рода Малфой. Под каменными сводами раздавался тихий, но решительный женский голос, читающий катрены на забытом многими языке друидов. Нелепо считать их добрыми и мудрыми любителями природы. Они отнюдь не чурались человеческих жертвоприношений, однако большинство ритуалов требовали доброй воли приносимого в жертву. Пятнадцать минут спустя к ее голосу присоединились голоса мужчин. Как только они замолкли, молодой мужчина протянул жертве темный обоюдоострый клинок. Несколько секунд, и клинок, удерживаемый исхудавшей женской рукой, перерезает женское горло. Из губы, прокушенной в стремлении сдержать крик, потекла тоненькая струйка крови, а по залу прокатился болезненный стон. Глава рода аккуратно, но решительно вынул ритуальный клинок из женской руки, сведенной судорогой боли. Опять зазвучали мужские голоса, но на этот раз все завершилось очень быстро, и с последними звуками клинок пронзил женское сердце. Мгновение тишины; только молодой мужчина чуть покачнулся и на несколько секунд прикрыл глаза, в которых плескалось отчаяние. И вновь зазвучали ритуальные песнопения. Клинок вспарывает мужские запястья, и свежая кровь течет на алтарь предков. И вот под напряженными мужскими взглядами раны на теле затягиваются, и женщина делает первый вздох. В абсолютном молчании Абраксас Малфой завернул женщину в белое полотно и вышел из зала.***
Все тело как будто горит, а мышцы скручивает и тянет. Надо же, неужели кто-то спугнул тех молодчиков, и меня успели довезти до больницы? Я то выныриваю из забытья, то опять проваливаюсь в неясную серую муть. Попытки открыть глаза ни к чему не приводят. Время от времени рядом слышатся голоса, но я даже не могу разобрать, мужские или женские.***
— Северус, как она? — Тяжело, лорд Малфой. Но я даю ей все прописанные зелья, так что все должно со временем прийти в норму. — Как ребенок? — С ним все хорошо, вокруг образовался магический кокон. Я бы сказал, что она до сих пор не пришла в себя именно из-за этого. Организм тратит все силы на то, чтобы поддержать жизнь ребенка. — Спасибо тебе. Сходи, пожалуйста, к Люциусу. Ты единственный, у кого получается до него достучаться в последние дни, а я пока побуду здесь. Лорд был обеспокоен. Столько усилий, а женщина все никак не придет в себя. И срок еще слишком маленький. Если она все-таки умрет, то с ней погибнет и ребенок. Несмотря на огромные возможности магической медицины, она не всесильна. Поддерживать жизнь тела можно довольно долго, но вот магию будет не удержать, а значит, малыш умрет. — Ну же, просыпайся, девочка. И словно в ответ на этот отчаянный шепот, длинные ресницы дрогнули, и с кровати донесся слабый болезненный стон.