Моя страсть. Миники по бананам всея ка-попа.

«И на кой-черт переродил? Нужен мне больно был этот хлюпик?» Вот только не смог смотреть, как умирал мальчишка. Как бледнели пухлые губы, и глаза всё более пустели. Было в этом много неправильного, словно… умирало что-то теплое и прекрасное. Словно, жизнь уходила с того, кому сиять суждено всем своим существом. Так резко захотелось прекратить это «неправильное», что попросту поделился своей кровью и ядом, впредь, после перерождения, сделав вампиром. Да простит Влад Цепеш, но его мозг тогда не мог отвечать за действия тела. Юнги с некой усталостью сейчас разглядывал дрожащий комок, весь в изодранной одежде, засохшей крови, и шрамах, что всего день назад были смертельными ранами. Сейчас, уже не поддаваясь чарам былого брюнета, хотелось исправить свою глупость, свернув ему шею. Но черные смольные волосы стали серыми, как и у самого Мина. Признак живого-мертвого. Теперь он стал не то чтобы красивым, а изысканным! Как самое старое, редкое и жутко дорогое вино. И убить сродни бесполезно разбить обретенную бутылку. В глазах новорожденного читались страх и доля безумия. Его наверняка плющило от желания убивать, от желания раздирать чужую плоть острыми зубами-клыками, чтобы смягчить жжение в горле сладкой кровью. Не всем сразу удается контролировать себя, что вызвало даже некое уважение. И в то же время, Юнги, как любящему создателю сего творения, захотелось накормить его и успокоить. Всем нутром хотелось защитить, дать понять, что всё хорошо. Ему не нравились эти, такие человечные, чувства, до боли в сжатых кулаках. И всё-таки рыкнув тихое «сиди», исчез в мгновение ока. Как хорошо, что в холодильнике всегда найдется заранее прикупленная донорская кровь. Пусть он и мог много обходиться без чужих эритроцитов, но иногда следовало утолять голод сущности. — Вот. Пей. — Присел возле забившегося в угол тела. На что получил нервный взгляд неестественно светлых глаз, и короткие дерганья головы в отказе. Ну не глупый ли. Наверняка всего боится. Ещё не знает, кем сам стал. Да, Юнги помнит свои первые дни после перерождения. Тот ещё Ад. Он даже в состоянии не состояния убил своего создателя, так и не выяснив, с чего ему такая честь вечной жизни. Но зато он был с мозгами, и как только пришел в себя, будучи убийцей уже людей пяти, полностью осознал происходящее. У этого парнишки такой возможности явно не было. Физическое состояние не позволяло. Жертва полоумного маньяка, изрезанный до такой жути, что вряд ли бы кто кроме вампира увидел бы красоту умирающего. Да и пришел Мин на дикий запах крови. Вот только, по приходу первой мыслью стало не пробовать на вкус, а не дать умереть. Кстати… — Полагаю, ты хочешь отомстить за свою смерть? — и короткая усмешка на тонких губах. В глазах напротив полыхнул жар. Воспоминания хлынули, ранее затмеваемые неожиданными обстоятельствами. — А для этого, тебе нужны силы, и никак не лишение рассудка. Пей. Тут уж аккуратные пальчики вцепились в пакет с кровью и парень начал жадно поглощать содержимое. Ему становилось лучше буквально на глазах. Регенерация ускорилась, и вот уже на остром подбородке, где недавно был шрам, гладкая, почти фарфоровая на вид кожа, по которой мерно стекала красная капелька. «Неаккуратный. Что же поделать?» И ответ мигом дал о себе знать, желанием слизать кровь языком. Что Юнги непременно бы сделал, не встряхнув головой. — Ты… кто? Новорожденный сыт и уже более беспечен, раз начались вопросы. Мин довольно улыбнувшись, переместил своё величество на диван, и похлопал рядом на свободном месте, приглашая сделать то же самое. — Тот же, кто теперь и ты. Вампир. — А… — А как тебя зовут? И сядь уже на диван. Обещаю, он удобнее деревянного пола. Не то, чтобы Юнги было не похрен, где сидит этот малой и кто он, но… Но ему всё-таки было не похрен. Что-то было в этой фигурке, в этом лице, да и вообще общей ауре. Особенно отмечаются глаза и губы. Первые беспощадно тянущие в свой омут, а вторые даже на вид невероятно чувственные. Они же и были причиной, кажется?.. — Я… Чимин. И когда Чимин поднялся, всё внутри вампира ликовало. Моё. Всё моё. Его внешность, будучи всё в той же паршивой одежде, кричала о новоприобретенной хищности и таки оставшейся мягкости. Он явно воплощение идеалов порочности и нежности. Даже кончики пальцев покалывало от того, что хотелось потрогать, погладить, сжать, прижать к себе. Теперь даже предельно понятно, почему ему досталось. Изувечить ТАКОЕ можно только от сильной ревностной ненависти. Либо увел кого-то, либо не дался сам. Но какая разница, теперь то всё для Юнги. Так же? Он дал ему второй шанс. И судя по характеру, благодарности стоит ожидать. Как и податливости манипуляциям. Когда Чимин сел, Мин уже считал дни, сколько уйдет на получение полного доверия, и можно будет брать без остатка. Хотя, ещё казус. А вдруг он не по парням? С Юнги понятно, столько лет жить, чего-то нового таки захотелось, и чего только он не испробовал в итоге. Теперь привычно почти всё. Но разве этому очарованию нового поколения не даны хотя бы замашки? А вообще, чего волноваться? Когда это Юнги не добивался своего? Не было такого. — Месть. Она мне нужна. — Что же, поздравляю. Теперь тебе по силам всё.