To change

- Знаешь, я как-то думал о том, чтобы утопиться. Даже пробовал на самом деле, но было очень страшно. Я так и не смог. - А я думал о том, каково это было бы – сгореть заживо. Думал притащить домой бензин, полить всё вокруг, выкурить последнюю сигарету и окурком всё поджечь. Но не стал этого делать. - Тоже было страшно? - Негде было достать бензин. Да и лень, если честно. - Тебе всегда лень. Чимин улыбается потрескавшимися губами, смотрит глазами-полумесяцами, и Юнги улыбается в ответ. Третья встреча совершенно точно спланирована, хотя и происходит в очередной раз под покровом ночи и на улице. Началось всё с того момента, когда Юнги нашёл страницу Чимина в социальной сети. Не то чтобы он искал специально, просто… В нём взыграло любопытство. В душу Паку он лезть не стал, пока они сидели на кухне, да и не до того ему было, но после того, как парень ушёл, Юнги через пару часов осознал, что ему скучно. Ещё через час, что Чимин идеально вписывается в интерьер его квартирки. Ещё через полчаса Мин уже ползал по поисковику сети, надеясь найти чужую страницу. И ведь нашёл. Вот только на фотографии, стоящей на аватарке, Юнги с трудом узнал Чимина. Потому что широкая улыбка, яркий блеск в глазах, милые пухлые щёчки, раскрасневшиеся искусанные губы и пухлые пальцы, которыми парень показывает виктори. Совершенно противоположный внешний вид. Если бы попросили провести аналогию, Юнги бы не колебался. Чимин с фотографии – пышущая красками Жизнь. Чимин в реальности – мрачная костлявая Смерть. Помимо этой фотографии ни одной другой больше нет. Одни лишь сохранённые картинки в альбомах и на стене, а в графе «друзья» красуется унылое «ноль». Юнги не хочет менять эту цифру на единицу. В конце концов, они с Чимином не друзья и никогда ими не станут. Но почему-то кажется, что если он после сегодняшних посиделок не сделает шаг навстречу, то его «родственная душа», как про себя начал называть парня Юнги, просто растворится в безликой толпе. «Я знаю неподалёку многоэтажку с открытой крышей. Там уж точно мешать никто не будет», - пишет Юнги короткое сообщение и отправляет. Ответ не приходит ни через десять минут, ни через час, ни через два. Юнги засыпает с телефоном в руке и чувством досады, разочарования. Почему-то он очень хотел, чтобы Чимин ответил. Чимин же в этот момент только к дому подходит, роясь в сумке в поиске ключей. Дырявый кармашек постоянно «роняет» связку в кучу из баллончиков, баночек и кистей, из-за чего найти ключи та ещё задачка. Замерев ненадолго перед подъездом, Чимин чуть ли не с головой в бездонную сумку залезает, а после наконец-то подцепляет кольцо, на котором висит три ключа. Одним из них парень отпирает домофон, двумя другими – дверь квартиры. Внутри ничего не изменилось за время его отсутствия, всё так же холодно и сыро, из-за чего хочется побыстрее в горячий душ. Вот только вода из крана как назло еле тёплая. Раздражение закипает в груди, а после Чимин вспоминает Юнги, его небольшую уютную кухню и запах сигарет и чая, витающий в воздухе. На губах появляется слабая улыбка. Мин Юнги простой и открытый Чимину очень понравился. И Чимин бы на самом деле не отказался встретиться, если бы ему предложили, но вряд ли они ещё когда-нибудь пересекутся. - Забудь о нём, - вслух, чтобы не было настолько тоскливо, говорит Чимин, переодеваясь в домашнюю одежду. – Забудь и не вспоминай. Он тебе не нужен. Ты ему – тоже. Просто так вышло. Этого больше не повторится. После бессонной ночи хорошо бы хоть немного поспать, но Морфей в этот раз занят своими делами. У Чимина в гостях бессонница. От нечего делать парень заходит в сеть и первое, что он видит, это своё лицо. Загруженная перед закрытием собственная фотография, отпечатанная в мозгу до последних подробностей. Губы идиотские, напоминающие пельмени, щёки хомячьи, словно в них еда набита, глазёнки узенькие как щёлки – всё это Чимина бесит. Но больше всего раздражают свои же пальцы, показывающие знак победы. Толстые, загорелые, короткие. Как сосиски, подрумяненные на сковородке. Парня аж передёргивает при взгляде на себя прежнего. «Никогда больше не стану таким, никогда», - крутится в голове, пока пальцы нажимают на крестик. Тогда-то Чимин и замечает сообщение. К нему он никакого трепета не испытывает, собираясь просто удалить. Ник ни о чём парню не говорит, как и маленькая размытая фотография, на которую нажимать и рассматривать лень. Но взгляд цепляется за начало текста, и телефон просто выскальзывает из вмиг вспотевших ладоней. Медленно, словно собираясь погладить злющего шипящего кота, Чимин вновь берёт телефон в руки и нажимает «открыть». В его голове сбой системы, «error 404» и «file not found». Мысли в голове превращаются в кашу. От удивления, шока и неверия Чимин забывает дышать, и только когда лёгкие начинает колоть, парень осознаёт, что задержал дыхание, и тут же шумно втягивает воздух. Юнги позвал его погулять. Юнги. Мин Юнги, честный и прямой, не носящий красивых эмоциональных масок, пропитанных ядовитой фальшью, и презирающий людей. Его. Пак Чимина. Замкнутого и унылого, блеклого и неинтересного, некрасивого по общепринятым меркам и с явно протекающей крышей. «Когда?», - пишет он и отправляет. Потому что он не понимает такого простого и прямого Мин Юнги. Любопытство – человеческий порок. И этот порок тут же взыграл в Чимине. Парень не выпускает из рук телефон очень долго, дожидаясь ответа, с ним и засыпает. Чтобы через пару часов проснуться, как только техника издала негромкий писк. Чимин специально включил оповещения о новых сообщениях. «Я завтра работаю днём, подгребай к десяти вечера. Буду у входа в метро ждать». Чимин не пишет красивое «ох, после работы тебе лучше отдохнуть». Чимин не думает даже о том, что Юнги устанет, что захочет принять душ или поесть. Чимину вообще-то всё равно, для него важно лишь утолить своё любопытство. Тем более, зачем что-то надумывать, как это любят делать все вокруг? Если Мин назначил встречу на это время, значит удобно ему. «Хорошо», - простой и лаконичный ответ. Крыша на многоэтажку действительно оказывается открытой, и Чимин радуется как ребёнок, ведь там стены пристроек с антеннами и вентиляцией приятного песочного цвета. Они совершенно чистые, и их так много, что Пак не сдерживает широкую улыбку и тут же принимается копаться в своей сумке. Юнги ничего ему не говорит, ни о чём не спрашивает. Кидает свой рюкзак поближе к стене, садится на него и откидывает голову на кирпичную кладку. И курит, разумеется. Они у метро лишь поздоровались, а после Мин сказал следовать за ним. И всё, ни единого слова. «Удивительно, с ним приятно даже просто молчать», - крутится в голове обоих через несколько часов. - Думаю, на сегодня всё, - говорит Чимин и убирает краски в сумку. На самом деле он бы отсюда и не уходил, но уже как час хочется поесть и выпить чего-нибудь горячего. Да и домой пора, часы показывают начало пятого утра, как раз метро скоро откроется. - Тогда пошли, - хрипло отзывается Юнги. На гулкий кашель Чимин оборачивается и поджимает губы. Вокруг поднимающегося на ноги парня слишком много окурков. Хотя какое ему дело? Никакого. Если Юнги столько курит, значит хочется. Мин имеет полное на это право. Чимин не собирается ему лекции о вреде курения читать. Да и новый запах Чимину тоже по вкусу. Краска и сигаретный дым. Четвёртая встреча происходит на этой же крыше спустя почти две недели. Они не списывались и не договаривались встретиться. Просто Чимин посеял на этой крыше семена леса из своей крохотной квартирки, вырисовывая везде мрачные деревья с гибкими ветвями, а потому просто не мог бросить начатое дело, приходя раз за разом и добавляя всё новые и новые детали. Зачем на эту крышу пришёл Юнги? Всё просто, он возвращался с очередной смены и проходил мимо. Вспомнил о том, с каким упорством Чимин приходил каждый раз дорисовывать ту картину на стене рядом с его домом и задался вопросом, приходит ли Чимин на крышу или нет. Каково же было его удивление, когда он забрался в небольшую дверцу и попал в другой мир. Потому что вокруг везде, где только можно, были нарисованы деревья и каменные надгробия. И они светились. Ветви деревьев, очертания стволов, узоры на крестах. Слабое блеклое мерцание, как если бы светлячки уселись по контурам изображения. И это было на самом деле круто. - Что ты здесь делаешь? Голос прозвучал со спины, заставляя резко обернуться. Чимин стоял возле дверцы на крышу, сжимая в руках стаканчик с кофе, если верить надписи. Его пальцы и одежды были переляпаны светящимися пятнами, словно он сам только что блуждал по этому мрачному, но привлекающему своей потусторонней красотой лесу и наконец-то выбрался. - Было интересно, приходишь ли ты ещё сюда, - честно отвечает Юнги. Чимин лишь кивает и уходит за угол. Он сам на самом деле был испуган появлением постороннего на крыше, но по сильному запаху сигарет сразу понял, кто пришёл в его маленький иллюзорный уголок. Сам он уходил отсюда буквально на полчаса, чтобы добраться до ближайшего круглосуточного и купить горячего кофе, которому язва желудка будет особенно рада. Зато греет изнутри. На крыше всегда ветрено, но в этот день как-то особенно. Зато краска быстро сохнет, тяжёлый запах не ощущается. - Это фосфор? Или какая-то специальная краска? – интересуется Юнги, закончивший с осмотром и подошедший к художнику. Чимин вновь лишь кивает в ответ. А после протягивает свой полупустой стаканчик. Юнги тормозит с мгновение, но после берёт его в руку и делает пару глотков. Теперь его голос не напоминает скрип не смазанных петель. Сигареты – это вредно. Юнги, прикуривающий ещё одну, об этом прекрасно знает. Они вновь сидят в тишине. Чимин рисует, Юнги курит и наблюдает за чужой работой, сидя на подложенном под зад рюкзаке и опираясь спиной о стену, спасающую его от ветра. А вот Чимин стоит прямо на сквозняке. Мин рассматривает его худое лицо, тени, отбрасываемые на кожу острыми скулами и ресницами из-за стоящего рядом напольного фонаря, высокий лоб и растрепанные волосы. Скользит взглядом по щуплой фигуре и громко хмыкает. Пак на секунду поворачивает голову, окидывает его взглядом, а после отворачивается. Юнги успевает заметить поджатые губы. Его опять спалили за рассматриванием чужого тела. Пятая встреча, шестая, седьмая и все последующие так или иначе были связаны с крышей. Чимин там почти поселился, Юнги иногда заходил, когда шёл мимо. Со временем он начал покупать по пути кофе. Себе. Потом и Чимину. После захватывал ещё и пару горячих пирожков. Они всё так же почти не разговаривали, общаясь лишь кивками, жестами и взглядами. Чимин продолжал творить мерцающую красоту, а Юнги – курить и наблюдать за Чимином, пока вокруг разрастались непроходимые дебри. И речь здесь не о тех, что нарисованы на стенах. Юнги думает о том, что он – мизантроп. Что он ненавидит людей с их масками и лицемерием, с многочисленными запросами, жалобами и нытьём. Ненавидел, ненавидит и ненавидеть будет. Юнги думает о том, что лучше одиночества в его жизни ничего не было. Потому что тихо и спокойно, размеренно. Потому что всё время можно потратить только на себя, потому что не нужно с кем-то общаться, гулять где-то, ходить в кафе или рестораны, когда зовут, иначе ты хреновый друг, приятель, бро, парень. Юнги думает о том, что Пак Чимин действительно живая Смерть, потому что в присутствии людей Мин никогда не чувствует себя расслабленно и спокойно, даже если эти люди – пожилая старушка, единственная, кто едет с ним в огромном вагоне поезда метро. Даже если эта самая старушка молчит, дремлет и сидит в другом конце этого вагона. Юнги всё равно будет казаться, что вот она сидит, косится на него и думает всякие мерзости. Почему так? Да потому что люди никогда не думают друг о друге хорошо. А вот рядом с Чимином спокойно и легко дышится. Значит, он не человек. Юнги такой расклад устраивает. Не у каждого в знакомых ходит сама Костлявая. Чимин думает о том, что Юнги всё-таки странный. Потому что приходит часто и приносит кофе с булочками. Потому что показал это место просто так. Потому что не достаёт расспросами. Потому что вроде как нашёл его страницу в сети, но не пишет, не лайкает бездумно записи, не добавляется даже в друзья. Потому что тратит своё свободное время, чтобы сидеть на крыше, мёрзнуть, курить до хрипоты и смотреть на Чимина. И нет, не чувствует парень тяжёлых взглядов в спину. Просто когда он наклоняется, чтобы взять другую кисть, когда поворачивается, чтобы окинуть проделанную работу почти счастливым взглядом, то постоянно замечает краем глаза, что Юнги смотрит. Внимательно, но спокойно, без оценки или чего-то подобного. Нет. Он просто смотрит. И это тоже странно. Чимин думает о том, что рядом с людьми ему некомфортно. Что чужое внимание и взгляды он не переносил, не переносит и переносить не будет. Но Юнги смотрит, а раздражение внутри не поднимается. Лишь накатывает слабыми волнами, а не накрывает с головой, как обычно. Чимин думает о том, что люди – лживые и изворотливые твари, делающие всё ради своей выгоды, прикрываясь при этом красивыми масками. Юнги никогда не врёт и не юлит. Не то чтобы у Чимина было много времени узнать и проверить, но когда он спрашивал о том, красиво ли вышло, стоит ли что-то подправить и так далее, Юнги отвечал честно. Откуда Чимин это знал? Ну, со своей полупрофессиональной точки зрения он и сам видел все недочёты. Юнги же, по сути, видел только повторяющиеся картинки деревьев, но при этом… - Слишком толстое. Слишком тонкое. Косое какое-то. Что? Это наклон такой? Нихрена подобного, смотрится дерьмово, замажь лучше. … всегда почему-то находил, где и что не так, не вписывается в общее изображение. Хотя казалось бы – много деревьев косых и кривых, ветвистых и не очень. Но Юнги зрил «в корень». Туда же смотрел и Чимин. Чимин думает о том, что будет делать, когда место на крыше закончится. Юнги вряд ли знает ещё одну «многоэтажку поблизости». Наверное, они больше никогда не увидятся. И так и не спишутся. Кидать какие-то картинки глупо, Чимин не знает вкусов Юнги. Писать что-то из серии «привет, как дела?» бессмысленно, потому что Паку вообще-то всё равно, как у Юнги дела. А Юнги не тот человек, который «знаю, ему посрать, но мне нужно кому-то поныть». Юнги на подобное сообщение даже не ответит. О чём Чимин никогда не думал, так это о том, что когда неожиданно ударят морозы, повалит снег и поднимется метель, Юнги придёт на крышу, обзовёт мудаком и за руку стащит вниз, подхватывая и его сумку с краской. - Пусти! Куда ты меня тащишь? – шипел Чимин и со всей дури лупил по чужой руке. Юнги ничего не ответил. Так и тянул за собой, больно сжимая запястье и ни слова не говоря. Пока они не оказались у него в квартире. Мин разулся, кинул сумку с краской на пол и прошёл на кухню, где тут же щёлкнул чайник. Чимин в этот момент понял, что его отмёрзшие руки начали потихоньку отогреваться и из-за этого гореть и чесаться. Они пьют горячий кофе молча, смотря в глаза друг другу. Пак хмурился и всем своим видом кричал «какого чёрта вообще?», а Юнги сидел со вскинутой бровью и смотрел как на глупого маленького ребёнка. - Отморозишь пальцы, отвалятся, рисовать не сможешь. - Там не сорокаградусный мороз, чтобы они отвалились. И снова молчание, нарушаемое звуком сглатываемого напитка и шумным дыханием. У Чимина заложен нос. Он наверняка заболеет. Юнги это понимает, видит, а потому впихивает пару таблеток, заставляя выпить. В голове обоих крутится «что я делаю?». Юнги, проявляющий заботу. Чимин, принимающий эту заботу и не думающий о том, есть ли во всём происходящем выгода для Юнги. Это был странный вечер. После этого вечера всё изменилось. Как? Не радикально. Они не стали ходить друг к другу в гости, не стали болтать без умолку обо всём на свете, не стали постоянно переписываться. Просто каждый из парней понял, что они теперь не чужие друг другу люди. Не друзья и не приятели, не кореша и не бро. Именно «не чужие друг другу». И в этих словах кроется для обоих огромный смысл. А теперь они сидят в старбаксе за самым далёким от выхода столиком, в самом тёмном и пустом углу, пьют кофе и разговаривают. Впервые за почти два месяца общения они наконец-то действительно разговаривают. И отмечают законченную Чимином работу по превращению крыши в чащу светящегося леса. - Заткнись. И без тебя мать все уши прожужжала, что лень вперёд меня родилась, - отмахивается Юнги и делает глоток кофе. Чимин усмехается и переводит взгляд на зал. И тут же сталкивает взглядом с какой-то девчонкой. Та сидит вместе со своей подругой, и та вообще-то тоже на их столик пялится. Чимин вскидывает бровь. Девчонки отворачиваются. Юнги замечает чужие сжавшиеся на картонном стаканчике пальцы и разворачивается, окидывая взглядом зал и перешёптывающихся девушек, продолжающих на них коситься. - Тупые курицы, - припечатывает парень и разворачивается обратно. – Ненавижу, когда пялятся, шепчутся и несут всякий бред наверняка. Это неприлично. Хотите посмотреть, так не палитесь хотя бы. Чимин кивает и опускает взгляд на руки Юнги. После смотрит на свои и поджимает губы. - Уверен, пялятся они на меня. Я ведь такой красавчик, - тянет Чимин, и Юнги ухмыляется. - Не льсти себе, придурок. А после в который раз вскидывает бровь и склоняет голову к плечу. Сарказм Пак Чимина – вещь эфемерная, хрен уловишь. И вот сейчас Юнги его вновь не уловил, если судить по похолодевшему взгляду парня и по тут же сжавшейся фигуре. Наверное, Мин должен был сказать, что Чимин выглядит очень даже неплохо или как там ещё утешают, но… - И не смотри на меня так. Ты и сам знаешь, что выглядишь дерьмово, раз кутаешься во все эти свои балахоны и вечно прячешь лицо под капюшоном. Но как по мне так всё нормально. Да, ты худой пиздец просто, и глаза у тебя… Сам знаешь, в общем. Но если бы не твои пальцы, мы бы сейчас здесь не сидели. - А что мои пальцы? - вырывается у Чимина против воли. - Они охуенные. Чимин знает, Юнги не тот человек, который будет шутить или издеваться, но сейчас ему кажется, что парень именно издевается. Потому что это его-то пальцы идеальные? Его-то сардельки, которые остались такими же противными даже будучи костлявыми? - Ха-ха, - фыркает парень и по привычке натягивает рукава на запястья. - Мне плевать, веришь ты мне или нет. Мне твои руки нравятся. Поначалу они мне напоминали те когтистые лапы даже, которые ты на стене возле моего дома рисовал. Я их хорошо рассмотрел, пока мимо ходил. А потом и твои руки сумел рассмотреть, пока у меня на кухне в самый первый раз сидели. И пусть все вокруг, как часто бывает, наверняка говорят, что это смотрится жутко, а как по мне – необычно и завораживающе в своём… - Уродстве, - подсказывает Чимин нужное слово и кусает щёку изнутри, когда Юнги кивает. - Именно. Красивое уродство. В этом что-то есть, как и в твоих леденящих кровь рисунках полуживых деревьев, потусторонних тварей и надгробий. Итак? Обидишься и уйдёшь или как? А Чимин не знает сам. Потому что грубые слова о своей внешности он слышать привык. И пусть он знает, что это только его дело, да и на мнение чужих людей ему плевать, но всё равно устаёшь, когда кто-то постоянно нудит над ухом, даёт тупые советы, проявляет ненужную тебе жалость и сочувствие. С другой стороны парню приятно, что Юнги как всегда остался верен себе, сказал голую правду, не стал лукавить и изворачиваться. И что констатировал факт без всякого там многозначащего взгляда или сквозящего в словах подтекста. Ещё с одной стороны было всё-таки неприятно слышать подобные слова именно от Юнги, потому что за прошедшее время они стали друг другу не чужими людьми, а потому реагировал Чимин на некоторые замечания довольно остро, хотя и не показывал этого внешне. И ещё одна сторона, с которой Мин только что прямым текстом сказал, что с Чимином всё нормально, хотя и выглядит он дерьмово, и что его ужасные пальцы нравятся Юнги. Юнги, который как-то обмолвился, что при знакомстве или первой встрече с каким-либо человеком, даже если это мать родная, смотрит на руки. И уже от этого зависит, уйдёт он сразу или немного задержится. Чимин вообще-то не знает, как делаются комплименты, что вообще собой эти комплименты представляют. Ну, кроме лести и лжи. Но почему-то именно сейчас ему кажется, что Юнги сделал ему комплимент. От этого в душе разливается тепло. - На правду не обижаются, - пожимает плечами Чимин и смотрит в чужие глаза. Юнги понимает. Юнги всегда всё понимает. А потому идёт и покупает им ещё кофе. До открытия метро ещё полчаса.

To be continued...