Женские чары
— Лидия, как я выгляжу? — Довакин нервничала, зеркала у Седобородых не было, а выглядеть на переговорах девушка хотела представительно. Чтоб воспринимали, как полагается, а не как зарвавшуюся малолетку. К своему несчастью драконорожденная, несмотря на уже зрелый возраст, выглядела как пигалица, но при этом весьма соблазнительная. Лидия одернула своему тану камзольчик, распушила мех на плаще: — Все хорошо. Я буду сразу за твоим креслом стоять. Довакин кивнула: — Тогда иди вперед, а я следом. Лидия вышла, не оглядываясь, прошла по длинным галереям и распахнула перед таном двери: — Довакин Лорена из Соратников, — объявила официально, посторонилась пропустить и чуть не охнула. Когда тан успела нацепить на себя блестящую побрякушку, она даже не заметила. Вообще Лидия тайком жалела драконорожденную: из глубинки, почти нищую в начале их знакомства, ошарашенную своим даром и ответственностью. Септимы, позднее полившиеся рекой в карманы тана, в определенный момент свели девчонку с ума — она скупала блестящие ожерелья, кольца и амулеты везде, где они попадались. Потом, правда, остановилась, когда поняла, что тратить золото на золото же бессмысленно, а в сундуках по пещерам и гробницам попадаются куда более полезные и прекрасные изделия. Теперь ее тан страстно любила зачарованное оружие. Но последний разграбленный сундук, видимо, содержал в себе и это изящное изделие, помимо септимов и кинжалов, потому что, собираясь на переговоры, Лорена не брала с собой лишнего. И все бы ничего, ну подумаешь, нацепила тан амулет поверх доспехов! Все бы ничего, если бы это не был амулет Мары. Довакин прошествовала во главу стола, чинно поклонилась обеим сторонам, отдельно Старцам и уселась. Долго ерзала, скрывая волнение, а когда, наконец, подняла глаза и осмотрела собрание еще раз — немного опешила. Собрание рассматривало ее с нескрываемым любопытством или изумлением в глазах. Лорена дернулась, чуть оглянулась на Лидию: — Почему они так все смотрят на меня? — Мой тан, — Лидия склонилась почти к самому уху тана, — ты надела амулет Мары. — И что? — приподняла бровь Лорена. — Он говорит о том, что ты активно ищешь себе мужчину, — почти беззвучно ответила Лидия. Дальше она наблюдала, как тан пыталась справиться со своим лицом, как расширяются от ужаса глаза: — Начнем, пожалуй, — пищит тан незнакомым голосом и сжимает в руках перчатки, собираясь с духом. А уже спустя несколько минут Лидия наблюдает удивительную метаморфозу: довакин осознает, что присутствующие несколько растеряны, и начинает гнуть свою линию. И чем дальше, тем жестче идет разговор. Когда Ульфрик пытается грубо заткнуть ей рот, Лорена чуть склоняет голову, рассматривает его пристально с минуту бархатным взглядом, поправляет ожерелье на шее так, что самозваный король не выдерживает и отводит глаза. Строго и с обидой смотрит на Туллия, когда он начинает упорствовать. Ей нет дела ни до них, ни до их с Ульфриком разногласий, ей нужно время и она его получает. Когда позже две молодых женщины празднуют перемирие, растянувшись в креслах у очага маленького домика, довакин ухмыляется, поглаживая амулет на шее: — Ох, Мара, как же вовремя, как же вовремя я вспомнила о женских чарах…Таверны Скайрима.
20 января 2017 г. в 14:03
Довакин Ирана/Горбаш
Ирана просыпается и первое что видит: муж не спит, а смотрит на нее. Язык не поворачивается спросить: почему не спишь? — потому что ответ очевиден. Завтра ей предстоит трудный день, закат которого наступит или для нее одной, или для всего Скайрима. Драконий предел готов к тому чтобы довакин, то есть она, призвала дракона.
Горбаш смотрит на жену и удивляется, как она может не боятся драконов и своей судьбы, а вечером за ужином, увидев домашнюю мышь, торопившуюся вдоль стены к норке, оказаться на столе с ногами в мгновение ока. И ведь не слезла оттуда, пока орк не загнал мышку за комод. Он улыбается воспоминанию, но улыбка выходит кривовата. Ирана придвигается ближе и утыкается лбом во впадину между грудными мышцами:
— Что ты?
— Почему ты не берешь меня с собой?
Ирана молчит, только плотнее прижимается к мужу. Долго, пока тот насильно не отодвигает ее от себя, чтоб заглянуть в глаза. Только тогда вздыхает и отвечает:
— Я, знаешь, почему жива до сих пор? — Орк молчит, чувствуя, что перебивать сейчас не стоит. — Раз десять могла уже погибнуть, Лидия тому свидетель, но каждый раз я думала: я хочу вернуться к Горбашу. И возвращалась. Ты мой якорь здесь. Прости, что заставляю тебя все это переживать. Я понимаю, поверь.
Горбаш снова притягивает жену к себе:
— Эгоистка, — шепчет в светловолосую макушку нордки. — Жить хочешь?
Ирана еле кивает.
— А, думаешь, без тебя это жизнь?
Женщина всхлипывает. Не этого хотел орк, совсем не этого, но как всегда он слишком груб и прямолинеен. Как она вообще его выбрала из всех претендентов?
И как он согласился?
Хотя, тогда он еще не отдавал себе отчета, кто перед ним, а потом стало поздно. Нордка поселилась в сердце орка с той же скоростью, с которой скупала недвижимость в Скайриме. А уж отказывать женщине, пришедшей к тебе посреди ночи в одном лишь амулете Мары и с бутылкой пряного вина, не догадается ни один здравомыслящий мужчина.
Дерзость и смущение боролись в ней в тот момент, и она была восхитительно прекрасна, даже несмотря на то, что не была оркой.
Лидия/ Довакин-эльф
Лидия не любит трактиры. Вечно одна и та же история. Только сядешь поужинать, как обязательно найдется нетрезвый молодчик и попытается, если уж не подкатить свои яйца, так вытрепать все нервы ей и ее тану. Тан на вид совсем ребенок, для эльфа это в порядке вещей. Хрупкий, тощий, долговязый — одна Лидия знает, насколько он силен и ловок в бою. Как правило, поднявший на Эрвана меч погибал быстро и навсегда, и рассказать о своей ошибке уже не мог никому. Те, кто был на стороне эльфа, были весьма рады этому обстоятельству. Но внешность, такая обманчивая, чаще всего служила поводом для очередного недоразумения. Эрван и так выглядел болезненно, а теперь вот еще и простыл.
Тут Лидия кляла себя всеми известными ей способами. Не уследила, не проверила, не просушила. Промок, продуло и простыл. Еще же подумала, вылезая из подземной речки, что слишком долго тан проторчал в воде, а ведь закрутилась и проворонила. Горный воздух, со всеми ветрами, привычен для закаленной нордки, но не для теплолюбивого южного эльфа. Нос уже себе истер тряпицей, до коросты.
И чихать начал — просто беда. Но на второй день Лидия приноровилась и старалась на пути тана не попадаться.
Вот и здесь, в таверне, села рядышком, справа, чтоб удобнее было подавать горячее вино своему ненаглядному повелителю.
Только расслабились, пригрелись. Эрван даже шарф размотал, которым его Лидия укутывала. Как тут же нарисовался напротив во всей красе пьянючий и любвеобильный норд. Потер шерстистую грудь, икнул и предложил свои могучие услуги хорошенькой Лидии, так как, по его мнению, тощенький эльф для такой красотки-нордки ну никак не годится.
Эрван от температуры соображал не резво, только скосил красные глаза на Лидию, как та, мол, разбираться будет. Лидия положила руки на стол и заявила, что ее «тощий тебя одним чихом уделает». Ржали норды, что их кони — громко и заливисто, прихрапывая на вдохе и пополам складываясь. Тан почесал переносицу, чихать не хотелось. Норд уселся напротив, гаркнул, что требует выпивки. Тут же подали. Громадина пытался через стол похватать Лидию, но женщина как-то уворачивалась и все с большим негодованием смотрела на своего тана, тот молчал в тряпочку, тер нос и терпеливо сносил все оскорбления от норда. Когда терпению Лидии наступил конец, и она, прооравшись, только больше завела на подвиги пьяненького ухажера, тот совершил роковую ошибку: чихнул в насмешку. То ли перегар достиг носа эльфа, то ли время пришло, но Лидия по дергавшемуся кончику носа тана поняла, что пора убирать свою чашу со стола. Отодвинула посуду, и тан начал:
— А-а-а, фу, а-а-пФУУУЗ, — и смачно высморкался в подставленную Лидией тряпицу, благодарно шмыгнув носом.
Тяжеловесный норд улетел к противоположной стене вместе со своим кубком и самодовольством. Прилип на мгновение к прокопченным бревнам и тихо сполз на пол, замер. Лидия чуть вытянула шею, рассмотреть, живой ли. Тот шевельнулся, попытался подняться, но не смог. И мед тому был причиной, и сила чиха тоже свою роль сыграла.
— Пать поду, — прогнусавил эльф, бросая золотой на стол, — утал.