Маленькая тайна под сердцем

Начало шестого курса выдалось не самым простым или приятным из всех тех предыдущих курсов, что были у Гарри в Хогвартсе. Он лишь неделю в школе, а уже все настолько плохо, что хочется умереть в эту же секунду, ну, или уснуть, как принцесса из детской книги. Прямо сейчас Гарри поднимался в кабинет директора, чтобы поговорить со старым магом о его странном состоянии в последнюю неделю. Герою была необходима помощь и совет, ведь даже мадам Помфри не знала, что с Гарри не так, было видно, что он мучился, но, судя по всем анализам, герой был здоров. Он, Гарри, никак не мог понять, что творилось с его телом: вечная слабость, боль в суставах и костях, а глаза, словно все время были засыпаны песком. Спать было невозможно, и дело уже было не в реальных кошмарах как, например, в прошлом году, нет. Тут уже дела обстояли так, что ночью сон и вовсе не приходил, в ушах стояла мелодия арфы, и спать получалось только днем час или два. Под глазами были огромные черные круги, отчего Полумна начала называла Гарри "милой грустной пандой". А сам герой от своего состояния был на грани того, чтоб идти и биться головой об стену. Настроение героя кануло в лету еще до приезда в саму школу, дела стали плохими еще в Хогвартсе-экспрессе после ужина, или что это там было, со Слизнортом. Поттер под мантией отца решил проследить за Забини в VPN-купе Малфоя и его шайки. Этот слизняк за лето стал только еще хуже, на платформе вел себя не как ученик шестого курса, а как заморский король! Рон говорил всем, что когда его отца пригласили на прием, то старший Уизли взял всю свою семью. На приеме в министерстве по назначению нового министра было, конечно, и семейство Малфоев. Люциус выглядел больным, пусть по прежнему и строил из себя короля-аристократа. А его жена была, похоже, в белоснежном платье с нашивкой из алмазов и жемчуга, что по словам, его подарил сам министр по приказу Темного Лорда. Мадам Малфой выглядела как богиня, что ступила на грешную землю к смертным. А младший Малфой был как всегда вальяжен, хладнокровен и показывал свои изысканные манеры. Рон весь путь до Хогвартса трепался о том, что на Малфое-младшем красовалась, шитая известным бразильским дизайнером, мантия из редкого серебряного дракона, что на грани вымирания. Это Рону поведал его брат Чарли, что возмущался весь вечер, ведь эти драконы были защищены магическими обрядами и магами всей земли, и те кто их убивал, в живых сами не оставались. Так же на мантии были перья павлина, есть слух, что эти перья принадлежали любимчику Малфоя, которого он сам и убил, когда был еще ребенком. Слух слухом, но Гарри бы ничуть это не удивило. Но больше всего злило Рона, что в конце приема Малфой сыграл слащавую мелодию на рояле, которая продлилась целых восемь минут, и все девушки были очарованы этой ерундой. Но сам Гарри лишь и мог что пожалеть друга, ведь известно, что девушки падки на пианистов, скрипачей и саксофонистов. Особенно на последних двух, как было известно герою, так часто говорила тетя, и тем самым хотела, чтоб Дадли занялся музыкой. Все вроде шло неплохо, Гарри спрятался на полке для багажа. Хотя само по себе это было плохо… Купе Малфоя намного отличался от всех тех, которые видел герой. Оно было обито бархатом, были удобные темно-зеленые диванчики, столик, так же был небольшой бар с выпивкой. От чего у героя челюсть поцеловала пол, и когда он посмотрел на Малфоя, то задумался: - «А он вообще человек?» Малфой восседал на одном из таких уютных диванчиков, рядом с ним, чистая как ангел, сидела Астория и рисовала портрет Малфоя, с места на котором расположился герой было прекрасно видно рисунок. Аккуратные линии карандашом, которые предавали харизму изображенного юноши. А слухи не врали, что Малфой за такой короткий срок стал больше походить на принца или Лорда, чем был до этого. Детской глупости в нем и не осталось. Он читал книгу и пил вино из бокала, каждое его движение напоминало герою танец, такие как были у Гейш. Аккуратно и продумано. Но когда поезду оставалось для прибытия не меньше двух часов и когда Астория закончила свой набросок, Драко, неожиданно закрыв свою книгу, оттолкнулся от спинки дивана, поставил бокал на стеклянный столик и устремил свой взгляд, холодных расчетливых глаз, прямо на Гарри. Отчего тот встрепенулся как воробушек и сжался в комочек, он чувствовал на себе взгляд голодного питона, который нашел раненую жертву, и Гарри уже тогда понял, что был раскрыт. Слизеринец взял в руки трость и извлек из нее, как делал до этого его отец, свою волшебную палочку, наложил на купе заглушающие заклятья. И снова перевел свои глаза на постороннего гостя. Он использовал на герое одно из непростительных прямо в поезде, когда его друзья делали по нему обход. Разве не иронично? То, что испытал Гарри под круциатусом, нельзя было описать словами, казалась, что из тела стараются вырвать душу. И одну за другой медленно ломали кости. Под конец шоу, когда герой сломал себе плечо во время падения с полки, не было ни слез, ни единого слова мольбы. Как бы больно не было герою, он бы не стал молить или кричать от той боли, что его поразила, просто ему не позволяла его же гордость. Гарри вытерпел всё: все удары Гойла с Кребом, все насмешки со стороны Забини, в виде таких коротких фразочек, как: -«И чего он только ожидал, глупец.», все жалостливые взгляды со стороны ангела Астории, которая не раз порывалась сказать слова протеста, но не решалась и все те странные взгляды Малфоя. Когда Гарри лежал на полу в собственной лужи крови и смотрел снизу верх на Малфоя, он все равно не давал себе вольности потерять сознание или горько разревется. Он лишь усмехался, думая про себя: «Ничего, и не такое было.» Надменный слизняк после принятия черной метки стал и вовсе безбашенным, вот, например, использование непростительного на самом Гарри Поттере любого бы повергло в оцепенение от страха. Но нет. Этот же стоял с усмешкой и смотрел на слабого, но не сломленного врага у себя под ногами. Детская наивность, глупость и безрассудство, которые даже в какой-то степени были очень милыми пропала. Как, например, значки на четвертом курсе, что он сделал, чтоб задеть героя. Такой глупости и детской обиды уже не было, была уже взрослая, даже страшная, вражда с долькой какой-то страной страсти…, которая проявлялась в каждом заклятье Лорда Малфоя. За одно только лето из слабого нытика Драко стал Лордом Малфоем и не забывал каждого ткнуть в это носом. Как не раз писал в своих письмах Рон все лето Гарри, и герой это только что прочувствовал сполна, но сдаваться даже не думал. Ведь от этого игра грозилась стать только интересней, а еще и друзьям расскажет, что будет, и в следующий раз уже Лорд Малфой будет валяться в ногах героя. Такие были мечты Гарри о возмездии. И как бы Гарри не геройствовал, показывая свой бесстрашие, но даже его пугал лед и жестокость в глазах Малфоя. Она ему напоминала ту самую, что он видел в конце четвертого курса в глазах Темного лорда… это настораживало… и завораживало… Гарри уж и представить не мог, что творилось в голове Лорда Малфоя, который почти весь путь до Хогвартса его истязал. Лорду хотелось, нет, желалось услышать крики своего врага, аж до блеска в глазах хотелось услышать стоны этого зеленоглазого отпрыска маглорожденой. Но когда они подъезжали к Хогсмиту, Драко рассмотрел своего врага, с первого курса все-таки этот герой изменился. Стал более красивей, чем был до этого, все-таки его грязнокровка-мать отразилась в нем сильней его отца, что сам, наверное, шрамоголовый не замечал. «Снейп все лето говорил, что этот Поттер стал только больше походить на его первую любовь. Губы, нос, глаза, подбородок, хрупкая талия, маленькие плечи, длинные ноги и ее же попка-персик.» – когда что-то подобное говорил зельевар, у молодого Лорда подкатывала тошнота к горлу. И он просил прекратить такие разговоры, хотя бы при нем. Такого пристального взгляда на своем теле гриф не ожидал, Малфой смотрел, словно оценивал интересную вещицу в Косом переулке. От него Гарри стал прикрывать свое тело, ведь вся одежда была уже хламом и ничего не прикрывала после режущего заклятья Забини, брошенного ради смеха. От вида такого Поттера Лорду пришлось согласится со словами профессора: «А гадкий утенок превратился в очень даже недурного лебедя. Жаль, что такой дикий и черный.» От собственных размышлений на лице Малфоя появилась не улыбка, а оскал, отчего даже его самые верные псы отступили на пару шагов, а на лице Забини появился страх. А сердце героя ойкнуло и стало отбивать спасительный ритм, Гарри думал, что его сердце колотится так громко, что слышно даже в начале поезда. После этой улыбки последовало нечто из ряда вон выходящие, от чего невеста Малфоя прияла это на свой счет и покинула купе в неприятном настроении. Лорд сел на корточки и все с тем же оскалом предложил, на его мнение приемлемое для Поттера, даже очень благородное, со стороны такого аристократа как Драко, предложение. Оно было столь хорошо, что на душе у слизеринца было даже довольно неплохо: –«Я предлагаю тебе, Поттер, стать моим наложником. Поверь, в грядущим будущем тебе это очень может помочь. Только представь, что будешь жить в большом доме, где о тебе будут заботиться, хорошо кормить. И такой красавец как я буду тебе уделять внимание.» Гарри глазами стал искать спасение во всем и во всех. Но на лицах окружающих его людей был такой же неприличный шок, как и у него самого. В словах слизеринца Поттер ни как не мог отыскать логики или хоть как-то понять сказанное. Его руки дрожали, но только они, он не хотел показывать, как сильно его напугало такое «изысканное предложение», по мнению Лорда. Герою хотелось вот сейчас же проснутся в доме на Тисовой улице от криков тети Петуньи о том, что пора вставать и готовить завтрак мерзкому мальчишке, чтоб ему снова было только десять лет. А все это оказалось лишь сном… но даже после того как Гарри из последних сил собрался и ущипнул себя за запястье, он не проснулся, а только почувствовал боль… Но Лорд, не дождавшись ответа, продолжил говорить сам: –«Ты, наверное, покорен и удивлен моей добротой. Так что я тебе дам неделю. Нет, даже больше, весь сентябрь на размышления, первого числа следующего месяца в девять утра у большого зала я буду ждать твоего ответа.» Даже от воспоминаний о том дне и о том «милом» предложение Малфоя у Гарри появлялась сыпь на всем теле, и он снова начинал чесаться, от чего бесил всех вокруг себя, но в особенности Гермиону. Она становилась похожа на фурию, а когда кричала, то была больше похожа на валькирию, да такую от которой кирпичики откладывать было можно. Она требовала того, чтобы Гарри сходил уже к Помфри, а то его чесотка может быть заразна, а ей надо учится, ведь в следующем году их выпуск, и этот год такой же важный, как и будущий, и если он хочет стать аврором и т.д. Гарри тяжело вздыхал и покидал гостиную, прятался у себя в кровати за пологом и листал учебник по зельям, это единственное, что ему нравилось в этом году. Гарри прислонился плечом к стене, она была прохладной, что порадовало героя, тело как-то странно горело, а в тазовой части все безбожно ныло настолько, что сдерживался он с трудом, кусая свои губы снова и снова. Иногда так сильно, что прокусывал их и приходилось мазать мазью, что подарила ему Полумна в начале года. К слову, она и нашла Гарри в купе в тот вечер, залечила его раны, подбодрила и подарила много полезного, сказав, что это всегда понадобится в быту. Гарри потер переносицу, снова Снег с особой жестокостью заставлял отрабатывать отработку, а все из-за того, что герой заснул на его уроке всего на какую-то минутку. А тут отработка до полуночи! И Гарри в первом часу ночи только возвращался с нее, после того как перемыл все котлы, а некоторые были наверно еще самого Салазара Слизерина, и в них было такое, что словами не описать. И все дело было без магии, с губкой и магловскии средствами для мытья полов… в общем, Снейп попытался убить Гарри, потому что, когда тот победно все домыл со слезами радости на глазах, профессор попросил с улыбкой, с улыбкой, это-то у Снейпа! Зрелище такое же, как препарирование человека… так вот, он попросил отдраить три раза! Его новый кабинет-класс, который, к слову, был самым большим во всем Хогвартсе… скотина он, а не профессор. Герою до слез хотелось спать, но он то знал, что когда придет в спальню, ляжет и постарается уснуть, то у него ни черта не получится. И он проворочается остаток ночи, а на утро с глазами крустника пойдет на уроки и будет там спать. И снова заработает отработки, и снова все повторится – чертов замкнутый круг. От этого хотелось кричать в голос, но он лишь плачевно выдохнул и пошаркал к директору. Может тот бы снотворного дал… ну или сказал, что не так, вот у Гарри было предложение, что его прокляли… и даже был один человек на примете «Малфой!». Чего только стоили подарки, что посылал ему чуть ли не каждые сорок минут этот псих! Пусть Гарри не думал о Малфое, но вот слизеринец попросту не давал о себе забыть… Сначала, на утро, после всего что сотворил с ним, он прислал лекарства, которые герой тут же сплавил тайно, но не очень, но зато аккуратно, профессору Слизнорту. Тот кстати очень радовался, из-за чего Поттер тут же стал, непросто любимчиком профессора, а ангелочком и котенком, так теперь его и называл Слизнорт… и это было кошмаром, герой тут же пожалел, что просто не выкинул весь подарок проклятого хорька… но потом подарки приходили еще и еще, сначала они были, как сказать, безобидны что ли. Косметика там, одежда, но потом день на третий Гарри пришли разные книги, о том как надо быть хорошим наложником для любимого хозяина, отчего у Поттера глаза на лоб лезли. Но везде есть плюсы, зато эти книжонки стали хорошей растопкой для камина, хотя его никто из Гриффов и не понимали. Потому что неосознанно герой говорил, когда жег книги, и обычно говорил он черный мат. Потом день на пятый пришла черная коробочка, которую сразу принялись открывать друзья по комнате, герой же был уже никакой, он устал сжигать все новую и новую Камасутру от Малфоя. Но Гарри все же пришел в себя, когда кто-то из ребят громко как конь заржал. Герой посмотрел туда, откуда доносился этот пугающий звук, и увидел Симуса, он держал в руках не слишком толстую красную веревку, а Невилл, невинный, наивный, глупенький Невилл, крутил в руках пять черных шариков на шелковой нити. Рон в руках держал ошейник со странным шариком посередине. А Дин и того хуже - плетку. У Гарри на глаза тут же навернулись слезы, он сел на кровать и в голос как ребенок заплакал, ребята тут же покидали на пол все, что крутили в руках, и принялись успокаивать друга. А Рон, с рвением оборотня, убивал, а не уничтожал, а именно что убивал, присланный Малфоем новый подарок. И именно это стало последний каплей в большом не то что стакане, а в графине терпения Поттера. Гарри уже уставал краснеть, оправдываться перед всем факультетом, ни то что перед друзьями, да и биться головой об стол уже нет возможности, он сломался! Да и эта истерика теперь не позволяет чему-либо присланному, кем бы то ни было, попадать лично в руки герою - сначала вся спальня Поттера должна было проверить, что содержимое не расстроит Гарри. Герой и не заметил, как дошел до горгулий. Гарри планировал попросить директора что-то сделать с похотью Малфоя, например, кастрировать его, ну, чтоб больше не хотелось. Ну, или просто проклясть, к чертям собачим! Статуи раздвинулись без пароля, маленького героя даже им стало жаль… вялыми ногами, как вермишель, он поднимался верх по винтовой лестнице, проклиная каждого второго, за то, что тут нет лифта. Когда цель героя была видна, и он мог ее в скором времени коснутся, это он дверную ручку видел, Гарри обрадовался. Дверь была неплотно закрыта, и через щель сочился неяркий свет из кабинета, герой тут же обрадовался, а то он боялся, что может разбудить директора. Остановившись у двери, он приподнял кулак, чтоб постучатся, но в сантиметре от дерева герой остановился, услышав знакомые не довольства. – Поттер с каждым днем все невыносимей! Я больше не могу притворятся его другом, когда меня от его лживой доброты воротит! –Гарри опустил руку и прислушался повнимательней, ему подумалось, что от усталости у него начались слуховые галлюцинации. - Даже если ты. То есть вы, директор, будете мне платить в день десять галлеонов, я говорю, что не хочу больше играть его подругу! Он как заноза в ж… Ай! –Гарри не заглядывая понял, что её ущипнул, как делал это фактически всегда, Рон. - Не трогай меня, ублюдок, я и не твоя подруга тоже. - На лице Гарри, замерло непонимание ситуации. Что происходило? Что он слышит, и правда ли эта реальность или это действительно сон. Он закусил нижнюю губу, потупил свой взгляд и стал то ли смотреть себе на обувь, то ли на край мантии. Продолжал стоять под дверьми и подслушивать тайный разговор. – Поттер - туп как пробка из под пива. И в последнее время стал чесаться как вшивый! - Слово за слово, а резало, словно заклятье. - Я не хочу от него заразится, чем бы это ни было! Его привычка встревать в неприятности уже надоела! Да, я столько раз была на грани смерти из-за этого неблагодарного. А он мне даже книг не покупает в благодарность за мою доброту к нему. -Ну, тише, - В своем излюбленном спокойствие и пофигизме ко всему миру сказал директор. - Скоро все кончится, Гермионочка.- Гарри услышал, как его подруга топнула ногой, явно показывая, что ее не переубедить. Избалованная сука вела себя еще хуже чем раньше, она хотела еще больше денег, больше чем эта шлюшка Джинни получала... – Ну что ты, красавица, иди ко мне. – Из кабинета старого мага стали доносится мерзкие звуки поцелуя. Гермина обнимала за шею старого мага и страстно того целовала, на глазах у двух молодых парней, которые ее ни капли не смущали и не заводили как старик, которого она упоительно целовала. Гарри нервно хихикнул, но себе в ладонь, так тихо, насколько только был способен в такой-то ситуации. -Хватит. – Грубым, таким не своим голосом сказал Рон. Голос друга он ни с чьим другим не мог спутать, от такого холодного и грубого голоса когда-то, а точней еще где-то пять минут назад, лучшего друга. Гарри отступил назад, а руки задрожали, был неподдельный страх перед тем, кому он полностью всегда доверял. Перед глазами встали те теплые моменты, которые он проводил в доме Рона, они вместе смеялись. И под ложечкой стало кисло и горько, герой с новой силой закусил свою губу, та снова стала кровоточить. – Я хочу прибавки. – Холодно сказал Уизли, что устроился в кресле напротив стола директора, он закинул на него ноги и рассматривал свои ногти, стараясь не брать во внимание сосания этих двоих. От них тошнило. – Если ты хочешь, чтоб я и дальше притворялся другом этого щенка и подливал ему яд в еду. – Пауза.- Ты хоть знаешь, как это сложно. – С какой-то издевкой в голосе сказал бывший на все сто процентов друг. Гарри прижал к губам дрожащий кулак, в уголках глаз героя уже скапливались слезы злости, ярости, гнева… обиды и невысказанных слов! А слово "яд" до героя пока еще просто не дошло. – Да и моя сестренка в положении от этого ублюдка. – «в положение?» повторил про себя Гарри, начиная метаться в страхе от слов Рона. У них летом было всего раз в саду, когда Джинни пришла с ним поговорить и сама же спровоцировала героя на секс… и теперь она носит ребенка? - «Эта… носит от меня ребенка. Я не буду ему отцом, да, пусть эта тварь хоть убьется! Я не стану!!!» - Кричал про себя Гарри. - И моей сестре тоже нужно больше денег, потому что наш прославленный герой не собирается пока делать ей предложение. - «Да теперь и не подумаю!» - крикнул Гарри. Конечно не в слух, но он очень этого возжелал, чтобы они все увидели его, поняли, что они все крупно облажались. Но что-то сильное внутри Гарри не позволяло ему говорит в слух. –Да и когда этот Поттер уже сдохнет, с конца лета его травлю, а он вон все еще ходит! – Рон с силой стукнул по столу директора, он для этого даже встал и подошел к старику, оттолкнул шлюху, что та даже грохнулась к ногам все еще молчавшего Диггори. Тот только хмыкнул на девку, его вообще девушки не интересовали, так что он даже не посмотрел на неё. Его особенно не привлекала такая курва как Грейнджер, она и могла, что завести лишь Дамблдора. Уизли взял за ворот директора и заглянул ему в глаза, полные блеском психа, а еще темного лорда таким называли. Вот кто был настоящим ненормальным. –Старпер, гони другой яд. Не хочу, чтоб эта падаль узнала, что я его предал, по своей тупости он может что-то сделать моей семье. А мне этого не нужно, так что смени яд. -Ох, ты про это, мой мальчик. –Спокойно и с обычной улыбкой сказал Дамблдор, он ни на минуты не боялся этого мальчонку, он знал каждую его слабость, и то что ребенок, которого носит под сердцем его сестра, от кого угодно, а не от Поттера, но так даже лучше, а то пришлось бы еще и его убивать. - Осталось совсем немного, почти все тело Поттера пожрал яд, ему осталось два-три дня. Да и его папаша, когда тот умрет, почувствует кровную связь и от горя себя сам и убьет. Останется только приказать Тому перебить всех его пожирателей, и дело будет закончено. Всем скажем: что его отравил Снейп по приказу своего лорда. Но потом узнал, что убитый им мальчишка был его же сыном, и покончил собой. А Волан-де-Морт попросту обезумел. А нам играют дифирамбы, и все деньги мальчишки так же достаются нам. - Из кабинета стал доносится жуткий смех, куда страшней чем у Волан-де-Морта или у самой смерти. Этот смех поистине принадлежал безумцу и злому гению, который не умел закрывать плотно двери. Гарри еле сдерживал крики ужаса, до него, наконец, дошли сказанные слова всех, кто находился в кабинете, он поднял глаза от пола и заглянул в дверную щель, разглядывая всех присутствующих в кабинете. Около дивана, на полу, с улыбкой сидела Грейнджер, и… у героя на глазах мир разрушился, та подруга, которую он помнил с первого курса, что много училась, потому что боялась быть отстающей, хоть и была лучше всех, только что умерла в его глазах… незнакомая девушка, с лицом его подруги, сидела, задрав юбку, и через ткань трусов себя гладила. Рон, тот забавный парень, который заглянул к нему в купе с какой-то грязью у носа, рухнул куда-то в низ и громко разбился…Гарри смотрел на то, как человек, ранее казавшийся ему самым близким на свете, смотрел прямо в глаза директору и уже не казался дураком или кем-то таким. Жестокость так и сочилась от парня, и он не прятал свои флюиды, он был то ли хуже Малфоя, то ли на его же уровне. И герой бы не удивился, получи он прямо в спину аваду от него. На подоконнике сидела Джинни, та самая девочка, которую он спас из тайной комнаты, та самая малышка, что при виде его бежала в начале своего первого года… та девочка, что вызывала в герое самые нежные чувства, все равно не казалась ему злодейкой, она просто сидела и читала какую-то книгу, не обращая ни на что внимание. Но тут из тени вышел тот, кто заставил Гарри еще раз подумать о том, что это может быть лишь сном. Ведь этого человека уже не было в живых. -Ты ничего не забыл, старикан? – Седрик, наконец, тоже вставил свои пять копеек, деньги его мало волновали. Но вот тело мёртвого героя магического мира даже очень сильно, особенно когда тот плакал на его груди, когда надо было притворятся мертвым. Он чувствовал горячие слезы этого бледного ребенка, его огромные глаза, просьбы проснуться, это было нельзя ни с чем сравнить. - Не груби мне, щенок. –Гарри отступил еще назад, ему в один миг хотелось убежать, а в другой - остаться и дослушать все то, что они действительно думают о нем. И он выбрал любопытство, пусть про себя и сказал : –«А кошку сгубила любопытность.» - Можешь подавиться трупом Поттера. Всем будет все ровно на него, хоть затрахай, хоть проведи обряд, он твой. – Отмахнулся от надоедливого некрофила директор. Седрик довольно улыбнулся, ведь его желаемая тленная плоть должна была стать его уже со дня на день, отчего у героя подогнулись ноги. Пребывание возле этого кабинета с этими людьми грозило Гарри стать трупом, которого как видно,что уже пообещали психу, он не хотел, да лучше Малфой со Снейпом, чем они. *** Гарри даже и не представлял, как он добрался до кровати, как сел на неё с ногами и как долго смотрел в одну точку, на учебник принца-полукровки. Герой никак не мог поверить, что его друзья, да что там, его единственная семья оказались предателями, да еще какими! Им платили за дружбу с ним! Да, он их видел, слышал, очень хорошо слышал и даже почти понимал все ими сказанное, но поверить и услышать - это совершено разные вещи. Ведь если поверить, то это будет значить, что у него нет никого… Сириус умер…Родители умерли… и не понятно, кому можно доверять, а кому нет, каждый второй может оказаться крысой… от этого хотелось плакать… и он плакал. Тихо, в подушку, он плакал горькими слезами, не высовываясь до обеда. Он лежал на кровати, пропуская уроки под предлогом плохого самочувствия, он плакал не прекращая, плакал, надеясь поскорее хоть не умереть, то хоть уснуть. Чувство было неподдельное, неповторимое, которое нельзя было повторить, если только убить любимого человека, вот тогда чувство можно, наверно, было бы повторить. Это когда из вас вынули душу, хорошенько по ней потоптались, потом постарались вернуть на законное место. Кусать губы уже не было желания, хотелось и кричать, и плакать, и молить. –«Ну, за что, Боже? Почему именно они? Пожалуйста, остановите, остановите… я так больше не могу, не могу… ма…м…». Гарри мотал головой, вытирая об подушку слюни вперемешку со слезами, он не желал даже верить, что те кто звали его другом, приятелем, братом! Предали… само слово Гарри стирал из своего словаря, его нет…нет… они не могли так поступить… подставить: - «Гермиона не такая, она милая и хорошая подруга». Травили? : -«нет…нет… нет уж! Рон другой, он не такой, он честный, иначе я бы не выбрал его в друзья, верно». Продать! :–«что за чушь! Рон и Гермиона ближе всех ко мне. Они -моя семья, они были со мной на протяжении всей моей жизни. Они не такие, как другие или Дурсли. Они лучшие! Они поддерживали меня на похоронах Сириуса. Они писали мне не прекращая все лето перед вторым курсом, хоть я и не отвечал. Они со мной искали Василиска, пусть тот и убивал лишь взглядом! Мионочка даже была под его воздействием! Они пошли к трехголовому псу со мной, чтобы победить Темного лорда, столько раз мы ходили в темный лес! Спасались от оборотня в полнолуние! Они не могли! Не могли…» - оправдание за оправданием. Поверить в потерю всегда сложней, чем признать правду. Потерпеть поражение на той битве, про которую даже и не знал… потерять во время боя свою силу и сердце. Потерять доверие и любовь. Потерять друзей, ведь кроме них у него никого и не было… В порыве злости, с внутренним хаосом, что разразился на него как цунами, герой кулаком из последних сил бил по подушке, срывая голос в хлам, лишаться самого близкого к сердцу всегда больней. Когда тебя сталкивают с горы, с той на которой было тепло, уютно и спокойно, где были все, кого ты знал, где улыбался и смеялся, чувствовал себя защищенным. Терять такое близкое, никогда даром не проходило, даже для самых бессердечных людей… Эта рана не станет меньше, не станет заживать, она будет болеть еще сотни лет, и Гарри где-то слишком глубоко это знал, но вот сейчас верить в подобное ему не хотелось… и никогда бы не хотелось. Ему казалась, что Сириус снова и снова умирал, а его душа пропадает в той арке, самого любимого и недавно обретенного родного человека. С этим можно было сравнить удар, принесенный самыми близкими людьми, от которых никогда и не ждал удара прямо в спину. Прерывисто дыша, Гарри лег на спину и посмотрел в потолок, с него от туда смотрели наколдованные Гермионой звезды, чтоб лучше спалось. Она их наколдовала, когда была еще на первом курсе, когда не была прогнившей насквозь, когда была действительно его другом... -«Столько лет лжи, столько лет? Да, никто бы не смог, это была всего лишь галлюцинация, и ничего больше, да, именно так!». Ответов он не хотел знать, он хотел жить в созданной самим собой реальности, где нет ни боли, ни горя. От нервного срыва у героя поднялась температура, и он сумел со спокойной душой, не смотря на сильное заклятье, уснуть. Сон был сладок, как ложка меда с горячим чаем вечером под теплым пледом с книгой в руках. Во сне Рон сидел на полу и спорил с Гермионой, которая пыталась объяснить Рональду простейшее зелье. Но лучший друг и слушать не думал, он игрался кубиком-рубиком, подаренным Гарри. Сам же герой улыбался и читал теплые строки книг, с кухни доносился сладкий аромат еды, которую готовила миссис Уизли. К Гарри подошел Сириус и вырвал из спокойствия и уюта, потянул танцевать под магловскую музыку, что лилась рекой из радио. Рон не удержался и присоединился к буйству, спустившееся из библиотеки Лунатик наблюдал за тем, как его друг детства и Гарри танцевали. Рон по-хозяйски закружил Гарри в танце и тут же передал умелым рукам Сириуса, крестный, как настоящий ловелас, не давал герою опомнится и снова и снова его кружил под музыку столь не магическую, но такую живую. Миона, так же не удержавшись, присоединилась к танцам с друзьями, в этот вечер в гостиной поместья Блеков как никогда было живо! А пока герой наслаждался блаженным сном, предаваясь сладким воспоминаниям, от которых снова отрастали отрубленные крылья, за его хрупкой, раненой спиной готовили ему новый яд, чтобы он уж точно, герой, не сумел больше открыть своих зеленых глаз.