Маленькая тайна под сердцем

Больнее всего осознавать предательство самого близкого человека, а на других все равно, ведь они, по сути, никто. Больно просыпаться с мыслями, что тебя предали все, кто был так нежен и дорог, близок и непостижим для тебя раньше. А осознание. Оно никуда теперь не денется, ты можешь с правдой не согласиться, но она от этого не изменится. Это как руками пытаться поменять течение реки, больно от ударов будет снова лишь тому, кто бил, а не тому, кто тек. Истина жизни. Предательство и горе - это не выдумка, это скорее неизбежность, больно будет, в этом и заключается красота жизни. В то время кто-то мучается от кошмара и просыпается снова. Замок погружался в ночь, а все обитатели в сны, как и день до этого, как год или же столетие. Ничего не изменит чья-то боль, все будет идти дальше, как и шло, ну и что, пусть кому-то больно, но от этого горы не растают, а ветер не поменяет свой путь. Все со временем это понимают, кто-то поздно, кто-то рано, а есть те, кто пытается не признавать, они либо не родились, либо уже мертвы. И поделать тут нечего. В замке звучали звуки капанья воды в пустых туалетах, тихие шаги старост и профессоров, обходящих замок в поисках нарушителей тишины, приглушенные стенами дыхания детей, которые уже плыли по волнам Морфея. Во мраке было сложно увидеть всю красоту и уродство этого места. В то время старый маг взглядом прожигал красный полог, за которым крепко спал герой магического мира. Сон был сладок и, хоть ненадолго, так спокоен. Все это время маг не один час пытался проникнуть за полог парня, пока все обитатели комнаты были либо на уроках, либо сами спали. Лишь только Рон мог изредка комментировать жалкие потуги старика по проникновению к гриффиндорцу, который уже двое суток спал. Альбус днем и ночью корил себя за столь глупый и опрометчивый поступок, он недооценил силы мальчишки. Ведь Поттер показал себя еще в раннем возрасте, победив Василиска, удержав дементоров и даже выжив на турнире трех волшебников. Как только Гарри справился с появлениям темного мага в виде самого Альбуса. Было, конечно, крайне глупо, идти на такой риск самому, но ведь магу хотелось знать на что уже был способен герой в свои четырнадцать, и какое разочарование. Силы в нем уже цвели и пахли. Но в конце прошлого учебного года, когда умер Сириус, в Поттере словно что-то сломалось, переключилось или, вполне могло быть, перемкнуло. Путь последний и не был роботом. Но его же горе травило все лето тело Белатриссы Лестрендж, и та не сумела побороть яд, что выпускал щенок лишь только мысленно, и та умерла. «Разве не пугает» - думал маг, сложив руки на груди, смотря на темно-красную ткань в свете луны. Что за чертова сила была в руках пятнадцатилетнего подростка - еще тот секрет, и как бороться с силой, которой толком и не знаешь, было еще тем ребусом. Но что действительно радовало Альбуса, так это то, что секреты и ребусы были его самым приятным времяпрепровождением еще с раннего детства. И разгадка щенка подходила к концу. Скоро будет последнее появление Поттера в пьесе Дамблдора, его роль-«жизнь» пришлось сильно урезать. Что вправду сейчас волновало Дамблдора, так это то, что Поттер начинает уже понимать, что его кормят зельями. Ведь нельзя быть всегда таким счастливым, беззаботным, недалеким, глупым и покорным, как кукла, которую что не попроси сделать, он сделает: скажешь сесть, он сядет, скажешь петь, он запоет. Но вот сейчас, в последние пару месяцев, он замкнутый себе. Стал неглупым, рассудительным, стал больше прислушиваться к себе и своим чувствам, нежели друзьям или директору. Пусть и неосознанно, но герой чувствовал, как в него ласково вливает отраву его же семья. Гарри стал похож на пережившего авиакатастрофу, как те люди, которые больше не могут жить как раньше, ведь видели, как умирали все другие. И перед глазами так и стоят их мертвые лица. Герой был в ужасном состоянии, ходил как призрак, ел как птичка, казалось, что он уже давным-давно умер, а это лишь призрак. Уже такой взрослый для мальчика, но так же юн для мужчины. Он становился тем, кем ему и было предсказано родиться: сильным, могущественным магом чистокровной семьи с трудной жизнью, на пути которого будет судьбоносная встреча! Со смертью, горем, утратой и магией. Альбус тревожился, ведь раньше контролировать щенка было намного проще, чем вот например сейчас. Когда он попросил героя об одолжении с профессором Слизнортом, тот категорически отказался помогать в чем-либо. Персиваль не ожидал такого поворота событий. Он и не понимал, почему Поттер не пришел к нему за помощью, как делал раньше, почему не рассказал друзьям о своих проблемах, почему не искал помощи у Гермионы с Роном. «Где же ты тогда нашел того, кто тебе помог? Кто такой идиот, чтобы тебе помогать? Долгопупс? Навряд ли, тот слишком слаб, тогда, может быть, Финниган? Никогда за ним такого не наблюдалось. Слухами мир живет. Есть один, что в Поттера Малфой влюбился, но мог ли тот волчонок так глупо рисковать матерью ради Поттера?» Дамблдор вернулся в свой кабинет, сел в кресло и стал перебирать все варианты где и с кем мог сдружиться Поттер, и почему он мог прийти к нему или к ней, а не к одному из своих дружков. Дамблдор кусал губы, терзая себя мыслями, которые, как бумеранг, все, что делали, так это возвращались к Потти, как любил называть парня Малфой. - Альбус, я тут подумала, а может он там умер все же? – Осторожно начала было Гермиона, но её тут же перебил Седрик. - Нет, запаха я не почувствовал, да и проверял, когда никого не было, слушал его сердцебиение, тот еще живой. – Спокойно ответил бывший пуффендуец, он сидел на окне и пролистывал книгу. Он кое о чем умолчал, он не только сумел услышать сердцебиение героя, но и его крики во сне. Гарри явно не поля с единорогами снились, не раз так же Диггори слышал своё имя в стонах щенка, и, о боги, как он хотел большего. Такие стоны относились к разряду болезненных, которые мы обычно слышим, когда бьют. Листая книгу, Седрик представлял оголенное тело мальчика, его выпирающие кости, еле слышные всхлипы, и душа некрофила уже было хотела убить и вкусить мертвый плод. Но душа человека не давала ему добить котенка с золото-красного факультета. Он лишь наклонялся к телу и проводил по оголенному бедру пальцами, кожа цвета бронзы покрывалась мурашками, а сквозь плотно закрытые глаза просачивались капельки слез. - «Тебе нечего бояться, Гарри» – Не хуже кота намуркивал Диггори, поднимая на руки легкое тело подростка. Тот дрожал и старался редко и незаметно дышать, не шевелиться лишний раз, и быть таким незаметным, насколько это только позволяла ситуация. - Он просто спит. Мне кажется, тут незачем устраивать шум из ничего, пусть спит. Если яд выйдет, зальем в него снова, если заклятье перестанет действовать, наложим новое. В чем проблема, я толком и не понимаю. – Выразил своё мнение рыжий из своего черного кресла в самом углу. Ему была действительно не понятна ситуация и проблема, да, щенок уснул крепким сном, но пока его не надо было будить, как спящую красавицу поцелуем, проблемы как таковой и не было. - Я соглашусь с Уизли, проблемы нет. Только одна, которая меня, если честно, волнует куда больше дремы героя. – Серьезно сказал Диггори, убирая книгу, он спустился с подоконника и подошел к столу директора, на котором сидела Грейнджер. – Малфой. - Слизняк? – Не очень понимающе переспросила грязнокровка. Врага в Малфое она не видела, так как спала с ним еще в прошлом году, да, она, конечно, допускала то, что в этом слизеринец очень возмужал и поменялся. Но дело-то было в его обращении в волка и ни в чем другом. Может всех и пугала его напускная аура «опасного парня», но точно не гриффиндорку. Она переложила ногу на ногу, демонстрируя своё нижнее белье или его отсутствие, она тоже высказалась. – Это только фарс, его «Сила», слышала, что он кого-то в поезде пытал, но тот был, по словам, слабаком. Да, он теперь оборотень, но ничего кроме клыков в полнолуние у него и нет. - Я бы так не сказал, Гермиона. – Хриплым голосом от долгого молчания вновь заговорил старый маг. – У него теперь есть власть и очень увесистая сила. Не стоит теперь недооценивать Малфоя. Он теперь Лорд своего рода, а учеба вот напускная, он и без профессоров самый одаренный студент. – Такое заявление неслабо задело самооценку девушки, она спрыгнула со стола и уселась в кресло, не смотря даже на своего любовника. – Кровь волка пробудила в нем зверя, он жесток и безумен, и этим же летом в первое полнолуние он нашел Тома и отгрыз тому голову. Он разумен в облике полноценного волка, что само по себе уже редкость. – Поделился со всеми Дамблдор, но он уже не один год знал Малфоя и точно был уверен, что сумеет договориться с новым Темным Лордом. – Пожиратели его слушаются, как шавки, так же под его рукой и Министерство с новым министром. Он не тот мальчишка, теперь он крайне опасен. Но с ним можно договориться. - То есть, теперь он Темный Лорд, я так полагаю? – Уточнил из своего уголка Уизли. Честно, ему было все равно, кем там стал этот слизняк. Для него он все тот же сопляк, что каждый раз бежал жаловаться отцу, когда что-то ему не нравилось. Избалованный, ничего не умеющей щенок. - Да, Рональд, он Темный Лорд, и могу сказать с гордостью, один из самых сильных за последнее время. - Сказал так, словно ты его хочешь, старик. – С усмешкой заметил Рон искры интереса к блондину со стороны директора. Ведь для всех было не секретом, что Дамблдор очень любил мальчиков. - Верно, подмечено. – И снова Грейнджер за вечер почувствовала удар по гордости со стороны любовника. – Фу. Он глупый, и его волнует только Поттер. Верно я говорю, Рон? – Рыжий кивнул, он не забыл те странные подарки, которые с начала года приходили Поттеру от Малфоя. - Малфой помешанный психопат с манией величия, и, как рассказывал мой отец, у него с рождения маниакальные наклонности. В пять он зарезал служанку, но его отец, как и обычно, отмазал. А потом в десять убил шлюху, которую ему подарил отец для развлечения. Вот он и развлекся. – Седрик еле сумел сдержать смех, ведь и до его ушей доходили такие слухи о семье Малфоев. Но было ясно, как день, что его крестный отец, коим являлся Снейп, готовил для Малфоя зелья, которые не давали его наклонностям быть такими заметными. - Все так, как ты и сказал, поэтому с таким магом, как Малфой, надо быть друзьями, нежели врагами. - А тут я соглашусь со стариком, Рон. – Рыжий лишь пожал плечами, ему было прохладно до всех тараканов в голове блондина, ему было дело лишь до себя самого, а на других и свою же семейку ему было похуй. - На этом обсуждение мы закончим, или хотите дневниками обменяться? – Плюясь сарказмом, поинтересовался Уизли, поднимаясь из кресла и направляясь к дверям. - И не забудь, как только проснется Поттер, все как по плану, пару капель добавь в его сок, и яд василиска к вечеру убьет щенка. – Ничего не отвечая, рыжий покинул кабинет. Войдя в комнату, он скинул уродливую форму, которая ему досталась по наследству от братьев, и стал одевать купленную им у магглов одежду. Темные джинсы четко очерчивали его спортивные ноги, черная же рубашку была из шелка и ласкала кожу Уизли, также он достал из сундука черную кожаную куртку и кинул рядом с собой на кровать. Сел и стал зашнуровывать ботинки, прокручивая в голове незамысловатую песню магглов, как из-за полога тихо донеслось «Рон». - Что, Потти, я тебе снюсь, как это мило. – Он встал и отдернул одной рукой полог героя. Весь вспотевший и заплаканный на кровати метался гриффиндорский котенок. Пижамная майка липла к его груди, а волосы были все мокрые, лицо бледное, а само тело горячее, как лава. – Снова температура поднялась, сколько еще мне надо тебя лечить? Я тебе не друг, не забывай. – Парень ничего не ответил, только продолжал тяжело дышать и простанывать имя друга, коим и считал даже подсознательно Рона. – Эй! Хватит, я тебе говорю. Я же и так не трахался неделю, а ты тут масла в огонь подливаешь. – Рон, не закрывая полога, подошел к своей куртке и вынул из неё бутылочку с горьковатой жидкостью, которая именовалась как лекарство. Достав пробку, он набрал нужную дозу в рот и вернулся к кровати, на которой мучился подросток, наклонился к нему, приподнял совсем не мужественный подбородок, открыл пухлые губки и припал к ним. Передав лекарство, не протирая своих губ, Рон снова наклонился к чувственным губам недоприятеля. – Ты классно целуешься. – Легонько коснувшись губами губ Поттера, Рон провел пальцами по влажным волосам паренька, рыжий вздохнул и стал переодевать в новую пижаму героя. Тот только тихо спал без задних ног, иногда что-то неразумное бубня про то, как любит Рона. Когда со всем было покончено, Рон облегченно выдохнул, поправляя простыню на уже подстывшем теле героя, поцеловал его в лоб, снова провел рукой по шелковым волосам Гарри. Закрыв, как было до этого, полог, наложил новое заклятье, чтобы никто не трогал спящего красавца. Сам же Уизли пошел отдохнуть от будней гребанного мага. *** Потягиваясь на мокрой постели, герой провел рукой по лицу, лоб был в холодном поту, губы были сухими, как листья. Гарри вставал с постели с чувством, будто побывал в мясорубке тети Петуньи. Тело болело везде, где только было можно и нельзя, болели даже волосы, что, по сути, было невозможно. Ноги не реагировали на действия, которые подавал мозг первые пять или десять минут, руки щипало, все тело было затекшим, отчего начиналась головная боль. Могло показаться, что в голове полно иголок, и дышать становилось нечем, герой толком не успел отреагировать, как его стошнило желчью на собственную кровать. Протирая рукой губы, он встал на ноги, которые безбожно дрожали и не хотели держать даже пятьдесят килограмм веса парня, он выполз из-за полога и сел на кровать Рона. Комната была давно пуста, часы на стене у двери гласили, что уже полдень, в комнате было свежо из-за открытого окна, дул волшебный прохладный ветер. На улице моросил дождик, герой подошел к окну и увидел бегающих по полю школьников, Хагрида, у него, как обычно, был растрепанный вид. Рядом с ним шло какое-то новое существо, больше оно было похоже на кошку, чем на волка, крупная, с острыми ушами, массивными лапами и цветом серого волка. Кошка-волк словно почувствовала, что на неё смотрят, и задрала морду в ту точку, где был герой. Гриф отошел от окна, ноги уже не так сильно болели, но боль была, легкая, с которой можно было бы жить и дальше, но вот как она действовала на голову - убивало. Подойдя к кровати, он достал сундук с одеждой, доставая чистую, Гарри так и не разобрал свои вещи по приезду в Хогвартс. С той слабостью и болью, что у него была, не было никакого желания копаться в одежде, складывать её, и уж точно думать, нужна эта тряпка или нет. Найдя что-то чистое, он направился в душ смывать слои грязи и пота, героя даже толком и не беспокоило, что он лежал тут один в поту и задыхался. Ему казалось, что это как-то нормально, обычно, когда он болел в доме Дурслей, только так его и лечили. Запирали одного в своем чулане, мальчик, кашляя и задыхаясь от недостатка кислорода, дрожал в темноте. Приняв душ и переодевшись, он почувствовал себя заново родившимся. Когда он вернулся в комнату, постельное белье уже было чистым, а на покрывале лежала небольшая коробочка, не надо было быть гением, чтобы догадаться от кого она. Герой сел на кровать и развернул очередной подарок от Малфоя. Зелено-серебряная лента полетела на пол, а в коробочке была лишь шоколадная лягушка. Живот издал нечеловеческий звук при виде чего-то съестного. - Отравил, что ли? – Спросил сам у себя Гарри, ведь больше было не у кого, пожал плечами и открыл сладость, взяв шоколад в рот, он почувствовал полный экстаз, когда горьковатый шоколад был таким вкусным и нежным. Он тек по горлу, и, только доев лягушку, герой понял, как давно он не наслаждался едой. И что внутри вместо карточки была записка, от бумаги пахло дорогими духами. Облизывая пальцы, развернув одной рукой пергамент, он узрел идеальный почерк Малфоя, помотав головой, он подумал: «Интересно, он один раз так написал или раза три, чтобы так идеально буквы смотрелись?» Ведь, зная себя, герою бы пришлось несколько лет переписывать записку, а предварительно три года ходить на каллиграфию, чтобы буквы вот так выглядели. «Этот Малфой во всем такой, сука, идеальный». Записка гласила: «Осталось лишь два дня по окончанию твоих раздумий. Буду ждать от тебя положительного ответа на моё предложение». Коротко и по делу. Рассмеялся про себя Гарри, скомкав бумажку, кинул в угол. Он встал, с уверенностью направляясь в Большой зал, сидеть в комнате и ждать чуда не хотелось, а вот есть наоборот. «Готов и согласен съесть слона в жареном виде с картошкой» - подумал герой. Гарри собрал свою сумку, перед этим, конечно, посмотрев, какие у него будут сегодня уроки, а точнее, каких там не будет, к удаче, сегодня у героя не было ни ЗОТИ, ни совместных со Слизерином. Даже тех трех уроков, которые у него, по сути, и остались. Он радостно вышел из комнаты с чувством, что сумел выспаться, и голодом, ведь если хотел есть, то шел на поправку. А это не могло не радовать, хотя он по-прежнему выглядел болезненно худым и бледным. Все были на обеде, Гарри хорошо так поспал, проспал добрых три дня и половину четвертого. Как только в Большой зал вошел грифиндорец со здоровым румянцем на щеках и взъерошенными волосами, его тут же заметил Лорд Малфой, а вот на него внимание не было обращено героем. Гарри радовался тому, что этот день, не должен был быть испорченным ни Снейпом, ни Малфоем, от этого черноволосый юноша словно летел на крыльях по проходу к месту рядом с Роном. Он пропорхнул мимо Малфоя, и его взгляд голодного питона был проигнорирован, ведь сейчас героя явно не волновала извращенная душонка Малфоя. Гарри сел рядом с Роном, он, как обычно, слишком быстро ел, казалось, что кто-то мог у рыжего отнять еду. На губах рыжего был кетчуп, который так и просился быть убранным. Гриф потянулся к другу и большим пальцем провел по нижней губе, рыжий не двигался, пока пальчик героя касался его губ. За всем шоу взглядом убийцы наблюдал Малфой, его серые глаза переливались во всех оттенках и горели от мысли «А вдруг они спят друг с другом». От такого обычного, вроде как, действия на лице героя снова появилась улыбка, чувство близости с рыжим его радовало больше, чем отсутствие змеюк в его дне. Впервые за пребывание в этом году в Хогвортсе у Гарри было хорошее настроение, что он улыбался без тени печали и вел себя как нормальный парень шестнадцати лет, а не человек на грани убийства себя. Гарри внимательно посмотрел на Рона и как раньше толкнул его в бок, чтоб тот поумерил свой пыл к еде, а то так лет к сорокам, нет, даже к тридцати, у рыжего был бы живот как у дяди Вернона. Рон вытер руки о салфетку, кинул её на стол и посмотрел прямо в зеленые глаза друга, они были неестественного цвета, словно в глазах были зеленые алмазы или разбитое стекло, глубокие зеленые глаза мерцали в свете огня от свечей. - Я уж боялся, что ты там умер. Мог бы, что ли, сообщить, что снова впал в депру, чтобы я не волновался так сильно. – Сообщил возмущенный друг, а Гарри, как кошка, стал тереться щекой о руку Рона. Уизли прошелся рукой по волосам героя, чистые, мягкие и пахли малиной, такой взрослый, но такой ребенок одновременно. – Я скучал. - Прости… - Пропищал Гриффиндорец. Он оторвался от руки друга и стал медленно поедать все, что ему накладывали в тарелку. Герой, не оборачиваясь, мог точно сказать, что на него внимательно смотрели серые прожигающие глаза Малфоя. Как бы парень не старался притвориться, что не замечает такого внимания, это была чистой воды ложь, сложно было не заметить того, кто так на тебя смотрел. Как только герой вошел в зал, у Малфоя снова проснулся интерес находиться в заплесневелом замке. Все это время Драко не покидали мысли о теле Поттера, таком гладком, без лишнего жира, волос, чистое и красивое тело парня. Которое так прогибалось под круциатусом, красивые тонкие ноги, узкие бедра, упругая попа, которую так и хочется смять. Гриф преследовал Лорда даже во снах, со своими стонами, шикарным девственным телом, которое так и хотелось покрыть синяками, сковать и жестоко трахать в подвале на грязном полу в мраке, где бы у героя не было бы сил сдерживаться, заковать его цепями, поставить раком и драть, как и полагалось делать с наложником, ведь большего эта тварь и не заслуживала. Но должного внимания Лорд не получил, честно, он вообще никакого внимания не получил со стороны героя, как бы не старался привлечь его внимание. Гарри легко болтал со всеми, в том числе и с Роном, который уже ел десерт. Как бедро героя стало тереться об его собственное, рыжий опустил глаза под стол и обнаружил, что тонкая ножка грифа проскальзывает к его ширинке. Пока все ели, а герой откровенно давал понять Уизли, какие у него намеренья к рыжему. - Гарри. – Герой поднял глаза на друга, у того был серьезный вид, могло даже показаться, что Рон зол из-за действий брюнета. Но ведь ногу он так и не убрал. – Что ты делаешь? - Ем. – Кратко заметил Гарри, отрезая еще кусочек сосиски, наколов его на вилку, положив в рот. Сладко облизнув губы, он игриво подмигнул Рону. В голове героя была сплошная каша, мутная и грязная, было сложно определить, что сейчас ему хотелось, кроме еды. Когда спал, гриф чувствовал сладкий запах, который принадлежал рыжему, сквозь пелену сна он ощущал его руки у себя на волосах, лице и губах. Отводя глаза от глаз Рона, Гарри отложил вилку и потянулся за кубком, но каша в голове грифа, которая больше походила на темное болото, стала проясняться. Когда в руке оказался прохладный кубок, в герое словно что-то крикнуло, громко и отчетливо: «Стой! Там же яд!» Что-то, что далеко в голове у Поттера, что-то белое и пушистое, маленькое, с заплаканными глазками и разбитыми мечтами помнило правду о друзьях, которую так старался стереть из памяти сам герой. Это, как бы назвать поточнее, была душа брюнета, которая помимо него помнила слова сказанные ночью в кабинете у директора. Да и сам парень помнил их, но ведь никому не хочется помнить плохое, а случай в кабинете был в самом подлинном смысле «концом всего». Яд, предательство, измена за изменой, тогда герою пришлось бы прекратить менять течение реки, опустить израненные руки и признаться в своем поражении. - Гарри, что-то не так? – Заметив не решительность в действиях гриффиндорца, который пустыми глазами глядел в тыквенный сок, спросила Гермиона. Заговорив, Грейнджер привлекла внимание зеленых глаз друга, синие очи Рона так же смотрели на неё. Девушка состроила обеспокоенное лицо и тихо спросила. Как делала все эти годы, которые, как отрывки из кинофильмов, появлялась в памяти героя. – У тебя шрам болит? Плохо? Может, расскажешь, что не так, Гарри? «Такая ложь. А Гермиона талантлива, так лгать, что даже, наверное, детектор лжи бы не заметил». Гарри помотал головой, толком не давая ответа, ведь чтоб дать его, для этого герою бы не мешало и самому его знать. Гарри молча поставил кубок на стол, он глянул на Миону, ту самую девочку, что когда-то вошла к нему в купе в поисках жабы другого ребенка, которого, наверное, толком-то и не знала. «Интересно, тогда ты тоже получала деньги, за то, что говорила со мной, или ты преследовала какие-то другие цели? А? Ми-о-на». Слезы не наполняли глаза, лишь давали горечь во рту, словно напоминая, что больно будет еще очень долго. Такой пронзительный взгляд зеленых глаз заставил Гермиону поежиться, казалось, что он смотрел не просто на неё, а прямо в душу глядел, как в зеркало или колодец. Задавал самые сложные вопросы, на которые девушка не знала ответов и начинала паниковать. Он смотрел так внимательно, что секунды складывались в года, которые она могла прочувствовать, пока глаза героя так пронзали её насквозь. «Вот оно как, попасть под свет Авады». Ладони вспотели, на лбу так же стала выступать испарина, к горлу подкатывали слова прощения, извинений, сожаления и даже сочувствия герою. А в голове все стало черным и серым, казалось, что сейчас этот сок в кубке Гарри мог оказаться у неё на лице, и ничего удивительного бы в этом не было. Ведь только жертвы смотрят так: ненавистно, с желанием мести и одним очевидным вопросом: «За что?». А ты такой: «А, бэ и дальше тишина», - потому что ответа на такой вопрос нет, а кто знает - тот герой, потому что сейчас гриффиндорке не помешало бы знать ответ, ведь эти глаза требовали честности, откровенности и долгой мольбы. - Г-г-га… Гарри… – Голос прозвучал так неестественно, он дрожал, а Гарри лишь убедился в своей правоте. «Лгала… Всю нашу дружбу ты лгала. А я верил тебе, думал мы семья…», только тогда герой опустил глаза обратно в кубок, чем очень обрадовал грязнокровку. Та выдохнула с облегчением, еще минута, и она бы точно не сдержалась бы, и все с потрохами выдала бы Поттеру, все, до последней капли правды. Девушка, переведя дыхание, глазами указала Рону на Поттера, у рыжего всегда как-то лучше получалось управляться со щенком, ведь такого девушка бы снова не вынесла. Она поднялась из-за стола и стала удаляться, все так же чувствуя холод от героя, она могла ощутить то, как он был зол на неё, то, как он был зол на всех. Выйдя, она потеплей укуталась в мантию и чуть ли не бегом пошла в кабинет своего любовника, ведь такое требовало не откладывать себя в долгий ящик. Таким взглядом обычно людей убивают, а не на друзей смотрят, и этого было достаточно для предположения, что Поттер уже обо всем может и не знает, но догадывается точно. - Гарри, ты чего? – Рон по-дружески положил руку на плечо Поттера, от чего того всего аж передернуло. Рыжий впервые не знал, что сказать, Гарри обычно так себя не вел, и никогда бы не стал, может было дело в том, что пока герой спал, то поумнел, но это было вряд ли. Гарри не убирал руку Рона, просто дрожал, ведь ладно предала Гермиона, от неё почему-то этого можно было ожидать. Гарри поднял глаза на рыжего, его, как Грейнджер, например, не пугали печально-вопросительные глаза Поттера. - Я хочу какао. – Рон тут же улыбнулся словам Поттера, но ни на секунду не поверил ему, так не смотрят, когда напиток не нравится, так смотрят, когда застукивают любимых за изменой. – Я думаю что… Влюбился. - В кого? – Не раздумывая, спросил гриф, ведь это могло быть той самой загвоздкой, которая мешала их плану по усыплению щенка, тем самым стеклом на их дороге к богатству. Но глаза, смотрящие на него, явно кричали о другом. Рон убрал руку с плеча героя, и тот аж облегчено выдохнул, как будто до этого у него на плечах была груда камней. - В тебя, Рон. – Гарри сказал правду, но вот только в каждой правде есть дольки лжи, так же, как и в каждой лжи есть дольки правды. Смотря в глаза, когда-то такие добрые и родные, юноша думал только об одном. Месть. Зуб за зуб, боль за боль, глаз за глаз. «Ты толкнул меня в болото с трупами, насмехаешься, а руку протянуть не собираешься, но тонуть в одиночку я не буду. Я утащу тебя и всю твою семью за собой. Всех, кто воспользовался мной, как носовым платком. Каждый будет жалеть об этом до конца жизни. Я сделаю вам настолько больно, что жизнь вам покажется хуже ада на земле… Вы ответите за то, что попытались меня убить. Вы все, а ты, «друг», больше всех пожалеешь о своем вранье и предательстве. Я никогда не дам тебе вздохнуть свободно, ты, блять, умрешь в муках. Рыжее отродье».