***
— Вонхо! Это уже не смешно! — кричал на все общежитие Хёнвон. — Зачем ТАК убивать себя? — А ты видишь смысл НЕ делать этого? — под конец дня Хосок всё же сорвался, давая эмоциям волю. — Посмотри на остальных! Они в таком же состоянии, как и ты! Но на шоу, перед десятками гребаных камер и тысячами глаз, ни один из нас не пялился в одну точку, напрочь забыв, что работа — есть работа! На громкие крики в комнату забежали Минхёк и Чжухон, готовые тут же броситься разнимать вскипевших парней, но, смотря на потрепанного и уставшего Вонхо, что пытался выглядеть хоть немного внушительнее, чем мог сейчас показаться, не стали встревать. — Да с чего ты вообще взял, что вы все чувствуете тоже, что и я? — Шин в первый раз в жизни был так зол на Че, но тот явно переходил границы и пытался лезть в хрупкую душу, что, при всех сложившихся обстоятельствах, выбешивало старшего. — Она наш друг, как и твой, и мы все любим и волнуемся за неё так же, как и ты! — Хёнвон пытался пробить эту стену ярости хёна, но, смотря в его чёрные в приглушенном свете глаза, видел отнюдь не злость. На пороге комнаты собрались оставшиеся мемберы и тихо ждали ответа. Они не вмешивались, не потому что хотели посмотреть на перебранки друзей, а потому что понимали — Хосоку необходим этот разговор на повышенных тонах. Мемберы чувствовали какой-то подвох в этом затянувшемся молчании со стороны Вонхо, а когда тот слегка улыбнулся, пряча зажмуренные глаза за чёлкой, многие почувствовали неладное. — Она мне далеко не друг… — как-то устало, но с издевкой бросил Шин, — да и ты, на неё не как на друга смотришь. Думаешь, совсем не видно? — старший смотрел на Че, а тот словно завороженный слушал ядовитые от душевной боли слова. — Только вот, ты, никогда не окажешься на моём месте. И чувств моих тебе не понять! Каждый, кто стоял позади, настороженно посмотрел на всех остальных. Парни знали, что Вонхо шутит безобидно и только без оскорблений, но тут был виден явный укол в сторону Хёнвона. Не одному вижуалу нравилась Даниэлла совершенно не в дружеском плане. Макне ещё с первых дней увидел в ней, нечто очень близкое ему и постепенно влюблялся. Маленьким щенком, совершенно не умеющим плавать, Им тонул в непонятных чувствах и не знал, как сказать об этом девушке. А трагедия на её день рождения совсем подкосила парня — тот замкнулся и отвечал совершенно отстраненно. Минхёк качался на острие ножа, как и Кихён. Только с одной стороны его лезвия были именно романтические чувства, а с другой — видел в Данни младшую сестрёнку, которую хотел веселить часами, оберегать от нахальных поклонников и готовить ей печеньки. От этого всего звёздная галёрка стала вслушиваться в каждое слово. — Я всегда знал, что ты не обделён фантазией, — выдержав театральную паузу, ответил парень, совершенно отказываясь верить в слова блондина, — но присваивать себе живого человека — выходит за рамки воображения. — Она моя девушка уже почти полтора месяца. — Стальным тоном произнес Шин, ставя точку под каждым вопросительным знаком. Эти слова отпечатались под корочкой мозга у всех, кто сейчас смотрел и слушал его. Как гром среди ясного неба, эти слова осветили все, что вызывало замешательство у парней. Хёнвон же стоял перед другом и не верил. Да, конечно, он замечал чересчур долгие взгляды между ними, и то, с каким счастливым лицом друг покупал два латте вместо одного, и то, как Шин двое суток подряд всё свободное время смотрел на картину, которой эти же сутки хвастался, бегая по общежитию со словами: «А у вас нет такого подарка от Данни, а у меня есть!», но никогда он и мысленно не представлял, что они встречаются! Медленно по его сердцу и смутным надеждам стала проходить большая трещина. Как и у Гюна, только лицо младшего показывало лишь удивление, пока по старшему можно было видеть, что именно рушится внутри. — Шин, ты сейчас серьёзно? — Минхёк встал рядом с Хёнвоном. — Я никогда не буду шутить на эту тему, — тем же тоном ответил Хосок. — Хён… — Чжухон обошёл стоящих впереди парней, и, положив руку на плечо Вонхо, сказал, — с ней всё будет хорошо. В этот момент, старший скривил лицо от эмоций. Его голова, как и плечи, опустились вниз, и сам он сейчас весь стал похож на беззащитного ребёнка. Это была точка для всех.***
Больше эта тема не поднималась на всеобщее обозрение. Шин постоянно мрачнел на глазах при упоминании всего, что хоть как-то связанно с девушкой. Для группы было болезненным чувствовать беспомощность и эту отвратительную неопределенность, но никто не мог ничего сделать. Врач по-прежнему говорил одно и тоже: «Состояние без изменений». На четвертый день «заключения», встав после сна, которому поспособствовали Кихён с Чангюном, подсыпав ему снотворное в ужин, Хосок первым делом поспешил в агентство. Парень был неспособен нормально функционировать на людях, зная, что девушка сейчас где-то в больнице. Было больно открывать глаза, что уж там говорить про улыбку. В его голове крутились бессвязные обрывки фраз, непонятные мутные силуэты и воспоминания, но всё, каждая крупица, говорила только о Даниэлле. Время было семь утра, до агентства пятнадцать минут пешком, десять, если поторопиться. В 7:11 Вонхо уже взбегал по ступенькам, забыв напрочь о существовании лифта. Около кабинета директора его встретила помощница. — Хосок? Что ты тут делаешь? — спросила женщина, встав с кресла и поправив очки. — Я к директору Киму. — Это понятно, но почему так рано? Директор только пришёл. — Это срочно. Я могу войти? — Сейчас, — она нажала кнопку на телефоне и спросила у мужчины, может ли он принять Хосока, — у него есть пятнадцать минут. Можешь пройти. — Большое спасибо. Он вошёл в кабинет. Волнение усиливалось, потому что обычно никто не просит освободить себя от работы на день, особенно в этой компании и на работе Хосока. — Директор Ким Ши Даэ, простите, что отвлекаю вас так рано, но это срочно. — Да, Шин, что-то случилось? — мужчина был весьма заинтересован в причине визита мембера, ведь именно Хосок никогда ничего не просил и все выполнял без вопросов. Неожиданное появление было весьма волнующим явлением. — Директор, простите, но… Я, — Вонхо водил вокруг взглядом, пытаясь подобрать слова. — Я… Хотел попросить вас освободить меня на сегодня. — Освободить? Что ты имеешь в виду? — Я хотел навестить друга в больнице… Я очень волнуюсь о нём и поэтому прошу вас, разрешите мне сегодня взять «отгул», — парень склонил голову. Мужчина не отвечал, а каждая секунда молчания резала по живому. Сердцебиение учащалось с космической скоростью. — Хочешь навестить Даниэллу, я прав? Услышав то, чего он вначале боялся, Вонхо поднял голову и всмотрелся в глаза напротив. Обычно, в таких ситуациях люди испытывают страх и волнение, но парень буквально чувствовал лишь скорую возможность встречи со своим маленьким солнцем. — Я… Да. — Он утвердительно кивнул. — Я знаю, что сегодня мы должны поехать на радио, но, директор Ким, пожалуйста, разрешите мне поехать к ней. Тишина разъедала помещение, как кислота, а Хосок мысленно уже положил голову на плаху. Он смотрел точно в глаза. При других обстоятельствах, он может и испытывал бы страх, но двое суток неведения и терзаний буквально иссушили напрочь все защитные рефлексы. — Сегодняшний эфир отменили, — мужчина развернул к Шину экран ноутбука, где было открыто письмо с извинениями за отмену. — Иди. Ты сам на себя не похож, а я не хочу, чтобы ты получил нервное истощение и загремел в больницу вместе с бедной девочкой. — Спасибо вам, директор, — парень вновь поклонился, — большое, огромное спасибо. Он никогда не думал, что будет так не верить собственным ушам, но получив ещё одно утвердительное предложение, Вонхо быстно вылетел из кабинета, а после и из здания. Словив первое такси, он направился в больницу.***
— Простите, но часы посещения с девяти до семнадцати. Вам необходимо подождать до девяти, — в третий раз повторяла девушка за стойкой администрации. — Прошу вас, я не могу ждать ещё час! Я ничем не помешаю, прошу, разрешите мне пройти к ней. — Я не могу пропустить вас. Правила на то и правила, чтобы их придерживаться. — Прошу вас, — Вонхо уже был готов встать на колени перед неприступной девушкой. — Один раз, нарушьте свои правила! — Я не могу! — она немного повысила голос. — Что здесь происходит? — к стойке подошёл врач, именно тот, что следил за состоянием Даниэллы. — Почему такой шум в приемном покое?! — Доктор Го, этот молодой человек пытается нарушить время посещения, — начала жаловаться та. — Здравствуйте, — Шин поклонился мужчине, приспуская с лица белую маску, — я спешил к своей девушке, вы, возможно, помните меня. — Да, конечно, — потом он обратился к девушке за стойкой, — он пойдёт со мной. — Благодарю вас. Вонхо шёл немного позади доктора по пустому коридору, пока запах чистящих средств неслабо бил в нос даже через маску, которую парень не решился пока снять. — Хочу предупредить, её состояние в норме и анализы тоже, но она ещё не пришла в себя. — Хор… Ясно, — ответил парень, выдыхая последний воздух из, кажется, ноющих от боли лёгких. Дойдя до двери в палату, доктор оставил Шина, сказав, что медсестры зайдут около одиннадцати. Хосок медлил, собирался с силами, но пальцы предательски подрагивали. Он, скрепя сердцем, потянулся к ручке и открыл дверь, входя в палату. Шторы были открыты наполовину и солнечные лучи попадали на одеяло. Размеренное пиканье прибора всё также резало слух, но спустя пару секунд погрязло за пределами разума Вонхо. Даниэлла лежала в той же позе, что и четыре дня назад, в вене также находилась игла, через которую проходили жидкости из капельницы, а на лице также не дрогнул ни один мускул. Белый цвет беспощадно резал глаза. Его было слишком много. На девушке. Вокруг девушки. Даже свет был стерильно белый. Помещение казалось нереальным, оно не укладывалось в мозгу парня и не связывалось с образом временной правительницы этого безжизненного пространства. «Ты ненавидишь белый, а они запихнули тебя в его коварное логово», — повторял он у себя в мыслях, продолжая осматривать пространство. На её лице так не хватало улыбки. Той, которая поднимала настроение и придавала сил, той, которая была лишь для Шина и никого другого. И золотистых глаз катастрофически недоставало. Ведь она умела улыбаться и без помощи губ, лишь глазами… Но Хосок видел лицо, лишенное эмоций. Словно это была совсем не Данни. «Ты спишь, но так… словно приняла свою печальную судьбу», — думал он, когда смотрел на неё, на её губы и щёки, на закрытые глаза и тёмные ресницы, представляя, как те поднимаются в воздух. Он взял стул и поставил его на прежнее место — перед девушкой. Сердце билось так, словно сейчас остановится. Медленно. Тягуче. Вызывая волны боли. Сжимаясь до крови, а потом, разжимаясь только для того, чтобы после принести новый приступ агонии. Пальцы дрожали. Со стороны, наверное, можно было подумать, что Шин заядлый наркоман, потому что глаза были широко раскрыты, зрачки сужены до миллиметра, а губы повторяли ритм пальцев. Его вид и то, что внутри вопило о помощи, только любой бы оказался бессилен. Сейчас, его главная панацея — была его смертельным ядом. Он коснулся кончиками пальцев её запястья и провёл по фиолетовым ниточкам вен до ладони. — Зачем ты так со мной? — почти хрипом произнёс Шин. — Почему ты не хочешь вернуться ко мне? Неужели я настолько плох, что ты решила сбежать от меня таким мучительным способом? — он опустил голову на руку девушки, обнимая своей рукой её ноги. — Я не отпущу тебя!.. Ты ведь знаешь… Я буду с тобой, рядом. Меня не смогут остановить. Хоть вечность просижу вот так, около тебя, но не отпущу… Его слёзы падали прозрачными бусинками с ресниц, на ладонь, обжигая кожу Даниэллы. — Я без тебя слаб. Ты сделала меня слабее, потому что я знал — «У меня есть она»! Ты такая хрупкая, что рядом с тобой я сам хочу быть мягче, чтобы не навредить тебе, но вся твоя нежность и твоя… — слёзы мешали нормально говорить, но глубоко вдыхая через слово, он продолжал, — трепетность окружали меня, убирая стены. Вонхо не открывал глаз, он чувствовал прохладу её руки и тепло от падающих через окно лучей. Он говорил это ей, и не потому что это ему было нужно, а потому что его чувства дойдут до неё. Он не сомневался ни на секунду! Сердце подсказывало, что так нужно. Нет. Жизненно необходимо. Он стучался в закрытую дверь, стучался, рассказывая своей девушке о том, что хотел, дабы дать ей понять — ты должна быть со мной. — Ты очнешься!.. Я знаю. — Продолжал заговорщицки нашёптывать Хосок, уже и не осознавая того, что сам погружается в дрёму. — Знаю и чувствую. Потому что ты — моя. Потому что я люблю тебя, Данни… Он уснул, не поднимая головы, на руке Дан. Измотанный переживаниями, вытянутый этими днями до нитки, он продумывал каждое слово в своей голове, но в итоге все равно каждое слово было от сердца. Вонхо всё же смог выплеснуть и донести свои чувства.***
В одиннадцать часов дверь в палату открылась с громким в тишине щелчком. Медсестра вошла спиной, держа в руках сменную систему для капельницы. — Ш-ш! — послышалось из-за её спины. — Прошу вас, не шумите. Дайте ему отдохнуть.