Отверженные

На следующий день Люциусу определенно стало лучше, он уже полностью пришел в сознание, хотя и чувствовал себя еще невероятно слабым. — Нам нужно быть более внимательными к тому, что попадает в дом, — заметила Гермиона, поднося к его рту ложку супа. Она понимала, что Малфою ненавистно собственное бессилие, ненавистен тот факт, что о нем заботятся… вот так — словно о маленьком ребенке, но ему нужно было восстановиться как можно скорей. А для этого нужно было есть. — Я обязательно сменю поставщика бренди, — хрипло ответил Люциус, и Гермионе показалось, что он произносит слова с большим усилием. «Ничего… Целитель утверждал, что теперь он будет поправляться с каждым днем. Да и сейчас уже заметно, что ему гораздо лучше, чем, например, вчера». После того, как Люциус пообедает, она собиралась привести к нему Оскара. Вот уже несколько раз мальчик настойчиво спрашивал о дедушке, и Гермиона окончательно убедилась, насколько сильно он привязался к Малфою за это время. «И понятно почему… Оскар избавлен от той предвзятости, что мучила меня. И никогда не считал Люциуса своим тюремщиком. Он даже не спрашивал, откуда этот дедушка взялся, просто принял его и все…» С другой стороны, собственное отношение к Люциусу Малфою теперь ей тоже казалось не совсем ясным. Ведь вероятность потерять его отчетливо дала понять Гермионе, что она и сама нуждается в нем. «Во всяком случае, пока Беллатрикс Лестрейндж не умрет окончательно, и над нами перестанет нависать смертельная опасность». — Вы научите меня сражаться, правда же? — помолчав, спросила она. — Ведь если с вами снова случится что-нибудь, я останусь совсем одна. Мне нужно уметь защитить сына. — Дело в том, что определенные вещи могут прийти к вам только с опытом. Вы должны понимать это, — Люциус даже не стал обнадеживать. — Ну… не совсем уж я неопытная, — горячо возразила на это Гермиона и вспомнила то время, когда они занимались с Отрядом Дамблдора. «Понятно, что это нельзя назвать серьезным обучением, но хоть что-то… Жаль, что потом я пропустила большую часть сражений, потому что была огромной, как слон. Как раз тогда и изменились мои отношения с Гарри и Роном. Я перестала быть одной из них, а стала просто беременной женщиной. Беременной непонятно от кого… Ну а после войны и вовсе исчезла из волшебного мира, — задумавшись, она машинально скормила Люциусу еще ложку. — Мне кажется, мы с ребятами никогда не вернемся к той дружбе и к той близости, что была раньше. Да и Гарри все равно уехал и неизвестно когда вернется. И вернется ли вообще…» Поймав себя на мысли, что очень скучает по старому приятелю, Гермиона докормила Малфоя и вышла из комнаты. А спустя некоторое время привела туда и Оскара. Обрадованный малыш тут же подбежал к кровати и принялся так смешно и неуклюже карабкаться к деду, что Гермиона не выдержала и рассмеялась. Да что Гермиона… Даже лицо Люциуса озарилось слабой улыбкой, когда потерявший равновесие Оскар шлепнулся прямо на него и радостно залопотал что-то. «Так уж получилось, что для нас обоих Оскар — это бесконечный источник счастья…» — подумала она, с легким удивлением глядя на смягчившееся лицо Малфоя. Казалось, теперь перед ней лежал совсем другой человек. — Он заслуживает жить в лучшем мире, чем жила я и его отец, — тихонько произнесла она и заметила, как Люциус помрачнел. Опасения ее все еще никуда не делись, и Гермиона прекрасно понимала, что этот человек, который так сильно нуждался в Оскаре, позже может стать и причиной страданий ее сына. Потому что на жизнь они с Люциусом Малфоем смотрели все-таки очень и очень по-разному. И пусть сейчас он защищал Оскара, но, с другой стороны, ведь именно этот человек воспитал в свое время Драко. Она много размышляла над этим за последние месяцы. Очень хотелось верить, что жизненный опыт и случившиеся потери изменили Люциуса. Но… было страшно проверять заслуженность этой веры на своем мальчике. «Мне нужно твердо знать, что Люциус не взрастит из Оскара второго Драко. И нужно, чтобы он научил меня сражаться. Я… я еще понаблюдаю за вами, мистер Малфой. Считайте, что пока вы на испытательном сроке», — неожиданно мелькнуло в голове. ______________________________________________________________________________ А совсем скоро он уже начал потихоньку подниматься. По просьбе Гермионы эльфы даже раздобыли где-то старинное инвалидное кресло. Малфой, конечно, скривился, увидев его, но использовать все же не отказался. Но было еще одно… Гермиона заметила, что Люциусу вообще не нравится, когда ему помогает именно она. Уже чуть-чуть поправившись, он стал категорически отказываться от ее помощи. Иногда она ловила себя на мысли, что не может понять причин этой категоричности, ведь было время, когда Гермиона видела его и в более плачевном состоянии. Однако левитировать себя вместе со своим креслом вниз по лестнице Малфой ей все же позволил, хотя и насупившись. Мысленно хохотнувшая Гермиона даже не сомневалась, что Люциус просто-напросто не доверяет уровню ее магии. Она подозревала, что в его сознании до сих пор сильны предрассудки и подозрения, что магия маглорожденной не могла быть столь же полноценной, как и его. «Вот когда начнет заниматься со мной, то узнает, какая у меня магия!» — упрямо думала Гермиона, но вслух ничего не говорила. На самом деле она очень ждала, когда сможет заговорить с ним об этом, и очень надеялась, что Люциус согласится. Что греха таить… его боевые навыки казались впечатляющими. Конечно же, Гермиона не могла предположить, каким он будет учителем и чему будет обучать ее, но все равно... ждала этого с нетерпением. Ужасно хотелось поскорее узнать, каковы же ее собственные возможности, а еще хотелось выяснить, что и когда сделало таким хорошим бойцом самого Малфоя. Когда они наконец-то добрались до столовой, обеденный стол уже оказался накрыт, и Гермиона тихо обрадовалась, что Люциус не стал возражать против того, чтобы она подвезла его. В глубине души она вообще боялась, что он откажется спускаться вниз, но Малфой внезапно захотел этого. «Не потому ли, что Люциус больше не хочет нарушать своего привычного графика? Или ему не понравилось обедать у себя в комнате одному? Все-таки здесь, худо-бедно, к нему присоединяюсь я…» Не было за этим ужином никакого вина: после отравления Гермиона категорически отказалась давать ему что-либо спиртное. «Ладно… так и быть, если на днях отправлюсь в Лондон, куплю ему чего-нибудь сама. Причем в магловском супермаркете. Да, например, в Теско и куплю. Все-таки алкоголь — одна из немногих доступных ему радостей жизни». — Сегодня мне пришла записка от Артура, — начала Гермиона. — Он пишет, что авроры преследуют Беллатрикс Лестрейндж. В последний раз ее видели в Годриковой впадине. Вы не знаете, почему она могла оказаться там? — Никакой конкретной причины назвать не могу… — подумав, отозвался Люциус. — Знаю лишь, что именно в Годриковой впадине вырос Макнейр, но не думаю, что это могло быть причиной появления Беллы там. — Я тоже никак не связана с этим местом. Правда, когда-то давно там жил Гарри, но это было в то время, когда он был совсем маленьким. Как вы думаете, она может охотиться еще и за ним? — Возможно, — кивнул Люциус. — Поттер ответственен за смерть Волдеморта, и я могу себе представить, насколько тяжело приняла этот факт Белла. Но она не может не знать, что вашего друга уже несколько лет нет в стране. И даже если он вдруг приедет, то будет отлично защищен. Хотя… зная ее одержимость, можно предположить, что она попытается приблизиться и к нему. Гермиона задумалась над его словами. «Откуда он знает о защитных мерах вокруг Гарри? Неужели мистер Уизли мог доверить Люциусу такую важную информацию? Или же... он общается еще с кем-то из сотрудников министерства?» — последняя мысль больше походила на правду, поскольку антипатия Артура Уизли и Люциуса Малфоя до сих пор оставалась реальностью. — Чему вы хотите научиться у меня? — помолчав, спросил он несколько минут спустя. — Сражаться с Беллатрикс. Хочу научиться защищаться от нее, а еще лучше — победить. — Тогда усвойте для начала, что между «защищаться» и «победить» существует огромная разница. Поняв его мысль, Гермиона согласно кивнула и не удержалась: — А кто научил сражаться вас? — Мой отец, — отозвался Малфой, и она вспомнила, как кто-то упоминал о его отце, как об очень яркой и незаурядной личности. «Правда, еще и как об очень суровой и властной личности…» — Он был так хорош в магических дуэлях? — Пожалуй, да. В моей семье мужчины традиционно умеют защищаться. И защищать то, что им дорого. — Мужчины, но не женщины? — Нет, женщин никогда не обучали чему-то подобному. — А Оскара вы тоже будете учить этому? — Когда придет время, обязательно, — кивнул Люциус. — И чему вы научите его? — Всему, что поможет ему позаботиться о себе и о тех, кто для него важен. Гермионе стало интересно, учил ли он в свое время Драко, но спросить побоялась. Она знала, что ему будет больно говорить о сыне. Люциус избегал говорить с ней о Драко, да впрочем, и не только с ней. Нет, конечно же, Гермионе и самой не хотелось этого. Теперь, когда прошло столько лет, образ Драко потихоньку стирался из памяти все больше и больше. И восстанавливать его Гермионе не хотелось. Было время, когда она пыталась понять, почему тот совершил насилие, но теперь просто чувствовала себя счастливой, что может не думать о нем совершенно. И все же… опасения, что Люциус примется воспитывать из Оскара еще одного Драко, у нее оставались. А что было еще страшней, так это то, что они с сыном оказались связаны с Люциусом Малфоем и с его домом, с его семейными традициями. Связаны навсегда и бесповоротно. — Учтите, если вы попытаетесь навязать свою ужасную жизнь Оскару, я буду сражаться с вами изо всех сил, — помолчав, бросила она Малфою. — Итак, вы хотите, чтобы я именно для этого и научил вас полноценно биться? — криво усмехнулся тот. — Я уже говорила, что буду оберегать своего сына от вашей идеологии любой ценой. — Когда вы наконец-то поймете, что я собираюсь всего лишь подготовить своего внука к жизни? Обеспечить ему статус и процветание в этом сообществе. — Не уверена, что волшебный мир стоит того, чтобы жить в нем, — упрямо огрызнулась Гермиона. — Тогда зачем вы так трудились над моим спасением? — Люциус поднял глаза от тарелки и изучающе уставился на нее в упор. — Если бы я умер, вы тотчас освободились бы и от меня и от всего того, что столь обременительно связывает вас с семейством Малфоев. Да и с магическим миром, если решили бы все-таки оставить его, — казалось, он искренне недоумевает, пытаясь разобраться в мотивах Гермионы. — Нам с Оскаром нужны ваши сила и опыт, — ответила та. — Я недостаточно сильна, чтобы защитить его. — Но вы всегда могли бы обратиться за помощью к аврорам, — его слова были правдой, Гермиона действительно могла в случае нужды даже нанять телохранителей. — Может быть, я боролась за вашу жизнь из-за того, что любую неестественную смерть человека считаю глупой и ненужной. — Даже мою? — Ну что вы пристали ко мне? Неужели настолько маловероятно, что кто-то пытался спасти вас? Как же нужно относиться к людям, чтобы так им не верить? Поначалу Люциус ничего не ответил, и по его каменному лицу прочесть что-то было невозможно. Гермиона понимала, что за подобным стоицизмом кроются годы тренировок, и это ужасно разочаровывало. — Если кому-то и должен доверять человек, то лишь своей семье, — наконец произнес он. В это категоричное заявление не особо, кстати, верилось, да и не думала Гермиона, что Люциус безоговорочно доверял той же Нарциссе. Возможно, он хотел бы доверять. Так сказать, в идеале. Но теперь… его семьей стала она сама, и вопрос доверия теперь стоял именно между ними. Гермиона знала, что Малфой защитит ее, она видела это своими глазами. А он… убедился, что, если понадобится, и она тоже защитит его. У них возникла невероятно странная, почти необъяснимая ситуация. И Гермиона не могла найти, что сказать… Люциус уделял такое большое внимание доверию, в то время как для нее доверять людям было абсолютно естественно и нормально. Но теперь… они оказались связаны. «И взаимным доверием в том числе. Он хочет знать, может ли повернуться ко мне спиной…» Не зная, что ответить, она запуталась в сумбуре собственных мыслей. Гермиона не понимала, куда катится ее жизнь и каковы будут последствия. Но… факт оставался фактом: она доверяла Люциусу Малфою!