Поток

Дебрецен. Венгрия. Март 2016. «Позволь себе быть втянутым в поток того, что ты действительно любишь. Он тебя не обманет…» Ты вздохнул и отложил книгу в сторону. Фраза цепляла. Правда, ты не мог понять, чем. Перечитал две строчки раз десять и плюнул. «Алиса в Зазеркалье». «Это финиш, Плисецкий». Зачем ты ее вообще взял с собой? Машинально кинул в сумку, когда собирался. Авось поможет. Чем, спрашивается? Раскроет твое предназначение? Или докажет, что не все в жизни дерьмо? Идиот ты, Юрка! Тебе просто нужно, чтоб она была рядом. Такой вот розовый слоник в качестве талисмана. Вспомни, когда в последний раз тебе кто-то что-то дарил? Дедушка и всякий хлам со льда не считаются. А тут Яков! Яков, от которого не то что подарка — доброго слова порой не сыщешь. Подошёл, наорал, а потом, когда ты уже приготовился показать своё идеальное знание русского, сунул в руки дурацкий свёрток. И ушёл. Получи-распишись, Плисецкий. А что ты? Ты стоял с разинутым ртом, как кол в поле, кромсая ногтями цветную обложку. Ты хоть понимаешь, как тебе тогда повезло? Тебе показали. Нет, тебя ткнули носом, что можешь быть счастлив и вне ледяной лужи. Без медалек, без тумбочек с номерами. Можешь. Или мог. Хорошее такое прошедшее время. А настоящее лежало сейчас рядом с ногой на кровати и целенаправленно выносило мозг третий вечер. Медленно, методично завинчивая винтики в твою башку. А ты и не противился этому. Наоборот позволял — книга нравилась. Определённо. Хорошо отражала теперешнюю жизнь. Все с ног на голову — обратная сторона зеркала. Плюс куча подходящих случаю метафор, большинство из которых деткам запрещено произносить. Вот и ты молчи, Юр. Молчи! Ты ведь для них ребёнок. Безобидный истерик, сжигающий все на своём пути. Включая себя. Феникс. Алая татуировка на правом плече, скрывающая от всех безобразный шрам. Твоя первая попытка вылететь из гнезда. Твой первый Allegro… А что, отличный образ для новой программы. Свежий. Возможно, стоит его когда-нибудь воплотить. Ты яростно откинул солому со лба. «Вы только гляньте. Наш малыш вырос! В кои-то веки все сделал сам». Браво! Яков кончит от счастья, и Лилия… И Никифоров. Хотя, нет! Никифоров просто поржет и взлохматит твои отросшие космы. Мол, играйся, пока позволяет возраст. И ты даже не сможешь ничего возразить. Кто ты, а кто ОН. Он — Бог. И мудак по совместительству. Хороший такой, полностью состоявшийся, выдержанный, как вино, мудак. По сравнению с ним ты ещё газировка. Куча пузырьков без вкуса и смысла. Шипеть и пускать пену — вот все, что ты можешь. Пока! Рано они поставили на тебе крест. Рано! Даже у «Дюшеса» есть право на последний пшик, а потом хоть в помойку. Правда, слово «последний» тебя совсем не устраивало. Ты ненавидел его. С детства, с первых минут рождения. Выжженное в крови, в душе, незримое, оно не давало покоя, не позволяло бросить. Ты не плакал. Никогда. Не при них. С самого начала, с первых дней в Питере. Ты запретил себе эту слабость. Ты был в отчаянии. Ты стискивал кулаки и улыбался. Всегда. В больнице, когда накладывали швы на плечо после неудавшегося прыжка. В зоне ожидания, когда на табло загорались проклятые цифры. Ты улыбался, а вечером молча складывал коньки в сумку и возвращался на лёд. Работники катка крутили у виска пальцем, но пропускали. Яков махал рукой и уезжал домой. А ты оставался. Отрабатывал четверной лутц, тулуп, дорожку. До посинения, до чертовой тряски в коленках, а потом без сил опускался на лёд и смотрел вверх. Туда, где за толщами железных конструкций, множества балок и проводов, было спрятано небо. Огромное. Звездное. Бесконечное небо. Несущее покой и помогающее не сдаться. Дотерпеть, похрипеть и вновь идти. Ты любил это небо. Прямо как дедушку. От воспоминания о деде все внутри сжалось. После короткой ты ему так и не позвонил. Не смог. Точнее, не решился. Звонить надо было, а пальцы сразу деревенели, стоило взяться за телефон. Ты специально заходил в Twitter, прокручивал ленту Instagram и отшвыривал гаджет в сторону. В общем, оттягивал время, как мог. Зачем? Боялся, наверное. Услышать басистый с легкой хрипинкой голос и разреветься, как баба. В голос, чтоб слышно на весь этаж. На весь отель! Чтоб тот, кто сидит там наверху, кто с довольной лыбой ставит подножку, стоит тебе хоть немного поверить, наконец отвалил. Дал свободно вдохнуть. И катись все в Ад. Потому что дышать хотелось. Жить хотелось. Гребаную медаль хотелось! Как никогда! Но никак не поддержки. Не торта из соплей и любви с нанизанной сверху вишенкой веры. Не слов: «…все получится, соберись, Юрочка. Будет и на нашей улице праздник!» Будет! Вот прям завтра и будет грандиозный такой праздник, плавно перетекающий в ещё более грандиозную попойку. Ты зло оскалился: это зрители считают юниоров невинными ангелочками. Что ж, их право, пусть и дальше считают. Золушка тоже много чего считала, пока в полночь карета не стала тыквой. «Пинка тебе надо, Юрка. Хорошего такого увесистого пинка, чтоб все тараканы из ушей вылетели!» «Пинка-то пинка, Яков Андреич, да кто его даст?» Действительно, кто, если даже у Фельцмана не выгорело. Он ведь и так нашёл, отогрел, комнату выбил, на стипендию поставил. Дал тебе такой стартовый разгон, который другим и не снился. А тебе все мало. Гормоны, видите ли, заиграли. Разожрался на вольных харчах и бесишься. Живёшь, как принц, талантом не обделён. А все ищешь чего-то. Все пытаешься доказать. Что? Кому? Деду? Дед родился в голодные годы после войны, жизнь, можно сказать, прожил. Что ты ему докажешь? Чем удивишь? Единственное его желание — здоровый, счастливый внук. На коньках, без коньков — не имеет значения. Ты — его семья, он — твоя. Не те двое, сгинувшие в неизвестном направлении, стоило тебе сказать своё первое «агу». Он всегда с тобой — падай-не падай. Встретит в Шарике, сунет пакет пирожков, положит Невского под бок, если уж совсем все хреново. Пусть мяучит, помогает, на то и кот. А ты боишься сделать один звонок. Тряпка ты, Плисец. Какой из тебя чемпион? Забудь! И про лёд забудь, и про Никифорова с его обещанием. Он вот точно, походу, забыл. Больно нужны ему сопляки. Больно ему нужен ты. Ты вообще никому не нужен, кроме дедушки, к слову. Тот, конечно, пожурит немного и отойдет. И вообще — спиной ляжет, Якова придушит, а в обиду не даст. Вот и думай, Юрка, хорошо так завтра подумай перед тем, как прыгать тройной лутц. Перед тем, как звереть и искать виноватого. Сам брякнулся в яму — сам и вылезай. Не жди снисхождения. Новый год закончился, Санта в Лапландии, все адресаты получили подарки. Ты уронил руку на глаза и шумно втянул носом воздух. Пахло городом, чистыми простынями, перегретым металлом светильников и конфетами. Родными шоколадными конфетами. Дед перед отъездом снова сунул пакет в твою сумку. Думал, не заметишь. Ты и не заметил, только внутри стало тепло-тепло. Ты не раскрыл его, таскал с собой от старта к старту. Пусть лежит. До Москвы. До дома. С кружкой мятного чая, укутавшись в старый плед, обнять ворчащего Невского и съесть все одним махом. Совесть мягкой когтистой лапой поскребла по рёбрам. Ты улыбнулся в пустоту — было забавно представить кота в роли своей совести. С другой стороны, почему бы и нет? Хотя, справедливости ради, имелся ещё один кандидат. Который, кстати, тоже ждал новостей. Телефон слабо тренькнул, затерянный где-то в недрах гостиничного одеяла. Выудив трубку, ты улыбнулся. На экране открылось окно WhatsApp. — Кто б сомневался. Можно ли понимать друг друга без слов? В данном случае возможно и не такое. Mika: Как ты, Птиц? ice tiger: Привет, Мика. Четвёртый в короткой. Имя удалось правильно написать на пятый раз. T9 упорно менял его на «Миша». Ты не менее упорно стирал и печатал заново. Хотя, если быть честным, проклятый редактор все-таки прав. В реальности Мика был Мишей Сато, и сейчас, по твоим расчетам, эта наглая русско-японская морда уже должна была находиться в своей квартире на Петроградке. Mika: За что сняли баллы? ice tiger: Запорол дорожку и аксель. Mika: Живой хоть? ice tiger: Когда увидел лицо Якова, думал — все. Смерть. Но косу, видно, не пропустили через металлоискатель. Mika: Считай, что свезло. С твоим мамонтом лучше не связываться. Mika: А почему аксель? Куда дел тулуп?» ice tiger: Поменял. Mika: На открытой? ice tiger: Нет. Уже во время проката. На том конце произошла заминка. Ты мог поспорить на что угодно — Мика сейчас роется в бумагах, попутно что-то набирая на ноуте. Основную работу он всегда делал сам и, по возможности, дома. Мог вообще ночь не спать. Растяни сутки еще часов так на -дцать, этот кадр будет лишь рад. Однажды ты уже попытался наладить его режим, честно вооружившись всеми полученными за последние годы спортивными знаниями. Зря — ни хрена не вышло. Mika: Что помешало? На секунду ты немного завис. Мика всегда задавал именно те вопросы и не разменивался по мелочам. Если решил заменить тулуп — молодец, значит, так надо, значит, уверен. А теперь объясни, почему облажался. Ведь мог же? Мог! Так в чем проблема? ice tiger: Да очкарик один помешал. Он ко мне ещё с Европы неровно дышит. Сейчас, похоже, зависли на другом конце. Ты мысленно представил, как Мика убирает с колен компьютер, ставит кружку с кофе где-то рядом с ногой, наклоняется вперед через стол и меряет тебя хитрым прищуром: Mika: То есть, на каждом старте, стоит твоему очкарику появиться на скамейке, ты будешь эффектно приземляться на задницу? Так получается, что ли? Или я в чем-то ошибся? Захотелось раздолбать телефон об стенку, а следом за ним и голову. ice tiger: Что-нибудь придумаю. Mika: У тебя старт завтра. Что-нибудь не поможет. Нужна конкретика. — Конкретику ему подавай… Видели б тебя в этот момент фанатки. Лицо маньяка-убийцы. Дожил, Плисецкий! ice tiger: Зараза. Mika: Всегда к вашим услугам. Ты фыркнул смеющемуся смайлику. По-доброму так фыркнул. Mika: Деду звонил? Мягкая лапа на груди выпустила немного когти. ice tiger: Позвоню. Если у собеседника на том конце имелись какие-то мысли на этот счёт, то он предпочёл их не озвучивать. Mika: Во сколько начало? ice tiger: По плану в 12:00. Mika: Отлично. Беру колу, попкорн, сажусь в первый ряд. Твой дикий ржач, кажется, услышали в соседнем номере. Во всяком случае, за стеной что-то брякнуло. ice tiger: Прям как на фильм собрался. Mika: Почему бы и да? ice tiger: А работа? Mika: Разгребу, не впервой. Это его «не впервой» внушало мало доверия. Найти окно в столь сумасшедшем графике лично ты не представлял возможным. От слова «совсем». Но это же Мика. Хаос, пробки, кирпичи с неба обычно ему не мешали. Хотя кирпичи, наверное, могли бы немного замедлить. Mika: Так что Питер завтра с тобой. ice tiger: Уже катаюсь по полу от счастья. Мика был старше. Начавшись почти случайно, ваша дружба быстро перетекла в отношения питерской крыши и дождя — одно вряд ли можно было представить без второго. Mika: Вот и катайся, злись, лёд грызи, главное — не хандри и не сомневайся. В твоей ситуации нужно иметь очень твёрдую уверенность в своих силах. Только так победишь. Ты нахмурился и перечитал несколько раз последнее сообщение. Собеседник ещё что-то писал. Долго. На мгновение возникло острое желание вырубить телефон, но ты сразу запинал эту мысль в дальний угол, пока она не переросла в нечто большее. Экран загорелся, показав новое сообщение: Mika: Пусть другие трясут коленками. А у тебя нет такой роскоши, и никогда не было. На самом деле ты и сам прекрасно знаешь, что завтра делать. Вот. Подумай, наведи порядок внутри. Жизнь — по-любому синусоида. Упал — поднимись. Почувствуй музыку, скользи в потоке. Только вперёд. Надо — лбом! Только морду не разбей. Она тебе еще на Гран-при пригодится! Невский на груди довольно мяукнул — мол, вот видишь, есть на земле умные. ice tiger: Спасибо, Мика. Mika: Не за что, Птиц. Все, ушел работать. Ты отправил следом несколько смайлов и закрыл окно чата. Взгляд скользнул на часы. В Питере уже за полночь, нормальные люди давно спят. В Дебрецене, кстати, тоже рассвет не брезжил, что не мешало некоторым спортсменам пойти собираться на прогулку. У каждого свой критерий нормальности. Достав из шкафа куртку с леопардовым принтом, ты выскользнул через чёрный ход. Хвала персоналу, что оставили лазейку для таких идиотов. Мимо пронеслось такси, отчаянно просигналив. Ты показал ему средний палец и двинулся дальше. Если не изменяла память, где-то рядом располагался небольшой парк, и утром ты уже успел приметить вдали несколько деревянных скамеек. Накинув на голову капюшон и вобрав в лёгкие приличный глоток вечернего воздуха, ты шагнул на выстланную черепицей дорожку. Два шага — один вдох. Спешить не хотелось. Царящий внутри хаос улёгся, даже Невский прекратил доставать, а тихо урчал и тыкался мокрым носом в ухо. Над головой чернело небо, правда, из-за городских огней было почти не видно звёзд. Вдалеке пробили часы. Кажется, рядом с отелем стояла церковь. Можно и до нее прогуляться, время пока позволяло. Ты вытащил телефон и набрал номер.