Поток

Когда все катится к чертям, есть два варианта: взять санки и получить удовольствие или же сделать хоть что-нибудь. «Что-нибудь» в твоем случае подразумевало кричащего в трубку Фельцмана, неотложку и какого-то очкастого доктора. В общем, ночь прошла под девизом «пиздец». Проспав в общей сложности около часа, ты все равно приперся на завтрак. Однако Яков твое геройство не оценил: окрестил ленинградским блокадником и уехал на подтверждение об участии. Безумно захотелось кого-нибудь уебать, но предполагаемых жертв, к сожалению, не обнаружилось. Бросив на тарелку остатки от сухаря, ты поднялся в номер и сразу плюхнулся на кровать. До отъезда осталось минут пятнадцать. Время растянулось, как жевательная резинка, отмеряемое чередой медленных вдохов и выдохов. Сосредоточиться на чем-то конкретном не удавалось. Мозг словно завис в промежуточной стадии, решая, стоит ли ему ещё напрягаться или проще все-таки окончательно вырубиться. Даже Невский на груди как-то странно притих, только хвост иногда слегка вздрагивал. «Все верно, кошак. Мы в полной заднице. Знать бы ещё, как из неё выбраться». Кот молчал, отказываясь помогать, зато телефон в куртке ожил. Ты сгрёб рукой ремни красной Bosco — пора было спускаться на шаттл. «Феникс Арена» находилась в пяти километрах за городом. В график вы, к слову, вполне укладывались. Жаль, сей факт никто заранее не озвучил водителю. Возомнив себя звездой автогонок, этот мудак гнал, как проклятый, пару раз умудрившись проехать на красный. На очередном вираже ты не выдержал и вылил на неудавшегося Шумахера отборную порцию мата. Хорошо, что лишь мата — сохранить текущую локацию сухаря в желудке на данный момент стало главным приоритетом. Из машины ты вывалился с одной простой мыслью: «Почему мне не позволили сдохнуть?!» Внутрь пришлось пробираться чуть ли не тайными тропами, минуя кордоны из прессы и особо диких болельщиков. Сопутствующий каждому мало-мальски крупному старту бедлам в Венгрии достиг достойного размаха. Даже русские понаехали. Ты задержал взгляд на трехцветных полотнищах и только потом приступил к разминке. Один полный круг, пара-тройка дорожек. Как выразился однажды Мика: «…набор начинающего десантника…». Уловив твой настрой, Яков велел закругляться и даже выпнул из кика, тонко намекнув, что до часа Х безопаснее ему на глаза не показываться. Ты, собственно, и не возражал. Орден за неудавшийся на разминке флип тебе все равно бы не дали, да и в больницу теперь вообще не хотелось. Раздевалка неожиданно оказалась пустой. Ровный ряд металлических шкафчиков занимал добрую треть основного пространства. Несколько скамеек, вешалки и огромное зеркало во всю левую стену. Тихо, скромненько. То, что надо. Ты опустился на ближайшую лавку, подложив под голову фляжку с напитком. Почему-то на ум пришло глупое сравнение с Виктором, точно так же валявшимся утром после какого-то там банкета. Фельцман тогда орал, как укушенный, под конец даже лишившись голоса. Зря вы тогда еще обрадовались. Быстро мамонт умел выкручиваться — на следующую тренировку принёс свисток. Трель стояла на весь Ледовый, виски ныли почти неделю. А желание убить одного алкоголика стало под конец практически невыносимым. Ты хмыкнул, прокручивая в голове тот случай, а затем со вздохом перевернулся на бок — собственное отражение в зеркале смерило презрительным взглядом. Ты послал не менее красноречивый в ответ. Телефон в руке просигналил. Mika: Ну и как будешь выкручиваться, Птиц? ice tiger: А надо ли? Может, пошло оно уже все, а, Мик? Mika: Не вопрос. Пошло так пошло. Лично мне подойдёт любое твоё решение. Лишь бы тебя оно устраивало. ice tiger: Просто сдохнуть или сдохнуть красиво. Королевский выбор прям дали. Mika: Иногда и такого нет. Ты, главное, рот не забудь закрыть, когда начнёт звучать музыка. Несмотря на поганое самочувствие, кончики губ приподнялись — умеют же некоторые подбодрить, ничего не скажешь. Ты запихнул гаджет в куртку. Лавка под тобой вдруг резко вздрогнула, словно кто-то по ней шарахнул кувалдой. Пришлось подняться. Так точно можно умом тронуться, дожидаясь своего выхода. А ведь не первый в очереди, да и до конца прогона ещё минуты три. Или две? В принципе, пофиг! Ты потянулся за капюшоном ветровки, чтобы накинуть его на голову. Получилось не сразу. Пальцы не слушались. — Гадство! Хоть на задницу падай и медитируй! Хотя падать точно нельзя. И морду кривить нельзя. Проблем и так выше крыши. Видно, «льзя» сегодня лишь прыгать. По возможности, тройным акселем. И плевать, что на тренировках не всегда получается. Просрать же короткую вчера получилось. Ну так перёд! Издалека послышался шум трибун. Ты оскалился, как загнанный в клетку тигр. Невский на груди скептически фыркнул. Мол, сильно переоцениваешь ты себя, парень. Хомяк не тигр, хоть и страдает бешенством. Яростно одернув задравшуюся куртку, ты отправился в зону выхода. Фельцман и Барановская встретили убийственным спокойствием. Вылитые террористы-смертники, только глаза пылают. Странно, как лед ещё рядом не плавился. Видно, приняли уже все это дерьмо. Не смирились — тренерская гордость бы не позволила — а именно приняли. Мол, что будет, то будет. Как сказал Царь из мультика: «Русские не сдаются!». Вот и эти, похоже, не сдались. Ты был благодарен. Якову — за то, как грубо сдернул блокаторы. Лилии — за сжатые в тонкую ниточку губы. Даже долбанному осветителю, направившему в лицо луч прожектора, стоило только ступить на лёд. И затихшим в предвкушении свежей крови зрителям ты был благодарен до самых печёнок. Облачка ледяной пыли отмеряли шаги. Ты медленно скользил по застывшему озеру, ощущая всей кожей голодные взгляды. Каждое катание — личное откровение зрителю. Твой внутренний выебон, проще говоря. Кусок души, оформленный в блюдо, которое позже подашь на стол. Извольте откушать — не подавиться! А там — кому как зайдёт. В конце будет уже все равно. Ты не спеша двигался к самому центру, слушая мерный рокот трибун. Они будто требовали чего-то, и от этого становилось еще более мерзко. Отдавать было нечего и не хотелось. On Fly так и осталась пустой страницей, твоей не написанной в книге историей. Несколько месяцев ушло на подбор образа, но все-равно в итоге — херня. Тонкая сетка врезалась в кожу, мешая сделать нормальный вдох. Ты смотрел на прилипших к своим местам зрителей и с каким-то садистским удовольствием понимал — собраться не получилось. Никак. Осталось одно — отпустить тормоза, а там, глядишь, куда-нибудь да прикатишься. Ты встал в позу, софиты погасли… Темнота… Лёгкое мерцание под ресницами. Стройный силуэт в круге огня прожектора. Сотни прикованных к нему глаз. Не укрыться. Они раздевают. Снова! Не оставляют на тебе ничего. Ты ненавидишь их… Костюм… Тесный. Прозрачный. Зачем ты надел на себя эту дрянь? От чего она защитит? От кого? Бесит… Цвет… Кто выбирал его для тебя? Бирюзовый! И эти шелковые лоскутки. Летящие. Как перья птицы. Какая еще нафиг птица?! Идиоты… Тишина… Они молчат. Все они. Но стоит хоть раз ошибиться или, наоборот, сделать что-то сверх нормы… Они взорвутся! Оглушат! Это как бомба с часовым механизмом. Долбаная тишина. Тик-так… Удары сердца… Почти секунда в секунду. Первая. Вторая. Третья. Падают, превращаясь в ничто. Или это ты превращаешься? Растворяешься в пустоте. Этому чувству пока нет названия, но ты уже ненавидишь его. Досрочно… Звук… Лёгкий. Слишком легкий, но тело слышит его, тело давно привыкло, натасканное месяцами тренировок, тело тянется. Это словно наркотик. Ты не можешь сопротивляться. Ты позволяешь. Ненавидишь и позволяешь. Бежать больше некуда… Голос… Буквы складываются в слова, слова — в строки. Куда-то зовут, манят идти за собой. И ты идешь. Проклинаешь, но все же идешь. Ведь они обещают… «Стая птиц, парящая в вышине. Просто стая птиц…» Свободу… Значит, вот она какая. Ты всегда считал ее чем-то возвышенным, чем-то совершенным. А оказалось… Нужна ли она теперь тебе? Вот такая она? Что с ней делать? Ты не знаешь, но это не главное. Главное — что ты можешь двигаться. Сам. Впервые так, как захочешь. Весь остальной мир — там, за бортиком. Ты — здесь. Это твое небо. Крылья окрепли… «Я всегда смотрю в небо, молюсь перед рассветом…» Первые блики света… Первый взмах рук… Первый прыжок. Тройной флип. Идеальный. В высокой ноте. Первая безумная волна криков и стонов. «Вы ведь этого хотели? Смотрите же!» Они смотрят, ловят каждое твоё движение, каждый вдох. Тебе плевать. Они все равно не поймут. Никто из них. Ни Виктор. Ни Яков. Может быть, Мика? Или дедушка? Но нет. Конечно же, нет. Это то, что внутри тебя. То, что останется только с тобой. Твои личные «не могу» и «невозможно», твои брошенные «хочу» и «надеюсь». Твоя мечта… «Потому что они всегда летят…» Ты шёл к ней. К своему билету. В рай или ад? Разве это имеет значение? Лезвие на левом коньке выбивает крошку. Тройной сальхов — секунда — тройной тулуп… Первая дорожка шагов… Ты оттачивал свое мастерство годами. Сбежал из Москвы в Питер, бросил все. Ты захотел того, что удавалось каким-то Никифоровым. А кто сказал, что ты не сможешь стать таким, как они? Не сможешь стать лучше? И превзойти, взлететь выше всех остальных. Когда-нибудь… Очень высоко… В тройном акселе! Приземление… «Я стал дымом, я поднялся вверх и последовал за ними…» Тебе ещё придется расти, меняться, ломать себя, превратить в того, кем никогда не был. Не хотел быть! Тебе придется продать душу. Возможно… По собственному желанию… Но это все завтра. Или послезавтра. Или вообще никогда. Какая, в сущности, разница, когда есть «здесь и сейчас». И в это «сейчас» ты способен на многое, пусть не на все. Ты сотни раз поднимался и ждал, проглатывал слезы, терпел дикую боль. И сбрасывать себя со счетов ты никому не позволишь! Не им! Даже себе самому. Ты выдержишь дорогу, сколь бы быстрой и трудной она ни была… Вторая дорожка шагов… «Они улетают: минута — и их нет, Чуть позже ты узнаешь, что они исчезли. Летите же!» Сколько ты еще продержишься? Секунд тридцать? Чуть меньше? Если где-то там есть то, ради чего стоит бороться, ты будешь бороться, даже если силы уже на исходе — ты потратил последние на Бильман… Петля… Переход… Сердце ударяет в груди. Сильно. Громко. Отсчет пошел… Девятнадцать… Восемнадцать… Плевать на силы. Плевать на расплывающуюся перед глазами арену. Центр где-то там… Близко… Семнадцать… Шестнадцать… Ты уже не видишь, но еще можешь слышать. Хруст льда под коньком. Кто-то за спиной охает, кто-то отчаянно дует в какую-то хрень. Волосы с шелестом пробегаю по щекам, когда ты взвиваешься вверх… Тройной риттбергер… Пятнадцать… Четырнадцать… И сразу же за ним, через каких-то пять метров… каскад: тройной сальхов — ойлер — тройной тулуп… Девять… Восемь… Шквал аплодисментов. Сорванное дыхание. Его уже не восстановить. Тебя уже не остановить! И не надо. Осталось немного… Семь… Шесть… Чуть-чуть дотерпеть. Небольшой полукруг… Пять… Четыре… Протянуть руку к потолку. Что-то холодное и солёное катится по щекам… Не обращать внимания. Не думать… Мыслей нет… Тебя нет. Ты там, в небе. Свободен. Им ничего не досталось. Музыка стихает… «Лети! Однажды я полечу рядом с тобой! Лети!» Три… Два… Свет бьет по зрачкам. Повисшая на миг тишина, а за ней взрыв. Слишком громко. Что это? Конец? Или нет? Вроде, ты должен еще что-то. Дойти куда-то… Но вначале… выпрямиться. Осторожно. Медленно. Повернуться. Шаг. Второй. Улыбка. Да, именно так, ты это умеешь. На ходу подобрать букет, игрушку… Секунда. Удар сердца. Вздох. Наконец-то последний. Один… Ноль… Время вышло…

***

Ты очнулся от тупой боли в рёбрах. Что-то жёсткое упиралось в бок. Скосив глаза, ты обнаружил источник. Лавка. Чертова лавка из раздевалки. Гребанное дежавю. Если бы не одеяло на плечах да насквозь промокший костюм, то можно было бы предположить, что ты никуда не уходил. Что прошедшие несколько часов — сон. Длинный, выматывающий, но все-таки сон. А сейчас ты проснулся. Только стоило ли оно того? Виски пульсировали. Ты попытался сосредоточиться, но в голове словно мокрой тряпкой проехались. Куча вопросов — и ноль ответов. Даже разозлиться не получилось. Потому что на злость тоже силы нужны, а их нет. Ты и дышать-то толком не мог. Так, по инерции запихивал в лёгкие какую-то гадость. — Проснулся, Спящий красавец? Тебя слегка передернуло от знакомого голоса. Из всех желанно-нежеланных сущностей этого мира сию особу хотелось видеть меньше всего. По возможности — вообще никогда. — Чего приперлась, баба? — Ого… Тигр показал зубки — значит, жить будешь. Мила села на край лавки и протянула картонный стаканчик. Из небольшого отверстия на крышке вырывалась тонкая струйка пара. В нос ударил приятный запах. Выдержав должные пару секунд — кто сказал, что ты благодарен? — ты взял предложенный напиток и сразу сделал большой глоток. — Что за..??!!! Какой идиот бухнул в чай центнер сахара?! — Тот же, который достал для тебя одеяло. — В ноги кланяться обязательно, или можно чутка обождать? — Кланяться вообще-то не надо, а вот научиться говорить «спасибо» все-таки стоит. — Да пожалуйста!.. Дерзить Миле вошло в привычку. Стало неким ритуалом, что ли. Но иногда все же стоило держать язык за зубами. От возникшей неловкости избавил непонятный шум со стороны входной двери. — Стервятники. Давно уже караулят. Девушка непринужденно пожала плечами, заметив твой вопросительный взгляд. — Яков минут тридцать их тут гонял. Толку-то… Лилия справилась бы, но она сейчас занята. Пресс-конференция или что-то типа того. Ты закусил губу, быстро прогоняя в уме варианты, как смыться. — Дождись Барановскую — тёплая ладонь легла на плечо. — Хватит нам одного твоего эпичного обморока. Стаканчик в пальцах хрустнул. Ты с ужасом представил последние посты в ленте. Мила понимающе хмыкнула и ободряюще потрепала тебя за волосы. — Расслабься. Никто не видел. Ты здесь уже отрубился. Яков тебя сразу из кика увел, даже результаты на табло не успели высветиться… — Ах да, чуть не забыла, — сумка с крупными буквами «RU» приземлилась у ног. — Вроде, все вещи собрали. Но, ты скажи, если вдруг чего нет… — И, Юр… Девушка поднялась и широко улыбнулась. — Ты — молодец! Почему-то захотелось провалиться сквозь землю. Дверной замок слабо щёлкнул. Было странно вновь остаться с самим собой. Тело гудело, будто его несколько раз прокрутили через мясорубку. Хотелось как можно быстрее оказаться в номере и упасть на кровать или на худой конец просто еще выпить чаю — на сей раз нормального! — да съесть все дедушкины конфеты. В общем, как можно быстрее сделать хоть что-то, что поможет вновь почувствовать себя прежним…